Психическая зараза

Психическая зараза

По словам великого русского психиатра В. М. Бехтерева, если бы можно было сосчитать те жертвы, которые прямо или косвенно обязаны своими страданиями влиянию «психического микроба», то вряд ли их число оказалось бы меньшим, чем число жертв, погубленных физическим микробом во время эпидемий. В работе «Роль внушения в общественной жизни», написанной в 1898 году, ученый объясняет механизмы внушения, самовнушения и взаимовнушения, лежащих в основе многих трагедий как в прошлом, так и в настоящем.

Внушение — это способ влияния одних лиц на другие. Оно может осуществляться как намеренно, так и ненамеренно со стороны влияющего лица, либо совершенно незаметно для человека, воспринимающего внушение, либо с его ведома и при более или менее ясном сознании.

Внушение заключается в непосредственной передаче тех или иных психических состояний от одного человека к другому.

Внушение как способ психического воздействия имеет ряд отличий от убеждения, производимого посредством логического мышления и при участии личного сознания. Среди способов психического воздействия одних лиц на другие наряду с убеждением и внушением есть еще приказание и пример. Но два последних оказывают действие подобно внушению.

Следует иметь в виду, что вопреки словесному убеждению, влияющему на другое лицо силой своей логики и непреложными доказательствами, внушение действует путем непосредственного прививания психических состояний, то есть идей, ощущений, чувств, не нуждаясь вообще ни в каких доказательствах и не требуя логического обоснования.

Внушение действует прямо и непосредственно на психическую сферу другого лица посредством уговора, яркой и взволнованной речи, жестов и мимики.

Пути передачи психических состояний с помощью внушения гораздо более разнообразны и многочисленны по сравнению с путями передачи мысли с помощью убеждения.

Вот почему внушение является более распространенным и нередко более могущественным способом воздействия, чем убеждение.

Последнее может оказывать влияние только на лиц, обладающих здравой и сильной логикой, тогда как внушение распространяется на тех, чья логика недостаточно крепка — например, на детей и простолюдинов.

Среди рядового населения внушение играет более значительную роль, чем логическое убеждение.

Всякий, кому доводилось общаться с народом, хорошо знает это из собственного опыта. Ему также известна цена логическому убеждению, которое если и имеет порой успех, то лишь временный, тогда как внушение или приказание в этом случае всегда действуют безупречно.

Влияние команды в войсках также сводится не к убеждению, а к внушению и приказанию, которые и тут оказываются сильнее всякого убеждения. Но и интеллигентные лица с хорошо развитой логикой склонны поддаваться внушению ничуть не меньше, чем дети и простолюдины.

Гипноз в состоянии сна и бодрствования

Опыт показывает, что внушение достигает наилучших результатов, когда объект внушения пребывает в особом состоянии сознания, которое называется гипнозом и которое есть не что иное, как искусственно вызванное видоизменение нормального сна.

Загипнотизированный находится в особом состоянии пассивности, в силу чего внушение действует на него подавляющим образом.

Во время неоднократных исследований таких людей, я сам убедился, что они по существу ничем не отличаются от всех прочих, за исключением разве что большей нервности и впечатлительности.

При этом их восприимчивость к внушениям происходит в психически нормальном состоянии.

Однако суть заключается в том, что эти лица по отношению к производимым внушениям не могут оказать никакого психического противодействия. Поэтому внушения попадают в их психическую сферу помимо их личного сознания, прививаются в самые ее недра и действуют на субъект так же неотразимо, как внушения, производимые в состоянии гипноза.

Разумеется, у такого рода лиц внушением в состоянии бодрствования можно пользоваться с тем же успехом, как в состоянии гипноза.

Показательным может быть следующий случай. Осенью 1896 года к нам поступил молодой человек, страдавший тяжелыми судорожными истерическими приступами и полным параличом нижних конечностей, который развился во время одного такого истерического приступа.

Паралич имел место уже более полутора месяцев, не поддаваясь никаким терапевтическим приемам и грозя перейти в те хронические параличи, которые длятся годами.

Во время обследования этого больного он был загипнотизирован и затем благодаря внушению полностью излечен от паралича. Еще пребывая в состоянии гипноза, он начал ходить.

Когда пациент был разбужен, то, к немалому своему удивлению обнаружил, что может не только стоять на ногах но и свободно перемещаться. Больной сам отправился в свою палату и привел в изумление всех тех, кто совсем недавно видел его в состоянии полного паралича нижних конечностей.

С этих пор у пациента остались лишь истерико-эпилептические припадки, которые случались с ним довольно часто и в течение продолжительного времени, если своевременно не останавливались соответствующими внушениями.

Перед тем как демонстрировать больного на лекции, я обследовал его вновь и убедился, что ему вполне можно производить внушения и в состоянии бодрствования. Тотчас ему было сделано внушение о прекращении судорожных приступов и о его выздоровлении. Внушение так сильно подействовало на больного, что он совершенно приободрился и больше не испытывал припадков.

