Глава 11 Политика, религия и культура: новая психоистория

На мои интересы сильно повлияли прочитанные в детстве работы Зигмунда Фрейда. Меня пленили прагматичные аспекты психологии - мотивация, эмоции, психические заболевания, но я остался равнодушным к таким ее областям, как восприятие и переработка информации. Но еще большее воздействие на меня оказал другой популярный в моем детстве писатель, обычно ценимый не так высоко, как Фрейд, - это Айзек Азимов, плодовитый писатель-фантаст, романист и провидец.

В своей трилогии «Основание. Основание и Империя. Второе Основание», книге, от которой невозможно оторваться и которую я, будучи юношей, прочел за 30 часов, Азимов описывает человека, ставшего героем для прыщавых, интеллектуальных подростков. Его Гари Сэлдон - ученый, создавший науку под названием «психоистория» для предсказания будущего. Сэлдон убежден, что отдельные люди непредсказуемы, но масса людей, подобно совокупности атомов, становится высокопредсказуемой. Все, что вам нужно, - это статистические уравнения Гари Сэлдона и открытые им поведенческие принципы (Азимов не поделился ими с читателями), и вы способны предвидеть ход истории, даже последствия кризисов. «Ничего себе! - думал впечатлительный подросток. - Предсказывать будущее с помощью психологических принципов!»

Это восхищение осталось со мной на всю жизнь. Будучи молодым преподавателем, в начале 1970-х годов я почувствовал волнение, когда узнал, что такая область знаний, как психоистория, действительно существует. Спустя некоторое время мы с моим близким другом Аланом Корсом, тогда старшим преподавателем истории в Пенсильванском университете, даже провели семинар для аспирантов на эту тему. Так мы смогли поближе познакомиться с научной версией азимовского изобретения. И были разочарованы.

Мы узнали о попытке Эрика Эриксона применить принципы фрейдистского психоанализа к Мартину Лютеру. Противостояние Лютера католицизму, по мнению Эриксона, берет начало в приучении его к туалету. Профессор Эриксон вывел эту изумительную гипотезу из обрывочных сведений о детстве Лютера. Разумеется, Гари Сэлдон имел в виду нечто другое, не это искусственное, притянутое экстраполирование. Во-первых, следуя такой логике, вряд ли он добился бы многого. Руководствуясь подобными принципами, психотерапевт не смог бы внятно объяснить упорство и неповиновение пациента, лежащего на его кушетке, даже узнав все подробности о его детстве, не говоря уже о бунтарском поведении человека, умершего несколько столетий назад. Во-вторых, то, что в те дни выдавалось за «психоисторию», состояло из исследований отдельных случаев, тогда как Азимов подчеркивал, что для надежных предсказаний необходимо обладать информацией о множестве случаев, чтобы исключить непредсказуемые индивидуальные вариации. В-третьих, такого рода психоистория, что самое скверное, не могла предсказать совершенно ничего. Скорее, брались уже давно свершившиеся события и сочинялись истории с психоаналитическим подтекстом, которые могли бы придать им осмысленный вид.

Когда я в 1981 году взялся за разработку «машины времени», призрак Азимова был все еще со мной, и я решил использовать метод контент-анализа - анализа письменных или устных высказываний, раскрывающих стиль объяснений, - чтобы оценить уровень оптимизма людей, отказывающихся иметь дело с опросниками: звезды спорта, высокопоставленные руководители, мировые лидеры. Но есть другая многочисленная группа людей, которым нельзя предложить анкету - умершие люди, руками которых когда-то творилась история. Поскольку в нашем распоряжении имелись их дословные высказывания, мы могли применить методику CAVE и выяснить их стиль объяснений. А мы могли использовать огромный спектр материалов: автобиографии, завещания, стенограммы пресс-конференций, дневники, записи терапевтических сеансов, письма с фронта, тексты публичных выступлений. Тогда я сказал Глену Элдеру, что мы можем творить психоисторию.

В конце концов мы получили три важных компонента, наличия которых требовал Гари

Сэлдон. Во-первых, у нас был осмысленный психологический принцип: оптимистичный стиль объяснений позволяет прогнозировать способность человека противостоять депрессии, уровень достижений и твердость воли. Во-вторых, у нас был надежный способ определения стиля объяснений как живых людей, так и умерших. В-третьих, у нас были результаты обследования большого количества людей, что позволяло нам делать статистические прогнозы.

Одним весенним утром 1983 года я объяснил все это одному из самых энергичных студентов, которых я когда-либо встречал, двадцатилетнему Гарольду Зуллоу. Мне импонировали его темпераментность, оригинальность мышления и креативность. Я рассказал ему о методике CAVE, а также о перспективах, которые в связи с ней открываются перед нами, стараясь произвести на него впечатление и рекрутировать в Пенсильванский университет.

«Вы не думали о том, чтобы применить эту методику к сфере политики? - спросил он. - Возможно, мы могли бы предсказать результаты выборов. Готов поспорить, что американцы предпочли бы, чтобы ими руководили оптимисты, люди, которые утверждают, что их проблемы будут решены, а не те, кто сомневается и демонстрирует неуверенность. Вас интересуют не отдельные люди, а массы? Что вы скажете об американских избирателях, это подходящий масштаб? Вы не можете прогнозировать, как проголосуют на выборах отдельные люди, но мы, возможно, смогли бы предсказать, как они проголосуют в своей массе. Мы могли бы создать профили двух кандидатов исходя из того, что они говорят, и предсказать, кто победит».

Мне понравилось, что он говорит о «нас», поскольку это означало его согласие приехать в Пенсильванский университет. Он действительно приехал, и за следующие пять лет достиг высоких результатов. При незначительной поддержке с моей стороны он стал первым психологом, сумевшим предсказать важное историческое событие до того, как оно произошло.