Глава 1. Достоинства и недостатки успеха

Глава 1. Достоинства и недостатки успеха

Зачем Яго подставил Дездемону?

Как же сильно нам хочется ощущать себя объектом зависти народной! Чужая зависть поднимает нас в собственных глазах, придает нашей личности вес, а нашей жизни — яркость и полноту. Глядишь в искаженное низменными чувствами лицо соседки, слушаешь ее шипение вслед «с-стер-рва!» и понимаешь: ты чего-то стоишь. И обладаешь чем-то ценным, соблазнительным и для некоторых искаженных лиц совершенно недоступным. Ты — исключительная. А раз так, то зависть к тебе, прекрасной, естественна и неизбежна, как похмелье первого января. От чужих завидующих глаз самооценка растет и ширится, словно окружающие пошептались между собой и вручили тебе прямо в белы руки патент о твоей безусловной полноценности.

Что и говорить, чужая зависть — возвышает. Сидит человек где-нибудь в углу и плачет: «Ну, почему я — не она? Как бы все тогда было хорошо, упоительно, просто идеально!». Например, так может облизываться потенциальный транссексуал, провожая взглядом грудастую блондинку с макияжем «команчи на тропе войны». Проблем блондинки — ее одиноких вечеров в огуречной маске, полуголодного диетического существования и тоскливой уверенности, что «все мужики — коз-злы» бедолага знать не знает. И вообще видит то, что хочет видеть: нахальную победительницу — красотку, которую вожделеет всякий гетеросексуальный мужчина. Будущему транссексуалу такое недоступно, и он умирает от желания поменяться местами с обольстительной феминой.

Но все-таки намеренно провоцировать зависть в окружающих — занятие небезопасное. Мы не всегда представляем, как выглядят мечты в реальном воплощении. И мы не знаем, чем откликнется исполнение наших желаний на общем течении нашей жизни. Мы просто даем волю воображению: вот было бы замечательно, если бы приключилось то-то и то-то, обстановка сложилась так-то и так-то, а настроение при этом возникало такое-то и такое-то. У некоторых особо деятельных натур подобные игры сознания и подсознания вызывают прилив энергии. И они рьяно берутся за гуж, называются груздями и лезут в кузов — то есть стремятся к реализации нафантазированной идиллии.

Попробуем создать предварительный прогноз подобных стремлений. Ну, во-первых, можно впасть в распространенную крайность — выстроить свою жизнь по образу и подобию идеала, который растиражирован средствами массовой информации и застрял в миллионах мозгов, а свои собственные идеалы загнать за Можай. Таким образом, проживаешь не свою личную жизнь, а кем-то описанную глянцевую биографию. Во-вторых, получив от своего круга общения первую порцию не глянцевой, а реальной — неприглядной, бытовой, черной — зависти, человек с тоской думает: «Что я им сделал? Почему они все меня ненавидят?» И хочется спросить: а ты на что надеялся? Что друзья-приятели, родные-близкие с добрыми улыбками станут тебе говорить: «Ах, как я тебе завидую! Ты такой… такой… невероятный, неподражаемый, необыкновенный!» Это, дорогой мой, не зависть. Это любовь, душевное сочувствие и глубокое уважение. Вполне возможно, что с потенциалом истинной зависти человеческой не знакомы даже звезды, чьи невыразимо прекрасные лица с мудрой печалью наблюдают за суетящимся родом людским с постеров и афиш. Хотя кажется: уж звезда-то видела все проявления низменных страстей, а некоторым даже предавалась лично. Отчего же так сложно уяснить сущность зависти?

А все потому, что зависть — труднопрогнозируемое чувство. Плебей завидует аристократу, мечтая иметь то же происхождение, те же манеры и тот же круг знакомств. Аристократ, в свою очередь, завидует плебею — восхищается его энергией, деловым напором, умением делать деньги и неразборчивостью в средствах. Ведь это тоже надо уметь: «настолько не разбираться в средствах», постоянно идти напролом, проявлять органичную и спокойную наглость, чтобы и деньги делать, и связи не терять.

И все-таки приходится признать: зависть — чувство приземленное. Эллочка-людоедка, соперничающая с Вандербильдихой — случай исключительный. Здесь зависть рядовой советской женщины поднялась поистине до космических высот. «Людоедкино» чувство носило небывалый альтруистический характер. Эллочка не могла насолить дочери миллионера никоим образом, а между тем не обладающая богатым лексиконом супруга «маленького человека» от души пыталась создать свой собственный роскошный стиль всеми доступными ей средствами. И бралась за дело с недюжинной энергией и преизрядным воображением.

Творческий компонент, собственно, и отличает зависть упомянутой дамы от обыденных, распространенных форм указанного чувства. Ибо среднестатистический завистник не стремиться подняться до якобы недосягаемых высот своего «предмета». Неглупый завистник сознает: опустить «предмет» до своего уровня не удастся, даже если устроить «кумиру» ба-альшие неприятности. Но подобная «сообразительность» вовсе не значит, что человеку, уязвленному собственной «некондиционностью», не захочется воткнуть в объект вожделения десяток-другой булавочек, иголочек и шпилечек. Если возможность утыкать «кумира» колющими предметами невелика, завистник, наделенный мозгами, поступит следующим образом: дабы не растравлять чувство собственной неполноценности, будет считать своего героя везунчиком. «Тебе везет. Вот и все!», — будет думать он (или она), — «А настоящей жизни ты и не нюхал. Дать бы тебе как следует по кумполу, чтобы знал, как оно бывает».

