VII. ПРОЕКЦИИ
VII. ПРОЕКЦИИ
Эксперимент 17. Обнаружение проекций
Проекция — это черта, положение, отношение, чувство или фрагмент поведения, которое в действительности принадлежит вашей личности, но не ощущается вами как свое, а приписывается объектам или окружающим людям и затем переживается как направляемое ими на вас, а не наоборот. Например, проецирующий, не осознавая, что он отвергает других, полагает, что они отвергают его; или, не осознавая, что он относится к другим сексуальным интересам, полагает, что они смотрят на него с вожделением.
Этот механизм, так же как ретрофлексия и интроекция, функционирует как прерыватель возникающего возбуждения, когда человек не может с ним справиться. По-видимому, это предполагает следующее: 1) вы осознаете природу возникшего импульса; но 2) вы прекращаете агрессивный подход к среде, необходимый для адекватного выражения, с тем результатом, 3) что исключаете это из внешней деятельности своего «я»; тем не менее, поскольку вы осознаете, что импульс существует, он 4) должен приходить извне — скорее всего, от человека или людей в вашем окружении; и 5) он кажется насильственно направленным на вас, потому что ваше «я», не понимая этого, насильственно прерывает ваш собственный направленный вовне импульс.
Ярким примером механизма проекции может быть замкнутая женщина, которая постоянно жалуется, что мужчины пристают к ней с неподобающими предложениями.
Для функционирования проекции необходимы ретрофлексии и слияния, как и в интроекции; вообще, как уже было сказано, все невротические механизмы связаны друг с другом и зависят друг от друга. В ретрофлексиях оба компонента конфликта содержатся в личности, но из-за того, что они находятся в клинче, человек теряет часть среды, потому что, прежде чем его направленный вовне импульс доходит до объекта или до других людей, он прерывает его, обращая на себя.
В проекциях человек осознает импульс и осознает объект в среде, но не отождествляет себя со своим агрессивным подходом и не проводит его, так что в результате он теряет ощущение того, что это его импульс. Вместо этого от стоит неподвижно и, сам этого не понимая, ждет решения своих проблем извне.
Эти механизмы являются невротическими, только если они неуместны и хронически повторяются. Все они могут быть полезными и здоровыми, если употребляются временно и в определенных обстоятельствах. Ретрофлексия является нормальным здоровым поведением, если она используется для сдерживания себя из осторожности в действительно опасной ситуации. Интроекция скучного и несущественного материала необходимого школьного курса может быть здоровой, если есть шанс, сдав последний экзамен, «выплюнуть» все это и освободиться. Примерами здоровой временной проекции могут быть планирование и предвидение. В них человек «чувствует себя» в будущей ситуации — проецирует себя в среду — и затем, следуя этому практически, интегрирует себя с проекцией. Подобным образом, испытывая определенную симпатию к кому-либо, человек чувствует себя как бы в другом и, разрешая чужую проблему, разрешает свою. Одаренные художественным воображением артисты облегчают свои проблемы, проецируя их в свои сценические роли. Когда маленький ребенок «проецирует» игрушечного медведя из кроватки на пол, это может означать, что он сам хотел бы быть там. Все эти механизмы становятся нездоровыми, если возникает структурная фиксация на каком-либо невозможном или несуществующем объекте, потеря осознавания, существование изолированных слияний и следующая из этого блокировка интеграции.
Страх быть отвергнутым очень важен для всех невротиков, поэтому мы можем начать наше экспериментирование с него. Картина отвергнутости — сначала родителями, а теперь друзьями — в большей степени создается, обыгрывается и поддерживается невротиком. Хотя такие утверждения могут иметь основания, противоположное также верно — невротик отвергает других за то, что они не живут в соответствии с фантастическим идеалом или стандартом, который он им предписывает. Поскольку он спроецировал свое отвергание на других, он может, не чувствуя никакой ответственности за ситуацию, считать себя пассивным объектом всякого рода необоснованной вражды, недоброжелательства и даже мести.
Что касается вас — вы чувствуете себя отвергнутым? Кем? Матерью, отцом. сестрой, братом? Таите ли вы на них зло за это? На каких основаниях вы отвергаете их? В чем они не отвечают вашим требованиям?
