Любовь — это отдельность

Любовь — это отдельность

Несмотря на то что питание духовного роста другого человека является одновременно актом питания собственного роста, важнейшим признаком подлинной любви является то, что различие между собой и другим всегда сохраняется и оберегается. Подлинно любящий всегда видит в возлюбленном некую совершенно отдельную сущность. Более того, подлинно любящий всегда уважает и даже поощряет эту отдельность и уникальную индивидуальность любимого. Однако неспособность видеть и уважать эту отдельность чрезвычайно распространена и является причиной многих душевных болезней и ненужных страданий.

В своей экстремальной форме неспособность воспринимать отдельность другого человека называется нарциссизмом. Индивидуум, страдающий ярко выраженным нарциссизмом, фактически не способен на эмоциональном уровне воспринимать своих детей, супруга (супругу) или друзей как отдельные от него существа.

Я впервые начал понимать, что собой представляет нарциссизм, когда поговорил с родителями женщины-шизофренички, которую я назову Сьюзен X. В то время ей был 31 год. С восемнадцатилетнего возраста она предпринимала несколько серьезных попыток к самоубийству, и ее пришлось почти постоянно госпитализировать все это время в различных больницах и санаториях. Благодаря превосходным психиатрам, у которых она лечилась эти тринадцать лет, ее состояние наконец стало улучшаться. В течение нескольких месяцев нашей совместной работы она продемонстрировала растущую способность доверять достойным людям, отличать достойных людей от недостойных, осознавать тот факт, что у нее шизофреническая болезнь и что ей понадобится большая самодисциплина, чтобы справляться с этой болезнью до конца жизни, чтобы уважать себя и делать все необходимое для самостоятельной жизни без постороннего ухода. Наблюдая столь быстрое улучшение, я чувствовал, что близится тот день, когда Сьюзен сможет выйти из больницы и впервые в жизни вести успешное и независимое существование. По этому поводу я встретился с ее родителями — привлекательной и богатой супружеской четой зрелого возраста. С большим воодушевлением я рассказал им о невероятном прогрессе Сьюзен и объяснил причины моего оптимизма. Но, к великому моему удивлению, как только я начал свой рассказ, мать Сьюзен принялась тихонько плакать и плакала до самого конца. Сначала я подумал, что это слезы радости, но выражение ее лица ясно показывало, что женщина крайне опечалена. Наконец я не выдержал:

— Я вам поражаюсь, миссис X. Я рассказываю вам такие радостные, такие обнадеживающие новости, а вы как будто расстроены.

— Конечно, я расстроена, — отвечала она. — Я не могу сдерживать слезы, когда подумаю, сколько бедняжка выстрадала.

Тогда я стал пространно объяснять ей, что хотя Сьюзен так много страдала на протяжении всей болезни, зато она, несомненно, многому научилась в этом страдании, преодолела его и, на мой взгляд, отныне будет страдать не больше, чем всякий взрослый человек. На самом деле она будет страдать значительно меньше, чем каждый из нас, благодаря той мудрости, которую она приобрела в битве с шизофренией.

Миссис X. продолжала тихо рыдать.

— Честно говоря, я вас все-таки не понимаю, миссис X. — сказал я. — За последние тринадцать лет вы провели не один десяток подобных бесед с психиатрами, и, насколько я знаю, ни одна из них не была такой оптимистической, как эта. Неужели вместе с печалью вы не чувствуете радости?

— Я не могу не думать о том, какая горькая судьба выпала Сьюзен, — всхлипывала миссис X.

— Послушайте, миссис X., — сказал я, — существует ли что-нибудь такое, что я мог бы сказать о Сьюзен и что порадовало бы и ободрило вас?

— Бедняжка она, вся ее жизнь сплошное страдание, — завывала миссис X.

