ТРАНСПЕРСОНАЛЬНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ТРАНСПЕРСОНАЛЬНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

Чарльз Д. Лафлин, Джон Макмэнус, Джон Ширер

Хотя обширные антропологические исследования фаз измененного сознания и не были объединены под общей рубрикой трансперсонального, они тем не менее предоставили значительный кросс-культурный материал, на котором основывалась трансперсональная теоретическая работа в других дисциплинах.

Общество может препятствовать такому опыту и его интеграции, систематически игнорируя или отказываясь санкционировать те состояния сознания, которые этот опыт порождает. Мы, например, живем в относительно монофазном обществе, которое ограничивает опыт и знания узким диапазоном феноменологических фаз. Для нашей культуры в целом единственным состоянием сознания, подходящим для получения информации о мире, является «нормальное бодрствующее сознание».

Огромное антропологическое значение имеет тот факт, что большинство человеческих сообществ опирается на множественные реальности, непосредственно переживаемые отдельными или всеми его членами на основе полифазного сознания. Большинство сообществ требует интеграции опыта («объединяющего сознания» по Мэслоу), порожденного двумя или более альтернативными состояниями (например, интеграция бодрствующего, медитирующего и спящего сознания в тибетском тантризме). Не исключено, что недостаточная интеграция полифазного опыта может привести к психопатологии. Развитие объединяющего сознания требует адекватного пропускания информации через различные фазы; мы назвали этот процесс кросс-фазированием. Общества, признающие уникальность переживаний, порождаемых альтернативными фазами сознания, склонны социально модулировать информационный поток между состояниями: 1) посредством контроля перехода из одного состояния в другое, посредством ритуалов (например, погружение в сон, коллективные танцы и прием психоактивных веществ в социально контролируемых условиях, применение общественно принятых техник достижения альтернативных состояний и т.д.) и 2) посредством обеспечения системы полифазных символов, вокруг которых организуется информация об опыте; она передается от фазы к фазе, как того требует интеграция. Недостаточное внимание к кросс-фазной функции символизма часто приводило к непониманию некоторых довольно распространенных культурных феноменов. К примеру, антропологи время от времени задавались вопросом, действительно ли шаман верит в силу своего лечения, зная, что пользуется ловкостью рук. Этот кажущийся парадокс исчезает, как только мы осознаем, что терапевтическая режиссура в состоянии бодрствования может обеспечить элементы непосредственного и терапевтического опыта в альтернативных фазах (скажем, сна или транса).

За очень редким исключением, работа большинства антропологов отражает этноцентрический уклон в сторону одного состояния сознания. Это достаточно странно, если вспомнить, что антропология — старейшая из трансперсональных дисциплин. Хотя большинство антропологов обычно фиксируют описания трансперсональных переживаний, предоставляемых информаторами, немногие видят необходимость в рискованном погружении в те состояния сознания, откуда, собственно, и берутся эти переживания. Это различие крайне важно в теоретическом и методологическом отношении, поскольку потеря антропологами, сконцентрированными на каком-либо одном состоянии сознания, интуитивного понимания способов интеграции множественных реальностей стала главным препятствием в создании комплексной теории сознания и культуры.

С одной стороны, мы постепенно начинаем понимать, что за многими на вид причудливыми (для нас, антропологов) мифами, верованиями, легендами и «предрассудками» кроется какой-то реальный, непосредственный опыт. Мы должны тщательно исследовать возможность действительного переживания нашими информаторами или теми, у кого они учатся, реальности, приведшей к появлению исследуемой нами традиции.

С другой стороны, мы начинаем осознавать, что язык и другие формы символической коммуникации — это не само познание, а в лучшем случае довольно упрощенное выражение когнитивных событий. Следовательно, от полевого исследователя требуется его собственное участие в опыте альтернативных фаз сознания. В конце концов, многие вопросы, поставленные сегодня трансперсоналистами, требуют активного наблюдения в самом серьезном смысле. Нужны антропологи, достаточно мужественные, чтобы погрузиться в непосредственный опыт множественных реальностей, вооружившись лишь опытом герменевтического толкования множества различных культур, и достаточно прозорливые, чтобы по возвращении описать феноменологию своего опыта, что называется, из первых рук. Другими словами, сегодня от антропологии требуется создать то, что Тарт назвал «наукой специфических состояний».