Вызовите в фантазии кого-нибудь из знакомых. Любите ли вы (или не любите) этого X? Любите вы или не любите ту или иную его черту или образ его действий? Визуализируйте его (или ее) и поговорите с ним (с ней) вслух. Скажите ему, что вы принимаете в нем то-то и то-то, не хотите больше терпеть того-то, не выносите, когда он делает то-то, и т. д. Повторяйте этот эксперимент много раз. Говорите ли вы неестественно? Неуклюже? Смущенно? Чувствуете ли вы то, что говорите? Не появляется ли тревожность? Вы чувствуете себя виноватым? Боитесь, что своей искренностью вы можете непоправимо испортить отношения? Убедитесь в разнице между фантазией и материальной реальностью, что обычно проецирующий и путает.
Теперь решающий вопрос: не чувствуете ли вы, что это вы отвергаете на тех самых основаниях, на которых вы считаете себя отвергаемым? Вам кажется, что люди смотрят па вас свысока? Если так, можете ли вы вспомнить случаи, когда вы смотрели свысока (или хотели бы) на других? Не отвергаете ли вы в себе тех самых черт, за которые, как вы думаете, другие отвергают вас? Тощий, жирный, кривозубый — что еще вы не любите в себе? Полагаете ли вы. что другие так же презирают вас за эти недостатки, как вы сами? С другой стороны, не замечаете ли вы, как вы приписываете другим вещи, нежелательные в себе? Обманув кого-то, не говорите ли вы: «Он чуть было не обманул меня!»?
Не всегда легко различить то, что действительно наблюдается, и то, что является воображаемым. Но ошибка быстро выясняется, когда возникает какое-нибудь ясное противоречие; проективное поведение тогда сознается как безумное, галлюцинаторное, и вы говорите: «Не знаю, как я такое мог подумать». Но чаще всего проецирующий может найти «доказательства» того, что воображаемое наблюдается. Такие рационализации и оправдания всегда будут в распоряжении того, кто их ищет. В тонкостях и многосторонних аспектах большинства ситуаций проецирующий может (в паранойяльном убеждении) усматривать какую-либо действительно существующую деталь — может быть, какую-то незначительную обиду или что-нибудь вроде этого, и затем фантастически ее раздувать. Так он сам наносит себе вред — или, на его языке, оказывается жертвой причинения вреда.
Незамечаемая человеком потребность отвергнуть X приведет к обнаружению чего-то в его собственном поведении, что, по его мнению, объясняет, но не оправдывает отвержение его X. Если бы X действовал так, как проецирующий предполагает, и действительно отвергал его, цель была бы достигнута — то есть это вело бы к их разделению, а это и есть то, чего проецирующий хочет, не осознавая.
Предположим, X опаздывает на назначенное свидание. Если без каких-либо иных оснований человек приходит к заключению, что это знак неуважения, — это может означать, что человек сам высокомерен.
Распространенный случай параноидальной проекции в повседневной жизни — это ревнивый муж или ревнивая жена. Если вы склонны к ревности и постоянно подозреваете или «доказываете» неверность, посмотрите, не подавляете ли вы сами желание быть неверным тем самым образом, какой приписываете партнеру? Примените детали своих подозрений к себе, как ключ: то есть вы бы делали это именно таким образом, с такими же тайными звонками по телефону и пр.
Второй важный источник параноидальной ревности также проективен. Ревнующий партнер подавляет свои гомосексуальные (или лесбиянские) импульсы и воображает, что партнер любит другого мужчину (или другую женщину), и вызывает образы их близости. Эпитеты, которые он адресует воображаемым любовникам, — те же самые, которые он (она) обратил бы к собственным табуированным импульсам.
Во всех этих случаях степень очевидности или противоречивости несущественна. Ревнивому мужу или раздражительной свекрови не помогут доказательства, что они неправы; ситуация повторится со столь же необоснованными доказательствами обвинения. Проецирующий привязывается к своей пассивно страдательной роли и избегает какого бы то ни было продвижения.
Исключительно важный и опасный класс проекций — это предрассудки: расовые, классовые; антисемитизм, антифеминизм и пр. В каждом таком случае, помимо других факторов, принижаемой группе приписываются те самые черты, которые реально принадлежат самому обладателю предрассудка, но которые он отказывается осознавать. Ненавидя собственную «животность» и отказываясь смотреть ей в лицо (хотя часто она, в соответствующем контексте, оказывается полезным импульсом организма), обладатель предрассудка полагает и «доказывает», что презираемая раса или группа «не выше животных».
