Глава II СЕКСУАЛИЗАЦИЯ АМЕРИКАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава II

СЕКСУАЛИЗАЦИЯ АМЕРИКАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ

На протяжении последних двух столетий и особенно нескольких последних десятилетий секс пронизал все области нашей культуры. Наша цивилизация так им пропитана, что теперь секс сочится из всех пор американской жизни.

Литература

Наша литература в своих персонажах, сценах, темах и целях в значительной мере сосредоточена на сексе, особенно в его патологических формах. Чтобы разобраться в этом, попробуем взглянуть на те основные этапы, через которые прошла западная литература от Средних веков до нашего времени.

Средневековая литература, равно как и скульптура, живопись, музыка, драма и архитектура, с VI по X век была почти исключительно религиозной. Вряд ли в этот период были созданы какие-нибудь светские шедевры. Большая часть формальной литературы состояла из интерпретаций Библии и агиографических1 сочинений; ее персонажами были Бог, святые и ангелы; ее драмами — тайны грехопадения, воплощения, распятия, искупления и воскресения, греха и спасения — это была литература общения человеческой души с Богом. Она не предназначалась для получения выгоды и прославления автора; у нее не было цели развлечь, доставить чувственное удовольствие или взволновать читателя. Если здесь встречаются отдельные упоминания сексуальной распущенности, как в Altdeutsche Gesprache VIII века или в Modud Liebung, то они обычно носят обличительный характер и служат контрастом тому, что считалось нравственным и верным. Подобно другим средневековым искусствам, литература создавалась, говоря словами Теофила nec humane laudis amore, nec temporalis premii cupiditate… sed in augmentum honoris et gloriae nominis Dei.

Если мы обратимся к XIV веку, то картина заметно меняется. Теперь появляется светская литература, которая в разных странах составляет от 45 до 70 процентов сочинений. Эта светская литература, нисходящая из царства Божия в область эпического, рассказывает о выдающихся героях — рыцарях круглого стола из цикла романов о короле Артуре, героических и трагических персонажах «Видения о Петре Пахаре», «Песни о Роланде», «Тристана и Изольды», «Рудлиба», «Песни о Нибелунгах», первой части «Романа о Розе» и «Божественной комедии». Когда эти герои нарушают моральные и религиозные заповеди, они становятся трагическими фигурами, жертвами неотвратимой судьбы, фатальной страсти, которая приводит их к смерти и искуплению.

Гетеросексуальная любовь описывается либо в самой благородной, самой романтической и платонической форме, либо в глубоко трагических образах. Здесь мало непристойного, циничного, бранного или эротического, за исключением нескольких значительных сочинений, таких как «Паломничество Карла Великого» и вторая часть «Романа о Розе», хотя в шванках и фаблио, историях и песнях, которые считались пригодными только для попоек и холостяцких пирушек, часто упоминаются чисто эротические и даже непристойные стороны любви.

С XIV века до наших дней светская литература продолжала разрастаться за счет религиозной, которая к настоящему времени сократилась до небольшой доли во всей обширной литературной продукции.

Параллельно с секуляризацией литературы в ней появились образы из повседневной жизни — домохозяйки и мужья, купцы и рабочие, фермеры и вольные ремесленники, другие обыкновенные люди. А в прошлом веке в центре многих сочинений оказались личности и приключения ненормальных и маргинальных людей — проституток и содержанок, уличных мальчишек и преступников, умственно и эмоционально недоразвитых людей и прочих отбросов общества. Все больше внимания уделялось сточным канавам — таким местам как разрушенный дом вероломных родителей и нелюбимых детей, спальня проститутки, бордель4 “Canary Row”, притон преступников, психиатрическое отделение больницы, клуб бесчестных политиков, уличная банда малолетних преступников, контора барышника, претенциозный особняк циничного финансового магната, переполненная ненавистью тюрьма, “трамвай “Желание”, криминальный портовый район, зал заседаний продажного судьи, дебри скотобоен и мясоконсервных цехов. Эти и сотни подобных картин характерны для большой части современной западной литературы, которая все больше превращается в настоящий музей человеческой патологии.

Аналогичным образом изменялось изображение любовных переживаний. Оно все больше уходило от чистой и благородной или трагической любви. Простая и прозаичная, но обычно законная сексуальная любовь, описанная в литературе восемнадцатого и девятнадцатого веков, в последние 50 лет все больше заменяется ее различными неестественными, извращенными, вульгарными, плутовскими, экзотическими и даже чудовищными формами — сексуальными приключениями урбанизированных дикарей и насильников, любовными похождениями прелюбодеев и блудниц, мазохистов и садистов, проституток, любовниц, плейбоев и персон для развлечения. Пикантные блюда из “любви”, “этого”, “ид”, “оргазма” и “либидо” соблазнительно готовятся и искусно сервируются со всевозможными приправами.

Предназначенная для того, чтобы возбуждать угасающую потенцию читателей и тем самым увеличивать продажу этих печатных секс-тоников, большая часть современной западной литературы стала насквозь фрейдистской. Она сосредоточена на грязных описаниях генитальных, анальных, оральных, кожных, гомосексуальных и кровосмесительных “любовей”. Она погружена в литературный психоанализ различных комплексов — кастрации, Эдипа, Танатоса, Нарцисса, а также других форм патологии. Она принизила и отвергла великие, благородные, радостные и прекрасные ценности нормальной супружеской любви.