На следующий день этому больному в состоянии бодрствования можно было без труда внушить разнообразные параличи, судороги, иллюзии и галлюцинации — словом, все что угодно.

Я не один раз спрашивал у больного, как тот может объяснить себе действие внушений наяву, но в ответ он выражал только крайнее удивление.

Сейчас у нас в клинике находится истерическая больная, которая в состоянии бодрствования очень легко воспринимает различные внушения, такие как галлюцинации, иллюзии и другие, и которая с помощью этих внушений легко излечивается от разнообразных нервных припадков.

Приведенные выше примеры не позволяют усомниться в том, что внушения в состоянии бодрствования в определенных случаях могут быть столь же действенными, как и в состоянии гипноза.

Многочисленные примеры можно встретить и вне клиники. Известно, какой магической силой обладают в некоторых случаях заговоры знахарей, способные сразу остановить кровотечение. Не меньшим признанием пользуется воздействие так называемых симпатических средств, к которым охотно прибегали, когда вера в их силу была широко распространена. На внушении в состоянии бодрствования основано известное целебное свойство королевской руки, магическое действие невской воды, хлебных пилюль и прочих индифферентных средств против многих болезней. В этот список входят и магическое слово аббата Faria, исцелявшего больных, и известное в Париже лечение страдающих параличом одним зуавом, пользовавшимся для этих целей одним лишь повелительным внушением, и наконец многие из тех внезапных исцелений, которые повторяются и поныне, нередко ставя в тупик очевидцев.

Тут красноречивым примером могут служить недавние подвиги в Америке немецкого эмигранта Шляттера, который, начав башмачником в Денвере, вдруг возомнил, что его призвание заключается в том, чтобы просветить всю Америку евангельским чтением. Он закрыл свою торговлю, превратился в странника и стал выдавать себя за мессию, исцеляющего больных наложением своей руки.

Вскоре молва о его чудесах повлекла за ним толпы приверженцев, на глазах которых продолжали свершаться удивительные исцеления. К нему начало стекаться такое множество больных, жаждущих наложения его руки, что он не успевал удовлетворять всех, ищущих его помощи.

Наибольшая слава пришла к нему в штате Колорадо. Затем Шляттер отправился в Мексику, после чего вскоре исчез, и никто не мог сказать, что с ним сталось. Его приверженцы утверждали, что он отправился в другие страны для проповеди, другие говорили, что он вознесся на небо. Пользуясь этим, стали появляться его подражатели — лже-Шляттеры.

В конце концов скелет настоящего Шляттера совершенно случайно был найден под деревом в провинции Чигуагуе двумя исследователями Сьерра-Мадре.

Этот поражающий воображение пример показывает, насколько велика может быть сила внушения в состоянии бодрствования при условии слепой веры в силу производимого внушения и отсутствии психического противодействия по отношению к нему.

Невольное внушение и взаимовнушение

Мы сталкиваемся с совершенно иным явлением, когда речь идет не о намеренном, а о невольном внушении, производимом при естественном общении одного лица с другим. Это внушение происходит незаметно для того, на кого оно действует, а потому, как правило, не вызывает с его стороны никакого сопротивления.

Чтобы пояснить этот факт, достаточно вспомнить, какое магическое влияние на всех оказывает появление в скучающем обществе одного веселого господина. Все невольно, сами того не замечая, заражаются весельем, приободряются духом — и общество из унылого и монотонного превращается в веселое и оживленное. В свою очередь оживление общества действует заразительно и на лицо, привнесшее это веселье, в силу чего его душевный тон еще более приподымается.

Возникает правомерный вопрос: каким образом могут прививаться идеи и психические состояния других лиц и подчинять своему влиянию? Есть все основания полагать, что это происходит исключительно при помощи органов чувств — зрения, слуха, осязания. Если говорить о влиянии мимики и жестов, то можно отметить тот факт, что весьма немногие могут наблюдать зевоту, чтобы не зевнуть самим, равным образом вид съедаемого лимона вызывает невольное сжатие губ и обильное слюноотделение. Известен анекдот, в котором повествуется о том, как один зритель, занятый поеданием лимона, остановил целый оркестр.

Можно привести примеры передачи внушения путем осязательного и мышечного чувств. Всем известно, что взаимное рукопожатие является очень действенным средством передачи душевных чувств и симпатии между близкими людьми. Другим примером может послужить известный рассказ о приговоренном к смерти преступнике, которому было внушено при закрытых глазах, что вскрыта одна из его вен и оттуда постоянно хлещет кровь. Несмотря на то что по его телу текла обыкновенная вода, через несколько минут человек умер.

В сущности, невольное внушение или взаимовнушение, будучи явлениями всеобщими, встречаются в нашей повседневной жизни везде и всюду. Не осознавая того сами, мы приобретаем чувства, суеверия, предубеждения, мысли, склонности и даже особенности характера от окружающих нас лиц, с которыми мы проводим больше всего времени. Например, как уже давно было замечено, существует сходство в чертах мужа и жены, которое в наибольшей степени зависит от психической ассимиляции путем взаимовнушения лиц, которые находятся в сожительстве.