Рассмотрите собственные взгляды по этим поводам так искренне, как только можете, и проверьте, не являются ли некоторые ваши воззрения предрассудками. Полезным признаком может быть то, что определенные бросающиеся в глаза «подтверждающие» случаи принимают в уме преувеличенное значение. Эти индивидуальные случаи на самом деле непоказательны для распространенных людских проблем, которые разумно могут обсуждаться только в терминах холодной статистики. Если вы заметите такие поразительные подтверждения какой-нибудь своей излюбленной идеи, посмотрите, не являетесь ли вы сами носителем той черты, о которой идет речь.
Вопреки мнению, что такая пассивно-страдательная проективная позиция характерна только для мазохистических и пассивно-женских типов, мы полагаем, что она типична для современного расщепленного человека. Она запечатлена в нашем языке, в нашем отношении к миру в наших институтах. Стремление предотвратить направленные вовне движения, инициативу, социальное ущемление агрессивных импульсов — эпидемическая болезнь «самоконтроля» и «самообладания» — порождают язык, в котором «я» редко делает или выражает что-то; вместо этого возникает «оно». Эти ограничительные меры привели также к представлению о мире как совершенно «нейтральном» и «объективном», не имеющем отношения к нашим нуждам и заботам; к созданию институтов, которые берут на себя наши функции, которые можно «обвинять» в том, что они «контролируют» нас и изливают на нас враждебность, от которой мы столь старательно открещиваемся в себе — как будто не сами люди наделяют институты той силой, которой они располагают!
В таком мире проекций человек, вместо того чтобы гневаться, «подвергается» приступу ярости, с которым он не может «справиться». Он не думает, а мысль «приходит» ему в голову. Проблема «преследует» его. Его заботы «беспокоят» его — в то время как в действительности он беспокоит себя и всех, кого может.
Отчужденный от собственных импульсов, хотя и неспособный уничтожить чувства и действия, которые эти импульсы вызывают, человек делает «вещи» из собственного поведения. Поскольку он не переживает это как себя-в-действии, он отрекается от ответственности за это, пытается забыть или скрыть это или проецирует это и страдает от этого как от приходящего извне. Он не грезит и не желает; сон «приходит к нему». Он не блистает славой; абстрактная слава становится вещью, за которую умирают. Он не прогрессирует и не хочет прогрессировать, но Прогресс — с большой буквы — становится его фетишем.
Когда ранний психоанализ ввел понятие «Id» или «Оно» в качестве источника стремлений и снов, это было выражением такой властной правды: личность не ограничена узкой сферой «я» и его «разумных» самоконтролируемых маленьких мыслишек и планов. Другие побуждения и сны — это не пустые тени, а реальные факты личности. Но после этого прозрения ортодоксальный психоанализ не стал настаивать на следующем шаге — на освобождении и расширении «я» с его привычками, изменении его фиксированной формы, переходе от нее к системе подвижных процессов, чтобы оно могло почувствовать факты id как свои собственные, использовать свои фантазии и галлюцинации (как делает ребенок в игре), управлять своими побуждениями в целях творческого приспособления.
Внимательное рассмотрение нашего привычного языка показывает пути такого освобождения и приспособления. Давайте обратим процесс отчуждения, самообладания и проецирования, обратив язык «оно». Цель состоит в том, чтобы прийти к пониманию своей творческой роли в своей среде и ответственности за свою реальность — ответственности не в смысле вины, стыда и упрека, а в том смысле, что это вы позволяет ей оставаться неизменной или же изменяете ее.
Рассмотрите свои словесные выражения. Переведите их, как с одного языка на другой: все предложения, в которых «оно» является подлежащим, а «я» — второстепенным членом предложения, замените на такие, где «я» будет подлежащим. Например: «Мне вспомнилось, что мне назначили встречу» замените на «Я вспомнил, что у меня встреча». Ставьте себя в центр предположений, которые вас касаются; например, выражение «Я должен это сделать» означает «Я хочу это сделать», или «Я не хочу этого делать и не буду, но при этом я выдумываю себе оправдания», или «Я удерживаюсь от делания чего-то другого». Переделайте также предложения, в которых вы действительно должны быть объектом, в такие, где вы переживаете что-то. Например: «Он ударил меня» в «Он ударил меня, и я испытываю удар»; «Он говорит мне» в «Он что-то говорит мне, и я слушаю это».