Американская литература вступила в эту стадию интенсивной сексуализации несколько позже, чем европейская. В то время как последняя показала довольно грубую сексуальность в период итальянского Возрождения и затем в XVIII веке, первая оставалась в сущности неиспорченной до второй половины XIX века. И лишь в

XX веке американская литература стала ориентироватья на секс, сосредотачиваться на нем, и в ней появилось низкопробное коммерческое чтиво. Теперь по уровню сексуализации она догнала и, возможно, перегнала европейскую литературу.

Почти все знаменитые американские писатели последних пятидесяти лет — Драйзер, Льюис, О’Нил, Хемингуэй, Фолкнер, Стейнбек, Фаррелл — и легион менее известных авторов отдали дань сексу, или делая его главной темой многих своих произведений, или, что возможно еще более показательно, уделяя ему много внимания в работах, посвященных совсем другим проблемам. В книгах второго из этих видов можно было легко обойтись без сексуальной тематики, но эротические сцены изображаются на любом фоне, будь то гражданская война в Испании, или переезды “оки”, или южноамериканские Джуксы и Кэлликэксы5.

Еще важнее то, что многие из этих авторов представляют эротические излишества и неверность своих персонажей как нечто совершенно нормальное. Если великие писатели XIX столетия, такие как Толстой и Флобер, описывали незаконную страсть как трагедию, за которую и герой и героиня расплачивались своими жизнями или долгими страданиями, то в современной литературе большинство измен и других грехов трактуются авторами как забавные приключения, оживляющие монотонное существование современных мужчин и женщин. Иногда подобные незаконные связи описываются как достойное одобрения освобождение от устаревших брачных уз. В других случаях они рассматриваются как гигиенические действия, избавляющие людей от подавленности, психоневрозов и других психических расстройств. Нередко они объявляются предвестниками “более высокой” формы свободного брака. И лишь изредка, когда это вообще случается, их осуждают, как опасную болезнь. При таком подходе современная литература скорее растормаживает, чем мудро обуздывает вожделение. Она скорее подрывает, чем оживляет брак и семью. Она скорее ослабляет, чем укрепляет контроль высшей сущности человека над его животными наклонностями. Во всех отношениях она больше деморализует, чем способствует формированию целостной личности.

Если мы обратимся к сегодняшней бульварной литературе, то мы обнаружим там атмосферу, еще больше пропитанную сексом. Ибо в этой писанине сексуализация зашла гораздо дальше и приняла гораздо более уродливые формы, чем в серьезной литературе. Бульварная литература нашего времени предназначена для коммерческого культивирования, распространения и эксплуатации самых низменных форм поведения. И как раз порнография обращается к самым низменным склонностям этого “худшего из скотов”, как Платон и Аристотель называли развращенное человеческое животное. Мир этой массовой литературы — это своего рода зверинец, населенный изнасилованными, изувеченными и убитыми женщинами и мужчинами-самцами, превосходящими своим скотством любого дикаря, а похотливостью — самое похотливое животное; здесь мужчины и женщины одинаково тверды в циничном презрении к человеческой жизни и человеческим ценностям. И особенно симптоматично то, что многие из этих человеческих тварей как будто находят удовольствие в таком образе жизни, подобно тому, как надо полагать, им наслаждаются читатели. Этот дантовский ад дешевых возбуждающих средств описывается в самых привлекательных красках. Вместо разоблачения его мерзости и гнилости авторы сексуального чтива поражают читателя великолепием “сноровки”, “оргастических” изгибов, “динамичных” линий, неистовых страстей и “неограниченной свободы” делать все, что захочется.

Детально описывая различные виды техники секса, яркие сцены поцелуев, объятий и совокуплений, и при этом страшно драматизируя насилие и другие сексуальные извращения, эта расцвеченная порнографией бульварная литература деморализует и дегуманизирует миллионы читателей. У этой продукции круг читателей, как и сам ее объем, несравненно шире, чем у серьезной литературы. Это чтиво выбрасывается на рынок сотнями тысяч дешевых романов, многими миллионами различных журналов, эротических комиксов и историй с продолжениями. Садистские романы Микки Спиллейна проданы более чем в 25 миллионах экземпляров! Общий тираж подобного хлама насчитывает сотни миллионов. К тому же часть этого материала превращается в популярные фильмы, приносится в миллионы домов радио и телевидением, и даже инсценируется в театре. В общем и целом это чтиво стало в нашей жизни вездесущим, и каждый из нас постоянно, и во все большей мере подвергается его губительному воздействию.

Крупномасштабное производство и коммерческая эксплуатация этих пронизанных сексом книг были бы невозможны в том случае, если бы они не обращались к обычным литературным вкусам миллионов. Нравится нам это или нет, но одержимость сексом нашей литературы является безусловным и неприглядным фактом.

Живопись и скульптура

Серьезная американская живопись и скульптура были почти полностью свободны от сексуальных тем вплоть до XX века. Изображение важных персон и исторических сцен, символическое освещение таких тем как Гений или Природа, или таких мифологических и воображаемых сюжетов, как Летучий Голландец и Пегас; пейзажи и натюрморты; жанровые картины семейной жизни, урок музыки, или сельская почтовая контора; изображения индейцев и других групп — такими были основные типы живописи и скульптуры.

