Исторические сведения: реконструкция прошлого

Исторические сведения: реконструкция прошлого

Исторические факты — материал, который историки используют для воссоздания картины жизни, событий, эпох — заметно отличаются от данных науки. Главная отличительная особенность научных данных — это метод их получения. Когда психологи хотят, к примеру, определить, при каких условиях человек отзывается на беду другого, или как внедрение в жизнь программы усиления рефлексов влияет на поведение лабораторных крыс, или будут ли дети подражать агрессивному поведению телегероев, они конструируют ситуации, создавая условия, при которых могут быть получены необходимые данные.

Можно провести лабораторные эксперименты, понаблюдать поведение объекта в реальной контролируемой ситуации, произвести изыскания или вычислить статистическую корреляцию между двумя переменными. Это позволяет ученому определенным образом выстраивать события, которые он хочет изучить. В свою очередь, другие ученые в другое время и в другом месте могут эти события восстановить или скопировать. Результаты сверяются при соблюдении условий, одинаковых для первоначальных и повторных опытов.

Но данные истории нельзя восстановить или скопировать. Каждое событие произошло в определенное время в прошлом — возможно, столетия назад, и очевидцы могли и не записать в деталях развитие событий. «История не терпит компромиссов: с тем, что случилось однажды, уже ничего не поделаешь — вы не можете, когда захотите, перенести события прошлого в настоящее, чтобы изучить их развитие, причины и последствия… подобно тому, как вы исследуете в лаборатории правомерность научных утверждений» (Wertheimer. 1979. P. 1).

Если исторический эпизод нельзя рассмотреть непосредственно, то как историки могут работать над ним? Какие данные они могут использовать для его описания? И как вообще можно знать, что случилось на самом деле?

Даже если историки и не могут воспроизвести ситуацию, чтобы работать с соответствующими данными, это вовсе не означает, что достоверной информации вообще не существует. Факты истории доступны нам в виде фрагментов прошлого — свидетельств очевидцев, писем и дневников, фотографий и вещей, газет и прочих источников. Именно на основании этих данных историки пробуют воссоздать события и опыт прошлого.

Примерно так работают археологи с находками из прошлого — наконечниками стрел, обломками глиняных горшков или костями из курганов, — они пытаются воссоздать характерные черты исчезнувших цивилизаций. Иногда археологическим экспедициям удается найти хорошо сохранившиеся фрагменты, что дает возможность точнее реконструировать эпоху. Так же и с <раскопками> в истории — данные — фрагменты могут быть настолько значительными, что практически не оставляют сомнений в точности реконструкции.

Утраченные или искаженные данные

Иногда исторические данные бывают неполными. Возможно, они были утеряны, или преднамеренно искажены учеными, движимыми собственными интересами, или неточно переведены с одного языка на другой. В истории психологии нам часто приходится восстанавливать историческую правду по неполным данным.

Случается, что в течение десятилетий исследователи даже и не догадываются о существовании важных личных документов знаменитых ученых. Бумаги Германа Эббингауза, выдающегося исследователя памяти, были найдены в 1984 году, почти через 75 лет после его смерти. В 1983 году обнаружили десять больших коробок с рукописными дневниками основателя психофизики Густава Фехнера. Эти записи охватывают период с 1828 по 1879 год — время, очень важное в ранней истории психологии, а ведь более ста лет никто и нс догадывался об их существовании. Авторы многочисленных книг о Фехнере и Эббингау — эе не могли опираться в своей работе на эти важные первоисточники. Новые исторические находки означают, что можно поставить на место еще несколько звеньев головоломки.

Иногда факты могут быть намеренно искажены или скрыты от общественности — с тем, чтобы защитить репутацию людей, с ними связанных. Так, первый биограф Зигмунда Фрейда, Эрнест Джоунс. умышленно скрывший пристрастие Фрейда к кокаину, признавался в одном из своих писем: «Боюсь, что Фрейд употреблял больше кокаина. чем следовало, хотя я и не упоминаю об этом [в его биографии]» (Isbister.1985. P. 35). Говоря о Фрейде (глава 13), мы увидим, что недавно обнаруженные данные подтверждают, что он употреблял кокаин на протяжении длительного периода жизни. Джоунс решил, что он не может допустить, чтобы об этом узнали.

