Русалка

Русалка

Что стоят открытия новых материков, островов или звезд по сравнению с открытием собственной души?! Сколь часто в конце прожитых лет мы случайно иль неизбежно обнаруживаем, что совсем не знаем себя. Странно и страшно представить, что всю жизнь мы проплыли на неведомом судне, терпя лишения и заботы, сражаясь со штормами и преодолевая штили, утешаясь редкими удачами и надеясь достигнуть когда-нибудь берега Вечного Счастья! А что везем мы в трюмах? Куда стремим бег корабля, который как будто принадлежит нам и слушается нашей воли? В чем был смысл плавания, кто или что ожидает судно в конце пути? Поздно, слишком поздно искать ответа. Уж на горизонте зажглись огни иного берега. Не остановить движения волн, не заставить успокоиться ветер, не найти того якоря, что сразится со временем…

Впрочем, милосердна судьба. Каждый, кто хоть однажды задает вопрос, получает его разрешение. Не зря великие книги Бытия призывают к поиску: «Стучите в двери — и отверзнутся, ищите Царства — и обрящите». Порой становится не по себе, когда вдруг осознаешь грозную и чудесную силу наших желаний. Они сбываются неотвратимо и с точностью времени. О, если б всегда это помнить и прозревать в событиях жизни те стрелы, что мы некогда послали вперед себя.

Доктор Лондрус мало чем отличался от сложившихся представлений о людях его профессии. Обычно словесная палитра красит их в голубые и розовые тона. Милосердие, человечность, сострадание к близким, доброта и открытость, служение и готовность к самопожертвованию — готовый рецепт для некролога!

Меж тем люди нередко забывают, что внешняя сторона поведения бывает лишь второстепенной. Мотивы, цели, тайные пружины скрыты глубоко в душе. Пожалуй, из всех профессий не найдешь ту, что была бы более романтична и в то же время трагична, исполнена добродетелью и также изломанностью судьбы или характера. В самом деле, вдумайтесь в одну только деталь: нормален ли человек, добровольно идущий туда, где нет радости, где стонет болящий, где царят страдания?

Естественно ли выбирать уделом своей жизни тень, а не солнечный свет? Наконец, можно ли быть счастливым, постоянно встречаясь с ее мрачным величеством Смертью? Итог сих рассуждений очевиден. Доктор Лондрус был для себя и окружающих всего лишь образом. Скрытый своей улыбкой, знаниями и умениями, набором чувств, мыслей и слов, он являл собой загадку. Да, рядом с ним было тепло и спокойно. Его любили не только люди, но также животные и растения, а это что-то да значит. Тем не менее какая-то внутренняя тревога гнала Лондруса по чужим судьбам, землям, городам, и нигде он не мог останавливаться, чтобы обрести наконец покой или хотя бы иллюзию счастья, если не его самого.

Однажды, увлекшись историей Ганзейского Союза, доктор отправился посмотреть на старые города, лежащие по берегам Балтийского и Северного морей. В середине пути из Амстердама в Гамбург ему привиделся странный сон. Некий неизвестный господин, чье лицо он не мог разглядеть, явился к его постели и тщетно пытался его разбудить. Тряся и толкая доктора, он прилагал отчаянные усилия, требуя, чтобы спящий его вспомнил. При этом из уст его вырывались слова, явно бессмысленные: «Усни! Усни глубже и вспомни меня». Наконец, поняв свое поражение, он завершил все попытки торопливым и лаконичным сообщением: «Тебя ждут в Любеке, в таверне „Старая любовь“. Пойми же, наконец, она не может умереть без тебя». На этом сон оборвался. Самым знаменательным в истории казался даже не кошмар сновидений, просто до этой ночи Лондрус не помнил или не видел ни одного сна в своей жизни. Конечно же, он объяснял это явление особенностями своей психики. В то же время ему было неприятно, что он отличается от других людей, и, считая это недостатком, доктор скрывал его.

После памятной ночи, выдержав известную борьбу со своим разумом, Лондрус решил все-таки немедленно ехать в Любек, дабы проверить правдивость своего ночного гостя.

Нелепость сна и в то же время попытка ему последовать вызывала у доктора известное смущение. Тем не менее он справился о таверне.

— «Старая любовь»? — недоуменно повторяли местные жители. — Нет, что- то о такой не слышали.