Только с появлением американского импрессионизма (18801910) и в особенности американского реализма “школы мусорщиков” (1900–1910), секс вошел в нашу живопись и скульптуру. Но даже и эти школы лишь изредка затрагивали эту тему и тогда трактовали ее с викторианской сдержанностью.

По мере приближения к нашему времени реалистические, экспрессионистские и сюрреалистические картины и скульптуры, изображающие сладострастные сцены и образы размножения и плодородия, становятся все более многочисленными и чувственными. Сегодня картины и скульптуры подобного рода можно встретить почти на каждой большой выставке. Если в абстрактной картине или скульптуре сексуальное содержание не передается визуально, то оно зачастую ясно обозначается в названии, данном автором своей композиции или изделию.

Общая тенденция нашей живописи, фотографии, скульптуры и других визуальных искусств — стремление к изображению человеческого тела во все более обнаженном и более чувственном виде.

В период Средневековья в передаче божественных и человеческих образов избегали изображения чувственного обнаженного тела. Вместо этого фигуры были обычно задрапированы с головы до ног. Если иногда изображались обнаженные фигуры, как например в картинах или резных образах Распятия или младенца Иисуса, то их нагота была аскетичной.

Изучив около 200000 картин и скульптур, мы фактически не нашли эротических изображений тела в период с X по XIII век, но начиная с этого времени и до наших дней их доля постоянно возрастала: 0,4 % в XIV и XV веках; 10,8 % в XVI веке; 21,3 % в XVII; 36,4 % в XVIII; 25,1 % в XIX и 38,1 % в первые 20 лет XX века.

Для американского искусства не существует сопоставимой статистики, т. к. никто еще не провел такого исследования. Однако, можно утверждать, что здесь имела место аналогичная тенденция с двумя незначительными отличиями: первое — до XX столетия увеличение эротических изображений человеческого тела в Америке, вероятно, несколько отставало; и второе — в XX веке оно, вероятно, шло в этой стране быстрее, чем в Европе. Эта долгосрочная тенденция еще сохраняется. Мы активно содействуем все более широкой и менее ограниченной сексуализации нас самих и, следовательно, визуальных изображений всевозможных человеческих фигур. Мы живем в визуальном окружении, полном эксгибиционистской или дразнящей, полуприкрытой наготы.

В этом отношении и Европа и Америка повторяли цикл, пройденный несколькими предшествовавшими культурами. В ранние и продолжительные творческие периоды своей истории египтяне, халдеи, ассирийцы, эгейские критяне, греки, этруски и римляне не были склонны, за исключением низших слоев общества, полностью раздевать изображаемые фигуры. Но на стадии упадка этих культур визуальные искусства обращались к чувственной наготе и изображали ее все более эротично. В раннем периоде греческой и римской культуры фигуры их богов, героев и смертных, особенно женщин, задрапировывались с головы до ног: Афина, Афродита и Венера этого периода изображались крепкими и целомудренными, без признаков чувственности, так же как и Зевс, Аполлон и даже серьезный юноша Эрот, бородатый и одетый Дионис или Вакх. Если время от времени изображалось обнаженное тело, то его нагота была холодной и иератической, лишенной эротики. В последствии, в периоды упадка этих цивилизаций, драпировки стали соскальзывать с плеч греческих и римских фигур, пока Афродита и Диана не появились в сексуальной наготе. Так же мужественный и бесстрастный Аполлон был превращен в сомнительного чувственного юношу, серьезный Эрот — в плейбоя, одетый Дионис — в женоподобного и эротичного юношу.

Эта старая история повторяется в севроамериканской культуре при визуальном изображении человеческой фигуры.

Можно отметить еще одну значительную деталь в повторении этих циклов. В периоды упадка этих культур любимым сюжетом картин и скульптур становилось изображение женщин. Хорошенькое женское личико, соблазнительная женская фигура со сладострастными изгибами изображались тогда так же часто, как теперь.

Нет необходимости дальше отмечать удивительное сходство визуальных искусств в чрезмерно сексуализированные периоды упадка в прошлом и в современной западной культуре. Следует лишь добавить, что сексуальное поведение мужчин и женщин в эти периоды было очень похожим на поведение миллионов людей сегодня.

Музыка

Подобно ранней западной литературе, музыка в большинстве своем была религиозной. Она служила средством общения с Богом, сексуальности в ней не было места. Нужно дождаться XII века, чтобы увидеть появление светской музыки труверов, трубадуров, миннезингеров и разнообразных песен, из которых сохранились 2260 образцов. Вместе с этой секуляризацией в музыку пришло изображение грубой любви. Однако эта грубая любовь была в сущности платонической и идеалистической, прообразом божественной, поклонением идеальной женщине как мадонне, как lumen coeli, sancta rosa6. В каком-то смысле это было стремление возвысить смертную любовь до вершин любви бессмертной.

Впоследствии религиозная музыка постоянно сокращалась в объеме, а светская увеличивалась. Видные светские композиторы составляли в XVI веке около 47 % всех выдающихся композиторов того времени, в XVII — 54 %, в XIX — 56 %. Доля светских сочинений во всей музыкальной литературе выросла с 58 % в XVII в. до 95 % в XIX веке. (Подробный анализ этих тенденций в музыке, литературе и других изящных искусствах см. в книге П.Сорокин. «Социальная и культурная динамика». Т. 1, с. 195–730.- P. Sorokin, Social and Cultural Dynamics, Vol. I, pp. 195–730.)