Еще один случай подмены фактов открылся в связи с изучением жизни и деятельности одного из основоположников гештальт — психологии Вольфганга Келера (см. главу 12). «По прочтении этих бумаг, — пишет исследователь, — у меня сложилось впечатление, что они были тщательно отобраны с целью представить Келера в самом благоприятном свете. Там приводятся лишь исключительно благочестивые слова самого Келера и лестные отзывы о нем» (Ley. 1990. P. 197). Этот эпизод иллюстрирует одну из трудностей, с которыми сталкиваются ученые в определении истинной ценности исторических материалов. Можно ли доверять документам или иным данным, отражающим факты, касающиеся жизни и работы человека? Не подтасованы ли факты так, чтобы создать некий — положительный или отрицательный — образ?

Вернемся к Зигмунду Фрейду. Он умер в 1939 году, но исследователи и издатели получили доступ к его личным бумагам и письмам только спустя многие годы. Обширное собрание личных документов хранится в Библиотеке Конгресса США, однако, по завещанию самого Фрейда, некоторые из них будут открыты только в следующем столетии. Известна и причина такой таинственности: воспрепятствовать вмешательству в личную жизнь пациентов Фрейда и их семей, а, возможно, и самого Фрейда и его потомков.

Один из лучших биографов Фрейда обнаружил значительную разницу в датах разрешения на публикацию этих материалов (Sulloway.1992). Например, одно из писем к Фрейду от его старшего сына закрыто до 2013 года, другое — до 2032. А письмо от одного из наставников Фрейда не может быть опубликовано до 2102 года. К тому времени пройдет приблизительно 177 лет после смерти этого человека, и это дает возможность предполагать, что в письме заключена какая — то «страшная тайна» (Sulloway. 1992. P. 159).

Психологи не знают, как эти архивные документы повлияют на наше восприятие Фрейда и его работ. Быть может, они существенно изменят его, а, быть может, и нет. Однако, до тех пор, пока данные не доступны для изучения, наши знания об одной из центральных фигур психологии остаются неполными, а возможно, и неточными.

Ошибки при переводе

Еще одна проблема, с которой сталкиваются историки, касается информации, искаженной непредумышленно. Данные доступны, но они были каким — то образом изменены — возможно, из — за несовершенного перевода с одного языка на другой, или в силу небрежности, допущенной очевидцем событий.

За примером неадекватного перевода вновь обратимся к жизни и работам Фрейда. Немногие психологи могут похвастаться хорошим знанием немецкого языка, чтобы читать Фрейда в оригинале. Большинство полагается па переводчика, который подбирает наиболее подходящие, эквивалентные слова и фразы. Однако не всегда перевод слова точно соответствует значению, заложенному в него автором.

В фрейдовской теории личности три фундаментальных понятия: id, ego и suverego — термины, с которыми вы знакомы. Но эти слова не отражают в точности идей Фрейда. Это — латинские эквиваленты немецких слов: ego — Ich (Я), id — Es (Оно) и superego — Uber — lch (Сверх — Я).

Используя термин Ich (Я). Фрейд хотел описать нечто очень внутреннее и личное, и отчетливо отделить его от Es (Оно), которое представляет собой силы, отличные от «Я» или даже чуждые ему. «Перевод личных местоимений [с немецкого] на латынь — «ego» и «id» — придают им оттенок холодных технических терминов, которые не пробуждают никаких личных ассоциаций» (Bettelheim. 1982. P. 53). Таким образом, различие между «Я» и «Оно» в английском переводе отражено не так. как в оригинале.

Рассмотрим термин Фрейда «свободная ассоциация». Здесь под словом «ассоциация» подразумевается проведение мысленной связи между одной идеей и другой — то есть подразумевается, что каждая из них действует как стимул для извлечения следующего звена цепи. Но Фрейд говорил о другом. Он использовал термин, который по — немецки звучит Einfall, что вовсе не означает ассоциацию. Буквально, это «вторжение» или «нашествие». Фрейд хотел подчеркнуть ту неудержимость, с какой подсознание внедряется — можно сказать даже вторгается — в сознательную мысль человека.

