Что потеряла Америка

Что потеряла Америка

Я уверена, что мы как нация на самом деле вовсе не стали бесчувственными. Я думаю, что мы пребываем в состоянии психологического шока, демонстрируя все симптомы посттравматических расстройств, вызванных стрессом. Мы в одно и то же время понесли слишком много тяжелых потерь и просто ошеломлены ими.

Мы утратили веру в американскую мечту

Мы не можем уповать на вещи, на которые так привыкли уповать.

Мы не можем быть уверены, что, работая не покладая рук на протяжении всей жизни, добьемся для себя определенных финансовых гарантий. У нас нет уверенности, что, если мы хорошо справляемся с делом, нас не уволят из-за экономического спада. Мы не уверены, что, получив образование, найдем хоть какую-нибудь работу. Мы не уверены, что, играя по правилам, будем за это вознаграждены. У нас отняли чувство правовой защищенности, а ведь на этом и зиждется американская мечта.

Мы потеряли веру в лучшее будущее

Впервые за столетия большинство из нас не ощущает, что грядущее будет лучше прошлого. Мы не верим, что нашим детям станет легче жить, чем нам. Мы не верим, что социальные условия в нашей стране улучшатся, а не ухудшатся. Даже самые ярые идеалисты среди нас питают больше опасений и меньше надежд, чем когда-либо.

Мы утратили чувство безопасности

Даже в маленьких городках в Америке мы больше не чувствуем себя в безопасности, когда идем пешком ночью, потому что боимся стать очередной жертвой преступности. Мы не чувствуем себя в безопасности, когда ведем автомобиль, боимся, что нас кто-нибудь протаранит. Мы не чувствуем себя в безопасности, занимаясь сексом с одним партнером, потому что боимся схватить вирус СПИДа.

Мы с тяжелым сердцем отправляем детей в школу, так как боимся стрельбы из машин или актов насилия. Нам не по себе, когда мы оставляем их на чье-то попечение: а вдруг они станут объектом домогательств? Мы боимся отпустить их ездить на велосипеде в гости к другу: а вдруг их кто-нибудь похитит? Мы не чувствуем себя в безопасности даже в собственном доме.

Мы лишились наших убежищ

Когда мы утрачиваем чувство безопасности, мы также теряем и наши традиционные убежища, в которых можно было бы укрыться от повседневных стрессов и беспокойства. Вечерняя прогулка, поездка на автомобиле, секс — когда-то они помогали нам снять напряжение и хотя бы на час, на два сосредоточиться на прелестях жизни. Теперь даже эти занятия могут таить в себе опасность, и мы хорошенько подумаем, прежде чем предаться им Мы чувствуем себя в ловушке, мы чувствуем себя узниками в собственных домах.

Мы утратили неприкосновенность психики

Прежних границ, отгораживающих нашу жизнь от остального мира, уже не существует. Спутниковая технология лишила нас возможности обособить себя от трагедий и потрясений на планете, укрыться от них в своем мире. Очень трудно «отключиться» от того, что происходит вокруг нас, даже если бы мы захотели. И фраза «До меня не доберетесь» исчезла из нашего лексикона, так как сотовые телефоны и факсы дали возможность найти любого из нас, где бы он ни находился.

Мы утратили буфер, отделявший нас от «врага»

С тех пор как была основана наша страна, американцы всегда знали, кто их враг. То британцы, то японцы, то немцы, то русские — и все они были очень удаленные от нас народы. С окончанием «холодной войны», крахом коммунизма и распространением ядерного разоружения у нас не осталось далеких врагов. Внезапно угроза нашему дому, нашей собственности и нашей семье стала исходить изнутри, а не снаружи. Человек с ружьем, целящийся в нас, теперь находится не где-то в другом регионе мира, а здесь же, за углом. Враг уже рядом — это один из нас…

* * *

Каждое из этих обстоятельств само по себе уже означает тяжелую потерю. Соединившись же вместе, они становятся разрушительными в психологическом плане. И, подобно всем потерям, эти тоже вызывают у нас эмоциональный всплеск — чувство бессильной ярости.