По мере того как музыка становилась все более светской, в ней все больше внимания уделялось гетеросексуальной любви. Она становилась все более земной, экзотической, живописной и романтичной. Такая любовь изображалась и изображается теперь в разнообразных видах, представленных такими произведениями, как «Служанка-госпожа», «Севильский цирюльник», «Саломея», «Саламбо», «Аида», «Сафо», «Отелло», «Вертер», «Кармен», «Петрушка», «Весна священная». Они показывают нам все виды сексуальной любви: любовь трагическую и комическую, любовь дикаря и хористки, любовь донжуанскую, отелловскую, фаустовскую и клоунскую, первобытную, средневековую, современную и бродвейскую, любовь богов, дьяволов, героев и простых смертных, любовь обнаженную и полуприкрытую, любовь в любой форме, в какой пожелаете. И чем ближе мы подходим к нашему времени, тем ярче выделяется сексуальная любовь и тем ниже она опускается из мира божественного и героического в сферу повседневной жизни и далее в область экзотических и эротических излишеств.

Эволюция американской музыки происходила по тому же образцу. До XIX века она в основном состояла из псалмов и гимнов, и из представлений европейских ораторий. Светские оперы континентальных композиторов до 1819 года исполнялись редко. Ранние американские светские песни были главным образом гражданскими и патриотическими или семейными типа песни «Дом, милый дом» и детскими типа песенок о Матушке Гусыне. Но когда мы переходим от известной программной музыки девятнадцатого века к музыке века двадцатого, то мы наблюдаем появление сексуальной любви в качестве одной из ее главных тем. Теперь она занимает все более видное место и становится еще более чувственной, беспорядочной и примитивной. Переход от «Джудиты» и «Клеопатры» Г.В.Чадвика и «Ланселота и Элейн» Е.А. МакДауэлла к «Дворцу развлечений Куб-ла-Хана» С.Т.Гриффа и операм В.Герберта, а затем к «Плавучему театру» Дж. Керна, «Американцу в Париже» и «Порги и Бесс» Дж. Гершвина, к «Императору Джонсу», «Свободной фантазии» и «Неприятностям на Таити» Л.Бернстайна наглядно показывает эти изменения.

Тенденция сексуализации особенно заметно проявилась в по-лупопулярной и популярной музыке нашего времени. Здесь эта тема стала действительно ударной. Если в таких шоу как «Оклахома», «Южный Тихий», «Целуй меня, Кэт», «Кисмет», «Моя прекрасная леди» она еще несколько смягчена, то в популярных джазовых и песенных хитах, а также в большей части музыки, исполняемой в ночных клубах, на телевидении и радио, она стала обнаженной, обольстительной и соблазнительной, страстной и порочной. В их текстах обязательно присутствуют упоминания поцелуев, объятий и постели. Эти песни монотонно поются безголосыми хрипунами, не ведающими об искусстве bel-canto. Их блеяние сопровождается вращениями, извивами и ритмичными движениями тела, имеющими двусмысленный или откровенно сексуальный характер. Записи этой “музыки” продаются миллионными тиражами, а ее тошнотворное звучание занимает львиную долю радио и телевизионных программ. Композиторы и исполнители этих “хитов” становятся идолами массы и финансово вознаграждаются во много раз щедрее, чем авторы современной серьезной музыки.

Театр, кино, телевидение и радио

Новые доказательства одержимости сексом и распространенности его в современной Америке мы находим в других видах популярных развлечений.

Проведенное в 1930 г. исследование показало, что около 45 % кинофильмов посвящены теме секса и около 28 % — преступлениям, зачастую связанным с сексом. С тех пор сексуальная одержимость скорее возросла, чем сократилась.

Наряду с осторожным и деликатным показом половой любви в немногих фильмах, кино демонстрирует страсть и вожделение в самых примитивных формах. Некоторые фильмы оказались настолько порнографическими, что вызвали открытый протест различных организаций и общин.

Этим не отрицается существование действительно великих фильмов, является ли их основной темой секс или что-либо другое, в которых материал подается с облагораживающим изяществом подлинного искусства. Однако к сожалению, великие фильмы являются редкими исключениями из огромной массы вульгарных картин, которые ежедневно скармливаются публике.

Еще хуже ситуация на телевидении. До сих пор почти единственным крупным достижением этого нового средства коммуникации было привнесение в миллионы наших домов атмосферы ночных клубов, наполненной эротикой и алкоголем, уродливой рекламы и бесконечных пьес об убийствах и сексе. Если большинство наших кинофильмов скользят по поверхности нравственных и общественных сточных канав, то подавляющее большинство телевизионных программ и рекламных роликов топят нас в грязи. Не удивительно, что после погружения в эту мерзость многие из нас выбираются из нее, чувствуя себя грязными физически, морально и психически. Некоторые из нас способны очиститься и делают это быстро. Другие, менее счастливые телезрители часто теряют даже само желание восстановить свою чистоту и остаются пораженными этой отравой.

Радиопрограммы, за редким исключением, тоже состоят из лживой и сексуальной рекламы, вульгарного джаза и хрипения, примитивных мыльных опер и историй об убийствах и сексе, интеллектуально убогих викторин и других видов морального и эстетического хлама. Характер радио-развлечений настолько хорошо известен, что нет нужды его подчеркивать. Понятие о нем можно получить, прослушав в течение нескольких часов любую программу в диапазоне АМ.