Это примеры принципиального несовпадения с тем, что подразумевал Фрейд. Исторические данные — в данном случае, собственные слова Фрейда — искажены в процессе перевода. Кратко об этом говорит итальянская пословица: «Перевести — значит солгать» (Baars.1986. P. 73). Полагаясь на переводы, историки должны иметь в виду. что данные, с которыми они работают, могут быть неточными или ошибочными. В 80–х годах Британское психоаналитическое общество рекомендовало пересмотреть традиционные переводы работ Фрейда, поскольку они лишь укореняли искаженное представление о его идеях (Holder. 1988).

Собственные интересы действующих лиц истории

Исторические факты могут быть представлены в ложном свете и непосредственными участниками событий. Люди могут — сознательно или несознательно — описать виденное ими предвзято, с целью защитить себя, обелить или преувеличить свою роль в глазах общественности. Б. Ф. Скиннер, видный исследователь проблем человеческого поведения, пишет в своей автобиографии, что в 20–е годы — в бытность студентом Гарвардского университета — его отличала потрясающая самодисциплина.

Я просыпался в шесть утра и до завтрака читал. затем было время лекций и лабораторных занятий, после чего я шел в библиотеку, где работал вплоть до девяти вечера — причем все это всего с пятнадцатиминутными перерывами. Я никуда не ходил, ни в кино. ни в театры, изредка выезжал на концерты, у меня практически нс было времени на романтические увлечения. Я читал книги по психологии и только по психологии. (Skinner. 1967. P. 398.)

Кажется, что этот фрагмент дает нам информацию, очень важную для понимания характера Скиннера. Но через 12 лет после издания его автобиографии и спустя 51 год после описываемых событий Скиннер отрицал, что в студенческие годы вел жизнь спартанца. Что касается приведенного выше пассажа, он написал: «Я говорил скорее о желаемом, чем о действительном» (Skinner. 1979. P. 5).

Хотя ученичество Скиннера и не имеет принципиального значения для истории психологии, сам факт наличия двух трактовок, принадлежащих главному действующему лицу, представляет определенные трудности для историков. Какая из версий является более точной? Какая из характеристик ближе действительности? На какую из них повлияли капризы памяти или ее избирательный характер? И как нам узнать истину?

Возможно, в отдельных случаях найдутся свидетельства коллег или очевидцев. Если для историков психологии крайне важны сведения о годах, проведенных Скиннером в Гарварде, они могут попытаться разыскать его однокашников или, по крайней мере, их дневники и письма, и сравнить их воспоминания о Скиннере — студенте с его собственными. Биограф Скиннера Дэниел Бьерк так и поступил (Bjork. 1993). Бывший однокашник Скиннера рассказал Бьерку, что тот всегда раньше всех заканчивал лабораторные работы, остаток дня проводил, забавляясь игрой в пинг — понг.

Таким образом, иногда разрешить споры по поводу исторических несоответствий можно, обратясь к другим источникам. Подобный метод применялся в отношении трактовки некоторых случаев из жизни Зиг — мунда Фрейда в его собственном изложении. Фрейд любил изображать себя мучеником, принесшим свое бренное тело на алтарь психоанализа; провидцем, постоянно презираемым и гонимым: тем, кого поносила традиционная медицина и психиатрия. Первый биограф Фрейда. Эрнест Джоунс, в своих книгах проповедовал именно этот образ (Jones. 1935, 1953,1957).

Но недавно обнаруженные материалы говорят об обратном: работы Фрейда не очернялись и не игнорировались. К 1906 году его идеи владели умами молодых венских интеллектуалов. Клиническая практика Фрейда процветала, и, говоря современным языком, он даже был знаменитостью (Ellenberger. 1970). Факты извратил сам Фрейд, а несколько биографов эти искажения увековечили. Позже то впечатление, о создании которого он пекся, было изменено, но в течение десятилетий — пока нс нашлись новые данные — наше понимание жизни и влияния Фрейда было неточным.

Как же сказываются эти проблемы на изучении истории психологии? Прежде всего, они демонстрируют, что наше понимание истории имеет не статический, а динамический характер. С появлением новых данных оно изменяется и развивается, очищается и обогащается, а ложные представления рассеиваются. Историю нельзя считать законченной или полной, она всегда в движении, ей нет конца. Повествование историка может только приблизить нас к истине. Но с каждым годом, с каждой новой находкой и экспертизой история психологии становится все более полной.