Мы злимся, потому что мы гиперстимулированны.

Мы злимся, потому что всегда считали, что все должно меняться к лучшему, а не к худшему.

Мы злимся, потому что мы работали не покладая рук, чтобы все было как следует, а теперь, похоже, кто-то поменял правила игры, не поставив нас в известность.

И мы чувствуем, что бессильны защитить себя и тех, кого любим, от разных напастей.

Во времена кризиса всегда в первую очередь не выдерживают самые слабые звенья общественного здания. В таком случае эпидемия насилия, охватившая нашу нацию, возможно, выражает то самое бессилие людей, которые не захотели первыми стать жертвой. Возможно, бессмысленность актов насилия беспристрастно отражает суммарную ярость тех, кто совершает эти преступления. Все мы — жертвы своего времени, но некоторые из нас, те, кто стартовал в заведомо проигрышной ситуации, разлагаются быстрее остальных.

* * *

Кто убил детство? Да все мы, вместе.

Джерри Адлер, журнал «Ньюсуик»

Если уж мы, взрослые, в такой степени переживаем тревогу и отчаяние в эти тяжелые времена, то помоги, господи, нашим детям, которые, как напечатано на обложке последнего «Ньюсуик», «зараженные страхом, быстро растут». Когда я училась в начальной школе, то больше всего беспокоилась из-за того, возьмут ли меня на уроке физкультуры в волейбольную команду или пригласят ли на празднование дня рождения Эмили Бел. Теперь дети волнуются, не убьют ли их. Шестилетние ребятишки видят, как их ровесники гибнут в перестрелках из автомобилей. Учащиеся средних школ и старшеклассники проходят через металлоискатели, чтобы удостовериться, что никто из них не прихватил с собой оружия. Детство уже не то, что прежде, оно потеряло свою невинность и в этом смысле уже перестало быть детством.

И не думайте, что ваши дети или внуки не понимают, что происходит. Понимают. Они даже способны гораздо откровеннее поделиться своими впечатлениями от происходящего, чем мы, взрослые. Недавний опрос, проведенный Принстонским университетом среди 758 подростков возрастом от десяти до семнадцати, из различных социальных слоев, показал:

56 % боятся, что кто-нибудь из их семьи подвергнется насилию.

53 % боятся, что кто-то из взрослых в их семье потеряет работу.

61 % беспокоятся, что они не смогут найти хорошую работу.

Только одна треть сказали, что они добьются большего финансового преуспевания, чем их родители.

47 % боятся, что собственное жилье будет им не по карману.

49 % беспокоятся, что у них будет недостаточно денег.

Только 31 % в городах и 47 % в сельских районах чувствуют себя в безопасности по ночам.

Один из шести видел или знал человека, которого потом застрелили.

Чувство безопасности и доверие всегда были отличительными признаками детства. Они ограждают детей от суровой реальности, возникающей вместе со взрослой жизнью, так что дети могли расти и учиться, ни о чем не беспокоясь. Когда наши сыновья и дочери просыпаются в мире, в котором ни на что нельзя положиться, и засыпают в мире, который их страшит, то стоит ли удивляться, что каждый седьмой из них уже помышлял о самоубийстве? «Все в большей степени им приходится самим заботиться о себе в мире враждебных чужаков, опасных сексуальных соблазнов и неведомых экономических процессов, которые приводят в замешательство даже взрослых», — объясняет журналист Джерри Адлер. У тех из нас, кто постарше, по крайней мере, было время приобрести некоторые полезные навыки, помогающие нам справляться с этой боязнью. Но что нашим детям делать со своими тревогами?