Если это ваш сослуживец, он станет вас подставлять. Изобретательно и с удовольствием. Если родственник — начнет распускать о вас дурные слухи. И т. д., и т. п. Если же завистник глуп, а таких большинство — у-у-у… Такая публика обожает сбиваться в стаи или в маленькие компании (этот тип зависти очень характерен для представительниц прекрасного, но злопамятного пола). Объединившись в команду, дамочки принимаются громко и агрессивно выражать объекту своей зависти «общественный протест». В ходе этой операции им чрезвычайно важно объявить объекту, что его пресловутые «достижения» есть не что иное, как большая жизненная неудача, или, в крайнем случае, дать понять: вот лично им, весьма достойным особам, такого «сто лет в обед не надо»!

У Александры была большая родня. У ее отца, Юрия Петровича Барбарисова, родных сестер и братьев имелось аж одиннадцать человек. Его семья жила более чем скромно, но дети, что называется, «выбились в люди», крепко встали на ноги, обзавелись семьями, хотя, надо сознаться, особых высот никто из них не достиг. Братья и сестры по жизни всегда держались друг за друга и очень любили отмечать праздники «всем семейным составом». Они испытывали огромную гордость от того, что их много, что вкупе они составляют большой семейный клан. Еще бы! Если Барбарисовы съезжались на «клановое» торжество, стол приходилось накрывать на сорок пять человек. И отовсюду доносилось: «Мы Барбарисовы! Мы Барбарисовы! Барбарисовы — то, Барбарисовы — се!»

Александра относилась к барбарисовской «семейственности» с иронией, хотя с удовольствием встречалась с кузинами и кузенами на семейных раутах. В их компании она будто бы снова превращалась в маленькую девочку. Ее двоюродные братья и сестры, очевидно, испытывали сходные чувства. Все дурачились, носились колбасой, подтрунивали друг над другом и потихоньку покуривали в рукав, чтобы не заметили взрослые.

Из молодого поколения Барбарисовых именно Александра первая добилась успеха. Она выиграла гранд на учебу в Колумбийском университете. В семье все были за нее рады. На очередное торжество клана Барбарисовых Юрий Петрович с женой приехали уже без дочери. Две недели назад Саша уехала в Америку. Но поздравлений от родственников почему-то не дождались. Напротив, их встретили хмурые, настороженные лица. «Вы с ума сошли! Отпускать дочь за тридевять земель», — почти кричала на Юрия Петровича сестра, — «Да и куда? В гнездо разврата!» «Ну, ладно, Юрка — дурак, он мужик, они в этом не понимают. Но ты, Татьяна, что ушами хлопаешь?» — это другая сестрица Юрия Петровича песочила неподалеку его жену. «Да чтобы я свою дочь отпустила так далеко одну? Ни за что! Слава богу, моя Света приличная девушка!» — презрительно цедила невестка.

Слова обиды и раздражения вперемешку с самыми мрачными прогнозами на Сашкино будущее обрушились на Юрия Петровича и Татьяну Борисовну со всех сторон. А робкие попытки возразить родне, что учеба в университете, пусть даже и в Америке, не способствует моральному падению, что не станет их дочь, покинув отчий дом, ни алкоголичкой, ни наркоманкой, только сильнее раздражали окружающих. Стоит ли говорить, что с семейного торжества они ушли пораньше? Да и вообще стали встречаться с родственниками пореже, в надежде, что те со временем смирятся со свершившимся фактом.

Увы, но родителям умненькой дочурки долго придется снисхождения дожидаться. Может быть, несколько лет. Родня слабину даст не скоро и будет доканывать родителей «выскочки» до последнего. Нет им, родителям, прощения. Раньше все семейство Барбарисовых на равных выпивало и закусывало на крестинах, родинах, именинах и смотринах, а эти двое все радостные события превращают в похороны. В похороны самооценки остальных представителей клана. Разве теперь погордишься всласть любимым чадом, поступившим в рядовое, заштатное учебное заведение с непрезентабельным названием и невнятной перспективой последующего трудоустройства? Да и новости типа «А моя детка захомутала бизнесмена: у него свое дело, доход аж тысяча долларов… в год» — те вообще на корню увядают. Попробуй прихвастни, когда тут эти двое сидят — доченька их в американском университете, зараза, жирует! Глядишь, доучится, профессором станет, папу-маму к себе выпишет. Везет же некоторым! А чем они лучше? Да просто подфартило! И нечего переглядываться, сволочи вы самодовольные!

Понять, как действует чей-то успех на самооценку окружающих, нетрудно. А функция этого механизма еще проще. Самооценка — штука хрупкая. И субъективная. Она не существует сама по себе, вне общества. На необитаемом острове у Робинзона Крузо вообще никакой самооценки не было, одни проблемы. С кем ему было себя сравнивать — с козами, что ли? А как появился Пятница, тут Робинзон сразу понял, насколько он цивилизованней и нравственней: каннибализмом не балуется, травку сам выращивает, домашний сыр производит и записки в назидание потомству кропает. Притом бестолковый туземец ничего такого не умеет и нуждается в наставлениях, а заодно хорошей порке, чтоб не шалил. Интересно, какие мысли о мудром и мастеровитом хозяине бродили в мозгу Пятницы? Впрочем, его никто и не расспрашивал: есть ли у вас, уважаемый дикий человек, собственное мнение о прогрессе?

Но если бы молодой и физически крепкий каннибал не воспринял мистера Крузо в качестве хозяина, а, наоборот, принялся бы спорить насчет социального положения, к моменту прибытия спасительного шлюпа остались бы от Робинзона шляпка козьего меха да секстант. Но все же подобный исход не является последствием зависти. Скорее уж последствием честной драки, нормального первобытного способа выяснения отношений.