Внезапно я понял, что миссис X. плакала не о Сьюзен, а о себе. Она плакала от собственной боли и страданий. Но беседа шла о Сьюзен, а не о ней, и она рыдала от имени Сьюзен. Как же она могла это делать, недоумевал я. И тогда я понял, что миссис X. была просто не в состоянии отделить себя от дочери. То, что она чувствовала, должна чувствовать и Сьюзен. Она использовала Сьюзен как средство выражения собственных нужд. Она не делала это сознательно или злостно; но на эмоциональном уровне она действительно не могла воспринимать Сьюзен как личность, отдельную от ее личности. Сьюзен была она сама. В ее сознании Сьюзен как уникальная, другая индивидуальность с уникальным, другим жизненным путем просто не существовала — как, вероятно, не существовал и никто другой. Интеллектуально миссис X. признавала другие личности как отличные от себя. Но на более фундаментальном уровне другие личности для нее не существовали. В самых глубинах ее сознания целостность мира представляла она сама, миссис X., единственная.

В последующей моей практике мне часто встречались матери шизофреников, отличавшиеся таким же ярким нарциссизмом, как миссис X. Это не означает, что нарциссизмом страдают все матери шизофреников или что у таких матерей не могут вырасти нормальные дети. Шизофрения — исключительно сложное заболевание, в котором отчетливую роль играют и наследственные факторы, и среда. Нетрудно, однако, вообразить, какую путаницу вносил в детскую жизнь Сьюзен нарциссизм ее матери, как нетрудно видеть эту путаницу и во взаимоотношениях других детей с их матерями, страдающими нарциссизмом. Вот после обеда миссис X. сидит в дурном расположении духа и жалеет себя, а Сьюзен прибегает из школы с альбомом для рисования: учитель поставил ей высший бал за несколько работ! Дочь с гордостью рассказывает матери о своих успехах, а мать отвечает: «Сьюзен, иди поспи немного. Ты не должна так истощать себя школьными занятиями. Что они себе думают! Никакой заботы о детях». В другой раз после обеда миссис X. весело напевает, а Сьюзен приходит в слезах: несколько мальчишек обижали ее по дороге домой в школьном автобусе; и миссис X. говорит: «Как все-таки здорово, что вам попался такой хороший водитель автобуса. Что вы там только ни вытворяете, а он все терпит и так добр к вам… Я думаю, ты с удовольствием передашь ему небольшой подарок на Рождество».

Поскольку такие люди видят других не как отдельные личности, а как продолжение себя, то им совершенно чуждо сопереживание, умение поставить себя на место другого. Лишенные сочувствия, такие родители обычно неправильно реагируют на поведение детей на эмоциональном уровне: они не замечают и не исследуют детских переживаний. Можно ли удивляться, что их дети вырастают с серьезными отклонениями в понимании, принятии и контроле собственных чувств?

Огромное большинство родителей хотя и не страдают нарциссизмом так явно, как миссис X., в какой-то мере все же не способны принять и одобрить уникальную индивидуальность и «инаковость» собственных детей. Примеры мы видим на каждом шагу. Родители говорят о ребенке: «Он вылитый отец» или ребенку: «Ты в точности похож на твоего дядю Джима», как будто дети и впрямь являются генетической копией родителей или родственников; а между тем законы генетических комбинаций таковы, что все дети генетически чрезвычайно отличаются и от родителей, и друг от друга.

Спортивные отцы загоняют своих юных исследователей в футбольные секции, а ученые отцы заставляют спортивных сыновей корпеть над книгами; и те, и другие выращивают в сыновьях ненужное чувство вины и замешательства. Генеральша жалуется на свою семнадцатилетнюю дочь: «Когда Салли дома, она не выходит из своей комнаты и все пишет печальные стихи. Это ужасно, доктор. Она категорически отказывается пойти куда-нибудь вместе. Я боюсь, что она серьезно больна». После разговора с Салли, живой и очаровательной молодой девушкой, у которой масса друзей и отличные успехи в школе, я говорю родителям, что, по-моему, Салли совершенно здорова и что, возможно, им не следует так нажимать на нее, пытаясь сделать из нее точную копию себя. Они уходят к другому психиатру — быть может, он назовет особенности характера Салли отклонениями.