Тщательно рассматривайте содержание этого «оно» в таких выражениях; переведите словесную структуру в визуальную фантазию. Например: «Мысль пришла мне в голову». Как она это сделала? Как она шла и как вошла? Если вы говорите: «У меня болит сердце», испытываете ли вы боль по какому-то поводу всем своим сердцем? Если вы говорите: «У меня болит голова», не сжимаете ли вы мускулы таким образом, что причиняете вред голове — или даже для того, чтобы причинить вред?
Вслушайтесь в язык других людей и попробуйте переводить его таким же образом. Это прояснит для вас многое в их отношениях. В то же время вы начнете понимать, что в жизни, как в искусстве, хотя важно и то, что говорится, еще важнее структура, синтаксис, стиль — это выражает характер и мотивацию.
Вот некоторые реакции на этот эксперимент. «Вы, должно быть, думаете, что у нас интеллект детей!..»
«Последняя часть эксперимента — это сплошное барахтанье в семантике. Переводить фразы с «оно», с точки зрения психологии, так же конструктивно, как решать кроссворды».
«Люди говорили мне, что я слишком часто говорю «я», и когда я пишу письма, то стараюсь найти замену, чтобы не казаться эгоистичным».
«Мне не кажется, что мера проецирования большинства людей переходит здоровую норму. Когда я читал инструкции, у меня возникло впечатление, что авторы рассматривают весь мир так, как будто он полон параноиков. Мне кажется, что это указывает на определенную проекцию со стороны авторов».
«Я был поражен, обнаружив, сколь часто я употребляю безличную форму выражения: «Мне пришло в голову…», «Так случилось, что…» и т. д., — все это кажется весьма обычным, и я широко этим пользуюсь. Когда я пытаюсь сознательно изменить синтаксис моей речи, то чувствую повышенное осознавание непосредственного окружения и моей ответственности за него. Я могу извлечь из этого большой смысл — чуть было не сказал: «В этом есть большой смысл». Я буду продолжать этот эксперимент, потому что нахожу его очень важным».
«У меня есть подруга, которую я иногда ругаю за то, что она мало времени посвящает школьным заданиям. Прямо перед экзаменами она наспех зазубривает необходимое, а остальное время тратит на развлечения и удовольствия. Она делает это вполне открыто и не стыдится этого. Я же сижу дома с книжкой в руках. Как я недавно поняла, это только притворство, и лучше бы я проводила свое время так, как она!».
«Изменение «оно» на «я» прямо-таки открыло мне глаза. Когда я роняю что-то, я ловлю себя на объяснении: «Это выпало у меня из рук». Если я опаздываю на поезд, потому что проволынился, я жалуюсь: «Он уехал, не дождавшись меня». Все это одно и то же, но эти мелкие «домашние» истины так трудно принять!».
«Когда мне удается обмануть кого-нибудь, я не говорю: «Он чуть было не обманул меня». Я говорю: «Он дурак, что не сделал этого первым!»
«Я отвергаю сестру за то, что она безобразно относится к отцу. И теперь я обнаружил, что я порицаю ее за то, что она выражает нечто, что я сам придерживаю. Мне действительно очень горько, что он не делает для нас больше. Он из тех, кому лишь бы протянуть сегодняшний день».
«Недавно мне показалось, что мой отец отвергает меня, потому что в ссоре он встал на сторону брата. Выполняя эксперимент, я рассмотрел свои собственные позиции. К моему большому удивлению, я обнаружил, что на самом деле это я отверг помощь и совет, которые они оба мне предлагали».
Эксперимент 18: Ассимилирование проекций
Каждому, кроме совсем маленьких детей, ясно, что в кино фигуры и картины не излучаются экраном а являются отражением света, пропущенного через пленку в проекторе. Экран — просто белая поверхность, и то, что может на нем появиться, точно соответствует ленте в аппарате. Когда же человек проецирует часть своей личности, то проекция попадает не на белую поверхность экрана, а на другого человека, на объект или ситуацию, которые уже сами до некоторой степени обладают тем, что проецируется на них. Проекция обычно осуществляется на «подходящий экран», например, на людей, которые обладают особенными чертами или позами, так что вполне оправданно то, что мы нагружаем их тем, чем обладаем и сами.