Если мы обратимся к театру, то и здесь в пьесах до ХХ века сексуальности уделялось мало внимания. Большинство пьес были историческими, политическими, патриотическими или нравоучительными драмами. Было немного комедий, музыкальных шоу или реалистических пьес, но даже в них секс редко был в центре внимания. Если авторы вообще касались этого предмета, как например в пьесах Дж. А. Дели «Под газовым фонарем» (поставлена в 1867 г.), «Развод» (1870); Л. Митчела «Нью-Йоркская мечта» (критика брака, 1906) или комедиях нравов Б. Говарда, А. Томаса, В.К. Фитча, то трактовали его довольно сдержанно, с небольшой долей чувственности или вообще без нее.

В серьезных драматических произведениях ХХ века сексу уделялось все большее внимания, и их проблематика становилась все более эротичной и патологичной, во фрейдистском духе. В лучших пьесах, таких, как «Траур — участь Электры» О’Нила, «Трамвай «Желание» Уильямса, «Смерть коммивояжёра» Миллера, эта тема свободна от вульгарности, даже если ей придается слишком большое значение.

Напротив, рядовые театральные шоу создают атмосферу ночного клуба, общества гангстеров и их подружек, где актеры демонстрируют свою мужественность, а актрисы — свои “прелести”. Отряд полураздетых, скачущих и вопящих мужчин и женщин, источая сексапильность, вьется вокруг главных исполнителей. Наши уши бомбардируют блеяние, называемое пением, пронзительный грохот джаз-бандов, называемый музыкой, грубые монологи и диалоги, называемые шутками и сюжетами. Наши глаза атакуют выразительные ритмические вращения, называемые танцем, и телодвижения, называемые драматическим действием. Все это перемежается пустыми нудными сценами или эпизодами драк, убийств, расследования преступлений и другого насилия. Немногие пьесы могут привлечь значительную аудиторию без этих компонентов; но если они есть, то пьесами одинаково наслаждаются и высоколобые, и низколобые.

Подводя итог, можно сказать, что в центре большинства популярных пьес нашего времени стоит дьявольская четверка — секс, бандитские притоны, полицейские морги и гадюшники психиатрических больниц. Эти пьесы — еще не вся драматургия, но их доля постоянно возрастала, так что теперь они занимают доминирующие позиции.

Между прочим, можно упомянуть одну симптоматичную деталь: если наши продюсеры ставят какую-нибудь классическую драму, то их выбор обычно падает на такие пьесы как “Лисистрата” Аристофана, ибо только такие пьесы могут иметь успех на Бродвее.

Массовая печать

Совершенно очевидна интенсивная сексуализация нашей массовой печати, как «желтых» журналов, так и более респектабельных изданий. На первых страницах наших газет регулярно появляются пикантные истории о сенсационных преступлениях, скандалах, разводах, сексуальных приключениях печально знаменитых прожигателей и прожигательниц жизни, любовных связях богатых наследниц и эстрадных звезд и тому подобных событиях, которые ярко описываются и еще ярче иллюстрируются. Обложки популярных журналов постоянно потчуют нас изображениями соблазнительных женщин, которые вызывающе излучают “это” своими позами и выражением лица.

На страницах этих изданий вы неизменно находите множество эротических историй всех вообразимых и невообразимых видов, на любой вкус и выбор. Они часто сопровождаются якобы образовательными и научными статьями (особенно в журналах для женщин и родителей): о фрейдистском подавлении либидо и комплексах; о будто бы свободной сексуальной жизни первобытных людей; о контроле над рождаемостью и контрацепции; о сексуальной жизни Генриха VIII или других развратников. Иногда все это украшается поэтическими цитатами из Рубайят или других эротически интерпретируемых источников. Время от времени читателей просвещают психоаналитическими и сексуальными исследованиями природы человека, написанными малообразованными философами истории; или наставлениями о том, как сообщать детям информацию о сексе; или чарующими одами сексуальной свободе незамужних работающих женщин.

В своей одержимости сексом наша пресса заходит еще дальше. Это проявляется и в самой манере письма, преобладающей в периодических изданиях даже при освещении тем, не связанных с сексом. Стиль таких статей часто изобилует эротическими намеками и ассоциациями. Пошлая, циничная и несколько бесстыдная манера письма является модной “необходимостью” во многих периодических изданиях, где это считается свидетельством интеллектуальной утонченности и литературной изысканности.

Прибавьте ко всему этому легион откровенно порнографических журналов и комиксов. Издаваемые с целью коммерческой эксплуатации секса, они продаются миллионными тиражами. Откровенно эротический характер этих изданий настолько бросается в глаза, что время от времени они вызывают протесты даже наших так называемых сексуально-просвещенных личностей и организаций. К сожалению, от протестов мало проку, т. к. на месте каждого запрещенного издания появляется дюжина новых. Более того, содержащаяся в этих изданиях порнография лишь ненамного грязнее привычной сексуальности, свойственной нашей прессе вообще. Удаление одной капли не очистит океан грязи. И только очищение самого океана может спасти положение.

Реклама

Сексуальность стала “необходимостью” коммерческой рекламы. Кажется, мы дошли до всесветной сексуализации при рекламировании всех видов продукции. Соблазнительная фигура в купальнике или без него привлекает наш взгляд на тысячах гигантских плакатов, рекламирующих машины или самолеты, косметику или еду. Эти плакаты являются почти такими же вездесущими, как воздух, которым мы дышим, и они преследуют нас так же неотступно, как наши тени.