Из вышесказанного уже должно быть понятно, насколько полезно было бы для антропологии располагать кадрами опытных трансперсоналистов, но, возможно, имеет смысл остановиться на этом специально. Во-первых, трансперсональный антрополог в состоянии оценить, насколько различные социальные институты способствуют кросс-фазированию. Иными словами, он будет стараться овладеть действиями в одной фазе сознания, которые служат для катализации переживаний в других. Антрополог мог бы, к примеру, участвовать в «обрядах одержимости» или в балийских танцах с кинжалами, стать учеником шамана и поискать проводника в транс или же обратиться к прорицателю за помощью в толковании сновидений. На самом деле такого рода работа трансперсональных антропологов является не более чем расширенным вариантом метода активного наблюдения. Если антрополог понял недостатки, присущие монофазической ориентации, у него реально не может быть иного выхода, кроме как перейти на трансперсональную ориентацию.

Во-вторых, трансперсональные антропологи смогут исследовать полифазную феноменологию, лежащую в основе космологий незападных народов. Как ни парадоксально, но системное видение, которое участники экологического движения с таким трудом стараются внедрить в процесс принятия решения при социальном планировании, повидимому, уже существует и считается совершенно нормальным у так называемых примитивных народов. Мы предполагаем, что трансперсональные переживания, получаемые в результате полифазного сознания — если и не непосредственные переживания всех членов группы, то, по крайней мере, опыт, полученный и переданный отдельными адептами (шаманами, создателями мифов и т.п.), — играют главную роль в обобщении и углублении системных черт любых космологий. В конце концов, именно благодаря трансперсональному опыту человечество потенциально способно непосредственно переживать сущностное единство всей феноменологической реальности, способно испытывать растворение личного «эго» и участие в качестве элемента в бытии, исполненном большего величия (Я — Ты Мартина Бубера, буддийская «поглощенность»), способно расширить свое знание о реальности, преодолевая барьеры телесного опыта и продвигаясь в области, выходящие за пределы непосредственной среды реальности.

В-третьих, как утверждают среди прочих Роззак, Тейяр де Шарден и Вэйл, человечество, по-видимому, обладает врожденным стремлением к трансперсональному опыту. Это утверждение подкрепляется универсальной культурной тенденцией к изменению «естественного» потока сознания при помощи психоактивных веществ, социально предписанных методов и условий. Мы согласны с гипотезой К.Юнга, что это стремление не что иное, как поиск организмом структурного единства через интеграцию личного «эго» и истинной самости. Исконные средства, облегчающие человечеству интеграцию сознательных и бессознательных аспектов организма, вероятно, организуются по принципам символизма, которые проявляются в альтернативных состояниях сознания.

Сейчас наше общество переживает муки духовной трансформации — от фактического отрицания трансперсонального опыта (включая как ритуалы и техники, к нему приводящие, так и герменевтические системы, выявляющие его значение) до беспорядочного опробования каждого возможного способа достижения трансперсонального опыта, от психоделиков и «психогисмологии» до гуру Восточной Индии.

Трансперсональная антропология могла бы сыграть в этом нелегком восхождении полезную посредническую роль по крайней мере в трех направлениях:

1) Уже сейчас существует возможность разработки развитых теоретических представлений относительно нейрокогнитивных, психологических и кросс-культурных аспектов трансперсонального опыта, выявляющих опосредующие сознание функциональные структуры и связываемые ими элементы и отношения. Такая теория объясняла бы, каким образом различные техники ведут к различным переживаниям, а также, каким образом в этом задействованы элементы культуры.

2) Опираясь на теорию, трансперсональный антрополог смог бы оценивать различные программы изменения сознания — как заимствованные, так и разработанные в собственной культуре; функционируя в качестве эксперта, он отбирал бы эффективные программы, разоблачая при этом шарлатанов.