Неожиданно нашелся один пожилой моряк, которому это название было знакомо.

— Да, да. Это заведение существовало уже лет триста-четыреста назад. Оно и сейчас существует, но носит совсем иное имя — «Встреча моряков». И до сей поры в нем сохранился прежний интерьер: столы, лавки и прочие залы, не говоря уже о пиве и закуске, которыми угощались наши предки.

Обрадованный доктор вместе со своими друзьями отправился в известную городу таверну. И правда, все было выдержано в стиле былой эпохи: и длинные столы, и вырезанные из дерева макеты кораблей, подвешенные к потолку, и достоверное ощущение корпуса судна в дощатых стенах. Несколько зал, расположенных как террасы, одна над другой, имели свои интерьеры. Если нижняя была рассчитана на простых матросов и напоминала кубрик, в котором разливался свет от подвешенных корабельных фонарей, то следующие залы приготовлялись для лиц более высокого ранга: боцманский зал, штурманский, офицерский зал и, наконец, шкиперский, отвечавший вкусам изысканной кают-компании. Из иллюминаторов на стенах вливался зеленоватый свет. В нижних залах звучала шарманка, в штурманской — камерный оркестр, в шкиперской шум голосов мешался с перебором струн гитары, и звучала скрипка. Лондрус и его приятели нашли место в последнем зале, украшенном старинными картами, компасами и деревянными резными фигурами, некогда венчавшими бушприты старых кораблей. Вскоре крепкое пиво привело компанию в мечтательный лад. Пол под ними стал слегка покачиваться, в жарко растопленном камине завывал ветер, полумрак тяжелил веки. Доктор, с интересом разглядывая интерьер, вдруг обратил внимание на старинный портрет хозяина таверны. Что- то знакомое проступало в его чертах.

— Послушайте, доктор, да ведь этот портрет словно написан с вас!

— Мало ли есть похожих людей! — отвечал Лондрус.

Он не любил привлекать к себе внимание, и в этом была еще одна его особенность. Какое-то неприятное чувство, похожее на страх, отталкивало его от зеркала, словно он боялся своего отражения. Меж тем хмель стал одолевать доктора. Откуда-то из глубины таверны зазвучала трогательная, баюкающая песня. Сначала простая, как звук колокольчика, мелодия быстро изменилась. Незримая певица вдохновлялась все новыми темами и демонстрировала немыслимый диапазон возможностей своего голоса. Сильный и звучный, он взлетал и падал, кружился и завлекал. Странное ощущение, что этим дивным голосом поет не один человек, охватывало слушателей. Более того, казалось, что духи стихий воспользовались им, чтобы утвердить себя в мире людей. И то ветер, подобно изголодавшемуся волку, выл этим голосом, то рушились волны, то кричало небо, и стонала земная твердь. Волшебница пела, и все, о чем была ее песнь, становилось явленным перед глазами тех, кто ей внимал. Лондрус сидел околдованный, и слезы неудержимо текли по его сцепленным пальцам. Туманный берег, ночное небо с лунным сиянием, пробившим облака, крик чаек, хлопанье парусов, теплое дыхание земли среди соленого запаха морских волн…

Он слушал и видел, он наслаждался и страдал, он сопереживал певице с такой отдачей, что сердца их бились в едином ритме. Вот смолк чарующий голос, и чья-то рука тронула доктора за плечо.

— Вставай, приятель! Она ждет тебя, — раздался уже иной голос, и он уже принадлежал тому незнакомцу, что явился ему во сне пару дней назад.

— Кто ждет? — едва прошептал Лондрус.

— Русалка!

Тяжелые ватные ноги с немыслимым трудом преодолевали крутые ступени, ведущие в подвал таверны. Там, среди бочек с пивом, мешками с восточными пряностями, чаем и кофе, стоял гигантский аквариум, освещенный горящими свечами. Рыбы, крабы, кальмары медленно кружились среди зеленых извивов водорослей, И вдруг среди них мелькнуло женское тело с рыбьим хвостом. Вот высветилось бледное лицо. Огромные прекрасные глаза влажным огнем плеснули навстречу Лондрусу. Шелковый плащ длинных волос раздвинулся, и точеные руки протянулись вперед. Чувства доктора взорвались еще прежде, чем память открыла ему его прошлое. Он рванулся к ней. Удар о толстое стекло аквариума отбросил его в сторону. Из разбитого носа потекла кровь. Проводник его подхватил Лондруса и отвел к умывальнику. Холодная вода привела доктора в себя. «Все в порядке», — сообщил он, приглаживая мокрые волосы и оборачиваясь к зеркалу. К его ужасу, отражение ответило ему недоброй ухмылкой и вовсе не повторило его мимики и жеста. Лондрус покрылся холодным потом. Мысль, что он сходит с ума, затопила сознание. Но нет, он не помешался. Просто зеркало было с другой стороны. И доктор взглянул в лицо своего спутника. Хозяин таверны, незнакомец из сна, он же двойник Лондруса! Выдержав долгую паузу, хозяин скорчил гримасу и пригласил доктора подняться к нему в комнату:

