РОСПЕЧАТЬ

РОСПЕЧАТЬ

Окно в мир можно закрыть газетой.

Станислав Ежи Лец

Как и всюду, до появления компьютера и Интернета газеты и радио в России играли ведущую информационную и пропагандистскую роль. С той разве что разницей, что в советской России на первый план всегда выходила именно пропаганда. Мы узнавали последние известия с непременным опозданием в несколько дней, за которые цензура тщательно проверяла и отмеряла количество и качество материала, которое дозволялось довести до сведения граждан. Контроль был тотальным и всесторонним, после которого опытным людям приходилось читать между строк, чтобы хоть что-нибудь из газетных строк выудить.

Газеты были дёшевы, в городах их можно было даже не выписывать, а читать на стендах, укреплённых на стенах домов где-нибудь поблизости от остановки транспорта. Причём на стендах небольших, так как сами газеты были преимущественно четырёхполосными.

Малая величина газет объяснялась сразу двумя причинами. Прежде всего, это был дефицит бумаги, а также полное и абсолютное отсутствие рекламы.

Отсутствие рекламы — отдельная тема. Она просто не требовалась, потому что в условиях всеобщего дефицита спрос был всюду выше предложения. Зачем тратиться на рекламу, если всё равно всё раскупят и будут просить ещё? Так что когда реклама всё-таки появлялась, она выглядела пародийно. «Летайте самолётами Аэрофлота!» Поскольку никаких других компаний, кроме Аэрофлота, в стране не существовало, такая реклама вызывала только насмешки. Очевидно, цель её была чисто идеологической: раз на Западе есть реклама, пусть будет и у нас.

Но вернёмся к советским газетам. Главной газетой страны была, разумеется, «Правда», орган Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Подписка на неё для членов партии была практически обязательной. Сегодня читать её стало бы невыносимой мукой, так много в ней было нудной пропаганды и так мало реальной информации.

Второй по значимости газетой были «Известия», орган Верховного Совета депутатов трудящихся. Она мало отличалась от «Правды», но всё же была чуть живее, журналистам «Известий» порой разрешалось немного больше, чем «правдистам».

Остальные не слишком многочисленные центральные газеты практически шли в фарватере этих двух и отличались разве что профилем: орган Союза писателей «Литературная газета», орган профсоюзов «Труд» и другие.

Правда, в каждой области, в каждом городе и на каждом сколько-нибудь значительном предприятии выпускались крошечные газетки, освещавшие местные события с позиций органов власти. Скучнее их был разве что «Блокнот агитатора».

Обязательное условие для всех видов газет: никаких сенсаций, никаких происшествий, не говоря уж о выражении недовольства условиями жизни.

Впрочем, у газет того времени имелось и явное преимущество перед нынешней прессой. Если «Правда» всё-таки отмечала какой-либо недостаток в работе того или иного предприятия, это выглядело как суровый окрик «сверху», требующий немедленного вмешательства. Статьи в «Правде» было достаточно, чтобы проштрафившегося чиновника сняли с работы или даже исключили из партии. Последнее наказание было самым страшным, ибо означало полный и окончательный конец карьеры, а то и возможности работать по специальности, если таковая у чиновника имелась. Он исключался из «номенклатуры», списка должностей, назначение на которые являлось прерогативой только высших органов власти.

Особую роль выполняли в советские времена так называемые толстые журналы. Между написанием произведения и его опубликованием в виде книги обычно проходили годы, как по причине дефицита бумаги, так и, прежде всего, из-за необходимости цензуры и требований изменить в книге что-то, что не устраивало власти. Роман А. Фадеева «Молодая гвардия», написанный по всем канонам социалистического реализма и в целом одобренный партийными боссами, даже удостоенный высшей награды — Сталинской премии, был всё же раскритикован за то, что в нём не отмечалась руководящая роль Коммунистической партии: да, мальчишки и девчонки, сопротивлявшиеся немецким оккупантам, были, конечно, героями, но не могли же они бороться без помощи старших товарищей-коммунистов! А. Фадеев послушно дописал книгу, дорисовав требуемые образы. Поскольку весь роман в значительной степени искажал действительность, немного больше вранья, немного меньше — какая разница?

Но в целом задержка книги несколько компенсировалась существованием этих самых толстых журналов. Недорогие, выходящие ежемесячно, они служили этаким промежуточным звеном. Если в нескольких выпусках журнала печатался роман, можно было его прочесть, пусть по частям, до появления отдельной книги.

С концом советской власти всё изменилось кардинально. Поначалу бывшие советские вожди, оставшись у власти, отчаянно сопротивлялись решению разрешить негосударственные издания: они хорошо понимали, к чему это может привести.