3) Вполне допустимо, что прикладная трансперсональная антропология могла бы развиться до такой степени, что антрополог стал бы шаманом, чтобы сопровождать других — и профессионалов, и непрофессионалов — в их поисках единения сознания через полифазию. Еще вероятнее, что антрополог найдет собственную самую внимательную аудиторию среди людей врачебных профессий, особенно таких, как медицина и клиническая психология. В любом случае в результате кросс-культурного знакомства с методами и средствами приобретения трансперсонального опыта и достижения единого сознания антропологу была бы отведена даже более важная роль — роль «посредника между культурами».

Очевидно, что представление о трансперсоналисте-эксперте содержит свои опасности. Они всегда сопутствуют профессионально узаконенному «эго»: «Я-то знаю, а ты — нет». Когда мы говорим о трансперсональном антропологе-профессионале, мы не имеем в виду человека, испытавшего несколько «крутых», насыщенных переживаний, вызванных психоактивными веществами. Имеются в виду закаленные и дисциплинированные исследователи альтернативных состояний сознания, с годами опыта за плечами, которые — хотя бы в минимальной степени — добились реализации подлинных структур опыта в своем собственном бытии. Таким образом решающим для трансперсонального движения становится процесс обучения.

ОБУЧЕНИЕ ТРАНСПЕРСОНАЛЬНЫХ АНТРОПОЛОГОВ

Не каждого человека, изучающего антропологию, можно или нужно готовить к деятельности трансперсоналиста. Во-первых, трансперсональные переживания изменяют человека. Они могут быть довольно опасными для его психологического благополучия, особенно если отсутствует руководство опытного адепта или шамана. Это наиболее очевидно в тех случаях, когда к трансперсональному опыту относятся как к экскурсии в бессознательное.

Будущий трансперсональный антрополог должен быть личностью с сильной, но гибкой структурой «эго», способной встретить новый опыт без опасности получения серьезной травмы. Желательно, чтобы он был в некоторой степени знаком с трансперсональными переживаниями.

Нам нужны, хотя бы для начала, талантливые теоретики, способные оставаться учеными, целиком погружаясь в то же время в полифазные исследования. Как обнаруживали многие поколения этнографов, не так-то просто долго сохранять равновесие, находясь одновременно в двух разных мирах. И все же нам нужны люди, которые смогут разрабатывать строго научные способы передачи феноменологии специфических состояний сознания, а также методы проверки научных моделей полифазных событий.

Желательно, чтобы кандидат в специалисты по трансперсональной антропологии прошел нормальный курс ортодоксального обучения, дополненный специальным инструктажем для продолжения его знакомства с трансперсональным опытом. Мы бы предложили начинать это необычное обучение с периода интенсивной трансперсональной психотерапии, наряду с другими подходами.

Завершив начальное самоисследование, учащийся мог бы приступать к длительному периоду трансперсональных исследований под руководством компетентного супервизора. Тип техник и опыта варьиро.вался бы в зависимости от склонностей учащегося и возможностей руководителя, будучи при этом довольно разнообразным (вроде контролируемого психоделического опыта, интенсивной медитации, включающей длительные уединения, гипнотерапии и психоанализа — особенно в его юнгианском варианте — и исследований сна). Результаты этих исследований полифазного сознания можно было бы обрабатывать и формализовывать в контексте семинара с участием по меньшей мере одного опытного трансперсоналиста-инструктора и, вероятно, всех студентов, обучающихся по программе трансперсональной антропологии.

Участникам этого семинара предлагалось бы определять способы передачи другим людям научно-релевантных аспектов своего опыта, развивая таким образом концептуальные средства, которые позже пригодились бы для работы в этой области. Они также могли бы изучать и оценивать различные теоретические подходы, описанные в доступной литературе, которые претендуют на объяснение трансперсонального опыта и различных состояний сознания. Разумеется, тем, для кого психологический стресс оказался бы слишком изнуряющим, предлагалось бы отказаться от трансперсонального обучения и заняться более ортодоксальным курсом антропологии.

Естественно, дело не сводится только к специальному обучению трансперсональных антропологов. Исследователям всех областей стоит призадуматься над проблемами изучения состояний сознания, чтобы не упускать из-за своих предубеждений ценных и полезных данных.