Оправдание тому, чему нет оправдания

Оправдание тому, чему нет оправдания

Большинству людей кажется, будто участники петушиных боев — отбросы общества, которые с наслаждением мучают животных, а в промежутках торгуют наркотой. Однако я обнаружил, что самое интересное в любителях петушиных боев (с психологической точки зрения) — то, что это до скуки нормальные люди. Практически все известные мне владельцы бойцовых петухов вели самую обычную — если только вычесть любовь к кровавым зрелищам — жизнь и имели кредиты, жен, детей и работу на полный день.

Моя знакомая защитница прав животных Сюзи из Луизианы многие годы неустанно трудилась, добиваясь запрета петушиных боев у себя в штате. Впечатления от петушиных боев на Юге США у нее схожи с моими. Она ненавидит петушиные бои. Однако она начала уважать многих своих противников — как баптист, который ненавидит грех, но не грешника. Как-то раз она сказала: «Почти все любители петушиных боев, каких я знала, были набожные, вежливые, каждый из них — хороший семьянин — никакого героина или еще каких-нибудь наркотиков. Я непримиримо отношусь к петушиным боям, но это не значит, что те, кто их проводит, — плохие люди».

Будь любители петушиных боев садистами-извращенцами, объяснить их склонность к участию в кровавых соревнованиях было бы несложно. Однако в большинстве своем это вполне нормальные люди. Как же они могут участвовать в соревнованиях, которые не только поставлены вне закона, но и считаются аморальными практически во всей Америке? А вот как: они создают моральную «рамку», основанную на смеси самообмана и логики, в которой петушиные бои превращаются в абсолютно допустимое занятие. В этом смысле любители петушиных боев ничем не отличаются от всех прочих личностей, эксплуатирующих животных, — охотников, цирковых дрессировщиков и даже ученых и мясоедов. Все приводимые ими доводы в оправдание того, что, по мнению большинства, оправданию не поддается, можно разбить на несколько категорий.

«Самый гуманный вид спорта»

Большинство любителей петушиных боев не считают это занятие жестоким. Они скажут вам, что собственно бои — это лишь малая доля их деятельности. Они скажут вам, что на выращивание бойцового петуха из цыпленка потребуется два года и что бой, занимающий обычно не более нескольких минут, является лишь крохотным эпизодом в их жизни.

Однако как же быть с болью и страданиями? Мой друг Джонни утверждает, что с появлением стальных шпор петушиные бои перестали быть жестокими. Он считает, что шпоры делают бой честным, поскольку уравнивают шансы обоих петухов на победу. Без шпор, говорит он, петухи забивали бы друг друга до смерти собственными семисантиметровыми шпорами. Как-то утром за чашкой кофе я спросил своего соседа Пола Ледфорда о том, насколько болезненна обычно бывает драка для петуха. Пол покачал головой и сказал: «Куры боли не чувствуют. Они для этого слишком глупые».

Порой случается слышать и другие доводы — что петухи самостоятельно принимают решение биться насмерть с противником. По этой логике жестоко было бы не позволять петухам попытать счастья на арене. В книге «Петушиные бои» капитан Л. Фиц-Барнард пишет: «Там, где есть желание субъекта, нет жестокости. Для боевого петуха бой является наивысшей радостью». Фиц-Барнард считает, что петушиные бои более этичны, нежели охота или рыбалка, потому что олень или форель, которых вы убиваете, вынуждены подчиняться вашей воле. «Если один из участников не желает быть вовлеченным, возникает жестокость… ни один человек в здравом уме не может предположить, будто рыбе нравится быть пойманной, обычно с помощью живой наживки, а потом убитой: что лисе или зайцу нравится, когда на них охотятся и рвут их на куски; или что птицы и звери добровольно выбирают мучительную смерть от пули».

Я ни в коем случае не согласен с тем, что бойцовые петухи решают драться, потому что таким образом самореализуются на свой манер. Нет, они дерутся потому, что за тысячи лет непрерывной селекции в мозгу у них засела жажда вонзить шпоры в петуха-соперника. Даже пожелай они избежать схватки, на тесной арене у них ничего не выйдет. И все же предложенное Фиц-Барнардом сравнение петушиных боев с охотой заставляет нас задуматься о неприятных вещах. Из 120 миллионов диких птиц, которых ежегодно убивают охотники в США, 30 % падают наземь ранеными и в полном сознании. Если им повезет, их найдут и убьют быстро, но уделом миллионов прочих станет мучительная смерть. Фиц-Барнард прав: такой законный спорт, как охота ради развлечения, приносит куда больше мучений, нежели незаконные петушиные бои.

«Это вполне естественно»

Распространенный вариант оправдания «это не жестокость» заключается в том, что петухи от природы склонны к драке, точно так же как львы от природы склонны убивать зебр. Это одна из разновидностей «естественного» заблуждения. Мне изложил ее Джонни: «Мы просто делаем естественные вещи, держа при этом ситуацию под контролем. Есть мы, нет нас — петух все равно будет драться. Мы просто позволяем ему действовать согласно своей природе. Мы не заставляем петухов драться. Они для этого созданы. В этом смысл их существования». (Кстати, по этой причине большинство известных мне любителей петушиных боев не одобряют собачьи бои. Как сказала жена Эдди, «петушиные бои совсем не то, что собачьи. Бои делают из собак чудовищ. А петухи — драчуны от рождения. Они будут драться независимо от того, есть у них зрители или нет».)