Нет ничего более убедительного в отношении непосредственной передачи психических состояний от одного лица к другому, чем передача патологических явлений. Каждому известно, что истерика, случившаяся в обществе, способна повлечь за собой ряд других истерик; заикание и другие судорожные формы легко передаются предрасположенным лицам совершенно непосредственно, путем невольного и абсолютно незаметного внушения.

Не менее красноречивы примеры массовых самоубийств и так называемых наведенных помешательств. И в тех, и в других случаях действует внушение из-за которого и происходит заражение самоубийством, с одной стороны, и передача болезненных психических состояний — с другой.

Особенно благоприятными условиями для подобной передачи являются господствующие в сознании многих лиц аналогичные идеи и схожие по характеру аффекты и настроения, которые вызывают одинаковые иллюзии и галлюцинации. Эти коллективные и массовые галлюцинации являются одним из интереснейших психологических явлений. Почти в каждой семейной хронике можно встретить рассказы о видении умерших родственников целой группой лиц.

Известен рассказ об одном поваре на корабле, который неожиданно умер, что повергло в смятение всех пассажиров корабля. Были произведены обычные в таких случаях похороны — труп был спущен в море. Вечером того же дня многие пассажиры видели умершего повара, идущего за кораблем и прихрамывающего на одну ногу. Нечего и говорить, что это заставило испытать их неописуемый ужас и что многие из них провели тревожную ночь. Наутро все разъяснилось — то, что принималось пассажирами за видение повара, оказалось все лишь обрубком дерева, привязанным к корме корабля.

Историческим примером множественных галлюцинаций может послужить появление на небе изображения креста с надписью «Сим победишь» — видения, испытанного воинами Константина Великого перед началом решительной битвы.

Массовые религиозные видения имели место неоднократно. Во время холерной эпидемии в 1885 году жители деревни Корано, расположенной в окрестностях Неаполя, видели Мадонну в черном одеянии, молящуюся о спасении людей на одном из ближайших холмов, где стояла часовня. Слух об этом быстро распространился среди людей, и в Корано стали стекаться толпы народа. Видение продолжалось до тех пор, пока итальянское правительство не предприняло решительных мер по пресечению дальнейшего распространения этой эпидемической галлюцинации. Часовню перенесли в другое место, а холм был занят отрядом карабинеров, после чего видение окончательно исчезло.

Подобные видения можно объяснить только с точки зрения внушения. Когда группа лиц или население в целом подвержены тому или иному настроению и когда мысль работает исключительно в этом направлении, тогда у того или другого лица, страдающего психической неуравновешенностью, особенно легко появляются обманы чувств, по содержанию отвечающие его настроению и направлению мыслей, которые путем внушения, будь то словесное или любое другое, сообщаются другим лицам, находящимся в одинаковых психических условиях.

В этом же направлении следует осуществлять поиски стереотипных обманов чувств, свойственных лишь семьям, в которых этим галлюцинациям придается роковое значение. Известно, что в доме Габсбургов, например, такой галлюцинацией является видение женщины в черном. Появление этой женщины издавна считается предвестием близкой кончины, и информация об этом передается из уст в уста в виде семейной или родовой внушенной идеи, которая находит свою реализацию в соответствующих случаях в виде стереотипной галлюцинации.

Можно встретить и другого рода внушенные идеи. Я располагал сведениями об одной семье, где из рода в род передавалась боязнь огня из-за возможности погибнуть от него — и действительно, многие из членов этой семьи погибли от неосторожного обращения с огненной стихией. Более того, встречались даже случаи самоубийства путем самосожжения. В другом роду трепетно удерживалось представление, что смерть его членов происходит от огнестрельного оружия. И оказалось, что даже самые последние потомки этого рода, несмотря на страшную боязнь, находили свою смерть совершенно случайно или намеренно от выстрелов из ружья или револьвера.

Самовнушение

Следует иметь в виду, что в вышеописанных случаях вслед за внушением наступает очередь самовнушения, под которым следует понимать прививание психических состояний, обусловленных не только посторонним влиянием, но также и внутренними поводами самого лица, подверженного самовнушению.

Каждому известно, что можно себя настроить и на грустный, и на веселый лад, что можно развить воображение до появления иллюзий и галлюцинаций, можно также вселить в себя то или иное убеждение.

Кто не знает, что достаточно дать волю своему воображению — и оно готово рисовать всевозможные страшные образы в сумерках ночи, несмотря на то что мы твердо убеждены, что никаких страхов в действительности не существует.

