Глава 8 Движение и свобода
Глава 8
Движение и свобода
На первичную роль постоянного притока к органам чувств богатства природных чувственных стимулов в поддержании активной работы генофонда, в том числе систем жизнеобеспечения, давно бы мог указать следующий факт: при пресечении притоков к органам чувств внешних сенсорных стимулов либо при заглушении активности чувств генетическая работа (биологическое время) настолько замедляется, что организм впадает в летаргический сон (анабиоз). К сожалению, умело навязанная и ставшая «общепризнанной» модель работы генофонда, независимая от внешней среды и активности тела, не позволила научно осознать чувственную (сенсорную) модель поддержания активности генофонда, а в итоге систем жизнеобеспечения.
При этом все знают, что полноценную жизнестойкую «дубраву» человеческой жизни никому еще не удавалось взрастить «на… подоконнике» (в условиях комплекса факторов закрытых помещений и ограниченных пространств, — В.Ф. Базарный, 1979–2007). Заметим, укоренившейся методикой взращивания детей именно в таких закрытых условиях является классическая кабинетно-урочная модель образовательного пространства. Ниже мы на этом остановимся особо, а пока лишь один пример.
Образованные в герметических условиях по информационным и техническим дисциплинам и очень умные в своих глазах родители, учителя, психологи видят, как многие дети в течение учебного года почти не растут и как за трехмесячный внешкольный период летних каникул вдруг подросших детей не узнать. Видят, но не задумываются, что это — яркий пример подавления в учебном процессе генетической реактивности (экспрессии). В поколениях же — это «секвестрация» накопленных видовых потенциалов жизни и выживания людей в постоянно меняющихся условиях физической, социальной и микробно-вирусной среды. Запомните это.
Пойдем далее. Известно, что чувственный аффект неотделим от моторного. Связь эта — непроизвольно рефлекторная, генетическая. Издревле люди знали: движение для ребенка — это абсолютное условие его полноценного физического и духовнопсихического развития. На этот счет много сказано и написано классиками в области естествознания. Более того, выдающиеся ученые — основоположники отечественной психофизиологии И.М. Сеченов, И.П. Павлов, Н.А. Бернштейн аргументировано показали, что человеческое движение — это не только и не столько физический, сколько мыслетворный акт.
«Все бесконечное разнообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится окончательно к одному лишь явлению — мышечному движению. Напротив:…Мышечное ощущение чисто субъективно — оно доходит до сознания в форме какого-то усилия», — утверждал И.М. Сеченов (1947).
«Когда мышцы дремлют, мозги прокисают», — отмечал И.П. Павлов (1949).
Ниже мы покажем, что если мышцы ребенка пребывают в обездвиженном, тем более в напряженно-зажатом состоянии (например, при напряженном письме, когда почерк не поставлен), работа мозга вообще «заклинена». При этом запечатленные в памяти чувствообразы (из них оформляются мыслеобразы) просто распадаются. Не случайно Н.А. Бернштейн особо подчеркивал, что ребенок устремлен к совершенствованию автоматизма (свободы ритмизации. — В.Б.) целенаправленных (осмысленных) движений (усилий, действий). «Отсутствие автоматизации вызывает при этом большую перегрузку сознания, вынужденного вникать в каждую техническую подробность движения» (Н.А. Бернштейн, 1947). Это заключение является особо важным фундаментально-научным открытием ученого. И это положение должен знать каждый учитель начальной школы, когда заставляет ребенка писать и читать в скоростном режиме и особенно под секундомеры (как того требуют методические указания Министерства образования и науки РФ № 1561/14-15 от 19.11.98). О движении как особом биогенетическом информационном сигнале (а точнее, смысловом знаке. — В.Б.) написана обстоятельная монографическая работа Е.К. Давыдовой, которая так и называется «Движение как сигнал» (М.: «Наука», 1986).