Абстракции, представления, теории также могут служить экранами для проекций. Примечательный случай можно найти в современной психотерапевтической терминологии. Система мышечных зажимов, посредством которых невротик сдерживает и подавляет свои спонтанные импульсы, названа (Вильгельмом Райхом) «характерным панцирем». Это придает системе статус «объективного» барьера, который каким-то образом должен быть разрушен или пробит. В действительности же это собственная агрессия человека, обращенная на самого себя. Правильная терапевтическая техника должна была бы не рассматривать этот «панцирь» как глухой объект, скорлупу или жесткую кору, которую нужно разбить, а понять его как неверно направленную деятельность самого человека. В таком случае он сможет сказать: «У меня болит спина и жесткий живот — то есть я напрягаю мышцы спины до боли и я прерываю неприличные движения газа и подавляю дурные желания». Продолжая, он скажет: «Я ненавижу секс и свои сексуальные желания», и тогда можно будет работать с ложным отождествлением человека с социальными табу и пытаться растворить то, что он интроецировал. Иными словами, в таких случаях мы сначала должны развенчать проекцию («Я страдаю от своего панциря»), затем ретрофлексию («Я подавляю движения таза»), затем интроекцию («Я ненавижу секс»).
Наиболее важный абстрактный экран для проекций — это, разумеется, «совесть» или моральные установки. «Совесть» абстрактна в том смысле, что ее диктат вербализуется как «общество требует» или «мораль предполагает, что…», в то время как в действительности сам человек предполагает или требует во имя общества или морали! Такая «совесть» часто, агрессивна в своих проявлениях, потому что, как любой экран, она отражает нам то, что мы на нее проецируем. Рассмотрите в связи с этим следующий очевидный факт: не те, кто живет «чистой» жизнью, кто непреклонно честен и соблюдает все правила, обладают «легкой совестью». Далеко не так! Таких людей их «совесть» постоянно преследует и укоряет.
Требовательная ли совесть заставляет их ограничивать себя и идти по канату «правильности»? Вспомните какую-нибудь эскападу, которая вам удалась, так что вы хорошо провели время. Наверное, при этом ваша «совесть» мало вас беспокоила; но если проделка не удалась, вас поймали или вы были разочарованы, — вы, может быть, почувствовали себя виноватым, и ваша «совесть» начала говорить вам, что этого не следовало бы делать. Логически мы должны сказать, что собственный гнев человека, направленный на фрустрирующий объект, — гнев, который он, однако, не может не только выразить, но даже осознать как таковой из-за своего отождествления (интроекции) с социальной нормой, — есть то, что проецируется в «совесть». А затем он сам страдает от ее ударов.
Не интроецированные нормы дают силу «совести»; они лишь составляют ядро — подходящий экран, на который человек может проецировать агрессию. Эго доказывается тем фактом, что «совесть» всегда более требовательна, чем различные табу, и часто выдвигает неслыханно жесткие требования. Сила «совести» — это сила собственного реактивного гнева человека.
Перфекционизм (взыскательное стремление к совершенству) — другой экран для проекций. Он основан на так называемом эго-идеале (в отличие от супер-эго или «совести»). Если «совесть» служит как мы видели, экраном для проецирования агрессии и жестоких требований, которые человек отчуждает от себя, эго-идеал посредством проекции получает отчужденные любовь и восхищение. Такая любовь часто гомосексуальна; с другой стороны, реальный гомосексуализм часто может быть понят в анализе как более ранняя проекция первоначальной любви к себе, которая, в свою очередь, была ретрофлексией, вызванной наказаниями или пристыживанием.
Чтобы растворить иррациональную «совесть», нужно сделать два шага. Во-первых, переведите фразу типа «Моя совесть или мораль требует…» в «Я требую от себя…», то есть переведите проекцию в ретрофлексию. Во-вторых, обратите последнюю в обоих направлениях, то есть в «Я требую от X» и «X (например, общество) требует от меня». Нужно отличать действительные требования и принуждения общества как от своих личных требовании, так и от своих интроекций. Посмотрите, как вы ведете себя в своей <<совести»: придираетесь? Ворчите? Угрожаете? Шантажируете? Бросаете горькие, обиженные взгляды? Бели вы сосредоточитесь на этих фантазиях, то увидите, сколь многое в вашем «моральном долге» является вашей собственной скрытой атакой, что представляет собой частично интроецированные влияния, и какая часть рациональна.