Взаимовнушение на почве религиозного мистицизма и суеверий

Всеми видами внушений без труда объясняются и многие своеобразные стороны сектантства, которые находят выражение в самых грубых формах. Например, чудовищная жестокость тираспольских беспоповцев, замуровавших живьем 25 человек по их собственному желанию. Читая описание этого ужасного события, невольно приходишь к выводу, что эти сектанты так спокойно шли на верную смерть только в силу укоренившейся в их сознании путем внушения и самовнушения идеи о переселении через это погребение в лоно праведников.

Бесспорно, что убеждения раскольников, считающих перепись населения антихристовой записью, отчуждением от Христа и от истинной веры, неминуемо создают почву для самоистребительных стремлений, но отсюда до самосожжения, до уморения себя голодом и закапывания живьем в землю еще далеко. Однако не вызывает сомнений тот факт, что раскольничья среда в скитах, в некотором отчуждении от внешнего мира, при постоянных постах и молитвах представляет собой чрезвычайно благоприятные условия для становления и развития религиозного фанатизма. В этих условиях и находит себе благоприятную почву самоистребительная проповедь. Эта проповедь в указанных случаях действует не столько путем убеждения, сколько силой внушения и взаимовнушения, что и вызывает окончательное решение «соблюсти благочестие без отступления», согласно выражению самих раскольников.

Господствующие воззрения являются только более или менее благоприятной почвой для распространения тех или иных психопатических состояний путем невольной передачи от одного лица к другому. В основе эпидемического распространения так называемой бесоодержимости находим все следы установившихся в то время народных воззрений на необычайную силу дьявола над человеком. Но тем не менее следует признать, что развитие и распространение этих эпидемий обязано главным образом, если не исключительно, силе внушения. Например, церковный пастор во время богослужения рассуждает о власти демона над человеком, призывая народ быть ближе к Богу, и во время одного из патетических мест этой речи ко всеобщему ужасу демон овладевает одним из присутствующих, повергая его в страшные корчи. Далее появляются следующие жертвы. При других богослужениях случаются те же вещи. Здесь следует говорить о прямом внушении бесоодержимости, переходящем затем в жизнь народа и находящем проявление вне богослужебных церемоний.

Когда произошло укоренение воззрений о возможности воплощения дьявола в человеке, то это верование стало само по себе действовать путем взаимовнушения и самовнушения на многих психопатических личностей и приводить, таким образом, к возникновению и развитию демонопатических эпидемий, которыми так богата история средневековья.

Эпидемиями бесноватых, как известно, наиболее отмечен XVII век. Бесноватость, имевшая место во все времена, была в полном смысле недугом этого века, подобно тому, как XVI век был славен колдовством, а мания величия и мания преследования стали болезнями нашего столетия.

Вот, к примеру, небольшая выдержка о средневековых конвульсионерках из Луи Дебоннера. Речь пойдет о девушках, которые в определенные дни, а порой после каких-нибудь предчувствий, внезапно впадают в трепет, дрожь, судороги и зевоту. Они опрокидываются на землю, и им подкладывают под спину заранее приготовленные тюфяки и подушки. Затем с ними начинаются большие волнения; они катаются по полу, бьют и терзают себя, их головы вращаются со страшной быстротой, глаза то закатываются, то закрываются, их язык то высовывается наружу, то заваливается внутрь, заполняя глотку; желудок и нижняя часть живота постоянно вздуваются, и все это время они либо лают по-собачьи, либо поют по-петушиному. Страдая от удушья, эти несчастные стонут, кричат и свистят; по всем членам тела проходят судороги; они бросаются то в одну, то в другую сторону; начинают проделывать кувырки и иные движения, оскорбляющие скромность, принимают циничные позы, растягиваются и деревенеют, оставаясь в таком положении часами, а иногда и целыми днями; в течение какого-то времени они остаются слепыми, глухими и параличными. Ознакомившись с этим описанием, невропатолог сразу определит, что здесь речь идет о припадках большой истерии, встречающейся, как известно, и ныне.

Еще более поучительную картину находим в описании судорожных эпидемий, которые имели место в Париже в прошлом столетии. Объединяющим фактором этих эпидемий явилось Сен-Медарское кладбище, где расположена могила дьякона Пари, прославившегося своим аскетическим образом жизни. Приведенное ниже описание принадлежит Луи Филье.

«Конвульсии Жанны, излечившейся на могиле Пари от истерической контрактуры в припадке судорог, послужили сигналом для новой пляски св. Витта, возродившейся вновь в центре Парижа в XVIII веке, конечные вариации которой одна мрачнее и смешнее другой.

Со всех концов города люди стекались на Сен-Медарское кладбище, чтобы поучаствовать в кривляньях и подергиваниях. Здоровые и больные — все уверяли, что конвульсионируют, и конвульсионировали по-своему. Это был всенародный танец — настоящая тарантелла.