Небезынтересно напомнить о том, что первичная роль движений в поддержании жизни и развитии духовно-мыслетворных способностей ребенка позволила еще древним египтянам выделить тело моторно-активное и назвать его телом духовным (саху). Это такое тело, которое находится в постоянном поиске, усилиях, движениях и действиях. И тело физическое (кхат). Это тело, которое закрепощено в недвижении, а потому подвержено медленно нарастающему угасанию не только мыслетворных способностей, но и самой жизни («тлению», «разложению», «гниению»). Так кто же оказался мудрее: мы, объявившие этической и семантической нормой физическое развитие тела (т. е. «развитие» в недвижении, а в итоге в режиме «разложения»), отбросив при этом понятие мыслетворного (духовного) тела? Или древние египтяне, поклонявшиеся телу активному, деятельному, а потому телу мыслетворному?
Удивительно, но даже в Ветхом Завете произвольно волевая мышца была возведена в символ святости нашей жизни. Не случайно она была определена как:
«мышца высокая» (Втор., гл. 4, ст. 34);
«мышца простертая» (Исх., гл. 6, ст. 6);
«мышца святая» (Ис., гл. 52, ст. 10);
«мышца крепкая» (Ис., гл. 62, ст. 8);
«мышца величественная» (Ис., гл. 63, ст. 12).
Крупный отечественный ученый — специалист по возрастной физиологии ребенка ИА. Аршавский (1982) научно обосновал, что без движения вообще невозможно развитие ребенка. Другой известный отечественный специалист в области позвоночника и мануальной терапии В.А. Богданов образно и истинно назвал свой труд «Позвоночник — Бог здоровья» (2001).
А сколько глубоких фундаментальных исследований о жизнеполагающей роли движений выполнено Академией физической культуры и спорта РФ. Только простое их перечисление — предмет отдельного монографического изложения.
В целом наука давно установила: функциональные возможности базовых систем жизнеподдержания (сердечнососудистая, дыхательная, желудочно-кишечный тракт и др.) вплоть до генетической и мыслетворной жизни держатся только на энергии и алгоритмах телесных движений и произвольно-волевых усилий. В этих условиях вегетативную и духовную жизнь ребенка я могу сравнить с чистым быстрым водным «потоком». И «поток» этот заключается в энергии постоянной «текучести» обменных процессов жизни — постоянном распаде и синтезе миллиардов клеток. Эффективность же такого клеточного «половодья» жизни задает «напор» телесномоторной активности. И достаточно закрепостить «на седалищах» моторную активность тела ребенка, как сразу же замедляется скорость данного жизнетворящего потока и, как в той стоячей воде, всё начинает выпадать в осадок и загнивать.
Даже кратко отмеченное выше позволяет аргументировано утверждать: молодость от старости отличается особой подвижностью и, как следствие, особой гибкостью тела, а старость от молодости — тугоподвижностью и косностью тела. А вот смерть от жизни отличает уже неподвижность.
Главный итог выполненных под нашим руководством исследований свидетельствует: движения для ребенка подведены под основу реактивации главного «биореактора» его жизни — генофонд, на всех уровнях его организации: от клеточного уровня до базовых систем жизнеобеспечения (центральной и вегетативной нервных систем, сердечно-сосудистой системы, органов дыхания, желудочно-кишечного тракта, органов выделения, репродукции, психомоторных функций и т. д.).
В конечном счете только из целенаправленной моторной активности ребенка, из укорененных на этапах детства реальных произвольно-волевых ритмов произрастает здоровое тело, воля, душа и дух, активная жизненная и гражданская позиция, все то, что есть человек как единственно уникальный мыслетворящий и жизнестойкий вид жизни.
Но 10–12 лет седалищно-согбенного обучения — это тотальное закрепощение чувственного и моторного тела, это заглушение главного биореактора жизни, всех функциональных потенциалов жизни, систем жизнеобеспечения. Это изначальная генетическая «кастрация» развития тела, воли, души и духа. Это «кастрация» всех видовых жизнетворных начал человека. В поколениях это — вхождение в режим «тления», отмирания и заката видовой жизни людей.
А мы ни на миг не задумываемся, что учебный процесс выстроен на глобальном закрепощении и подавлении чувственно-моторного тела, изначально устремленного к живым впечатлениям, движениям, а также к собственному образному мыслетворению. Вот почему оформленный в школе обездвиженный динамический стереотип ребенка — это старость, опущенная на плечи детства, это медленно нарастающее отмирание жизни через «тление».