Не опасайтесь того, что, растворив «совесть», вы превратитесь в преступника или импульсивного психопата. Когда вы дадите органической саморегуляции и своим естественным влечениям возможность соприкоснуться с другими людьми, вы будете поражены тем, как принципы, по которым вы должны жить, проявятся из самой вашей сущности и будут очевидно и совершенно пригодны для жизни, в какой бы социальной ситуации вы ни находились.
Преступность в значительной степени является следствием неправильной ориентации и непонимания роли человека в обществе. Как сказал Сократ, зло — это просто ошибка. Патологическая преступность часто связана со сверхсуровой «совестью». С «совестью» дело обстоит так же, как с «самоконтролем»: преувеличенный «самоконтроль» ведет к нервным срывам; преувеличенная «совесть» — к моральным срывам. Подчинение «совести» — это отождествление с ригидными принципами, которые не работают и которым всегда не хватает милосердия. Органическое функционирование и самоосознавание означают оценку и понимание конкретной ситуации. «Совесть» налагает обязательства и выполняет мало работы; осознавание функции интересно, и работа выполняется.
Когда вы перейдете ко второму шагу растворения «совести», то есть к превращению своих требований к себе в требования к X, вы почувствуете значительное сопротивление и нежелание делать это, потому что принятие своей совести как части себя означает признание сильных диктаторских желаний и требований по отношению к другим людям — желание быть их «совестью». Вы можете, конечно, превратиться в моралиста и попытаться причинить нам всем страдания; но будем надеяться, что вы ограничитесь фантазией, и этого будет достаточно для проработки вашего желания быть общим правителем и судьей, пока вы не обретете более интегрированную ориентацию и контакт с миром. Ваши взгляды на «совесть» изменятся, когда вы увидите, что та же нетерпимость, которая вкладывалась вами в вашу «совесть», теперь проявляется в ваших страстных желаниях.
Проецирующий направляет вовне свои нежелательные чувства, но не избавляется от них. Единственный способ действительно избавиться от «нежелательного чувства», — это принять и выразить его и тем разрядить. Проекции так же привязаны к человеку, как подавляемый материал находится «в» нем. Проецирующий всемогущество связан с ним ужасом и трепетом; проецирующий агрессию — страхом. Так, предрассудок не избавляет человека от его «животности» просто проецированием ее в презираемую группу; он должен стать антисемитом, антививисекционистом или кем-то еще и разрушать свою жизнь подобными идиосинкразиями. Различие между предрассудком и просто глупым представлением состоит в том, что в последнем случае человек слишком ленив и не заинтересован, чтобы выяснять суть дела, и его это мало волнует. Если же вы не можете позволить событиям идти своим чередом, если вам представляется надвигающаяся, преследующая вас опасность — это уже предрассудок.
В снах проецирование агрессии превращается в кошмары. Сны с проецируемой дентальной агрессией, в которых вам угрожают крокодилы, собаки, «вагина дентата», типичны для интроектов. Пытаясь интерпретировать сон, хотя бы для начала попробуйте рассматривать все лица, являющиеся вам во сне, и все их черты как проекции — то есть как части вашей личности. В конце концов, вы — производитель сна, и все, что вы в него помещаете, должно быть в вас, только тогда оно может быть доступно для конструирования вами этого сна.
Так же, как и сны, многие «воспоминания» являются проекциями нынешней ситуации. Это часто происходит в психоанализе по отношению к воспоминаниям детства. Перенос (эмоциональное отношение к аналитику) объясняется как оживление событий детства; между тем достаточно простых фактов аналитической ситуации, чтобы объяснить то, что происходит, без обращения к прошлому вообще. Например, пациент, сердитый на аналитика в настоящем, не выражает свой гнев открыто, а воспроизводит воспоминание того времени, когда отец «плохо обращался с ним» таким же образом. Для ассимилирования таких проекций совсем не нужно ходить вокруг да около, долго копаясь в прошлом, если имеющие отношение к делу события происходят у аналитика перед носом. Если пациент с укором говорит: «Вы скучаете», или «Вы думаете обо мне то-то и то-то», или «Вы хотите избавиться от меня», — проекция очевидна.
Ваша «реальность» (то, что для вас составляет реальный мир) выполняет одну из двух функций: либо это важное для вас окружение, в котором могут удовлетворяться ваши потребности, и вы знаете его как яркие, интересные фигуры на пустеющем фоне, либо это экран для ваших проекций. В последнем случае вы будете стараться заставить проекции соответствовать наблюдениям, вы всегда будете искать доказательства, делать из мухи слона или иным образом искажать свою перспективу.