В массовой печати мы встречаем бесконечное разнообразие самой соблазнительной рекламы поясов и корсетов, чулок и платьев, трусов и купальников, духов и дезодорантов, часов и жемчугов, губной помады и слабительного, сигарет и омолаживающих тоников, кремов для бритья и лосьонов, мыла и других товаров. Все это насквозь пропитано сексуальностью и предназначено для того, чтобы с помощью секса приманить покупателя. Мы настолько привыкли к вещам подобного рода, что зачастую не замечаем их специфического характера. Однако достаточно лишь взглянуть на рекламу в наших периодических изданиях до XX века, чтобы стала очевидной сексуальная ориентированность рекламных дельцов от современной прессы. Большая часть сегодняшней рекламы не имела бы никаких шансов на публикацию пятьдесят лет назад; она вызвала бы резкие протесты со стороны публики, была бы поставлена вне закона религиозными, моральными, «наблюдательными и попечительскими» и прочими организациями.

Ни чуть не лучше ситуация на радио и телевидении. Большинство программ, финансируемых рекламодателями, рассчитаны на привлечение внимания публики к рекламируемой продукции путем возбуждения сексуального интереса. Не только реклама, но и сами программы заряжены эротикой.

Постоянно, бесконечно, везде, где реклама может быть видна, слышна, осязаема, обоняема или воспринимаема еще как-нибудь: на плакатах, в газетах и журналах, на радио и телевидении, на обертках и упаковках продуктов — везде атмосфера заряжена половыми стимулами, вызывающими эротические эмоции и ассоциации и, таким образом, продающими товар производителя.

Похоже, что механизмы нашей промышленности, торговли и коммерции все больше питаются энергией сексуальных секреций. На капитанах финансов и индустрии лежит значительная доля ответственности за эту вульгарность и уродливость. Часто, в то время как их правая рука искренне пытается бороться с сексуальной и прочей деморализацией в обществе, их левая рука успешно сводит на нет все эти усилия и эффективно поддерживает это самое безобразие. Они борются с несколькими непристойными комиксами или запрещают эротический роман и одновременно сеют миллионы семян сексуальной одержимости своей рекламой. В свете этого противоречия наши бизнесмены выглядят людьми страдающими раздвоением личности с двойными стандартами морали.

Независимо от того, осознают они или нет, разрушительные последствия такой рекламы и поддержки “порнографических искусств”, они подрывают социальную, моральную, психическую и эстетическую восприимчивость, и творческие способности нации.

Наука

Секс успешно проник не только в наши изящные и массовые виды искусства, но также и в науку, особенно историческую, психологическую и социальную. Даже в физических и биологических дисциплинах его вторжение привело к усиленному изучению связанных с сексом явлений. Впрочем, до тех пор, пока это изучение остается в рамках науки, его можно только приветствовать.

Резкий рост интереса к сексу в современной психологии, социологии, антропологии и других психосоциальных дисциплинах проявляется различным образом: в интенсификации исследований психосоциальных аспектов секса; в увеличении числа различных интерпретаций человека, общества, культуры и истории на основе сексологических теорий; в быстром распространении практического применения подобных теорий в современной психиатрии, психологии, образовании, бизнесе, управлении и других практических областях; а также в сенсационных объемах продажи и престижности книг, посвященных чисто статистическому и другим типам анализа сексуального поведения незначительной части нашего мужского и женского населения.

Одержимость сексом современной антропологии проявилась в публикации и популярности множества книг и докладов о сексуальных обычаях жителей островов Тробриан, африканских племен, жителей Меланезии, Самоа, Новой Гвинеи, австралийских бушменов и многих других примитивных обществ.

Еще более симптоматично то, каким образом представляется сексуальная жизнь первобытных народов во многих из этих публикаций. Сексуальное поведение описывается так подробно, так живо, и с таким восторженным одобрением предполагаемой свободы и распущенности, что многие из этих якобы научных книг успешно конкурируют с чистой порнографией.

Не менее знаменательны и претендующие на научность толкования первобытных обычаев, предлагаемые этими антропологами-сексологами. Большинство из них сделаны в духе фрейдизма и тому подобных теорий. Некоторые антропологи подвергли себя полному ритуалу психоанализа, от крещения до полного приобщения святым тайнам. Поэтому неудивительно, что наряду с ценными научными отчетами о дописьменных группах многие из одержимых сексом ученых сочиняют небылицы о сексуальном поведении, где превозносят распущенность, рекомендуют добрачные и внебрачные отношения, а также выбрасывают на помойку все аргументы в пользу существующих институтов моногамного брака и семьи как устаревшие и научно несостоятельные. И неудивительно, что они же фабрикуют специфическую философию истории, фундаментом которой является детский горшок, а решающий фактор, определяющий культуру, институты и судьбы народов и наций — способ ухода за младенцами. Эта одержимость так сильна и специфична, что дает богатый материал для создания новых “Путешествий Гулливера” с описанием вышеназванных процедур и теорий в области новой антропологической Лилипутии.

Конечно, не все антропологи нашего времени одержимы сексом. К счастью, есть еще множество настоящих ученых, которые продолжают проводить серьезные и важные исследования первобытной жизни. Однако число пораженных сексом ученых явно возросло.