Заметили, что способа «первобытного», но не «мужского»? На самом деле мужчины так же склонны завидовать, как и женщины. И поговорить насчет чей-нибудь беспросветной тупости, плохой физической формы или идиотской самовлюбленности — так же не прочь, как и мы, девицы-красавицы. Просто у сильного пола состояние зависти нередко принимает форму честолюбивых помыслов, игры амбиций, профессионального соревнования, чистой и не слишком чистой конкуренции. Их интриги большей частью занятие практическое, нет в нем искусства ради искусства, бескорыстного творчества, полета фантазии. То ли они, могучие наши, в массе своей плохо осведомлены о силе слова, то ли выдать себя боятся, не хотят на нас походить. Хотя, бесспорно, женская натура тоньше и чувствительнее мужской. Мы эмоциональнее и восприимчивее. И еще: слабый пол ничего не боится. Он же слабый! Ему демонстрировать немногословную деловитость нужды нет.

Конечно, многие мужчины, изнывая от зависти, начинают хитро и энергично плести паутину: там куда надо стукнут, здесь кому следует шепнут, головой снисходительно покачают, посмотрят «со значением» — глядишь, нахальный соперник и отпал. Не дошел до финиша. А вот женщины, не пренебрегая и макиавеллевской политикой, заводят игру ради игры. Выберут себе подходящий объект — за стройную фигурку, за многочисленные романы, за оригинальность поведения — и давай палки в колеса вставлять. У меня фигуры нет, романов не намечается, неординарностью Бог не наградил — значит, и тебе, милочка, ничего такого не требуется. Я без всех этих глупостей век прожила — и тебе того же желаю! А уж методы… В борьбе за повышение самооценки все средства хороши — выбирай на вкус! И никаких конкретный целей завистница себе не ставит. Как говорят на Западе, «It just a game» («Это только игра»). Не слишком спортивная, прямо скажем, не олимпийский вид. «Тяжелая моральная атлетика в женской лиге блюстительниц нравственности» называется.

Дамы к тому же и на подъем полегче. Им не требуется преодолевать никаких стереотипов, вроде «сплетничать нехорошо». А вы пробовали с подружкой пообщаться, не затрагивая достоинств какой-нибудь Верки-шалавы, Таньки-идиотки, Любки-заразы и прочих любимых, но в данный момент отсутствующих приятельниц. Ну, хорошо, оставили вы знакомых в покое. А незнакомые? Как про шоу-звезд не поговорить? Не затронуть внешность кинодивы или супермодели? Да чего ради вы вообще в гости пришли: стряпню хозяйкину хвалить? Про последний писк моды беседовать? Ненадолго ее, стряпни и моды, хватит, если не перейти на тот кошмар, которым вас накормила в прошлый уикенд свекровь, и на ту претенциозную жуть, которую приобрела за бешеные деньги невестка.

Итак, причины и следствия более ли менее ясны. Но вот зачем завистник измывается над своим кумиром? Подставляет, клевещет, унижает? Ему-то какая с тех пакостей корысть? Хорошо, если на место впавшего в немилость «везунка» возьмут именно его недоброжелателя. В таком случае приходится признать, что мерзкий интриган к тому же и ловкий политик. Но в реальности происходит совершенно иная пертурбация: клеветник всем кажется слабаком, неудачником и болтуном. Поэтому берут того, кто молчал и лишь криво ухмылялся, начальству жалобами плешь не проедал, и теперь весь, оказывается, в белом, в то время как завистник, сами понимаете — в коричневом. В чем именно — не будем уточнять.

Есть, ко всему прочему, и такие сферы, в которых речь идет не о карьере. Или, вернее, о карьере, но специфической. Женской, как принято говорить. Поскольку для многих людей самым большим достижением женщины является ее мужчина. Зачем, спрашивается, уводом уводить чужого мужика, даже не представляя, что ты с ним, голубчиком, делать будешь?

Демон разрушения в человеческой душе

Проблема еще и в том, что завистник не рассуждает, завистник — хочет. При этом вопросом «зачем?» не задается. Зависть не умеет строить, а только разрушает. Поэтому завистник всегда пытается отнять, своего он создать не способен. Небывалое, просто мистическое «бескорыстие» завидущего разрушителя проявляет себя в том, что никакого проку с тех трудов неправедных работяга не получит. Только лишний раз убедится в банальном правиле: «Нехорошо брать чужое» — или не убедится.

Брать, доставать и создавать надо свое — необходимое именно тебе, удовлетворяющее твои требования, похожее на твои образцы и идеалы. Чужое, когда оно входит в твою жизнь, становится обузой или, того хуже, своего рода хронической болезнью, потому что ни заняться чем-нибудь, ни расслабиться, ни вздохнуть, ни охнуть ты уже не сможешь — придется непрерывно играть роль, приноравливаться к некому постороннему «приобретению», не очень-то и желанному, если быть до конца откровенной.

Ольга не виделась с Катей несколько лет. В большом городе очень легко потеряться. Но, случайно столкнувшись на улице, они обрадовались встрече, обменялись телефонами и возобновили приятельство. По мнению Катерины, Ольга очень удачно вышла замуж: муж Слава — преуспевающий бизнесмен, хорош собой; дом — полная чаша и обставлен стильно; детьми супруги, правда, еще не успели обзавестись. «Черт, — думала Катя, — повезло же ей. Ведь обе начинали с нуля. А теперь вот как обернулось». И уж совсем поздно — по дороге домой, в метро — Катерине вдруг пришла странная мысль: да, в интерьере Ольгиной квартиры она, Катя, смотрелась бы получше законной хозяйки. Эта дурацкая идея засела в Катиной голове гвоздем. Через неделю Катерина Ольгу уже просто ненавидела. И находила для этого чувства массу оправданий: Ольга и мужеподобна, и туповата, и деньги тратит не на то… Короче, своего мужа она не достойна, и жизни своей сладкой, шикарной, обеспеченной — тоже. А раз так, то нужно принять меры и восстановить справедливость.