— Нам есть о чем поговорить, не так ли?

И то, что следовало, не могло улечься в рамки реальности. Бред, фантастика, сновидения… И в то же время…

А то время было в конце XVI — начале XVII века. Штурман Иоганнес Бердт вел датский бриг «Орион» по бурному, осеннему океану. Холодный ветер загнал вахтенных матросов в кубрик, и штурман, стоя у руля, наслаждался одиночеством. Мысли его прервал чудесный женский голос, летящий из мрака. Он пел без слов, но задевал за сердце. На смену удивлению явилась тревога. Штурман решил, что сбился с курса и проходит близко от земли. Нет, компас, звезды, карта успокоили его. Судно шло в открытом океане, и ни одного клочка суши не значилось в радиусе ста миль вокруг. Конечно же, рыбаки не могли забраться в такие глубины — тогда возможно, это потерпевшие крушение. Однако трудно представить, что отчаянное положение пловцов предрасполагало к песням. После недолгих раздумий Иоганнес повернул руль в сторону голоса. Потеряв ветер, паруса хлопнули и повисли. Судно по инерции еще двигалось, и волны продолжали его раскачивать. Бледные лучи месяца осветили крошечный островок, откуда неслось пение. Только безумием следовало назвать дальнейшее. Не предупредив никого, штурман бросил плавучий якорь, спустился в ялик и через несколько минут оказался на берегу. В изогнутой лагуне посреди островка, играя с раковинами, плескалась Русалка. Подобно картинкам из арабских сказок, меж отточенных волнами камней и песка серебряными огоньками тускло мерцали сотни жемчужин. Иоганнес поднял несколько штук, однако пение захватило его больше. Он стоял не шевелясь, любовался Русалкой и мечтал, чтобы время остановилось. Но оно не вняло его мольбам. Русалка наконец смолкла и, заметив моряка, послала ему улыбку. Еще мгновение, и она исчезла во мраке. Крупная волна ударила о берег, и ялик разлетелся на кусочки. Иоганнес прыгнул в воду и поплыл к кораблю. Ветер дул в лицо, а судно относило все дальше от берега. Иоганнес с отчаяньем увидел, что ему не догнать корабля. В это время чья-то рука подхватила его и повлекла вперед. Веревка от якоря задела его, и он схватился за нее. В свете кормового фонаря явилось ему лицо Русалки, губы ее скользнули по его губам. Пенистая волна подняла его и пери перекинула через борт накренившегося судна. Иоганнес кинулся к рулю, выправляя корабль к ветру. Вахтенные матросы уже сами проснулись и бросились на палубу. Раздались свистки. Команда спешно убирала паруса. Через несколько минут налетел шторм, в котором «Орион» едва уцелел.

Все события этой ночи показались Иоганнесу сном, если бы в карманах его не лежала горсть жемчужин. Они могли бы его сделать богатым, набери он их побольше. Но штурман Бердт предпочел песни Русалки.

Как-то за кружкой пива штурман помянул жемчужный остров. Компания моряков с удовольствием подхватила тему. Оказалось, что среди сотен морских небылиц и истинных приключений история о Русалке и острове была уже не новой. Рассказывали, что все встречи с Русалкой кончались плохо. Моряки, естественно, увлекались не пением морского чуда, а сокровищами острова. Они набивали карманы и не могли остановиться. Шторм, которым обычно заканчивалось пение Русалки, отбирал назад жемчужную добычу, а незадачливых охотников отправлял на морское дно. Верно, эта история подтверждала известные приметы, что слышать голос Русалки — значит ждать приближения шторма. Иоганнес с грустью вспомнил прощание с Русалкой, которая спасла жизнь и ему, и его кораблю. Встретит ли он когда-нибудь ее еще раз?

