Живём в лесу, молимся колесу

Живём в лесу, молимся колесу

Научные авторитеты России, которые, как всегда, больше всего в жизни любят свою семью, заклинают: «Один процент… шизофрении среди населения, как в Европе… как в Америке…» (См. интервью с VIP в Вестнике неврологии и психиатрии «Нейрон», 2011, № 12, с. 5)

Сегодняшняя психиатрия всё та же, что и полвека назад. В числе её лидеров персоны, что ещё при Советской власти попав в обойму системы, уже не могут из неё выпасть никогда. Значит, и цели у них те же. И вовсе их не смущает, что раньше они поносили Фрейда и Ницше, а теперь хвалят; прежде «допекали» диссидентов и их семьи в закрытых лечебницах до развёрнутой картины рукотворной (ятрогенной) шизофрении, а теперь блистают расхлябанными мыслишками; когда-то скрывали правду о детдомах, а теперь её обнажают. Значит, факты, которые раньше угрожали существованию системы, теперь не опасны. Пока система провозглашает один процент, она будет нужна власти. Да, собственно, она и сама власть (правда, невидимая). Под обаянием этой магической цифры, которая ещё долго будет прикрывать беспомощность учёных, может происходить хоть Содом, хоть Гоморра (которые сами по себе являли примеры поражённого шизофренией общества).

Вместе с тем маститый российский биолог Н.Я. Данилевский (1822–1885), автор капитальной работы «Дарвинизм. (Критическое исследование)». С.-Петербург,1885), принудительно выведенной из научного оборота советской политической системой, писал:

«Не одни только страсти ослепляют людей, заставляют их не видеть прямых последствий их деяний; то же самое ослепляющее действие имеет и теория на человеческий ум, — она лишает возможности видеть самые неизбежные последствия их мыслей…».

Выдающийся физиолог Алексей Ухтомский также напрасно поучал ведущих инженеров человеческих душ: «Истина для человека не «подушка для усталой головы», а обязывающая и увлекающая за собой объективная правда, не зависимая от нас, как возлюбленное и влекущее за собою лицо…

Каждая человеческая истина, каждая теория есть только временная доминанта, направленная на свой «разрешающий акт» — на проверку в ближайшей будущей реальности; она ложь, поскольку утверждает себя как окончательная и последняя».

Конечно, VIP знает имена Кемпиньского и Ухтомского. Но стоит ли поднимать пыль?

Сегодня русская жизнь — это не энциклопедия. Это просто учебник психиатрии.

О том, что такое возможно, прочитаем в рассказе хорошо упрятанного от потомков В.Ф. Одоевского («Город без имени». — Повести и рассказы. — М.: ХЛ, 1988. — С. 95 — 109). В нём говорится о встреченном группой путешествующих в удалённом от цивилизованных людей месте одиноком человеке, единственном, оставшимся в живых после распада некогда процветавшей, густонаселённой колонии бентамитов (содомитов?). Далее предоставим слово автору и главному действующему лицу.

«…Вид незнакомца был строг и величественен: в глубоких впадинах горели чёрные большие глаза; брови были наклонены как у человека, привыкшего к беспрестанному размышлению…

Незнакомец… начал так: «Давно, давно… все умы были взволнованы теориями общественного устройства; везде спорили о причинах упадка и благоденствия государств…. Тогда один молодой человек в Европе [его звали Бентам] был озарён новою, оригинальною мыслию. Нас окружают, говорил он, тысячи мнений, тысячи теорий; все они имеют одну цель — благоденствие общества, и все противоречат друг другу. Посмотрим, нет ли чего-нибудь общего всем этим мнениям?.. Одно — собственная его [человека] польза! Тщетно вы будете ослаблять права человека, когда к сохранению их влечёт его собственная польза; тщетно вы будете доказывать ему святость его долга, когда он в противоречии с его пользою. Да, польза есть существенный двигатель всех действий человека! Что бесполезно — то вредно, что полезно — то позволено. Вот единственное твёрдое основание общества! Польза и одна польза — да будет вашим и первым и последним законом! Пусть из неё происходить будут все наши постановления, ваши занятия, ваши нравы; пусть польза заменит шаткие основания так называемой совести, так называемого врождённого чувства, все поэтические бредни, все вымыслы филантропов — и общество достигнет прочного благоденствия.

…В это время гора, на которой мы теперь находимся, была окружена со всех сторон морем. Я ещё помню, когда паруса наших кораблей развевались в гавани. Неприступное положение этого острова понравилось нашим путешественникам. Они бросили якорь, вышли на берег, не нашли на нём ни одного жителя и заняли землю по праву первого приобретателя.