И пошла массированная атака по всему фронту. Катерина умело провоцировала стычки между супругами, звонила по телефону и молчала в трубку, потом на правах старинной подруги утешала обоих. Она отчаянно блефовала и играла в поддавки. Временами эта затея казалась ей безнадежной. Но как только в Ольгиной семье устанавливался мир, на Катю наваливался приступ зависти — до тошноты, удушья и предательской дрожи в коленях. Титанические Катины усилия увенчались успехом: Славик бросил жену и переехал к ней. Казалось бы, на этом кошмар закончится — живи и радуйся. Но на самом деле кошмар только начинался. Пока Катерина добивалась чужого мужа, она всеми силами старалась понравиться ему, подлаживалась под него, как могла, но рассмотреть свою любимую игрушку повнимательнее так и не успела.

Теперь, живя вместе со Славой, она, наконец, смогла «с толком, с расстановкой» изучить свой трофей. О Славиной внешности заботилась Ольга. Ну, эти-то заботы Катя взяла на себя — и не без удовольствия. Она изысканно готовила, со вкусом обставляла совместное жилье, обновляла гардероб. Но радости особой это Катерине почему-то не доставило. Оказалось, что они со Славой просто не совпадали — как белое и острое, как яблоко и велосипед. Пока велась осада чужого мужа, Катя на такие мелочи внимания не обращала: перед ней стояла цель — заполучить Вячеслава. А теперь новоиспеченная супруга не представляла, как ей дальше жить с посторонним, неудобным и неприятным типом? Ведь приходится, создавая муженьку семейный уют и душевный комфорт, игнорировать собственные вкусы и представления об уюте и комфорте. Эти сомнения вырывались наружу в форме жутких, истерических приступов раздражения. Начались безобразные скандалы по любому поводу и вовсе без повода. Славик, естественно, через некоторое время затосковал и в один далеко не прекрасный день от Кати по-тихому слинял. Хотел вернуться под крылышко к Ольге, но та его «на прежнюю должность» не пустила. Так что получилась банальная нелепость: ушел мужик в никуда, на необжитое место, непонятно зачем. А Катерина по-прежнему считает, что судьба к ней удивительно несправедлива: как она не смогла распознать Славу, Катя не понимает до сих пор. Просто мистика какая-то.

Бесцельность Катиного поступка видна невооруженным глазом: сперва, если уж ты эгоистично возмечтала о такой же прекрасной жизни, стоило хотя бы разнюхать подробности. Какая часть этой самой роскоши зависит именно от Славика? И какая часть удачливого Славика зависит, собственно, от Славиковой жены? Может, окучивать в подобной ситуации надобно жену-рукодельницу, а выпроваживать как раз мужа-недотепу? Или необходимо «вписаться» в семейный круг на правах «друга дома», дабы просиживать этом доме кресла, пролеживать диваны, проедать доходы и вообще всячески наслаждаться помощью, любовью и вниманием со стороны обоих супругов? Или… Вариантов несть числа.

Но те, кому в голову приходят «тактические и стратегические» подходы, уже не могут считаться завистниками в чистом виде. Это, как уже было сказано, политики, Макиавелли, пройдохи и авантюристы. Тоже, признаться, не слишком порядочные люди. Несимпатичная человеческая порода, но, по крайней мере, деловитая и практичная. С такими хоть знаешь, как управляться: ведь на любое наступление можно предпринять контрнаступление, атаку можно отбить, нехорошие замыслы можно пресечь и т. д. Узрев, насколько вы неуязвимы и решительно настроены, подрывник вашего благополучия оставит свои подлые набеги и переключится на менее защищенные территории.

А завистник не успокоится никогда. Даже понимая, что ему до вас далеко, как «Союзу-Аполлону» до Марса, он не оставит набегов и не прекратит наездов. Потому что цель у него есть, хоть и было неоднократно сказано о бесцельности усилий завистника. Его цель — не захват чьих-нибудь вершин и не сбор дани с чьих-нибудь территорий. Основное удовольствие он получает напрямую — в тот момент, когда чернит и поливает вершины, территории, достижения и свершения. За счет понижения чужих «акций» он вроде бы и сам чуточку приподнимается над собственным убожеством. Такой вот способ повышения самооценки с помощью унижения окружающих. И знайте: вы, талантливая, красивая, добрая и неподражаемая, для завистника наверняка не единственный объект — есть и другие, немалочисленные кумиры, которых можно вывалять и вымазать в этом, котором — словом, из чего состоит сущность завистника.

Завидующие особи чаще всего не отдают отчета, из какой неприглядной психологической трясины произрастает их манера поведения. Им кажется, что они просто «восстанавливают справедливость» — точно так же, как показалось Кате, исступленно мечтавшей обездолить свою успешную подругу. Правда, удовольствие от содеянного прошло довольно быстро — недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Катерина зря недоумевала: и где оно подзадержалось, счастье моей жизни? Отчего не приходит? Дело в том и состоит, что Катя «выравнивала счет», выравнивала — да и выровняла. Ольга лишилась мужа, момент злорадства сверкнул в Катином сознании кометой, да и миновал. Наслаждение минутное — неприятность вечная. И кстати, Ольгин муженек разлучнице был вовсе ни к чему. Таким образом, злодейка Катерина только и видела радости, что на чужое несчастье полюбовалась. А про свое личное счастье Катя ничего толком не знала. Натуру вожделенного Ольгиного супруга она особо не разглядывала, себе вопросов насчет «Оно мне надо?» не задавала, все усилия бросила на разлад в семье подруги. И, совершенно в духе маленькой девочки, читающей сказку о красавице, вышедшей замуж за принца, не размышляла: а уживутся ли друг с другом молодожены, продолжится ли праздник жизни после брачных торжеств и народных гуляний?