Да, он встретил ее снова и снова. Она находила его, даже если он плыл на других кораблях и в иных широтах. Когда он оказывался на вахте, Русалка пела ему, и шторм обходил стороной его судно. Несколько раз они встречались и на острове, и зачарованный штурман забывал о сокровищах, валявшихся у него под ногами. Зато Русалка пробудила в нем музыкальное дарование. Иоганнес приобрел скрипку, и вскоре песни Русалки, повторенные морским музыкантом, могли подчинять себе стихии. Штурман с удивлением видел, как усмиряются волны, внимая его игре, а при иной теме он мог вызвать ветер. Впрочем, самым большим талантом штурмана было его воображение. Не раз оно подводило его, когда он принимал выдумку за правду, но куда чаще оно выручало Иоганнеса. Так, в отчаянные дни скитаний, когда на корабле кончались запасы воды и провизии, среди голодающей команды, готовой к людоедству, он один сохранял присутствие духа. И выдержке его способствовала сила его воображения. В любой момент он мог представить себе самые изысканные яства и самую прохладную и чистую воду из горных источников. Видно, его стойкость в лишениях делала его избранником среди товарищей. Вскоре он стал капитаном, и не было второго, кому матросы могли бы спокойно вверить свою судьбу. Впрочем, не столь уж идеален был Иоганнес Бердт. Пылкость его чувств нередко заставляла его забывать границы. Бродяжий дух, приводивший его к монашеской аскезе на море, давал себе волю на берегу. Иоганнес просиживал ночи за картами, не считая осушал бутылки с крепкими винами, влюблялся в женщин в каждом порту, дрался на дуэлях и порой не сторонился пиратских компаний. Пожалуй, из всех перипетий Бердта выносила его фантазия. В принципе он ни к чему не привязывался, так как не нуждался в реальности. Так же как с пищей, он мог преодолевать все препятствия: изнывать от жары в морозные дни, пьянеть от солнечных закатов и, находясь в пустыне, создавать целый мир, которым правил, подобно Гаруну аль Рашиду. До встречи с Русалкой он был абсолютно свободен, но также и одинок. После ее появления стал испытывать нужду в действительности. Он тосковал по ней и мечтал о каждой новой встрече, за которую был готов пожертвовать собой.

Как-то на шумном базаре в Бомбее Иоганнес встретил старого дервиша. Скорчившись в углу караван-сарая, бедняга умирал. Никто не подходил к нему, чтобы дать глоток воды. Старик был без гроша, а во-вторых — покрыт струпьями. Страх заразы отпугивал от него, и хозяева хотели выбросить его на улицу. Иоганнес пожалел дервиша и облегчил его последние часы заботой и уходом. Перед смертью старик поблагодарил моряка: «Ты похож на меня, только скитаешься по морям. Мне нетрудно прочесть твою нужду, поскольку я сам испытал ее. Одиночество томит тебя среди твоего богатства. Покидая этот мир, я подарю тебе зеркало Сулеймана бен-Дауда. Отныне ты никогда не будешь одинок. Твое воображение поможет тебе извлечь любого друга из волшебной глубины этого стекла. Однако берегись потерять в нем самого себя!» С этими словами дервиш протянул Иоганнесу старинное зеркало в серебряной раме и испустил дух. Бережно принял моряк бесценный дар святого нищего и никогда не расставался с ним. Вскоре зеркало стало являть свою силу. Судьба Иоганнеса была переменчива, и удача не так уж часто стучалась в двери. Как-то он увлекся игрой и попал на крючок к шулерам. Они обобрали его до нитки, и он еще остался должен крупную сумму. Пригрозив кровавой расправой в случае неуплаты, пираты заперли его в трюме пустого старого корабля и поставили охранять его двух здоровых негров. Через час в дверь постучали. Сторожа, решив, что Иоганнес придумал, где достать деньги, отперли. К их изумлению, они увидели незнакомого араба в восточном халате с чалмой на голове. Воздев руки к небесам, мусульманин благословил их, спустился по трапу на землю и скрылся. Негры заглянули в трюм, чтобы проверить пленника, но он, естественно, исчез. Этот случай, позволивший поменяться местами с образом, возникшим в зеркале, заставил Иоганнеса задуматься над своей дальнейшей судьбой. Капитанское место не давало ему достаточно средств, так как он плавал на чужих кораблях. Своего у него не было, да и имей он его, все равно Иоганнесу чужда была торговля. Следовало искать иных путей, чтобы вести безбедную жизнь. Тут он вспомнил сокровища на острове Русалки. Как странно, зеркало помогало ему и в то же время отнимало самое ценное. Иоганнес давно уже не был в плаванье и, конечно, не встречался с Русалкой. Однако возможность видеть ее в волшебном стекле заменяла реальные встречи и утишала тоску. Теперь же он думал еще и о жемчуге Русалки. Как бы он пригодился в его бедности. В довершение всех неприятностей Иоганнес заболел. Лихорадка и дикие головные боли мучили его днем, а ночью виделись кошмары. Он не мог повелевать своими снами, и вот однажды в зеркале появился его двойник Он взялся ухаживать за больным, но попутно внушал ему свои взгляды. Пожалуй, именно от него шли мысли о возможности использовать сокровища Русалки для своих целей. Иоганнес видел в этом предательство своей любви и стыдился. Но он был слаб, а двойник силен и здоров. Долгие ночи он был хозяином Иоганнеса.

