Глава 3 Лечение как путь к успеху: из сугроба в Голливуд

Первыми словами Итана Смита стали «муха» и «жук», но не потому, что его родители были энтомологами. Дело в том, что с самых ранних лет он испытывал давящий страх проглотить какую-нибудь шестиногую тварь, поскольку из своего детского понимания физиологии вынес убеждение, что у него от этого взорвется голова. Случались у него и типичнейшие проявления обсессивно-компульсивного расстройства. К примеру, он верил, что его непременно начнет тошнить во сне, если не моргать в такт со вспыхивающим двоеточием, разделяющим часы и минуты на экране электронных часов (точки зажглись — зажмуриться, погасли — открыть глаза). Это оказалось идеальным способом часами мучиться бессонницей. Однако в начале 1980-х гг., к шестилетнему возрасту, Итан окончательно остановился на собственном варианте мучительной компульсии — бесконечном поиске у себя симптомов серьезных заболеваний.

Сначала он подозревал опухоль головного мозга при каждой головной боли и менингит при малейшем повышении температуры. В средней школе он уже не расставался с тремя термометрами (один может разбиться, два тоже, отсюда эта страховка подстраховки) и мерил температуру так же часто, как сверстники разглядывали подбородки в надежде обнаружить первые признаки оволосения.

Примерно с двадцати лет Смит успешно занимался актерской работой в Южной Флориде: снимался в рекламе национального уровня и играл роли второго плана на телевидении и в кино. Но, когда ему минуло тридцать, ОКР окончательно его одолело. «Моей компульсией стала компьютерная томография», — пояснил он. У него по-прежнему перехватывало дыхание при мысли, что он, возможно, ударился головой или еще как-то спровоцировал внутричерепное кровотечение. Он был на 99% уверен в этом, и 1% сомнений от его рассудка были бессильны эту уверенность поколебать. Опасность казалась настолько реальной, что Итан стал являться в приемные отделения больниц с жалобами, что действительно ударился головой, лишь бы добиться направления на КТ. В какой-то момент ситуация настолько ухудшилась, что по окончании сканирования, приняв сидячее положение, он подумал, что мог — ведь мог же, никто не поручится в обратном! — стукнуться головой о сам томограф. Эта мысль вызвала такую панику, что он закричал: «Мне немедленно нужно обследоваться еще раз!»

Ученые в точности не знают, откуда берется компульсивная потребность требовать медицинского лечения отсутствующих заболеваний. Некоторые симптомы, например страх головокружения, вызванный убежденностью человека, что он тяжело болен, наблюдаются и при паническом расстройстве. Другие, скажем, обсессивный поиск симптомов и компульсивная потребность лечиться, характерны для ОКР. Однако в последние годы результаты исследований вывели на первый план теорию, согласно которой компульсивное прохождение медицинских обследований и курсов лечения является самостоятельным расстройством. Американская психиатрическая ассоциация назвала его синдромом тревоги о здоровье. Расстройство характеризуется поглощенностью мыслями о тяжелом заболевании, симптомы которого в действительности отсутствуют. По оценкам Ассоциации, в любой момент времени оно наблюдается по меньшей мере у 1,3% совершеннолетних американцев, причем его распространенность растет. Тревога по поводу здоровья в какие-то моменты охватывает каждого из нас, и в исследовании 2015 г., опубликованном в журнале Mindfulness, утверждается, что клинически значимые проявления этой тревожности могут единовременно демонстрировать до 5% всего населения США.

Ученые установили, что лишь малая часть (около 8%) пациентов с тревогой о здоровье (раньше известной как ипохондрия) также имеют ОКР. Хотя у них ОКР наблюдается чаще, чем в среднем в популяции, очевидно, что ипохондрическая тревожность — это самостоятельная компульсия, а не проявление обсессивно-компульсивного расстройства. Наоборот, люди с ипохондрической тревожностью подвержены большему риску развития генерализованного тревожного расстройства (73%, как сообщалось в 2000 г. в журнале Psychiatric Clinics of North America), большой депрессии (47%, в два раза выше среднего уровня) или фобий (38% в сравнении с 23% у остальных людей). Но почему компульсивная потребность обращаться за медицинской помощью не считается разновидностью обсессивно-компульсивного расстройства? Прежде всего из-за разницы в самоощущении тех и других больных. Пациенты с ОКР обычно считают свои тревоги нереалистичными (в этом проявляется эгодистонный характер обсессии) и пытаются с ними бороться, ипохондрики чаще всего убеждены, что тяжело больны. Итан, безусловно, разделял это убеждение, и чувство, диктующее его поведение, было, со всей определенностью, компульсивным. Отчаянный страх заставлял его проходить обследования и диагностические тесты, например КТ, и только это снижало тревогу — что характерно для всех компульсий, лишь на время.

Я спросила Смита, была ли у его навязчивого обращения за медицинской помощью первопричина в виде травмировавшей психику болезни или несчастного случая в раннем возрасте. Он ответил принужденным смешком. Нет, единственное, что он помнит, — это жуткий страх проглотить жука и лишиться головы из-за взрыва. Это согласуется с новейшими исследованиями данного типа компульсивного поведения. В предшествующие десятилетия психиатры считали, что оно восходит к предшествующему опыту — болезни, если не собственной, то кого-то из родных, наблюдаемой вблизи и пугающей. Однако, как дипломатично сформулировали в статье 2014 г. немецкие психологи, «эмпирические свидетельства [в пользу этого представления] недостаточны». Они опросили 240 добровольцев (около трети были здоровы, треть страдала ипохондрической тревожностью и еще одна треть другим тревожным расстройством). О перенесенном в детстве тяжелом заболевании или другом травмирующем опыте вспомнили больше респондентов-ипохондриков, чем здоровых из контрольной группы, но разницы между пациентами с ипохондрической и с другими формами тревожности не наблюдалось. Иными словами, детская болезнь и травма повышают риск развития тревожного расстройства, но оно не обязательно окажется ипохондрическим.

Смит не задавался вопросом о причинах своего компульсивного поведения. Врачи сказали его родителям, что кладут их сына в психиатрическую клинику — возможно, на всю жизнь, — и он очутился в Институте обсессивно-компульсивных расстройств при психиатрической больнице Маклина в пригороде Бостона, где провел два месяца. Во время одного из сеансов психотерапии в январе 2011 г. доктор Джейсон Элиас предложил Смиту изо всех сил ударить самого себя по голове. Он решил применить метод экспозиции и предотвращения реакции, или экспозиционную терапию (ЭТ), — стандарт в лечении обсессивно-компульсивного расстройства. Метод заключается в столкновении пациента с тем, что провоцирует его компульсии (если это микробы, нужно, например, прикоснуться к дверной ручке в общественном здании), причем провокация становится все более сильной (сладив с дверными ручками, пациент пытается потрогать унитаз в общественном туалете), а совершение компульсивного действия (вымыть руки) запрещается. Поскольку компульсия Смита проявлялась в обращении за медицинской помощью, его лечение заключалось в том, чтобы получить слабенький, совершенно безопасный шлепок по голове, а затем попытаться — просто попытаться! — не бежать в приемный покой, требуя компьютерную томографию.

«Я отказался бить себя, и мне сказали, что вызовут охрану, если я не подчинюсь», — вспоминает Смит. В отчаянии он, наконец, шлепнул себя по голове, и психотерапевт восхитился его «прогрессом». Смита, однако, переполняло отчаяние, какого он никогда не испытывал. Шатаясь, он выбрался из кабинета на выстуженные бостонские улицы.