Вместо этого попробуйте сделать следующее: в течение некоторого периода говорите всему «Тат, твам аси» — Это другое есть я. И потом делайте это во всех случаях, когда вы чувствуете острую реакцию, особенно страх или пассивную беспомощность. Избегайте проекции отрицания, восхищения, агрессии. Представьте себя в шкуре агрессора, восхищающего, отвергающего и пр. Обращение чаще будет соответствовать истине, чем не соответствовать.
Вот некоторые реакции на этот эксперимент. «Совет «представлять себя в шкуре агрессора и пр.» и утверждение, что это чаще всего соответствует истине, — прекрасный финал для вас. Это действительно кульминация абсурда!».
«Я полагаю, что пройдет много времени, прежде чем я смогу принимать ответственность за все мои проекции, потому что я весьма широко разбросал части моей личности. Но я собираюсь продолжать помещать себя в разные «шкуры» — мои «шкуры», — потому что, насколько я сейчас могу судить, все эти шкуры мне подходят!».
«Я попробовал выполнять «тат-твам-аси» и обнаружил, что у меня весьма суровая «совесть». Я надеюсь со временем существенно укротить ее, но я вижу, что это потребует длительного времени».
«Как принятие ответственности за свое поведение не означает принятие вины, так же неоправданно принимать похвалу за это. Однако пока я продолжаю мыслить в терминах моралистики, мне кажется ободряющим и облегчающим принимать похвалу за то, что я делаю, и хвалить других за их действия. Я все больше и больше замечаю, что когда я или кто-то, кого я знаю, переживает поражение, это всегда, по крайней мере отчасти, «внутренняя работа»».
«Я «растворил» некоторую часть иррациональной «совести», которая была у меня сколько я себя помню. Я всегда полагал, что должен завершать любое дело, которое начал и, более того, я должен завершать его в определенное время (например, в течение дня). Раньше в некоторых особых случаях я утверждал, что «моя «совесть» требует, чтобы я кончил это сегодня». Потом я распространил это до «моя «совесть» требует, чтобы я закончил дело сегодня, хотя позже у меня будет много времени для этого». Глупость такого утверждения стала совершенно ясной, когда я довел его до: «Общество требует от меня, чтобы я закончил дело сегодня», — потому что очевидно, что общество ничего такого не требует. Без веских эмоциональных фейерверков это произвело радикальный переворот в моем отношении к работе. Когда я теперь начинаю работу, в этом нет мелодраматизма (чувства, что «кости брошены и нет возврата»), вместо этого я понимаю, что у меня много времени, и если что-то более важное появится прежде, чем я закончу эту работу, я могу отдать ему преимущество, и мир не погибнет. Когда я оглядываюсь на то, как я действовал, то удивляюсь: «До чего может дойти глупость!»
«Вы, может быть, диагностируете это, назвав каким-нибудь забавным словом, но я все равно выплесну это вам. В своих попытках создать атмосферу «разрешения» вы слишком перегнули палку. С непреднамеренностью, которая не может быть непреднамеренной, вы учите нас мастурбации, рвоте и расправе с подушками. Вы совершенно моралистичны, хотя и необычным образом. Вы стараетесь заставить нас интроецировать ваши взгляды, заменив ими те, которые у нас есть. Ложитесь ли вы спать с удовлетворением от того, что в эту самую минуту множество людей выворачивает для вас свои внутренности в рвоте?».
«Сначала я никак не мог понять, что это такое — влезть в шкуру других людей, которые кажутся такими непохожими на меня. Я не осознавал проецирования, и из всего этого ничего не вышло. Тогда я подумал, что, может быть, мне удастся подсмотреть проецирование у других. И — вот это да! Что за открытие! Я испытал то, что много раньше вы называли «ага-феноменом». Меня это стукнуло между глаз, когда я был на собрании комитета, отбиравшего кандидатов в клуб, к которому я принадлежу. Когда называли чье-то имя и кто-то хотел дать ему отвод, он должен был приводить основания. То, что человек говорил о кандидате, объясняя, почему он не хочет видеть его в клубе, было перечислением его собственных недостатков! Увидев, как это происходит, я без сомнения уловил, что такое влезть в чужую шкуру и посмотреть, подходит ли она мне. Грустно сказать: Подходит!».