Некоторые из читателей сейчас припомнят выражение «белая зависть». Но ведь ее, белой, не существует. Честолюбие, разумеется, может возникнуть из зависти, но тогда и сама низменная основа честолюбивых помыслов растворяется в благородных намерениях и высоких мечтах — или каких-нибудь еще запредельных эмоциях, парящих в стратосфере. А зависть в своеобычной концентрации — среда ядовитая, разрушающая. И главное, ваша личная экологическая катастрофа начинается вроде бы незаметно. Сперва все так душевно, ходят вокруг тебя восхищенные друзья-приятели, поют дифирамбы, помавают опахалами. Просто калифом себя ощущаешь! Но ты — калиф на час.

Постепенно со всех сторон тебя «обклеивают» прилипалы, которым некуда себя деть, они жрут твое время, расточают тебе несуразные похвалы, сами ничем не хотят заниматься и тебе не дают. Притом каждый из них страстно хочет жить твоей жизнью. Если однажды ты устанешь от нашествия «домовых паразитов», и предпримешь попытку выбраться из сладкоголосого болота, тебя изо всех сил будут тянуть назад. Но если тебе повезет, и ты избавишься от своего «липкого» окружения, то все бывшие почитатели сразу станут твоими же злейшими врагами. Впрочем, они и раньше любили о тебе потрепаться в уничижительном тоне — за глаза. Совершенно верен афоризм: «Для камердинера не бывает героя». Крутясь день и ночь, словно прислуга, вокруг выдающейся личности, прилипалы быстро получают информацию про слабости и промахи «героя». Недостатки есть у всех, даже у кумиров — вот эти-то «пикантные подробности» и тянет обсудить в «узком кругу», чтобы жизнь пресной не казалась. А уж коли тебя «отлучили от груди», «отказали от дома» — в общем, не дают больше мешаться под ногами и страдать х… хроническим дефицитом занятости — тут самое время вынести компрометирующие подробности из узкого круга в широкий. На всеобщее обозрение.

Так что зависть требует удовлетворения — а это чувство возникает при понижении чьего-то рейтинга или при загрязнении чьей-то репутации. Завистники никого не оценивают по достоинствам: только ленивый не называл Наоми Кемпбелл дурой, Иванну Трамп алчной, Сару Джессику Паркер безвкусно одетой. Перечислять можно до бесконечности. Спастись от досужей болтовни невозможно. Но и страдать от нее — как-то несовременно. Все равно, что надевать корсет, турнюр и чепчик, отправляясь на утреннюю пробежку. Максимум движения при минимуме передвижения.

В далекие времена реноме порядочного человека было хрупким, но бесценным капиталом, которому не чета финансовые вложения. Ехидна Яго недаром поучал простофилю Отелло: «Кто тащит деньги — похищает тлен. Что деньги? Были деньги — сплыли деньги. Они прошли чрез много тысяч рук. Иное — незапятнанное имя. Кто нас его лишает, предает нас нищете, не сделавшись богаче». А в наши дни главное достоинство — популярность. Пиар скоро перестанут делить на черный и белый. Быть центром внимания для многих профессий — условие непременное. А средства годятся любые. Профессионалы вообще измеряют рецензии линейкой, не читая содержания. Но если вы обитаете не в шоу-бизнесе, а на грешной земле, можно принять некоторые меры, чтобы не страдать от досужей болтовни завистников.

В первую очередь, надо знать, что же это такое, когда тебе завидуют:

ты всегда находишься под прицелом внимательных недобрых глаз;

первый камень всегда летит в твой огород;

любая из твоих неудач становится для завистников национальным праздником;

твои победы объявляют «ерундой какой-то», и относят их на счет странностей твоей натуры;

тебе постоянно намекают, что жизнь надо «делать» по образу и подобию неких неудачливых, но зато «хороших» мальчиков и девочек;

к тебе лезут с бесцеремонными «маленькими просьбами» в надежде поживиться за твой счет, а при отказе заявляют: ты просто недоразумение, которое не в силах справиться с обыденными, несложными проблемами;

когда ты покупаешь обновку, тебе говорят: «Боже, какой кошмар!» и тут же объясняют «Вот я бы на твоем месте!» и, смакуя подробности, с придыханием объясняют, на что бы лично они потратили «все твои деньги, вместе», как поет Мумий Тролль;

если ты накануне посетила салон красоты и замечательно выглядишь, тебе непременно скажут, что у тебя вид, как у дешевой шлюхи;

если кто-то видит твоего парня, его тут же характеризуют как негодяя, бандита и бабника, у которого только одна цель — завлечь тебя, обокрасть и бросить, и только такая дура, как ты, может этого не понимать;

когда ты радуешься жизни, тебя обвиняют в легкомыслии;

тебя часто и с удовольствием подставляют;

о тебе распускают гадкие сплетни;

тебе все время ставят в пример какое-нибудь пресное ничтожество, обитающее где-то неподалеку;

если поблизости вертится и глупо хихикает побитый жизнью идиот, тебе многозначительно кивают и подмигивают: мол, вот она, лучшая партия для тебя — даже если ты уже замужем и счастлива в браке.

Итак, если вы вознамерились стать успешной стервой и всем вокруг показать, что вы достойны зависти — сперва разберитесь в себе. Проанализируйте: есть у вас необходимый запас сил, чтобы стерпеть нашествие завистников — селевой поток, накрывающий с головой ничего не подозревающего путника? Впрочем, вы теперь уже не так беззаботны, как простодушные путники, разгуливающие в неподходящее время в неподходящем месте. Вы предупреждены, осмотрительны (надеюсь!) и подготовлены к разного рода природно-психологическим казусам. Кроме того, сейчас вы можете разработать собственную тактику поведения в окружении завистников.