Еще больше погружены в секс современные психология, психиатрия, социология и даже образование. В этих дисциплинах большинство господствующих теорий и практик основано на фрейдистских и прочих выдумках о либидо- или ид-механизме, контролируемом сексуальной энергией человека. Не менее успешны в этих областях и другие фрейдистские теории, которые рассматривают типы личности в соответствии с их генитальной, анальной и оральной сферой, с толкованиями комплексов Эдипа, Нарцисса, Танатоса и других; дают сексуальные интерпретации снов; развивают идеи о том, что подавление запретных побуждений является главной причиной психических расстройств и т. д. Даже самые дикие фрейдистские выдумки о происхождении религиозных и моральных запретов и гениальной одаренности нашли многочисленных последователей и породили обширную литературу, посвященную психоанализу Христа, св. Павла, Моисея, Бетховена, Платона и других выдающихся личностей. Как и фрейдистская терапия, многие из новых перспективных методов лечения являются всего лишь вариациями его методов. Конечно, это не означает, что все ученые в данной области следуют этим глупостям. Есть много увлеченных тружеников, которые сторонятся их и работают с более реалистичными и научно доказуемыми идеями.

Психоаналитики заняли место старомодных ангелов-хранителей (или чертей) каждого человека. В качестве психиатров их можно найти практически в каждом учреждении. Они лечат все большую часть нашего населения. Но похоже, несмотря на это, число психических расстройств в нашей стране растет. Мы все больше и больше оказываемся в мире фрейдовских человекоподобных, одолеваемых сексуальными побуждениями и губительными садистскими и мазохистскими инстинктами. Как нация мы становимся все более и более психоневротичными. Эта чрезмерная популярность фрейдизма служит самым убедительным доказательством сексуали-зации американских психосоциальных дисциплин. Трудно представить более ущербную теорию, чем сексуальные фантасмагории Фрейда, которые вряд ли имели бы серьезные шансы у так называемых ученых, если бы современные психология, психиатрия, социология, образование и антропология не были в некотором смысле поражены возрастающей одержимостью сексом.

Эта же увлеченность сексом помимо фрейдистских проложила пути для вторжения в эти области и иных сексологических идеологий. Философские теории, рассматривающие секс как один из главных факторов исторических процессов; социологические теории брака как института, созданного главным образом или исключительно для удовлетворения сексуальных побуждений; образовательные теории, предписывающие позволять детям экспериментировать и как можно раньше знакомить их со сведениями о половой жизни; различные измышления, от имени науки оправдывающие такие практики как свободная любовь, пробные сексуальные отношения у подростков; пробные и свободные браки и т. д. и т. п. — все эти и им подобные доктрины глубоко проникли в дисциплины социальных наук, и многие считают их “последним словом” в науке. Несмотря на крайне ненаучный характер этих теорий и их чрезвычайно деградирующее воздействие, несмотря на то, что они тянут в грязную сточную канаву почти все великие ценности человечества, начиная с любви, брака и родительства, и кончая изобразительными искусствами, этикой, наукой и религией; несмотря на все это, эти теории по-прежнему признаются многими, так называемыми, учеными и завоевывают все большую популярность. Их колоссальный успех служит трагическим показателем сексуальной одержимости и умопомрачения, охватывающих теперь легионы наших писателей, художников, бизнесменов, государственных чиновников, учителей и проповедников, социальных работников, и все общество в целом.

Этика и религия

В последние несколько десятилетий было тепло принято и получило широкое распространение и применение значительное число гедонистических этических теорий. Перефразируя старую пословицу о том, что “величайшее удовольствие для величайшего числа людей есть высшая этическая ценность”, эти новые доктрины применяют ее к сексуальным отношениям. Они учат нас, что воздержание, целомудрие и верность нерациональны и предосудительны, потому что они приносят боль и лишают нас удовольствия. Они учат нас, что все доставляющие удовольствие сексуальные связи моральны, и неважно с кем — с проституткой или жиголо, и каковы они — естественные или противоестественные, законные или незаконные. Они открыто провозглашают новую свободу, когда человек имеет право наслаждаться сексом в любое время и с любым партнером.

Эти новые заповеди блаженства, имеющие как более сложные, так и более простые версии, но обычно облеченные в форму научного жаргона и часто документально подкрепленные сотнями статистических таблиц и диаграмм, успешно распространялись по всей нашей стране. Этот вид этической бессмыслицы предоставляет миллионам людей блестящее оправдание их порочных наклонностей. Они поддерживают растущую свободу наших нравов, которая в свою очередь ускоряет их распространение. В результате этого наше поведение радикально изменилось в течение последних десятилетий. Открытая сексуальная страсть перестала рассматриваться как что-то личное и интимное. Мы стали более терпимы по отношению к добрачным и внебрачным связям. Мы скорее восхищаемся похождениями распутников, чем осуждаем их. Развод, оставленная семья, скандал — все это перестало караться общественным остракизмом. В наших колледжах преподает множество разведенных профессоров. Некоторые из них даже считаются авторитетами в области брака, семьи и сексуальной адаптации. У нас легионы разведенных среди самых выдающихся граждан, включая индустриальных и финансовых магнатов, журналистов и писателей, врачей и юристов, общественных лидеров и политиков. Скандальное сексуальное поведение является почти необходимым условием для того, чтобы стать звездой в театре, кино или на телевидении. Иногда оно оказывается единственным талантом подобных артистов, не имеющих никакого представления о художественном исполнении. И среди наших должностных лиц также имеется целый легион развратников, как гетеросексуальных, так и гомосексуальных.

