A-диафотос: Каин, лишенный света

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

A-диафотос: Каин, лишенный света

Он не стал таким. Таким он был всегда.

В греческом варианте еврейской легенды Каин был удачно назван «лишенным света», чтобы противопоставить его лучезарному – ????????[29]. Лучезарный по-латыни будет lucidus. Так же, как и в «Vita» – христианской книге об Адаме. Следовательно, свою первоначально светлую природу люди должны были потерять в грехопадении. Однако Агада считает, что Каин стал лишенным света, постольку он происходит от Самуела, то есть от сатаны [134]. То же самое высказывалось и о происхождении Лютера.

Судьбоаналитическая психология понимает «лишенность света» каинитов как следствие процессов в психике, возникающих между аффектами и Я. А именно: наплыва накапливающихся грубых аффектов у каинита, которые гасят «свет» его Я и тем самым ясность его сознания, самоконтроль над аффектами и над моторикой, реальность его отношения к действительности. Рассвирепевший и разозлившийся Каин говорит о себе: у меня «потемнело» в глазах. Он и действует очень часто в сумеречном состоянии или же в состоянии отчужденности [135].

В древних сказаниях образ Каина предоставлен достаточно полно, в них изображен облик такого человека. Давайте подытожим еще раз качества Каина, приведенные в сказаниях.

Он наполнен яростью и гневом, завистью и ревностью, ненавистью и местью, обманом и хитростью, злорадством и лживостью, и потому ему надо почаще разряжать свои грубые аффекты. Также, согласно сагам, он является пароксизмальным, склонным к приступам, эпилептоидным человеком. Только не страдание приступами делает человека Каином, а, наоборот, Каин склонен к тому, чтобы страдать от приступов.

Он может из-за внутреннего или внешнего раздражения настолько переполниться грубыми аффектами, что его Я – согласно сагам, являющееся светом – утрачивается почти до потери сознания, до обморока, и во мраке лишенного света сумеречного состояния творит он свое «зло».

Он несет в себе ментальность убийцы, готового из зависти и ревности совершить братоубийство.

Он материалист, которому хотелось бы завладеть всем миром, то есть всем, чем можно обладать, ставя ценность имущества превыше всех ценностей мира, недоверчиво окидывая взглядом величину накопленного им добра и стремясь возвыситься до всемогущества над всеми, благодаря власти и богатству.

Он беспокоен, постоянно в дороге, постоянно убегает, возможно, что и от себя самого; живет в паническом страха перед животными, перед человеком и в особенности перед тем, что его могут убить, или тем, что может убить он сам.

Он неверен своему Богу, пытается ввести Его в заблуждение своей ложью, демонстрируя перед ним видимость раскаяния, но при этом требует от Него защиты и гарантий своей безопасности в этом мире.

Он безбожник, и лишь страх перед смертью заставляет его обратиться в экстренном случае к Богу.

«Он никогда не допустит мысль, что наказания служат ему предупреждением, и все сильнее и сильнее усиливает свою злость. Он гонится за каждым удовольствием и за тем, которое он может получить, лишь причинив своему ближнему вред. Увеличивая свое состояние путем грабежа и насилия, он и друзей своих склоняет предаваться роскоши и грабежам, обучая их всяким мерзостям. Ту простоту образа жизни, что была до сих пор, он меняет на придуманные им меры и вес, а наивность – на лукавство и плутовство…» Таким представляет его Иосиф Флавий, еврейский историк, живший в I столетии [136]. И таким, как он был, он находится среди нас и сегодня, в XX столетии. Он не меняется.

Все эти качества запечатленного в сагах образа Каина получили в настоящее время свое полное подтверждение как в экспериментальной диагностике побуждений, так и в судьбоанализе каинитов.

В тесте Зонди склонность к аффектам каинитов обнаруживается в антипатии к портретам эпилептиков, то есть в так называемой негативной e-реакции. Эпилепсия является заболеванием адекватным аффективным приступам каинитов. Чем более постоянной является эта тестовая реакция (—e), чем она сильнее (–4e, –5e, –6e), тем более вероятно то, что данный человек со своими аффектами является каинитом. Это значимый тестовый признак аффектов человека, готового причинять зло.

Полярно противоположные реакции теста, то есть выбор портретов эпилептиков в качестве симпатичных (+4e, +5e, +6е-реакции), говорят о доброте, справедливости, благочестии, набожности – короче, о доброте Авеля.

Рисунки 9, 10 и 11 показывают полученные на выборке из 4117 человек, в которой представлены как здоровые, так и психически больные лица, частоты реакций Авеля и Каина в различных возрастных группах, от 3 и до 80 лет (с. 185–187).