И опять же мы возвращаемся к прогрессу технологии как к одному из виновников эмоционального кризиса, — с которым столкнулись наши дети. Когда росло большинство из нас, читающих эти строки, у жизни тоже были свои неприятные стороны, с которыми мы не соприкасались до тех пор, пока не взрослели достаточно, чтобы справиться с ними. Но при неконтролируемом и зачастую бесцензурном потоке информации, низвергающемся на головы теперешнего молодого поколения, особенно через телевидение и видеофильмы, они узнают слишком многое слишком быстро.

К тому времени, когда среднестатистический ребенок заканчивает начальную школу, он уже видел по телевидению 8000 убийств и 10 000 актов насилия. Он знает о сексе все — в том числе и то, что тот бывает и со смертельным исходом. Он в курсе того, что многие дети его возраста подверглись физическим истязаниям или сексуальным домогательствам и что другие дети живут на улицах, потому что их родители не могут найти работу.

В прошлом году подруга рассказала мне такую историю. Однажды вечером они с мужем занимались любовью, а на следующее утро ее пятилетняя дочь спросила ее за завтраком.

— Мамочка, вчера вечером я слышала, как вы с папой шумели в спальне, — начала она уверенно. — Чем вы там занимались?

Моя подруга, ее мать, поразмышляв несколько секунд, ответила:

— Понимаешь, дорогая, когда ты ешь что-то вкусное или когда тебе хорошо, ты ведь произносишь что-то вроде «ум-м-м-м…»? Так вот, нам с папой было хорошо, вот мы и урчали от удовольствия.

Видя, что дочь вполне удовлетворена ее разъяснением, моя подруга облегченно вздохнула. Но не долго она радовалась. В этот же день ее дочурка, вернувшись из школы, тут же бросилась в кухню.

— Мама, ты меня обманула! — укоряюще сказала она. — Вы урчали не от удовольствия, как я. У вас был оргазм!

Моя подруга просто лишилась дара речи. Было ясно: ее дочь сходила в школу, расспросила своих пятилетних подружек и докопалась до истины. Когда ее мать поделилась этим случаем со мной, мы обе посетовали, потому что сами, когда росли, узнали про оргазм, когда нам было по четырнадцать-пятнадцать.

Я часто наблюдала, как родители малышей делятся друг с другом подобными историями, и в ответ всегда раздается: «Ну до чего смышленые!» или «Господи, ну и дети пошли!» Но в глубине их смешков мне слышится паника. «Как нам уберечь своих детей от всяких напастей? — украдкой вопрошают взрослые. Когда они успели потерять невинность?»

А ответ таков: «Вы не в состоянии их ни от чего уберечь» — вот почему все мы, есть ли у нас дети или нет, так боимся за грядущее поколение. Количество беременностей среди подростков, уровень употребления ими наркотиков и алкоголя, рост молодежной преступности — все эти показатели в Америке выше, чем во всем остальном мире. По сути Дела, большинство немотивированных актов насилия, из-за которых мы ощущаем себя узниками в своих собственных домах, совершается детьми, дорвавшимися до огнестрельного оружия. Подобно своим родителям, наши дети чувствуют бессилие и ярость, и многие из них не умеют подавлять эти чувства так, как умеем мы. Один из постулатов метафизики гласит: «Мы то, чем мы себя ощущаем». Если наши дети воспитываются на сценах насилия, то неудивительно, что они ведут себя агрессивно. И мы должны понимать, что учиняемое ими насилие, их непочтительность, слегка замутненный взгляд их невинных глаз — все это крики о помощи. Они затерялись в дебрях нашего времени, и теперь нам предстоит помочь им, как и самим себе, найти выход.

* * *

Мы все должны идти возделывать сад.

Вольтер

Наша любимая родина Америка переживает кризис. Мы больше не можем игнорировать ее крики о помощи. Вместе с тем мы не можем повернуть время вспять и свести на нет тот вред, который ей уже причинили. Точно так же мы не можем, да и не должны отбросить технологию и материализм, которые привели нас туда, где мы сейчас находимся. Ну и каков же в таком случае будет ответ? Как нам залечить свои психические раны и раны наших детей? Где теперь наш сад и как сделать, чтобы он снова зацвел?

