Сначала нужно проявить эмпатию

Однако в большинстве случаев, прежде чем ожидать от другой стороны понимания наших чувств, нужно сделать еще один шаг. В таких ситуациях другим может быть тяжело принимать наши чувства и потребности, поэтому, если мы хотим, чтобы нас услышали, сначала придется проявить эмпатию к этим людям. Чем больше эмпатии мы проявляем к мотивам, которые заставляют их вести себя вразрез с нашими потребностями, тем больше вероятность того, что они смогут ответить нам тем же.

Чем лучше мы слышим их, тем лучше они услышат нас.

В течение последних тридцати лет у меня был ценный опыт обсуждения ННО с людьми, которые обладают твердыми убеждениями относительно определенных рас и этнических групп.

Однажды ранним утром я ехал на такси из аэропорта. В кабине водителя послышался голос диспетчера: «Кто подберет мистера Фишмана у синагоги на Мэйн-стрит?» Сидевший рядом со мной попутчик пробормотал: «Эти жиды встают рано, чтобы успеть выжать из людей побольше денег».

Полминуты у меня дым шел из ушей. В более молодые годы первой моей реакцией было бы желание причинить такому человеку физическую боль. Вместо этого я сделал несколько глубоких вдохов и с эмпатией отнесся к бушевавшей внутри меня обиде, а также к страху и гневу. Я проявил внимание к своим чувствам. Я осознавал, что гнев вызван не соседом-попутчиком и не его замечанием. Его слова вызвали во мне бурю, но я понимал, что причины моего гнева и сильного страха лежат намного глубже. Я сидел, давая возможность жестоким мыслям просто течь. Я даже получил удовольствие, представив себе, как разбиваю голову этому человеку.

Эта проявленная к себе эмпатия дала мне затем возможность сосредоточиться на человеческих качествах по ту сторону этих слов. И после этого первыми моими словами было: «Вы чувствуете…?» Я пытался проявить эмпатию к этому человеку, услышать его переживания. Почему? Потому что я хотел найти в нем красоту. А еще я хотел, чтобы он полностью осознал, что я почувствовал после этого замечания. Я знал, что не получу этого понимания, если в нем будет бушевать буря. Мне хотелось наладить с ним контакт и проявить уважительную эмпатию к его жизненной силе, скрывавшейся за этим замечанием. Мой опыт говорил мне, что, если я смогу проявлять эмпатию, он сможет, в свою очередь, услышать меня. Задача стояла нелегкая, но шансы были.

Осознавайте возникающие у вас жестокие мысли, не осуждая себя за них.

– Вы чувствуете раздражение? – спросил я. – Кажется, у вас был какой-то плохой опыт общения с евреями.

Он покосился на меня:

– Ну да! Отвратительные люди. На всё готовы ради денег.

– Вы им не доверяете и хотите себя защитить, когда приходится иметь с ними дело?

– Конечно! – воскликнул он и продолжал высказывать все новые и новые суждения, а я прислушивался к чувствам и потребностям, лежавшим в основе каждого из них.

Когда мы слышим чувства и потребности других, мы признаём нашу общую человечность.

Когда мы направляем свое внимание на чувства или потребности других, мы вместе ощущаем свою человечность. Когда я слышу, что он боится и хочет себя защитить, я осознаю, что у меня тоже есть потребность защищать себя, и я понимаю, что такое бояться. Когда мое сознание сосредоточено на чувствах и потребностях другого человека, я вижу общность нашего опыта. Я пребывал в глубоком конфликте с тем, что происходило у него в голове, но понял, что получаю больше удовольствия от общения с другими людьми, если не слышу их мнений.

Особенно если дело касается людей с подобными убеждениями. Я научился получать от жизни намного больше удовольствия, прислушиваясь только к тому, что происходит у них в сердце, и не попадая в ловушку того, чем набиты их головы.

Мой попутчик продолжал изливать свою грусть и раздражение. Я и опомниться не успел, а он уже перешел от евреев к темнокожим. У него многое наболело. Минут десять я просто слушал. Наконец он прервался: он почувствовал, что его поняли. И тогда я открыл ему, что происходит во мне:

МР: Знаете, когда вы начали говорить, я почувствовал сильную злость, раздражение, грусть и обескураженность, потому что у меня был совсем другой опыт общения с евреями, и мне очень жаль, что наш опыт настолько отличается. Вы могли бы сказать мне, что вы только что услышали?

Попутчик: Я ведь не говорю, что все они…

МР: Прошу прощения, подождите, пожалуйста. Скажите, что вы только что услышали?

Попутчик: Вы о чем?

МР: Позвольте мне повторить то, что я пытаюсь сказать. Я очень хочу, чтобы вы просто почувствовали боль, которую я ощутил, услышав ваши слова. Для меня очень важно, чтобы вы это поняли. Я говорил, что мне стало очень грустно, потому что мой опыт взаимодействия с евреями был совсем другим. Мне просто жаль, что ваш опыт был именно таким, как вы описываете. Скажите, пожалуйста, что вы услышали.

Попутчик: Что я не имел права так говорить.

МР: Нет, мне не хочется, чтобы вы поняли меня таким образом. Я действительно не хочу вас обвинять. У меня нет такого желания.

Я решил свернуть разговор, потому что, судя по моему опыту, если человек слышит в наших словах обвинение, он не может услышать нашу боль. Если бы этот человек сказал: «Это было ужасно с моей стороны, я говорил как расист», он бы не услышал мою боль.

Наша потребность заключается в том, чтобы другой по-настоящему услышал нашу боль.

Как только люди начинают думать, что поступили неправильно, они не могут полностью ощутить нашу боль.

Люди не слышат нашу боль, когда считают себя неправыми.

Я не хотел, чтобы он слышал в моих словах обвинение, ведь мне хотелось, чтобы он понял, что произошло в моем сердце, когда он заговорил. Обвинить проще всего. Люди привыкли слышать обвинения. Иногда они соглашаются с ними и ненавидят себя – что не мешает им вести себя таким же образом, – а иногда ненавидят нас за то, что мы называем их расистами или кем-то еще, – и это тоже не останавливает их. Если мы ощущаем, что в их сознание проникает чувство вины, как это ощутил я в такси, возможно, нам потребуется сделать паузу, отойти в сторону и снова прислушаться к их переживаниям.