Вся площадь Сен-Медарского кладбища и соседних улиц была занята скоплением девушек, женщин, больных всех возрастов, конвульсионирующих как бы наперегонки друг с другом. Здесь мужчины бьются о землю, изображая настоящих эпилептиков, в то время как другие, расположившись немного подальше, глотают камешки, кусочки стекла и даже раскаленные угли; там женщины ходят на головах с той степенью странности и цинизма, которая только может быть совместима с такого рода упражнениями. В другом месте женщины, растянувшись на земле во весь рост, приглашают зрителей ударять их по животу и бывают довольны лишь тогда, когда 10 или 12 мужчин обрушиваются на них всей своей тяжестью.

Люди корчатся, кривляются, совершают телодвижения на тысячу разных ладов. Есть, впрочем, и более заученные конвульсии, которые скорее напоминают пантомимы и позы, изображающие различные религиозные мистерии, причем особой популярностью пользуются сцены из страданий Спасителя.

Среди этого нестройного шабаша то и дело раздаются стон, рев, пение, декламация, пророчество и мяуканье. Однако преобладают в этой эпидемии конвульсионеров танцы. Хором управляет духовное лицо — аббат Бешерон — который, чтобы оставаться у всех на виду, стоит на могиле. Здесь он совершает ежедневно с искусством, не выдерживающим соперничества, свое любимое „па“ — знаменитый скачок карпа, неизменно приводящий зрителей в восторг.

Эти вакханалии погубили все дело. Король, ежедневно получавший от духовенства самые дурные отзывы о происходящем на Сен-Медаре, отдал приказ закрыть кладбище. Однако эта мера не пресекла безумия конвульсионеров. Так как поступил запрет конвульсионировать публично, то припадки янсенистов стали происходить в частных домах, и зло от этого еще больше усилилось. Сен-Медарское кладбище концентрировало заразу, а его закрытие способствовало рассеиванию ее.

Всюду при дворах, в подворотнях можно было слышать или видеть, как терзается какой-нибудь несчастный — его вид неизменно оказывал свое заразительное действие на присутствующих и побуждал их к подражанию.

Зло приобрело такие значительные размеры, что король издал указ, согласно которому каждый конвульсионирующий предавался суду, специально учрежденному при арсенале, и приговаривался к тюремному заключению. Однако после этого конвульсионеры стали только искуснее скрываться, но полностью так и не вывелись».

После прочтения этих строк можно ли усомниться в том, что эпидемии конвульсионирующих получали свое развитие благодаря взаимовнушению на почве религиозного мистицизма и тяжелых суеверий? Очевидно, подобным же образом следует объяснять происхождение колдовства — этой страшной болезни, которая стала причиной гибели на кострах и эшафотах такого количества людей, которое превышает число погибших в войнах нынешнего столетия.

Колдовство и бесоодержимость

Не допустив существования взаимовнушения и самовнушения, нам не удалось бы понять ни столь значительного распространения колдовства, проявившегося в самых различных частях Европы, особенно в XVI веке, ни почти стереотипного описания видений, которым подвергались несчастные колдуны и колдуньи средневековья.

Согласно описаниям Реньяра, к женщине, обыкновенно подверженной конвульсивным приступам, являлся изящный и грациозный кавалер. Обычно он входил через открытую дверь, но чаще появлялся неожиданно, как бы вырастая из-под земли.

Вот какое описание этому видению дают колдуньи во время суда: «Он одет в белое платье, а на голове у него — черная бархатная шапочка с красным пером. Или же на нем бывает роскошный кафтан, осыпанный драгоценными каменьями, вроде тех, которые носят вельможи. Незнакомец является либо по собственной инициативе, либо на зов, или же на заклинание своей будущей жертвы. Он сулит жертве богатство или могущество, протягивает ей свою шляпу, полную денег. Но чтобы удостоиться все этих благ, жертве придется отречься от святого крещения и отдаться сатане душой и телом».

Таким было стереотипное описание демонических галлюцинаций, которым подвергались истерические женщины и так называемые колдуньи. Очевидно, речь здесь идет о галлюцинациях, возникающих на основе представлений, упрочившихся в сознании путем внушения или самовнушения, скорее всего, с детских лет, благодаря рассказам о возможности появления дьявола в роли соблазнителя.

Другое, не менее распространенное в народе в средние века убеждение получило название «бесоодержимость», что означало обладание дьяволом человеческим телом. Благодаря самовнушению, эта идея нередко являлась причиной и источником целого ряда конвульсивных или иных проявлений большой истерии, которые также вполне способны к эпидемическому распространению.

Первая большая эпидемия такого рода, по словам Реньяра, случилась в мадридском монастыре. В монастырях — преимущественно в женских обителях — религиозные обряды и постоянное сосредоточение на чудесном часто становились причиной нервных расстройств. Мадридская эпидемия началась в монастыре бенедиктинок, игуменье которого донье Терезе в то время едва исполнилось 26 лет.

С одной монахиней вдруг стали происходить страшные конвульсии. У нее появились внезапные судороги, скорчивались и мертвели руки, шла пена изо рта, все тело изгибалось в дугу наподобие арки, опиравшейся на затылок и пятки. По ночам из груди больной вырывались страшные вопли, а под конец ею совершенно овладел бред.