Подростки часто жалуются, что их дисциплинируют не от истинной заботы о них, а от страха, что они повредят родительской репутации. «Мои родители постоянно пристают ко мне, чтобы я постриг волосы, — нередко можно было услышать от подростка еще несколько лет назад. — Они не могут объяснить мне, чем плохи длинные волосы. Они просто не хотят, чтобы люди видели, что у них длинноволосые дети. А на меня им наплевать. Заботятся они только о своем имидже». Негодование таких подростков можно оправдать. Их родители, как правило, действительно не способны признать уникальную индивидуальность своих детей и рассматривают их как некие продолжения себя, мало чем отличающиеся от выходных нарядов, ухоженных газонов и сияющих автомобилей, которые демонстрируют их статус в обществе. Именно к таким, более привычным и мягким, но не менее разрушительным формам родительского нарциссизма обращался Калил Джебран с самыми, возможно, прекрасными словами, когда-либо написанными о воспитании детей:

Ваши дети — не дети вам.

Они сыновья и дочери тоски Жизни по самой себе.

Они приходят благодаря вам, но не от вас,

И хотя они с вами, они не принадлежат вам.

Вы можете дать им вашу любовь, но не ваши мысли,

Ибо у них есть свои мысли.

Вы можете дать пристанище их телам, но не их душам,

Ибо их души обитают в доме завтрашнего дня,

где вы не можете побывать даже в мечтах.

Вы можете стараться походить на них,

но не стремитесь сделать их похожими на себя.

Ибо жизнь не идет вспять и не задерживается

на вчерашнем дне.

Вы — луки, из которых ваши дети, как живые стрелы,

посланы вперед.

Стрелок видит цель на пути бесконечности и сгибает вас

Своей силой, чтобы стрелы летели быстро и далеко.

Пусть ваш изгиб в руке стрелка станет вам радостью;

Ибо как любит Он летящую стрелу,

так любит Он и лук, остающийся на месте.

Трудности, которые испытывает большинство людей, когда нужно смириться с отдельностью самых близких существ, возникают не только в родительской роли, но и в любых других интимных отношениях, включая супружеские. Не так давно в одной группе супружеских пар я услышал утверждение одного из участников, что «целью и функцией» его жены является поддержание чистоты в доме и кормление мужа. Меня ужаснул его, как мне показалось, болезненно крикливый мужской шовинизм. Я подумал, что могу показать ему это, попросив других участников группы рассказать, как они оценивают цели и функции их жен. К ужасу моему, шестеро других, включая женщин, сказали почти то же самое. Все они определяли цель и функцию мужа или жены по отношению к самим себе; никто из них не замечал, что их супруги могут иметь существенно отдельное существование, часть судьбы, не включенную в их семейную жизнь.

— Боже мой! — воскликнул я. — Теперь я не удивляюсь, что у всех у вас трудности в семейной жизни; они и не исчезнут, пока вы не признаете, что каждый из вас имеет собственную судьбу, которой надлежит сбыться.

Группа была не только пристыжена моей речью, но и порядком озадачена. Затем, перейдя в контратаку, они попросили меня определить цель и функцию моей жены.

— Цель и функция Лили, — ответил я, — состоит в том, чтобы развиваться и достичь в полной мере всего, на что она способна, но не для моей пользы, а для ее собственной и для славы Божьей.

Такая концепция, однако, еще некоторое время оставалась чуждой им.

Проблема отдельности в близких отношениях изводит человечество уже не одно столетие. Правда, внимание ей всегда уделялось больше в политическом аспекте, чем в семейном. Чистый коммунизм, например, выражает философию, очень похожую на воззрения упомянутых супружеских пар: цель и функция индивидуума — служить отношениям, группе, коллективу, обществу. Только судьба государства принимается во внимание; считается, что судьба личности не имеет значения. Чистый капитализм, с другой стороны, заботится о судьбе индивидуума, даже если это идет вразрез с интересами отношений, группы, коллектива, общества. Вдовы и сироты могут голодать, но это не помешает индивидуальному предпринимателю наслаждаться плодами своей инициативы.

Для всякого здравого рассудка должно быть очевидно, что ни одно из этих чистых решений проблемы отдельности в отношениях не может быть успешным. Здоровье личности зависит от здоровья общества; здоровье общества зависит от здоровья его индивидов. Работая с супружескими парами, мы с женой употребляем аналогию между семейным очагом и базовым лагерем у альпинистов. Если вы хотите взбираться на высокие горы, то должны располагать хорошим базовым лагерем — местом, где есть укрытие и запасы провизии, где можно подкрепиться и отдохнуть, прежде чем отважиться на штурм очередной вершины. Опытные альпинисты знают, что на сооружение базового лагеря необходимо потратить не меньше, а то и больше времени, чем на само восхождение; они знают, что их выживание зависит от того, насколько крепко сколочен и хорошо снабжен их базовый лагерь.

