Глава V От краха Версальского договора к западной нормализации Германии
Глава V
От краха Версальского договора к западной нормализации Германии
От перемирия к миру
Запросив в конце сентября 1918 г. перемирие, лидеры Рейха руководствовались самыми противоречивыми соображениями. Генеральный штаб и консервативные круги стремились заключить на Западном фронте компромиссный мир, чтобы получить передышку, которая бы позволила Германии, победив Россию, позже возобновить свое «наступление»[92]. По Брест-Литовскому миру (3 марта 1918 г.) Россия потеряла Польшу, Курляндию и Литву, независимость получили Украина и Финляндия. Более того, соглашения, подписанные с Лениным 27 августа 1918 г., хотя и предусматривали независимость Латвии и Эстонии, еще до Рапалльского договора[93] открыли дорогу к подлинному сотрудничеству между Германией и Россией. Мартовский и августовский договоры 1918 г., которые быстро были аннулированы и утратили силу, тем не менее парадоксальным образом предвосхитили существующие сейчас границы. В марте 1918 г. Германия могла считать, что обезопасила себя от русской угрозы, которая до 1914 г. ее так страшила.
Либеральные промышленники, поддержав просьбу о перемирии, исходили из совершенно других задач. Их беспокоили проекты коммерческой дискриминации, которые западные противники стали обсуждать в конце 1917 г.: ограничение доступа к сырью и к самым богатым рынкам, вплоть до введения специального налога на импорт из центральных держав[94]. Экономическое руководство Германии в первую очередь стремилось восстановить прерванные войной экономические связи и вновь выйти на мировой рынок. Оно надеялось сделать это с наименьшими издержками, опираясь на программу из «четырнадцати пунктов», озвученных президентом Вильсоном в его речи перед американским Конгрессом 8 января 1918 г. и принятых Антантой в октябре 1918 г. в качестве основы для будущего мира. В этой речи Вильсон призвал к «устранению, насколько это возможно, всех экономических барьеров и установлению равенства условий для торговли всех наций, стоящих за мир и объединяющих свои усилия к поддержанию такового» (пункт 3). Другие пункты касались свободы мореходства, сокращения вооружений, освобождения и возвращения оккупированных территорий, независимости Польши, возвращения Эльзас-Лотарингии во владение Франции, разрешения колониальных споров с учетом интересов местного населения и, наконец, создания Лиги Наций[95].
В речи от 11 января 1918 г. Вильсон упомянул еще один – и, по сути, важнейший – пункт: право народов на самоопределение. Этот принцип обрекал Австро-Венгрию на распад, но гарантировал Германии сохранение ее единства, поскольку немецкий народ через пятьдесят лет после объединения не был готов от него отказаться. Клемансо, хотя и понимал, какой дисбаланс ждет Европу, мыслил реалистически и принял этот факт как данность.
Мирная конференция, открывшаяся в Версале в середине января 1919 г., вскоре показала немецким переговорщикам, что условия мира будут намного жестче, чем те, которых они ожидали на основе «четырнадцати пунктов». Их положения были сформулированы максимально расплывчато. Философия Вильсона, как она предстает из его посланий (прежде всего от 27 сентября 1918 г.), была проникнута идеализмом, если не сказать благостным миротворчеством. Даже третий пункт, провозглашавший политику «открытых дверей» и особенно значимый для США, формулировал общий принцип, который еще предстояло воплотить в жизнь после долгой войны, полностью дезорганизовавшей мировые торговые потоки.
Французы и англичане оставили за собой возможность интерпретировать эти пункты в самых широких пределах: их цель прежде всего состояла в том, чтобы затормозить экономический рост Германии. Однако промежуточные выборы 5 ноября 1918 г. ослабили позиции Вильсона. Получив большинство в палате представителей, его противники стали отстаивать протекционистские меры. Американский президент даже не попытался предотвратить лишение Германии статуса наибольшего благоприятствования, при том что сама она в соответствии с 280-й статьей Версальского договора была обязана предоставить его своим противникам[96]. Правда, эта мера была принята сроком на пять лет, «если Лига Наций не решит продлить ее действие». Если говорить об отношениях с Францией, то ситуацию изменил франко-немецкий торговый договор 1927 г. – уже в 1929 г. французский профицит в торговле с Германией, существовавший с 1922 г., сменился дефицитом.
Однако самое жестокое разочарование немецкие переговорщики испытали, когда встал вопрос о репарациях, сам принцип которых был одобрен США после того, как 6 апреля 1917 г. они вступили в войну. Накануне перемирия страны Антанты договорились о «возмещении всего ущерба, нанесенного гражданскому населению и его собственности»… Эта формула была очевидным образом выгодна Франции и Бельгии, чьи обширные территории были оккупированы и опустошены, а также Великобритании, чей торговый флот довоенной поры был затоплен. Договор включал множество других пунктов, которые были зафиксированы победителями в одностороннем порядке: передачу немецких военных кораблей Великобритании, конфискацию немецких активов за границей, компенсацию пенсий, которые будут выплачиваться вдовам погибших и раненым, и т. д. Германия, где вся политическая верхушка, а также правые и крайне правые силы на разный лад повторяли, что немецкая армия не была разбита, считала себя ограбленной. К ощущению, что ей не досталось достойного «места под солнцем», которое мучило ее еще до войны, добавились новые обиды, в том числе убеждение, что ее обманули.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.