Как себя вести под «метеоритным дождем» глупостей и гадостей? Естественно, стервозно. Отнеситесь к подобным проявлениям в ваш адрес так, будто проверяете показания барометра. Если «страшно доброжелательное» отношение «оказывает себя» во всей красе, то не паникуйте. Поверьте: вам есть, что терять. А это уже неплохо. Вам не хочется доставлять людям неприятных переживаний? Вы чувствуете себя обязанной и зависимой — даже от незнакомых людей? Не забивайте себе голову излишним альтруизмом.

Завистник расстраивается не столько по вашему, сколько по своему собственному поводу. Не будет вас, он будет завидовать еще кому-нибудь. Он так проводит время. Поэтому не стоит свою единственную и неповторимую жизнь подстраивать под нормы чужой неполноценности. В разговорах с завистниками ни в коем случае не переходите на разумные доводы и логичные аргументы. Уже через пять минут «милой, содержательной беседы» вы приметесь оправдываться за всю прожитую жизнь.

Даже если обвинения со стороны знакомых, малознакомых и совсем незнакомых надоед выбили вас из колеи, постарайтесь не показывать, насколько вы обескуражены. Со временем привыкнете и перестанете реагировать. Как проще всего отвязаться от восточного мужчины, который тащится хвостом за вами по улице и причитает: «Дэвшка-а… дэвшка-а…»? Не обращать на него внимания и ни в коем случае не заговаривать. Так же и с завистниками. Если приходится отвечать на нападки, лучше пошире улыбнуться — снисходительно и иронично. В любом случае не вы первая, не вы последняя. Отнеситесь к чужой зависти, как к приправе. В изысканном блюде должна быть острота. В детстве мы все любим сладкое, с возрастом начинаем ценить вкус горького.

Журнальный глянец в обыденной жизни

Впрочем, многие из нас и в зрелые годы любят сладкое до дрожи и потребляют его до изнеможения, до одышки, не страшась крадущегося в ночи кариеса, равно как и жировых отложений, пришедших, чтоб навеки поселиться. Зависимость от сладкого — в буквальном и переносном смысле — новая, небывалая доселе болезнь. Чума третьего тысячелетия.

Уже в юные годы мы сгораем от желания привнести в наше пресное (как считает любой подросток, будь он хоть наследник престола Монако) существование хоть немного «сахарной глазури», сваренной по рецепту СМИ. Просто чтобы украсить доставшийся на твою долю непрезентабельный каравай. Вот почему в каждой судьбе наличествует хоть одна попытка вписать свою жизнь в форму современных технологий. Кто-то участвует в конкурсах юных дарований — «Звезди!», «Таланты-фабриканты» или что-то в этом роде, некоторые просиживают штаны в библиотеке, готовясь к олимпиадам для умников, а совсем уж чувствительные натуры пишут юношески (девически) страстные стихи, сильно напоминающие коктейль из Цветаевой и Асадова. За то время, пока мы дорастем до своего собственного стиля, до зрелой манеры самовыражения, любому из нас приходится пройти через стадию подражательности — это своеобразные «игры детенышей», подготовка к взрослой жизни.

Но иногда бывает так, что человеку до седых волос не удается повзрослеть. Он и в старости остается деткой-конфеткой. Инфантильное сознание — в некотором роде бегство от рутины будней, от самостоятельного выбора, от ответственности за действия и намерения. У подобного образа поведения есть и плохие, и хорошие стороны — как и у всего сущего.

К сожалению, не всегда мы выбираем, кому завидовать или на кого походить. Чаще выбирают за нас. Сегодня «общепризнанных идеалов» пруд пруди. Политики, звезды шоу-бизнеса, великие люди эпохи глядят на нас с обложек, сияя добрыми призывными улыбками. И так же радостно и счастливо смотрят на нас их жены, тещи, дети и собаки. Все поголовно счастливы. И это глянцевое счастье в личной жизни является наградой за большую созидательную деятельность на благо общества. Мы рассматриваем знакомые подретушированные лица, изнывая от желания уподобиться избранным, любимцам и баловням судьбы. Мелованные страницы раскрываются, словно двери рая.

Идея глянцевого счастья базируется не столько на традиции, сколько, в первую очередь, на моде. Глянец имеет самые жесткие принципы и рамки. Его основная стратегия называется «перфекционизм»: якобы для лучшей жизни отбирают только самых потрясающих, но из числа избранников в Эдем попадают лишь те, кому вдобавок умопомрачительно повезло. Ибо за порогом земного рая избранников ждет блаженство неописуемое (хотя и неоднократно описанное). Пресловутое райское блаженство средства массовой информации демонстрируют в гипертрофированных пропорциях (чтоб мало не показалось!): в статьях и передачах о жизни звезд гораздо больше упоминаний про «полную гармонию», нежели способен переварить обычный желудок земного человека. При такой дозе гармонии не только йог, но и любой атеист давно бы погрузился в нирвану, упоительную пустоту недеяния.

Чувство соразмерности бытия у СМИ, похоже, отсутствует начисто. И вероятно, поэтому проблемы знаменитостей пресса показывает через перевернутый бинокль. Всякие мелочи вроде клептомании, суицидомании, алкогольной зависимости, боязни черных кошек, тринадцатого числа, папарацци и критических отзывов — все психозы звезд представляются неважными деталями по сравнению с тем восторгом, который изливает на головы народных кумиров зрительские массы, охваченные любовью. Принцип сохранения психологической энергии: «Бери что хочешь и плати за это», если верить биографам знаменитостей, не срабатывает в судьбе выдающихся личностей. Хотя спросите любого «любимца муз и Аполлона», он объяснит, сколько крови ему попортил путь к вершине Олимпа.