Несчастная объявила своим сестрам, что в нее вселился демон Перегрино, который не дает ей покоя. Вскоре демоны овладели всеми монахинями, за исключением пятерых женщин, причем сама донья Тереза тоже пала жертвой страшного недуга.

В обители стали происходить неописуемые сцены: монахини целыми ночами мяукали, лаяли и выли, объявляя, что они одержимы одним из друзей Перегрино. Монастырский духовник Франсуа Гарсиа использовал заклинание против бесноватых, но безуспешно. После этого дело перешло в руки инквизиции, которая распорядилась изолировать бесноватых монахинь. С этой целью их сослали в различные монастыри.

Гарсиа же, обнаруживший в этом деле известное благоразумие, был осужден за то, что якобы вступил в сношение с демонами, прежде чем напасть на них.

Бесноватость бенедиктинок наделала много шуму, но ее известность ничтожна в сравнении с эпидемией луденских урсулинок, беснование которых относится к 1631 году. «В Лудене находилась община урсулинок, посвятивших себя делу образования. В нее входили дочери знатных лиц. Приором монастыря был аббат Муссо, который, впрочем, скоро умер. Спустя непродолжительное время после своей кончины он однажды ночью явился госпоже де Бельсьель в виде мертвеца и приблизился к ее постели. Своими криками госпожа де Бельсьель подняла на ноги всю обитель. После этого приведение стало являться каждую ночь. Монахиня рассказала о своем несчастье сестрам. Результатом стало то, что привидение начало посещать всех монахинь. То и дело были слышны крики ужаса и монахини пускались в бегство. Слово „одержимость“ было пущено в ход и стало использоваться всеми. Для изгнания злого духа в обитель явился монах Миньон в сопровождении двоих товарищей.

Игуменья мадам де Бельсьель объявила, что она одержима Астаротом и, как только Миньон приступил к заклинаниям, стала издавать страшные вопли и биться в конвульсиях. В бреду она говорила, что ее околдовал священник Грандье во время преподношения ей роз. Игуменья говорила, что Грандье являлся каждую ночь на протяжении последних четырех месяцев и что он проникал в обитель, проходя сквозь стены.

С другими одержимыми, в частности с мадам де Сазильи, случались конвульсии, повторявшиеся ежедневно, особенно во время заклинаний.

Одни из них укладывались на живот и перегибались таким образом, что голова соединялась с пятками, другие катались по земле, изо рта у них вываливался язык, совсем черный и распухший. Когда во время судорог происходили галлюцинации, одержимые могли видеть смущавших их демонов. У мадам де Бельсьель их было 7, у мадам де Сазильи — 8, особенно часто встречались среди них Асмодей, Астарот, Левиафан, Исаакорум, Уриель, Бегемот, Дагон, Магон и тому подобные (в монастырях злой дух носит названия, данные ему в богословских сочинениях).

В одних случаях монахини впадали в каталептическое состояние, в других — переходили в сомнамбулизм или доходили до полного автоматизма. Они постоянно чувствовали в себе присутствие злого духа и, катаясь по земле, произнося бессвязные речи, проклиная Бога, кощунствуя и совершая возмутительные телодвижения, утверждали, что исполняют его волю».

Отец Иосиф дает свое описание сценам, которые происходили в этом монастыре.

Однажды игуменья пригласила святого отца отслужить молебен и просить Бога защитить их от демонов. Заклинатель немедленно ответил согласием, не сомневаясь в успешности чрезвычайного молитвословия и с этой же целью заказал мессы в других церквях.

Это настолько взбесило демонов, что в день поклонения волхвов они стали терзать игуменью. Лицо ее посинело, а глаза недвижимо уставились в изображение святого лика богородицы. Был уже поздний час, когда отец Сюрен решился все же прибегнуть к усиленным заклинаниям, чтобы заставить демона пасть в страхе перед тем, кому поклонялись волхвы.

С этой целью он привел одержимую в часовню, где она произнесла множество богохульств, пытаясь бить присутствующих и во что бы то ни стало оскорбить самого отца, которому наконец все же удалось тихо подвести ее к алтарю.

Затем он приказал привязать одержимую к скамье и, произнеся несколько воззваний, приказал демону Исаакоруму, вселившемуся в игуменью, пасть ниц перед Младенцем Иисусом и поклониться Ему. Демон отказался выполнить это требование, продолжая изрывать страшные проклятия. Он похвалялся, что не боится ни Бога, ни святой Девы Марии и уверял, что никому не удастся изгнать его их тела, в которое он вселился.

Демона спросили, чего ради он вызывает на борьбу всемогущего Бога. «Я делаю это от бешенства, — отвечал демон, — и с этих самых пор я и мои товарищи не будем заниматься ничем иным!» Демон возобновил свои богохульства в еще более усиленной форме. Еще несколько раз отец Сюрен увещевал демона и приказывал ему поклониться Иисусу и воздать должное Святому Младенцу и Пресвятой Деве Марии. Но демон не покорялся. У игуменьи появились такие сильные конвульсии, что ее пришлось освободить от веревок, удерживающих ее на скамье.