Мы должны заново открыть те подлинные моменты любви и контакта, которые придадут смысл нашему существованию, как бы ни был безумен окружающий мир.

Мы должны вернуться к состраданию, заботе и благодарности, которые всегда составляли ядро американских ценностей, и таким образом возродить дух нашей страны.

Мы снова должны достичь в нашей жизни состояния равновесия.

Каким бы сомнительным ни выглядело наше настоящее, я глубоко верю в наше будущее. Потому что вокруг появились вполне различимые признаки того, что в Америке уже идет процесс исцеления, — это относится и к тому, в чем мы видим ценности, и к тому, что мы считаем успехом.

Восточная философия учит нас, что во Вселенной ничто не может отклониться слишком далеко в одну сторону без того, чтобы не устремиться затем обратно к достижению равновесия. Мы, американцы, чувствуем, насколько мы потеряли баланс, и теперь начинаем переходить от потворства самим себе к самооткрытию. Мы снова обращаемся к церкви и различного рода религиям. Если раньше мы измеряли успех в таких категориях, как социальный статус, благосостояние, то теперь начинаем задумываться, насколько мы счастливы и в какой степени достигли душевного спокойствия.

Уже не веря в постулат «чем больше, тем лучше», мы вернулись к основополагающей философии. Наметившиеся у нас социальные тенденции отражают эти сдвиги: от неудобных туфель на шпильках и непрактичных мини-юбок мы перешли к рабочим ботинкам и мешковатым платьям, мы сменили наши претенциозные иномарки на четырехколесные малолитражки и фургоны, мы отказались от разных деликатесов, предпочтя им картофельное пюре с куском мяса.

Мы, с нашим новым пристрастием ко всему, что напоминает нам о временах менее развитых технологий, делаем поворот от сложного к простому: к одежде в стиле вестерн, серо-землистым тонам, в одежде, а последний крик моды — ювелирные украшения коренного американского населения. Ковбойские фильмы и телеспектакли у нас в такой чести, словно мы пытаемся перевести стрелки часов назад и докопаться до своих пионерских корней и ценностей, которые мы растеряли в пути.

Так же мы восстанавливаем и наши гнезда, надеясь таким образом вернуть хотя бы часть той неприкосновенности, которую технология отняла у нас. Мы больше времени проводим дома не только потому, что не чувствуем себя безопасно на улице, но и потому, что нам хочется побыть одним. Стремление к неприкосновенной духовной собственности укрепляется: мы пытаемся выкроить время на то, чтобы выяснить, кто мы такие и чего мы на самом деле хотим.

Вступая в двадцать первое столетие, мы, американцы, начинаем претерпевать глубокую духовную и эмоциональную трансформацию. И эта трансформация призвана спасти нас.

Есть замечательный афоризм, который принадлежит китайскому генералу, жившему столетия назад:

«Чтобы весь мир привести в порядок, нужно сначала свой народ изменить. Чтобы народ изменился, в родном городе нужно порядок навести. Чтоб в родном городе пошло все на лад, нужно вначале семейные поправить дела. С себя самого начинать…»

Сейчас, как никогда прежде, нам нужны подлинные моменты, которые помогут воспрянуть нашим измученным душам и снова привнесут смысл в нашу жизнь. Поскольку наши надежды тают под гнетом экономической реальности и внешняя сторона нашей жизни все туже стягивается узами времени, мы должны обратиться к своей внутренней жизни, в которой нет ограничений. Там мы откроем для себя подлинную свободу: научимся находить удовлетворение не за следующим холмом, не когда мы выполним очередную задачу, а прямо здесь, прямо сейчас.

И таким образом, шаг за шагом, Америка возвратится домой…