Кривые показывают следующее распределении аффективных «злости» и «доброты» у населения.

Аффективная злость достигает своей максимальной частоты (45–50 %) у маленького ребенка где-то между 3-мя и 6-тью годами. Затем частота аффективной злости к возрасту от 30 и до 40 лет круто падает до 20–25 %. Однако, пройдя это плато, частота злости вновь круто возрастает, достигая между 70 и 80 годами частоты, равной примерно 40–45 %. Таким образом, относительно чаще аффективно-злобными людьми являются маленькие дети и старики.

Аффективная доброта показывает в тесте прямо противоположное течение: мы находим минимальную ее частоту в младенчестве, в возрасте от 3 и до 8 лет, и у стариков, в возрасте от 70 до 80 лет. Взрослые же показывают в тесте максимальную частоту по аффективной доброте в возрасте от 30 и до 40 лет (рисунок 9).

Если, помимо частот чистых реакций, мы представим в виде кривой также и частоты пяти самых частых вариаций реакций с аффектами Каина и Авеля [137], то эти кривые пройдут почти параллельно кривым частот этих чистых (—e и +e) аффективных реакций.

Рисунок 9. Распределение аффективных чистых Каин– и Авель-реакций (—е и +е), полученных на выборке из 4117 человек, включающей в себя как здоровых, так и душевнобольных лиц, по различным возрастным группам

Только величина этих частот будет несколько снижена (рисунок 10). Далее, интересно то, что тестовые реакции становления духовности и, соответственно, одержимости (+p) показывают почти такое же распределение по возрастным группам, как у реакций Авеля (рисунок 11). А это есть экспериментальное доказательство того, что авелиты являются носителями духовности.

Рисунок 10. Распределение комбинаций из пяти аффективных Каин– и Авель-реакций по различным возрастным классам

Однако кривые на рисунках (с 9 по 11) дают нам представление лишь о величинах частот встречаемости аффектов зла и добра в различных возрастных группах. Роль же Я-функции представлена нами в примечании 111, постольку она может быть понятна лишь тем психологам, которые знакомы с тестом Зонди.

В целом мы видим следующее: частотой встречаемости реакции Каина в наибольшей степени совпадают с аутически недисциплинированным и дезертирующим Я (Я беглеца). Как уже было сказано нами ранее.

Рисунок 11. Распределение реакций духовности (+р) и аффективных Авель-реакций по различным возрастным классам

Напротив, реакции Авеля сочетаются в основном с женственным, покинутым Я, или же с приспосабливающимся или интегрированным Я.

Каин – согласно результатам тестирования – в аффектах является злобным, а в Я-жизни – аутически недисциплинированным или непоседливым человеком, постоянно убегающим как от себя самого, так и от других. Авель же, согласно тестированию, несет в себе аффекты «доброты», а его Я либо приспосабливается, либо женственно-мягкое, либо же достаточно хорошо интегрировано.

Итак, как мы видим, описанное в сагах и полученное в эксперименте совпали полностью.

Хотя имя «Каин» является лишь символом определенной категории людей, судьбоанализу все же удалось с помощью генетических исследований, кратких биографий, клинических данных и тестирования тестом Зонди самым точным образом подтвердить реальность Каина как живого, живущего среди нас человека. О его реальности на понятном всем языке говорят и наши примеры.

Тщательное установление с помощью клинико-статистических методов частоты и порядка наследования всех каинитов среди населения практически невозможно. И не в последнюю очередь потому, что чудные экземпляры каинитов, хорошо замаскировавшись, нередко занимают высокие посты в качестве высокоуважаемых процветающих буржуа, крупных промышленников, членов академии художеств, писательских союзов и университетов всего мира, и двери к ним для психиатра и психолога остаются, как правило, наглухо закрытыми. А жаль, и не столько за свою науку, сколько за общество. Ведь если бы мы могли с этими президентами академий, профессорами, высокопоставленными политиками и государственными деятелями официально проводить психиатрически психологические проверки как их характеров, так и их профпригодности, периодически их обследуя, то общество, искусство и наука в значительно меньшей степени страдали бы от диктатуры и тирании скрытых, страдающих манией величия, властолюбивых каинитов, занимающих в своей области ведущие позиции. И не оказались бы, благодаря этой инициативе, тогда, в военные времена, «маленькие каиниты» в числе военных преступников. А ведь никто не даст нам гарантию того, что в будущем это не повторится. Уже по той простой причине, что крохотная группа кротких как овечки гуманистов, изолировавшись в своей башне из слоновой кости, бессильна и не ударит ради этого палец о палец. Всемирная история еще не знает случаев, когда гуманистам бы удалось основать правящую политическую партию. Хотя они и старались распространять любовь и справедливость как письменно, так и устно, но безжалостное зверье своими каинитическими притязаниями делало какую-либо гуманистическую деятельность не более чем иллюзией [138].