Присутствующие ожидали, что демон наконец покорится, но Исаакорум поверг ее на землю и воскликнул: «Да будет проклята Мария и Плод ее!»

Заклинатель потребовал, чтобы демон немедленно покаялся перед Богородицей. Но тот продолжал отказываться, пока не возобновилось пение гимнов. В теле госпожи де Бельсьель демон приблизился к самому выходу их часовни, высунул громадный черный язык и принялся лизать каменный пол с отвратительными ужимками, ужасными конвульсиями и чудовищным воем. Затем он повторил то же самое у алтаря, после чего выпрямился и, все еще оставаясь на коленях, гордо посматривал, как бы показывая вид, что не желает сходить с места. Но заклинатель, держа в руках Святые Дары, потребовал от него ответа. Тогда выражение лица демона ужасно исказилось, голова откинулась назад, и послышался сильный голос, исторгающийся как бы из глубины груди: «Царица Неба и Земли, прости!»

Нетрудно предположить, что подобные заклинания не только не оказывали успокоительного воздействия на окружающих лиц, но способствовали развитию бешенства у несчастных монахинь. Луденская эпидемия урсулинок закончилась трагически, так как несчастный аббат Грандье был обвинен в чародействе и подвергнут чудовищным пыткам и истязаниям. В конце концов он был заживо сожжен. Но тяжелая казнь Грандье не упокоила беснующихся урсулинок, пока их не изолировали.

После этого демоны стали преследовать молодых девушек в Лудене. Эти демоны носили имена: Уголь нечисти, Адский лев, Ферон и Малон. Эпидемия распространилась на окрестности и продолжалась до тех пор, пока бесноватых не разъединили.

Эти описания не оставляют сомнений в том, что в данном случае имеют место проявления большой истерии, которая была вызвана внушением и самовнушением.

Природа и причины возникновения паники

Распространение психических эпидемий наблюдается в современном обществе довольно часто. Одним и ярких проявлений психической эпидемии, которая носит кратковременный характер, можно считать панику. Такая психическая эпидемия может развиваться в народных собраниях, когда вследствие тех или иных условий в сознании масс прививается идея о неминуемой смертельной опасности.

Кто переживал вместе с другими панику, тому известно, что это не простая трусость, которую можно подавить в себе сознанием долга и с которой можно бороться убеждением. Это есть нечто такое, что подобно острейшей заразе охватывает целую массу лиц чувством неминуемой опасности, против которой совершенно бессильно убеждение и которая объясняется только внушением этой идеи путем неожиданных зрительных впечатлений (например, возникновение пожара, приближение неприятельских войск и прочее) или путем словесного воздействия, злонамеренно или случайно оказанного на толпу.

Так как паника касается чувства самосохранения, свойственного каждому индивидууму, то она развивается одинаково как среди интеллигенции, так и среди простолюдинов. Условием для ее возникновения и развития становится неожиданность в появлении всеми осознаваемой опасности. На этой почве достаточно малейшего толчка, действующего наподобие внушения, чтобы мгновенно возникла паника.

Однажды в годы студенчества мне самому пришлось вместе с моими товарищами пережить панику. Зимой 1876 года от случайного воспламенения 45 тысяч пудов пороха на пороховом заводе в окрестностях Петербурга произошел взрыв. Все жители Петербурга того времени, вероятно, помнят тот страшный звук, от которого полопались стекла в домах на набережной Большой Невы. Мы находились в то время на лекции покойного ныне профессора Бессера в аудитории одного из деревянных бараков, в которых располагалась его клиника?

Внезапно раздался оглушительный взрыв, потрясший все здание барака. В эту минуту никто не мог понять, что в действительности произошло. Мне показалось, что сейчас обрушится потолок здания, и я, сидевший впереди всех у окна, невольно поднял на мгновение взгляд к потолку. Тотчас же я услышал непонятный для меня шум в аудитории и, обернувшись, увидел, что все присутствовавшие на лекции повскакивали со скамеек и ринулись к выходу, давя друг друга и перепрыгивая через препятствия. Тогда я тоже рванулся к дверям, хотя проникнуть в них вследствие большого скопления студентов уже не представлялось возможным. Впрочем, паника прекратилась, как только половине моих товарищей удалось выбраться наружу и аудитория немного опустела. Очнувшись, никто не мог дать себе ясного отчета в том, почему он бежал вместе с другими. Все, однако, осознавали, что произошло нечто такое, что, казалось, могло угрожать разрушением всего здания.

К счастью, все обошлось благополучно, и лишь немногие пострадали при давке, отделавшись ушибами и вывихами рук.

В данном случае причиной паники послужили два момента: внезапный, сильнейший стук, потрясший все здание и вселивший ужас во всех присутствовавших, и невольный взгляд одного из них на потолок, внушивший и укрепивший идею о разрушении здания.

