Чрезмерная опека превращается в удавку

В начале нашей совместной жизни, когда наутро мне предстояло уехать из города, чтобы провести очередной субботне-воскресный семинар, Бонни накануне вечером всякий раз спрашивала, во сколько я собираюсь встать. Потом — когда мой самолет. Затем, произведя мысленно какие-то подсчеты, предупреждала, что у меня будет в запасе мало времени и я рискую опоздать. И считала, что таким образом оказывает мне поддержку. Однако для меня все выглядело как раз наоборот. Я сердился и обижался. До этого я уже четырнадцать лет колесил по всему свету, читая свои лекции, и ни разу не опоздал на самолет.

А утром, перед тем как мне выйти из дому, она буквально засыпала меня градом вопросов: «Ты не забыл билет? Бумажник при тебе? У тебя достаточно денег? Ты положил в чемодан носки? Ты уже знаешь, где остановишься?» Ей казалось, что она выражает мне свою любовь, а я злился. И в один прекрасный день все-таки сказал ей, что я ценю ее добрые намерения, однако не люблю, чтобы меня опекали, как малое дитя.

Я заметил, что если ей хочется опекать меня, то эта опека, чтобы стать приемлемой для меня, должна выражаться в безоговорочной любви и доверии. Я сказал: «Если я опоздаю на самолет, не надо мне потом выговаривать: а ведь я тебя предупреждала. Поверь в то, что я сам усвою этот урок и в дальнейшем буду поступать соответственно. Если я забуду свою зубную щетку или бритвенный прибор, пусть это будет на моей совести. Не говори мне об этом, когда я позвоню». Когда Бонни поняла то, чего хочу я, и поставила себя на мое место, ей стало легче оказывать мне поддержку.