— Отдай мне те жемчужины, что ты взял на острове, я попробую исцелить тебя! — предлагал он больному. И однажды получил согласие.

— В эту ночь мы вместе войдем в зеркало, и твои боли утихнут! — объявил хозяин.

Иоганнес повиновался. Да, все случилось так, как обещал двойник. Однако вместе с болезнью моряк потерял и свои чувства, а затем самого себя. Теперь он вернулся к жизни, но перестал принадлежать себе. Двойник стал его хозяином и искажал его душу. То, что раньше восхищало Иоганнеса, стало вызывать у него отвращение или равнодушие, То же, что казалось безобразным, — находило отклик и оправдание. Эта раздвоенность убивала моряка, и вскоре он отправился в плаванье, из которого возвращаются лишь в иной жизни.

Двойник же его прибыл на остров, Мало сокровищ показалось ему, когда он загрузил их на свой корабль, и он решил завладеть Русалкой. Любовь к Иоганнесу жгла и ее сердце, но она же ослепила глаза. Жестоко было ее прозрение, когда она поняла, что доверилась двойнику. Однако было поздно, он стал ее хозяином. Алчность его требовала от нее умножения сокровищ. Он хотел снова плыть к ее острову или с ее помощью доставать жемчуг со дни моря, но она отказалась служить ему. Вообще говоря, много раз Русалка могла воспользоваться случаем и погубить самозванца. Но во-первых, обман претил ей, во-вторых, ее сердце давало ей надежду на встречу с любимым, если она сохранит жизнь его двойнику, в-третьих, Хозяин все же носил облик Иоганнеса, и это утишало ее тоску. Итак, Русалка стала ждать Иоганнеса. Хозяин, привязанный к ней неведомыми узами, не смел избавиться от нее. На свои богатства он выстроил таверну и заставлял Русалку петь, дабы привлекать гостей. Она влачила жизнь пленницы и пела, надеясь быть услышанной когда-нибудь Иоганнесом. Так текло их существование, казавшееся, а может, и бывшее мучительнейшей пыткой. Русалка, дав себе слово дождаться возлюбленного, не могла умереть, не увидев его. Ее призрачный хозяин имел свою зависимость от Иоганнеса.

И вот прошли не годы, а столетия, когда наконец доктор Лондрус пришел в таверну и вспомнил все, что когда-то случилось с Иоганнесом Бердтом. Теперь ему предстояло отвезти Русалку на ее остров и вернуть ее морю. Так и произошло… Старинное судно с просоленными парусами вышло однажды ночью из Любека, покинув кладбище кораблей. Долог был путь к острову, но ветры донесли до цели странных пловцов. Там на крошечном островке, впервые взяв в руки скрипку, доктор Лондрус заиграл те мелодии, что наполняли песни Русалки. Душа ее унеслась в морские просторы вместе с последними звуками, и тут же лопнуло волшебное зеркало дервиша. Исчез навсегда двойник Иоганнеса по прозвищу Хозяин. Что же касается доктора, то он принял эту встречу с прошлым как залог свидания с Русалкой в будущем.