Действительно, наши нравы так сильно изменились, что воздержание, целомудрие и верность все больше считаются чудачествами, окостенелыми пережитками доисторической эры. Под влиянием Фрейда даже чувство вины и раскаяние объявляются опасными симптомами подавления сексуальных проявлений. Так же и статьи, и книги (включая эту), содержащие критику в адрес новейших нравов, подвергаются осмеянию и клеймятся, как безнадежно устаревшие, антинаучные и глупые.

Одним словом, переоценка ценностей была революционной. То, что считалось морально предосудительным, теперь рекомендуется в качестве позитивной ценности; что когда-то называлось безнравственным, теперь именуется нравственным прогрессом и новой свободой. Мы, кажется, выходим за пределы различий между добром и злом, двигаясь в направлении вульгаризированной псевдо-ницшеанской аморальности. Еще одна странная черта этой тенденции — настойчивые утверждения многих ее сторонников, что они являются христианами. Такое открытое примирение антихристианского сексуального поведения и активного исповедания христианства служит еще одним симптомом умственной и моральной абберации у приверженцев новой религии эротизма.

Эта моральная шизофрения ведет к распространению массовой религиозной шизофрении, охватившей эту страну. Христианство и другие религии нашей страны заражены сексуальностью. По воскресеньям христиане на словах выражают верность Нагорной проповеди, которая запрещает даже смотреть на женщину с вожделением: “Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем”. Они на словах выражают верность Десяти заповедям и их императивам: “Не прелюбодействуй” и “Не возжелай жены ближнего своего”. Однако в будние дни, и даже по воскресеньям, многие их этих христиан следуют совершенно другим предписаниям: “Наслаждайся, а думать будешь потом”; “Вино, женщины и песни”; “Ешь, пей и веселись, ибо завтра мы умрем”. Все меньше людей соблюдают заповеди Моисея и Христа, в то время как этику сексуальной свободы охотно изучают и еще охотней практикуют все новые миллионы мужчин и женщин.

Зараженность нашей религии сексом проявляется и во многом другом. Наши убеждения пропитаны антирелигиозными теориями

Фрейда. В последние годы появился ряд бестселлеров, в которых христианские священники и иудейские учителя свободно смешивают учения и терапевтические практики, присущие этим вероисповеданиям с концепциями психоанализа. В результате появляется чудовищная псевдонаучная мешанина из секса и религии. Поразительному сочетанию христианства и иудаизма с фрейдизмом способствуют журналы “пасторской психологии” и “пасторского психоанализа”, потоки книг и памфлетов, проповеди и лекции, звучащие с кафедр, и транслируемые по радио и телевидению. Миллионы людей посвящаются в эти новые “религии” фрейдизированного христианства и иудаизма. Кроме того, появились и увеличивают свою численность и влияние небольшие секты, проповедующие открытую “теологию” секса. Все эти факты явно свидетельствуют о возрастающем осквернении наших религий ложными сексуальными идеологиями, и терапиями.

Законодательство

Одержимость сексом заметно сказалась на наших законах, особенно тех, которые касаются брака, развода и семьи.

Что касается развода, то по внешнему виду изменения, внесенные в законы в последние десятилетия в разных странах, имеют довольно противоречивую направленность: в одних странах новые законы делают развод более трудным; в других — более легким. Однако, в целом преобладает тенденция к упрощению развода.

Значительно важнее текста законов является интерпретация и применение их судами и сторонами в судебных процессах. Действительные причины развода часто весьма отличаются от юридически оформленных. Так например, если в какой-либо стране единственным основанием для развода является нарушение супружеской верности, то ответчику предъявляется обвинение именно в этом, независимо от того, было ли оно на самом деле или нет. И наоборот, вместо обвинения в измене, имевшей место в действительности, стороны часто предпочитают требовать и получать развод по менее скандальным основаниям там, где государство признает их в качестве законных причин. Такие основания как жестокость, запойное пьянство, насилие, несовместимость, оставление семьи, обман, ошибка, невыполнение обязанностей по содержанию семьи и “неспособность партнеров жить вместе” получают во многих судах настолько широкую интерпретацию, что могут служить законными основаниями для развода, разъезда или признания брака недействительным, когда бы и какая бы из сторон ни потребовала расторжения брака.

Судьи хорошо осведомлены о многочисленных уловках, лжесвидетельствах и сговоре сторон с целью получения развода. Однако они видят в этом меньшее зло, чем принуждение сторон к совместной жизни или доведение их до греха ради того, чтобы соответствовать букве закона в тех государствах, где адюльтер признается единственным основанием для развода.

Еще одну возможность облегчить развод дают законы, принятые в Неваде и некоторых других штатах, по которым для развода требуется только проживание на территории штата в течение небольшого срока и соблюдение еще нескольких простых условий. Тысячи людей приезжают в Рино, мировую столицу разводов, живут там в течение трех месяцев (до 1927 г. требовалось шесть месяцев) и без каких-либо серьезных затруднений получают постановление о разводе.

Возросшая сексуальная свобода отражается в уровне разводов через судебный процесс: их доля постоянно уменьшается, начиная с 1906 года. Развод без судебного разбирательства не только облегчает процедуру, но и отражает существенные изменения в законодательстве, сделанные под давлением все возрастающей сексуализации нашей культуры.