Заблуждение о естественности тех или иных явлений очень распространено. Одна моя знакомая защитница прав животных объяснила мне, что она против опытов над животными потому, что СПИД — это «естественный способ» снижения численности населения Земли. Недавно одна женщина на вечеринке сказала мне: «Я никогда не пойму вегетарианцев. Люди уже миллионы лет едят мясо. Для чего-то же существуют коровы и куры!» Я не стал говорить ей, что ее оправдание куроедения сродни логике Джонни, оправдывающего петушиные бои. Боюсь, она не поняла бы этого сравнения.

«Самые милые люди»

Запрет петушиных боев изначально был связан не с заботой о страдающих животных, а со стремлением властей не допустить сомнительных сборищ отбросов общества. Петушиные бои и по сей день ассоциируются с иными видами противозаконной деятельности. Так, Ассоциация гуманизма США связывает петушиные бои с проституцией, кражей персональных данных, грабежами, мексиканскими наркокартелями, незаконными азартными играми, взяточничеством, гангстерскими нападениями, уклонением от налогов, отмыванием денег, незаконной иммиграцией, владением ружьями и ручными гранатами, а также с убийством.

Конечно, сами любители петушиных боев с этим не согласны. Сами они считают себя гонимым братством, объединенным общими ценностями, в том числе тяжелым трудом, соревновательностью, уважением к культурным традициям и любовью к курам. Они отвергают обвинения в пьянстве, наркомании, проституции и денежных махинациях. Джонни отозвался об организациях защиты животных так: «Они нас и так называют, и сяк — и сутенеры мы у них, и наркоманы. Ну прямо гаже на свете нет. Они нас в тыщу раз умнее и знают, как нас изобразить для тех, кто ничего не понимает». Да, признает он, у нас тоже не без паршивых овец — есть парни, которые смазывают петушиные шпоры ядом или незаконно заостряют лезвия длинных шпор. Но таких совсем немного. Что до 99 % любителей боев, говорит Джонни, «это самые милые люди. Много вы знаете мест, где деньги переходят из рук в руки по кивку, без споров и ссор? Петушиные бои — для джентльменов».

Большой Брат всех защитил бы

Любители петушиных боев прибегают к защитному приему «хорошие люди», совершая при этом риторический ход, который социальные психологи именуют «отражением славы». Логика у них такая: «Будь Такой-то любителем петушиных боев, ему бы и слова не сказали». В список Таких-то у них входят Джордж Вашингтон, Александр Гамильтон, Джон Адамс, Александр Великий, Вудро Вилсон, Эндрю Джексон, Генри Клей, Ганнибал, Цезарь, Томас Джефферсон, Бенджамин Франклин и Авраам Линкольн (о последнем говорят, что ему доводилось судить петушиные бои). Порой в этот перечень добавляют Чингисхана и Хелен Келлер, хотя по поводу последней кандидатуры у меня имеются определенные сомнения. Своими единомышленниками любители боев считают и бесчисленных британских королей, называя петушиные бои «королевским спортом».

Петушиные бои закаляют характер

Когда Бобби Кинера из Гринсборо (Северная Каролина) спросили, почему он любит петушиные бои, он ответил: «В таком бою животное идет до последнего и отдает все, что у него есть. Многие ли из людей способны на такое? Петух отдаст все, что только может, а потом еще и еще. Это и есть его воля к победе, его отвага.

Вот почему я люблю петушиные бои». Я называю это защитой с помощью нравственной модели. Для любителя петушиных боев петух — самое отважное существо в мире. Именно поэтому бойцовый петух является символом футбольной команды университета Южной Каролины. Один любитель петушиных боев так подвел итог обсуждению нравственной модели в своем труде «Отвага и сталь»: «Бойцовый петух предан своей семье и себе, и достаточно храбр, чтобы доказать свою преданность делом… Любому нужна отвага, чтобы сохранять верность — идеалам ли, жене, мужу, друзьям или своей стране».

«Я люблю своих петухов»

По сравнению с другими представителями куриного племени бойцовый петух живет припеваючи. На арену его выпускают только в два года, и эти два года он живет как чистокровный призовой скакун. Первые восемь-девять месяцев цыплята свободно бегают по птичьему двору. По достижении зрелости петухов разделяют, потому что им необходимо тренироваться. Их либо привязывают на двухметровый шнур, либо держат в довольно просторных клетках, по которым те могут расхаживать туда-сюда. Кроме органического зерна, купленного в магазине здоровых продуктов, петухи Джонни получают на завтрак крутые яйца, а на обед — фрукты, листья салата и перловую крупу. Через день они получают гамбургеры и творог по-деревенски. Джонни жалуется: «Мы кормим наших петухов самой лучшей пищей, даем им лучшее жилье, лучших кур… и мы же после этого жестокие люди!»

Как и прочие знакомые мне любители петушиных боев, Эдди Бакнер неравнодушен к своим петухам. Он говорит, что любит их, и я ему верю. Стоит ему заговорить о петухах, и глаза у него загораются, совсем как у Фейба Уэбба.

«Эдди, — говорю я, — но вот ты говоришь, что любишь своих птиц. Ты их выращиваешь, нянчишься с ними два года кряду, каждый день ухаживаешь за ними, тренируешь. А потом несешь их на арену, хотя прекрасно знаешь, что в тот же вечер половина из них погибнет, и бросаешь мертвых в бочку. Вот этого я никак не пойму».

«Не нужно путать разные вещи», — отвечает он.

«Но ты ведь к ним привязан, нет?» — спрашиваю я.

«Привязан, конечно», — говорит он.

«И клички им даешь?»

«Да».

«А ты хоть раз видел, чтобы хозяин плакал над мертвым петухом?»

«Ни разу».

«Вот этого я, хоть убей, не понимаю», — говорю я.