Подобная паника происходит при всевозможных случаях, внушающих мысль об опасности, и нередко становится причиной настоящих бедствий. Всем известно, что в церквях, в театрах и в других многолюдных собраниях достаточно произнести слово «пожар!», чтобы неминуемо вызвать эпидемию страха или панику, быстро охватывающую все собрание и почти неизбежно приводящую к многочисленным жертвам.

Кроме паники, существуют другие виды психических эпидемий, охватывающих больше народные массы. Яркий исторический пример такой психической эпидемии можно наблюдать в крестовых походах, несомненно являвшихся последствием привитой или внушенной идеи о необходимости освобождения Святого Гроба. Достаточно вспомнить несчастный крестовый поход детей, чтобы уяснить, какой силой в то время пользовалось внушение и взаимовнушение, находившее себе благоприятную почву в господствовавших в то время религиозных заблуждениях.

В чем же заключается причина подобных явлений и могущественного действия психических инфекций — этого микроба, лежащего в основе психических эпидемий?

Уже было упомянуто, что распространению психической эпидемии способствует подготовленность психической почвы в населении или в известном круге лиц. Другим важным фактором следует считать скопления народных масс или народные сборища во имя одной общей идеи, которые сами по себе зачастую уже являются результатом психической инфекции.

Подобные сборища сами собой превращаются как бы в одну огромную личность, которая чувствует и действует как единое целое. Что в этом случае заставляет многие сердца звучать в унисон? Почему они действует по одному и тому же плану и выдвигают одни и те же требования? Ответ — одна и та же идея, связавшая это множество различных людей в один сложный и большой организм. Эта идея, возможно, вселена в некоторые умы путем убеждения, но для большинства она все же остается внушенной идеей. И когда подобное общество уже сформировано, когда оно объединено под влиянием одного общего импульса, тогда в дальнейших его действиях главная руководящая роль уже принадлежит внушению и взаимовнушению.

Почему толпа движется, не зная препятствий, по одному мановению руки своего вожака, почему она издает одни и те же клики и действует в одном направлении, как по команде? Здесь сказывается могущественное действие взаимовнушения, возбуждающего у отдельных членов толпы одни и те же чувства, поддерживающего одно и то же настроение, укрепляющего объединяющую их мысль и усиливающего активность до невероятной степени.

Только воздействием самовнушения и можно объяснить успех тех знаменательных исторических событий, когда нестройные толпы народа, воодушевленные общей идеей, вынуждали к отступлению хорошо вооруженные и дисциплинированные войска, действовавшие без достаточного воодушевления.

Одним из примеров подобных подвигов народных масс может служить взятие Бастилии.

Та же самая сила внушения используется и в войсках, приводя их к блестящим победам. Было бы ошибочным утверждать, что дисциплина и сознание долга не способствуют созданию из армии единого целого — одного могучего, колоссального тела. Но для того чтобы проявить свою мощь, оно нуждается также в одухотворяющей силе. И эта сила заключается во внушении той идеи, которая способна найти живой отклик в сердцах бойцов. Вот почему умение поддержать дух войск в решительную минуту составляет одно из важнейших достоинств великих полководцев.

Силой внушения объясняются геройские подвиги войск, совершаемые под влиянием одного возбуждающего слова почитаемого военачальника, когда, казалось бы, надежды на успех нет.

Бесспорно, сила внушения в этих случаях берет верх над убеждением и сознанием невозможности достичь нужной цели и ведет к результатам, которых минуту назад нельзя было ни предвидеть, ни ожидать.

Однако внушение — это слепая сила, лишенная тех нравственных начал, которые лежат в основе чувства долга. Поэтому, используя внушение, можно направить народные массы как к великим историческим подвигам, так и к самым жестоким и безнравственным поступкам. Достаточно, чтобы кто-нибудь возбудил в толпе низменные инстинкты, и толпа, благодаря возвышенным целям, в полном смысле этого слова превращается в дикого зверя.

Вспомните сцену из «Войны и мира», когда князь Растопчин предал толпе одного из своих заключенных ради собственного спасения, или печальную смерть врача Молчалина во время возмущений в последнюю холерную эпидемию.

До какой степени быстро, часто под воздействием внушения, толпа меняет свои чувства и убеждения, демонстрирует следующий пример. В окрестностях Парижа толпа народа преследовала одного богатого фермера, якобы наживающегося за счет общества. В ту минуту, когда фермеру уже грозила смерть, кто-то из толпы вдруг вступился за него, и людская ярость мгновенно превратилась в расположение к преследуемому. Преследователи заставили свою недавнюю жертву петь и плясать вместе с ними вокруг дерева свободы, хотя за минуту перед тем намеревались повесить ее на ветвях этого же дерева.

Таким образом, в зависимости от направленности внушения толпа способна проявлять как возвышенные и благородные настроения, так и самые низменные и грубые инстинкты.