Таким образом, точное клиническое, психиатрическое и наследственно-аналитическое исследование каинитов является возможным лишь когда мы имеем дело с «больными каинитами», страдающими приступами, или же когда нам необходимо исследовать их медико-психологически, как уголовных преступников.

Из имеющегося у нас клинического материала мы отобрали сто семей с входившими в них 2449 членами, среди которых наиболее часто встречалась наследственная триада заболеваний приступами: эпилепсией, мигренью, заиканием. Психологическое исследования этих больных (тестирование, краткая биография, клинические данные и т. д.) убедило нас в том, что страдающие этими приступами в действительности обнаруживают каинитические черты.

Результаты этих исследований лиц, страдающих приступами, более подробно мы изложили в третьем издании «Судьбоанализа» в 1965 [139].

Здесь же достаточным будет сказать лишь то, что, по нашему мнению, заболевание приступами, представленное эпилепсией, мигренью, заиканием, является наследственным, генуинным заболеванием (с двумерно рецессивным способом наследования, без обязательного доминирования). При этом травмы играют роль лишь приводящего их в действие механизма.

Так называемые «кондукторы» или только «носители» этих характеризующихся приступами заболеваний встречаются в народе значительно чаще самих болеющих, тихо живя среди других людей невротическими или замаскировавшимися «заурядными» каинитами. И ничто не напоминает нам о том, что эта многочисленная группа наших ближних содержит в себе ту же наследуемую почву этих заболеваний, тот же, что и у каинитических индивидов, наследственный корень.

На основании тестовых испытаний мы оцениваем их частоту примерно как 20 % от населении, 6 % из которых необходимо квалифицировать уже как истинных каинитов, а 14 % – как каинитов более или менее скрытых. Но не эта такая большая частота каинитов угрожает нашему обществу, а то, что как раз эти-то каиниты и занимают наивысшие политические, экономические и научные позиции в обществе.

На помощь от художественной литературы надежда слабая [142]. Ф. Вертхам упрекает современных литераторов и драматургов в том, что со сцены, по радио, телевидению и в своих романах они распространяют насилие. В главе «Кровь и масло» своей книги «Знак Каина» он пишет: «Но ведь искусство необязательно должно являться чем-то пассивным и негативным; оно ведь может быть и позитивной силой, которая способна помочь нам стать на какое-то время сильнее духом. Очевидно, что в том же духе, сказал бы нам и профессор психологии, что описание убийства в литературе является необходимым, поскольку оно является частью нашего опыта». И Вертхам ему на это отвечает: «Необходимостью является описание не убийства, а того, как его преодолеть» [140].

Менее оптимистично смотрел на это Оноре де Бальзак, который в романе «Блеск и нищета куртизанок» (часть IV, «Последнее воплощение Вотрена») сказал в письме Люсьена, являющегося в романе героем-жертвой, написанном им перед самоубийством к папскому псевдопосланнику, испанскому аббату Карлосу Эррере, являвшемуся в действительности преступником по имени Коллен, следующее:

«Есть потомство Каина и потомство Авеля, как вы говорили порою. Каин – это противоборство. Вы ведете свое происхождение от Адама, по линии Каина, в чьих потомках дьявол продолжал раздувать тот огонь, первую искру которого он заронил в Еву. Среди демонов с такой родословной встречаются от времени до времени страшные существа, одаренные разносторонним умом, воплощающие в себе всю силу человеческого духа и похожие на тех хищных зверей пустыни, жизнь которых требует бескрайних пространств, только там и возможных. Люди эти опасны в обществе, как были бы опасны львы в равнинах Нормандии; им потребен корм, они пожирают мелкую человечину и поедают золото глупцов; игры их смертоносны, они кончаются гибелью смирного пса, которого они взяли себе в товарищи и сделали своим кумиром. Когда Бог того пожелает, эти таинственные существа становятся Моисеем, Аттилой, Карлом Великим, Мохаммедом или Наполеоном; но когда он оставляет ржаветь на дне человеческого океана эти исполинские орудия своей воли, то в каком-то поколении рождается Пугачев, Робеспьер, Лувель или аббат Карлос Эррера. Одаренные безмерной властью над нежными душами, они притягивают их к себе и губят их. В своем роде это величественно, это прекрасно. Это ядовитое растение великолепной окраски, прельщающее в лесах детей. Это поэзия зла» [141].

Кстати историей, в действительности являющейся «поэзией зла», как раз и является всемирная история.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.