Глянец статей и передач изрядно лакирует картину звездных сфер, в которых легко и свободно парят светила, а любые трудности носят временный и легко преодолимый характер. СМИ с непостижимой простотой соединяют в каждом таком «нерукотворном образце» взаимоисключающие достоинства: идолам одновременно присущи душевная чуткость и носорожья выносливость, истовая вера в христианские ценности и неуемное желание «все попробовать». Психиатр, если бы подобное «биографическое» описание попалось ему в качестве анамнеза, непременно вывел бы заключение: «явное раздвоение личности на фоне патологической эйфории». Впрочем, нет гарантии, что психиатр свободен от воздействия лакированных идеалов.

Сила стереотипа настолько же огромна и незаметна, насколько невидима и чудовищна сила, скажем, геологического процесса. Пока вулкан не плюнет в небо — метров на восемьсот — тоннами пепла и пемзы, у подножия смертоносной горы спокойно пасутся овечки, и девушки в ситцевых платьицах плетут веночки своим возлюбленным. Но хулиганские выходки огнедышащих фурункулов земной коры — всего лишь результат миллионолетних подвижек литоральных плит, гигантских пластов, из которых состоит вся поверхность планеты. Океанское дно тихо сползает под материки, почва опускается и поднимается, меняется погода — то ли быть дождю, то ли засухе… Словом, никто и ухом не ведет. И лишь когда «на город ляжет семь пластов сухой земли» — вот тут жители изумятся: с чего бы вдруг? Приблизительно таким же методом происходит внедрение идеи в человеческие мозги: тихо-тихо, по-пластунски. А потом: ба-а! Только что в какую-нибудь личность или идею не верили нипочем, осуждали, предавали, как говорится, «самому острому кизму» — а теперь раз — и полюбили! Ну, так с чего бы это… вдруг?

Не вдруг. На самом деле для того, чтобы спровоцировать вулканический выброс на тысячу метров ввысь многих тонн народной любви, создателю идеи придется попотеть. Во-первых, необходимо все устроить так, чтобы состоялось, интеллигентно выражаясь, «соитие стереотипа и психики масс». Причем соитие с последствиями, а не просто развлечения ради. Для этого стереотип должен базироваться на простых и очень простых ценностях. Идеи, передаваемые стереотипом, обязаны излучать доступность и усредненность. Большая сложность и высокая избирательность мешают массовому охвату — и охвату мозгов, и охвату вообще всего, что подвернется. Значит, идеям надо быть проще. Не то лежать им на свалке в качестве несвоевременно родившейся «нетленки». А всему, что не вовремя родилось, известно, какая судьба светит и какие прозвища дают. Во-вторых, шлифуя грани идеи, особенно важно убрать все, что мешает целостному, запоминающемуся образу. Всякие сомнения, метания, излияния, разобщающие аудиторию — долой! Вот почему глянец так старательно маскирует коллизии, которых навалом в любой жизни и тем более — в жизни звезд.

Простота имиджа в сочетании с гипертрофированным счастьем — вот что превращает судьбу знаменитости в сплошное великолепие, Фата-Морганой сверкающее перед взором обывателя. Да, теория создания глянцевого кумира выглядит сложным делом, а на практике глянец действует нехитрым методом наложения толстого-толстого слоя шоколадной глазури на любой подходящий объект. Собственно, качество и форма самого мучного изделия уже не просматриваются. К тому же подробности и не требуются: кексик может быть хоть из… туалетной бумаги с гипсом пополам — теперь публика с упоением станет медитировать на гладкую, источающую сладостный запах поверхность.

И вместе с «укрощением» и «подслащиванием» реальной «судьбы человека» образ «из телевизора» даже самую богатую натуру травестирует и выхолащивает: в «Понедельнике, который начинается в субботу» братьев Стругацких герой совершает путешествие в мир литературных произведений. «То и дело попадались какие-то люди, одетые только частично: скажем, в зеленой шляпе и красном пиджаке на голое тело (больше ничего); или в желтых ботинках и цветастом галстуке (ни штанов, ни рубашки, ни даже белья); или в изящных туфельках на босу ногу… Суровые мужчины крепко обнимали друг друга и, шевеля желваками на скулах, хлопали друг друга по спинам. Поскольку многие были не одеты, хлопание это напоминало аплодисменты». Да, ради аплодисментов многие претенденты на «звездность» не особо дорожатся — не берегут свою многогранность и неоднозначность, и даже готовы остаться без штанов, а также терпеть крепкие объятья суровых неодетых мужчин с желваками на скулах.

Кстати, глянец боится вовсе не своего антипода (вернее, якобы антипода) — грязного белья, темного прошлого, трупов в шкафу и проч. Страшные тайны и ужасные разоблачения только привлекают внимание публики. Глянец боится жизненных реалий. При демонстрации перипетий восхождения будущего героя-полубога на Олимп пересказывать реалии его повседневной, «человеческой» жизни — нельзя ни в коем случае, даже если про звезду «снимается кино», жесткое, будто солдатский сухарь, и искреннее, будто исповедь старой девы. Пусть именно такая — обыденная, кропотливая, утомительная — пахота сделала будущего народного кумира личностью. Глянец — неизбежное вложение имиджмейкера в образ идола. Для полноценного глянца нужны не разоблачение, и не изучение, а ощущения. Мысль о том, что знаменитый человек — не избранник богов, а такой же муравей, как и ты, работяга, комплексатик, и к тому же не слишком счастливый — вызывает ужас. Хотя ничего ужасного в «рабочих моментах» нет.

