8 глава . Ритуалы переходного периода и отроческие планы

8 глава. Ритуалы переходного периода и отроческие планы

СОВРЕМЕННАЯ ПРИТЧА

Когда я была еще совсем молодым психоаналитиком, вскоре после Второй мировой войны, у меня проходил курс один лицеист; его послали к психотерапевту, и не потому, что он был плохим учеником, просто учителя были в отчаянии, потому что мальчик все время витал в облаках.

Иногда я посещала лицей Клода Бернара, где было открыто психопедагогическое отделение для учеников, которые хорошо успевали в начальных классах и стали получать плохие отметки в шестом-седьмом.

Почти у всех показатель интеллектуального разви-тия (IQ) был 135 [То есть высокий.].

В метро я встретила соседку, у которой была мастерская нарядного женского белья, она отправлялась туда по утрам в то же самое время, что и я в школу на психотерапевтические приемы. По ходу разговора она спросила:

—Доктор, а чем вы заняты именно сейчас?

—Детьми, которым в школе приходится трудно, хотя они умные и способные. Какой-то шок, эмоциональное потрясение перевернуло их психику, и теперь они не могут сосредоточиться.

—Ах, если бы вы знали, у моего сына Кристиана тоже самое! Я не знаю, что делать. Он потерял отца, егоубили на войне... Мальчик обожает авиацию, но...

—Так, так, интересно...

—Да, но учителя говорят, что не могут больше держать его в лицее...

Тогда по моему совету она отдала сына в центр Клода Бернара, и я стала заниматься с ним индивидуально. Поддерживающей психотерапии, которая стала в его случае лишь вступлением к психоаналитическим сеансам, оказалось достаточно, чтобы помочь мальчику выйти из этого переходного отроческого состояния.

По ходу наших бесед он рассказал, что в тот период, когда у него начались сны, он начал выполнять обязанности смотрителя в примерочной, в бельевой мастерской своей матери. Он находился в той же комнате, где она принимала клиенток. Мелькающее дамское белье возбуждало его воображение и мешало работать.

Когда он возвращался из лицея, то сразу попадал в маленькую лавочку, где дамы примеряли корсеты и лифчики.

В снах он давал волю своей сексуальности.

Я сказала ему, что это вполне нормально — думать о женщинах. Но чтобы не подвергать себя соблазну и не испытывать ненужной эрекции, он должен попросить у матери разрешения идти из лицея прямо домой — ведь теперь он вырос. Он перестал работать в примерочной. Стал более собран в классе. Мы продолжали наши еженедельные встречи. Во время каждого сеанса он без конца рассказывал мне о самолете, который конструировал вместе с товарищем в подвале их дома. Они работали вдвоем, по вечерам и по выходным. Все остальное настолько его не интересовало, что он не обратил внимания даже на одну практическую «деталь»: единственным выходом из подвала было узкое окно. Самолет, который они в один прекрасный день соберут, был обречен оставаться там, где стоял, но это мне было пока неизвестно. Я следила за тем, как продвигается сборка, он показывал мне планы, рисунки. Наконец я спросила:

—Вы уже прикрепили крылья к стрингеру? Как вы думаете вывести самолет из подвала?

Он задумался.

—И правда, мы совсем забыли о том дне, когда он должен будет взлететь.

Это не огорчило мальчика. Значит, он преодолел переход в отрочество и расставание с детством.

Чудаковатый сорванец, он жил как бы в двух измерениях: первый уровень — мечтания—побуждал его к напряженной работе над своим самолетом, хотя у него не было никакой возможности вывести самолет из подвала. На уровне реальности это реализовывалось так: он два года работал в свое удовольствие и теперь ни о чем не сожалел, потому что он осуществил свою мечту, построив самолет в подвале материнского дома.

Притча: прекрасная птица, которая не полетит, но которая полетела в нем самом и которая реализовала его мечты в гомосексуальную дружбу.

Вдвоем с другом они делают грандиозный фаллос, который улетит на крыльях... Это сублимированное представление о прекрасной птице. Теперь можно найти себе дело, которое и вправду даст крылья.

Вот прекрасный пример плодотворного замещения [Замещение (по 3. Фрейду) — защитный механизм снижения тревожности с одновременным удовлетворением неприемлемого мотива. Мотив, который не может быть удовлетворен в одной форме, направляется в новое русло. — Примеч. ред] в обществе, где уничтожены обряды переходного периода в отрочество. Нет больше ни ритуала инициации, ни института ученичества.