И привело. Все газеты, включая «Правду» и «Известия», стали независимы от государства, цензура — по крайней мере, формально — прекратила существование, и газеты стало можно читать. За счёт рекламы они сильно увеличились в объёме, стали помещать самые разнообразные материалы и — сенсация! — почти тотчас после какого-либо важного события. Быстрее газеты новости сообщало только радио, а позже телевидение.

Некоторые газеты, бывшие рупоры компартии, сохранили старые названия, которые теперь выглядели «прикольно»: по крайней мере, именно так объяснили сохранение названия «Комсомольской правды» её новые владельцы. Остался и «Московский комсомолец», хотя обе эти газеты похожи на прежние советские молодёжные издания, как квадрат гипотенузы на пакетик чипсов.

А некогда могущественная «Правда», лишённая государственной поддержки, захирела, то прекращала издание, то выходила в виде крошечной районной газетки. Теперь в киосках её и вовсе не видно.

Всё это прекрасно, если бы не одно «но». Ни один печатный орган в наши дни больше не имеет власти казнить и миловать. Ну написали «Известия» или «Комсомольская правда» о злоупотреблениях какого-нибудь чиновника, и что? А ничего. Это частное мнение редакции и автора, на которое можно не обращать внимания. И не обращают «Мели, Емеля, твоя неделя».

С другой стороны, и претензии к газете теперь тоже легко отринуть: мы говорим не от лица государства, а от своего собственного. Что захотим, то и скажем.

Пышным цветом расцвела жёлтая пресса, издания, специализирующиеся на дешёвых сенсациях, сплетнях, жизни звёзд и звёздочек и, разумеется, сексе. Такая-то поп-звезда бросила мужа и теперь появляется с любовником! Такой-то певец признался в измене жене! А такой-то и вообще замечен на встрече лиц нетрадиционной ориентации! У артиста Н. есть незаконный ребёнок, а актриса М. забеременела, ура! Но от кого?!

Очень важное изменение — появление оппозиционной прессы. Таких газет очень немного, но они есть — «Новая газета», «Независимая газета» и, возможно, ещё парочка. У них трудная жизнь, государство ещё не осознало необходимости конструктивной оппозиции, но всё же их сквозь зубы терпят.

Бок о бок с такой прессой работает радио «Эхо Москвы». Роль радио очень упала, население предпочитает телевидение, но радио удобно там, где можно работать, например на кухне, чтобы, не имея возможности смотреть на телеэкран, слушать голос диктора.

В современных очень сложных условиях существования независимых СМИ быстро завоёвывают место под солнцем Интернет, в частности блоги. При том что и блоги контролируются, сказать в них можно достаточно много. Русские участники дискуссий в блогах ещё не научились хорошим манерам, часто повторяются, совсем нередко болтают глупости. Но, может быть, право говорить глупости и есть настоящая свобода? Недаром ведь СМИ иногда не шутя приравнивают к оружию массового поражения.

Во всяком случае, русские — завзятые правдоискатели. В поисках справедливости они готовы на любые крайности. Правда важнее материальных благ. Справедливость совсем не обязательно имеет отношение к закону. В самом крайнем виде это выражается в требовании «судить не по закону, а по понятиям». Наш суд присяжных порой принимает довольно странные решения: все видят, что обвиняемый заслуживает наказания, но приговор ему выносят: «невиновен». Россия явно симпатизировала Калоеву, отцу двоих детей, погибших в рухнувшем по вине диспетчера самолёте, когда он этого самого диспетчера убил.

Отец убил мужчину, который, как отцу показалось, хотел изнасиловать его сына. Вроде бы виновен в самосуде, но педофилия так отвратительна! Общество встало на сторону убийцы. Толпа растерзала одного террориста, пытавшегося сбежать из горящей школы в Беслане, а второго удалось спасти от линчевания только с помощью ОМОНа. Плохо, конечно, не по закону, тем более что с помощью оставшихся в живых бандитов можно было бы выйти на след остальных, но… «кипит наш разум возмущённый». Закон? Что закон! Для нас куда важнее, что по этому поводу думает авторитетная личность.

К. Касьянова цитирует известного дореволюционного философа, историка и политика Петра Струве:

«Нужно (…) отнестись с уважением к тому, что было сделано до нас, чтобы благочестие Сергия Радонежского, дерзновение митрополита Филиппа, патриотизм Петра Великого, геройство Суворова, поэзия Пушкина, Гоголя и Толстого, самоотвержение Нахимова, Корнилова и всех миллионов русских людей, помещиков и крестьян, богачей и бедняков, бестрепетно и бескорыстно умиравших за Россию, были для тебя святынями».

Обратите внимание: те, кого Струве перечисляет, не обязательно святые вроде Сергия, у всех у них есть недостатки, но все они — искатели Правды. Это соборные личности, которые по-прежнему с нами, по крайней мере до тех пор, пока мы о них помним и их примеру следуем. Для нас они реальны, они остаются членами нашего общества.