Стоит ли строить имидж своей жизни по «звездным» нормам и наводить глянец — дело ваше. Следует учесть одно: глянец — вещь хрупкая. Удаляешь один компонент и вся пирамида рассыпается, словно карточный домик. Достижения и свершения теряют ценность и смысл: теперь главное достижение — это, собственно, безоблачная жизнь. Такая «выдающаяся судьба» символизирует избранность и неземное происхождение ее обладателя. Бог знает, почему образ жизни для обывателя оказывается важнее, чем творческие прорывы. Может, из-за того, что объективно понять и оценить результат труда, деятельности, творчества — не в компетенции «человекозрителя»? Поэтому он просто хочет увидеть и символ — воплощение благодати, удачи и гарантированного успеха. Успеха, неизбежно приходящего к тем, кто живет не абы как, а «правильно».

Лиза училась курсом старше Павлика Соболева. На их гуманитарном отделении, где мальчики-студенты вообще редко выживали, Павлик казался просто светочем. Красивый, здоровый мальчик, с хорошей кожей, ровными зубами и открытым взглядом ясных голубых глаз. Преподаватели наперебой хвалили его работы, девочки в него влюблялись пачками. Сама Лиза влюблена в Павлика не была, но для нее он был чем-то вроде воплощения некого принципа вселенской справедливости. Глядя на Павлика, она всем существом впитывала эту самую нехитрую, отчетливую справедливость: вот, если ты родишься у «правильных» родителей, получишь хорошее воспитание и образование, то все в жизни у тебя будет ясно, легко и хорошо. И за что бы ты не взялся — все у тебя получится, а за твои прекрасные качества тебя все заметят, полюбят, наградят. Видите: «хорошим Павликам» не надо долго-долго карабкаться к вершине через темные провалы и мусорные кучи, ломая голову и обламывая ногти, не надо идти на недостойные сделки с совестью ради успеха. Чистые помыслы, светлый путь — словом, человек будущего в наши дни. Так что, можно сказать, Лиза своими чувствами к Павлику выражала настроения восхищенного общества.

Кроме того, поскольку они учились в одном учебном заведении, Лиза прямо-таки чувствовала себя причастной к судьбе своего кумира. Она очень обрадовалась, когда Павлик стал известным актером и шоуменом. Это подтверждало ее мысли об светлом, усеянном розами без шипов, «правильном» пути прекрасного человека, чьи ясные глаза и добрая улыбка глядели на нее с рекламных щитов и с экрана телевизора. Однажды Лизе крупно повезло. По крайней мере ей казалось именно так — в начале. На вечеринке у своей подруги она встретилась с Соней и Наташей. Обе очень хорошо знали Павлика. Соня училась вместе с ним в одной группе, а Наташа работала вместе с Павликом в одной кинокомпании. «Надо же, как повезло!» — подумала Лиза про девушек. Ей казалось, что находится рядом и дышать одним воздухом с Павликом — величайшая привилегия.

И Лиза завела беседу о своем кумире, вдохновенную и многословную — и говорила, пока не осеклась при виде иронии на лицах «счастливиц». Лизиных восторгов они явно не разделяли. «Большого ученого ума, говоришь?» — смеялась Соня. — «Но ведь его работы считали лучшими, — не сдавалась Лиза, — и курсовые и диплом», — «Честно говоря, не думаю, что нужно хоть какие-то мозги иметь, чтобы написать такую дипломную работу… Одна тема чего стоит. «Архитектура деревни Гадюкино в работах художника Змеюкина»! Этот домик в том пейзаже, а этот в другом. Реестр, одним словом. Так что извини», — «А почему же хвалили?» — Лиза цеплялась за соломинку. — «Да потому, что все эти работы ему мама писала. Она еще у нас преподавала. Ну, ты помнишь, кудрявая такая. Что же им, коллегу прикладывать, мордой об стол? Вот и хвалили. Тем более, что тетка она неплохая, трудолюбивая, но без особого полета», — «Надо же, — засмеялась Наташа, — а я-то никак понять не могла, как же он университет окончил?» — «Почему?» — Лиза была готова расплакаться, — «Да туповат он, между нами, девочками, и к тому же в общении… неприятен. Я в его команде работала и при первой же возможности в другую группу перешла — и гуд бай, май лав!» — «А как же тогда все? Что такое Павлик?» — Лиза совсем упала духом, — «Штаны!» — хором ответили Соня с Наташей. «Ну, фактура у него подходящая, — снисходительно пояснила Наташа, — ее и эксплуатируют в хвост и гриву. Шоу-бизнес к штанам очень по-доброму относится. Польза от них есть, доход. Взять, вот, к примеру, тебя. Смотрела столько лет в лучистые Павлушины глаза и плакала от умиления. И другие так же. Так что миссию свою Павлик выполняет. А чем прекрасный принц является в реальной жизни — этого лучше не знать».

Конечно, Лизиной коллизии, пардон за каламбур, можно посочувствовать. Но девушка сама виновата. Ей бы присмотреться, разобраться: и за что я его полюбила? За красивые глаза? Нет, скорее за то, что он символизировал: успех, который не надо ни зарабатывать, ни поддерживать, ни упрочивать. Просто живи «как надо» — и все у тебя будет. Павлик олицетворял надежду на светлое будущее для всех «хороших мальчиков и девочек». И блистательный кумир превратился в грубо раскрашенную марионетку, едва трепетная девушка Лиза узнала подноготную Павлушиного «полета в стратосферу» — личные связи в институте, нехитрая функция «фактурного мальчонки» в неромантичной индустрии шоу-бизнеса.

Не стоит ударяться в обожание символа. Да и реалии собственной жизни под глянец подстраивать — дело неприбыльное, опасное тяжкими душевными разочарованиями. Но что делать, если вам хочется — или даже требуется — хорошо смотреться? То же, что и любой имиджмейкер. Поступайте, как вам удобно, и демонстрируйте окружению лишь ту часть своей жизни, которая подпадает под образец. При этом не позволяйте «аудитории» подходить чересчур близко и настойчиво принюхиваться к вашему поведению, мыслям, переживаниям. Мало ли что унюхают!