В ходе этой психотерапии переход не имел двойственного характера. Мальчик был полон доверия, но не влюблен.

Десять лет спустя, узнав мой адрес в медицинском управлении, этот молодой человек захотел меня увидеть. Он стал пилотом-испытателем. Собирался жениться. Девушка, которую он любил, настаивала, чтобы он бросил свою профессию и только тогда на ней женился. Он хотел быть с ней, но у него не было никакого желания бросать свою рискованную профессию, приносящую к тому же большую зарплату и премии.

—Я ей говорю, моей невесте: «Это очень хорошо для женщины. Если я погибну, вдова получит огромную компенсацию». Чего она боится?

— Если она любит меня, она должна любить и дело, которым я занимаюсь. Это прекрасное дело, поскольку обеспечивает не только жену, но и вдову.

Он приходил ко мне пять или шесть раз поговорить о своей женитьбе, все раздумывая, надо ли приносить в жертву свою профессию. Потом он прислал письмо, где сообщал, что женится. Последние слова были: «Я теперь уже не в том возрасте, чтобы быть пилотом-испытателем, кроме исключительных случаев, но я готовлю парашютистов».

Я не видела его с тех пор, когда он, будучи лицеистом, рассказывал мне о небесной птице, запертой в подвале дома его матери. Став мужчиной и обретя настоящие крылья, он пришел ко мне за советом: «Как женщине решиться выйти замуж за человека, рискующего умереть молодым?» Он был, судя по всему, осмотрительным и потому выжил.

Ни разу во время наших бесед с Кристианом-лицеистом я не заподозрила, что подвал не похож на гараж с широкими дверями или подвижной стенкой.

Если бы я поторопилась и спросила: «Но как же ты выведешь самолет?» — я бы остановила строительство. Я бы помешала Кристиану. Я могла все испортить. Это как раз то, что слишком часто делают родители по отношению к подросткам.

Тут мы дошли до критического момента: необходимо, чтобы взрослый видел то, что находится в сердце ребенка, а не искал бы в отроческих проектах высокого процента рациональности.

Я знала одного учителя, ученики которого собирались провести целый день всем классом на Эйфелевой башне. Весь класс готовился к этому мероприятию, разрабатывая мельчайшие детали: изучались планы метро, расписание поездов и стоимость билетов.

Учитель знал, что проект невыполним из-за недостатка средств.

В течение трех месяцев он учил их читать, писать и считать, консультируясь по справочникам и планам Парижа, прокладывая маршрут, вырабатывая программу каждого дня. Это было так интересно — выдумывать, изобретать путешествие. Ученики были в латентном периоде: восемь — одиннадцать лет.

Необходимо, чтобы взрослый видел то, что находится в сердце у ребенка, а не искал бы в отроческих проектах высокого процента рациональности.

Учитель не сказал им заранее: «Это невозможно. Мы никогда не наберем необходимую сумму». Тот, кто знал о том, что цель недостижима, не сказал об этом. Я считаю, что это и есть воспитание.

В фазе латентности уже недостаточно снов маленького мальчика из «Прекрасного апельсинного дерева» [«Мое прекрасное апельсинное дерево» — автобиографический роман Хосе Мауро де Васконселоса (1882—1959), мексиканского писателя. философа и государственного деятеля. — Примеч. ред.], который стремился, в соответствии с возрастом, к поэтическому созиданию, к волшебству. Дети хотят конкретики. Позднее, когда они уже не были учениками, они встретились с учителем.

—Помните наше путешествие на Эйфелеву башню? Это было потрясающе!

—Путешествие?.. Но его никогда не было.

—Как это не было?

Они забыли, что проект не был претворен в жизнь.

Так взрослые выдумывают газеты, которые никогда не выйдут в свет, изобретатели делают модели новых машин, которые никогда не будут ездить...

Человеку необходимы проекты. Старая нация страдает от недостатка великих дерзаний. Утопия — это реальность завтрашнего дня.

Человеку необходимы проекты. Старая нация страдает от недостатка великих дерзаний. Утопия — это реальность завтрашнего дня. Политики раздают обещания, не имея программы прихода к власти. Великие реформы рождает новаторский дух. Их могут не довести до конца, но важно попытаться. По крайней мере, это даст простор полезному опыту и будет способствовать появлению новых идей, умственному развитию.

Взрослые только разрушают мир, в котором хотят укрыться подростки, говоря им: «Это невозможно».

Взрослые же только разрушают мир, в котором хотят укрыться подростки, говоря им: «Это невозможно».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.