Типичную и традиционно мужскую семейную проблему создает муж, который, вступив в брак, посвящает все свои силы карабканию на высокие горы и не уделяет никакого внимания семье, то есть базовому лагерю, за который он не берет на себя никакой ответственности, но куда он рассчитывает возвратиться, когда ему вздумается, и застать все в идеальном порядке для отдыха и восстановления сил. Рано или поздно такой «капиталистический» подход к проблеме терпит крах: наш «альпинист» возвращается в свой беспризорный лагерь и находит его в руинах — измученная жена после нервного срыва и больницы сбежала с другим мужчиной или еще каким-либо способом сбросила с себя ответственность за содержание лагеря.

Столь же типичную и традиционно женскую семейную проблему создает жена, которая, выйдя замуж, чувствует, что цель жизни достигнута. Для нее базовый лагерь — это и есть вершина. Она не сочувствует потребностям мужа в достижениях и переживаниях за пределами семьи, не может понять их и реагирует на них ревностью, нескончаемыми упреками и требованиями, чтобы он отдавал все больше сил семье. Как и при других «коммунистических» решениях проблем, здесь строятся удушливые, отупляющие отношения, из которых загнанный, скованный по рукам и ногам муж может вырваться посредством «кризиса середины жизни».

Женское освободительное движение указало путь к тому, что, несомненно, является единственным идеальным решением: это брак как подлинно кооперативное предприятие, требующее обоюдных вложений и забот, времени и энергии, но ориентированное на главную цель — подготовку и укрепление каждого из участников для его индивидуального восхождения к индивидуальным вершинам духовного развития. Оба — и мужчина, и женщина — должны хранить домашний очаг, и оба должны стремиться к вершинам.

Когда я был подростком, меня глубоко волновали слова старинной американской поэтессы Энн Бредсгрит, обращенные к мужу: «Если когда-либо двое были одним, то это мы». Повзрослев, я начал понимать, что отдельность партнеров обогащает их союз. Крепкая пара не может быть образована индивидами, которых ужасает одиночество; но именно так чаще всего и бывает — люди спасаются от одиночества в браке. Подлинная любовь не только уважает отдельность партнера, но, фактически, старается ее культивировать, даже под угрозой разлуки или потери. Высшая цель жизни сводится к индивидуальному духовному росту человека, индивидуальному путешествию к вершине, которую каждый может одолеть только сам. Большое путешествие не может быть осуществлено без подпитки, поступающей от удачной семьи и удачного общества. Брак и общество существуют для этой главной цели — питать индивидуальные путешествия. Но, как и во всякой подлинной любви, «жертва» ради духовного роста другого дает такой же или еще больший рост дающему. И возвращение индивидуума с достигнутых им вершин к питательной среде семьи и общества несет новый подъем этой семье и этому обществу. В этом смысле индивидуальное и общественное развитие взаимозависимы, но кончик растущего побега неизменно одинок. Из одиночества своей мудрости снова обращается к нам пророк Калила Джебрана, говоря о супружестве:

Но пусть близость ваша не будет чрезмерной,

И пусть ветры небесные пляшут между вами.

Любите друг друга, но не превращайте любовь в оковы:

Пускай лучше она будет волнующимся морем

между берегами ваших душ.

Наполняйте чаши друг другу, но не пейте из одной чаши.

Давайте друг другу свой хлеб,

но не ешьте от одного каравая.

Пойте, танцуйте вместе и радуйтесь, но пусть каждый из

вас будет одинок, как одиноки струны лютни,

хотя они трепещут единой музыкой.

Отдайте ваши сердца, но не во владение друг другу.

Ибо лишь рука Жизни может вместить ваши сердца.

Стойте вместе, но не слишком близко друг к другу:

Ибо колонны храма стоят порознь,

И дуб и кипарис растут не в тени друг друга.