…Некоторые из первых колонистов находили необходимым устроить храм для жителей. Разумеется, что тотчас же возродился вопрос: полезно ли это? И многие утверждали, что храм не есть какое-либо мануфактурное заведение и что не может приносить никакой ощутительной пользы. Первые возражали, что храм необходим для того, чтобы проповедники могли беспрестанно напоминать обитателям, что польза есть единственное основание нравственности и единственный закон для всех действий человека. С этим все согласились — и храм был построен.

В обществах был один разговор — о том, из чего можно извлечь пользу? Появилось множество книг по сему предмету — что я говорю? Одни такого рода книги и выходили. Девушка вместо романа читала трактат о прядильной фабрике; мальчик лет двенадцати уже начинал откладывать деньги на составление капитала для торговых оборотов…

Противоположные выгоды встречались; один не хотел уступать другому: для одного города нужен был канал, для другого — железная дорога; для одного в одном направлении, для другого в другом. Между тем банкирские операции продолжались, но, сжатые в тесном пространстве, они необходимо, по естественному ходу вещей, должны были обратиться уже не на соседей, а на самих бентамитов; и торговцы, следуя нашему высокому началу — польза, принялись спокойно наживаться банкротствами, благоразумно задерживать предметы, на которые было требование, чтоб потом продавать их дорогою ценою; под видом неограниченной, так называемой священной свободы торговли учреждать монополию. Одни разбогатели — другие разорились….

Нужда увеличивалась и поражала равно всех, богатых и бедных…

От общих и частных скорбей общим чувством сделалось общее уныние. Истощённые долгой борьбою, люди предались бездействию. Никто не хотел ничего предпринимать для будущего. Все чувства, все мысли, все побуждения человека ограничивались настоящей минутой. Отец семейства возвращался в дом скучный, печальный. Его не тешили ни ласки жены, ни умственное развитие детей. Воспитание казалось излишним. Одно считалось нужным — правдою или неправдою добыть себе несколько вещественных выгод… Божественный, одушевляющий язык поэзии был недоступен бентамиту. Мать не умела завести песни над колыбелью младенца…

Все понятия в обществе перемешались; слова переменили значение; самая общая польза казалась уже мечтою; эгоизм был единственным, святым правилом жизни; безумцы обвиняли своих правителей в ужаснейшем преступлении — в поэзии…

Купцы сделались правителями… Исчезли все великие предприятия, которые не могли непосредственно принести какую-либо выгоду или которых цель неясно представлялась ограниченному, корыстному взгляду торговцев. Науки и искусства замолкли совершенно; не являлось новых открытий, изобретений…Обман, подлоги, умышленное банкротство, полное презрение к достоинству человека, благотворение злата, угождение самым грубым требованиям плоти — стали делом явным, позволенным, необходимым. Религия сделалась предметом совершенно посторонним; нравственность заключилась в подведении исправных итогов; умственные занятия — изыскание средств обманывать без потери кредита; поэзия — баланс приходно-расходной книги; музыка — однообразная стукотня машин; живопись — черчение моделей. Таинственные источники духа иссякли…»

Наш незнакомец остановился. «Что вам рассказывать более? Недолго могла продлиться наша искусственная жизнь, составленная из купеческих оборотов.

Протекло несколько столетий. За купцами пришли ремесленники. «Зачем, — кричали они, — нам этих людей, которые пользуются нашими трудами и … наживаются? Мы работаем в поте лица; мы знаем труд; без нас они не могли бы существовать. Мы приносим существенную пользу городу — мы должны быть правителями!» И все, в ком таилась хоть какое-либо общее понятие о предметах, были изгнаны из города; ремесленники сделались правителями — и правление обратилось в мастерскую.

За ремесленниками пришли землепашцы. И все, кто только имел руку, не привыкшую к грубой земляной работе, все были изгнаны вон из города… Гонимые из края в край, они собирались толпами и вооружённой рукой добывали себе пропитание. Нивы истаптывались конями. Земледельцы вынуждены были, для охранения себя от набегов, оставить свои занятия… Голод бурной рекою разлился по стране нашей… Землетрясения довершили начатое людьми… Жители удалились в леса, где ловля зверей представляла им возможность снискивать себе пропитание. Разлучённые друг от друга семейства дичали; с каждым поколением терялась часть воспоминаний о прошедшем…. Наконец, погибли последние остатки нашей колонии, удручённые голодом болезнями или истреблённые хищными зверями. От всей отчизны остался этот безжизненный камень, и один я над ним плачу и проклинаю. Вы, жители других стран, вы, поклонники злата и плоти, поведайте свету повесть о моей несчастной отчизне…»

Мой любознательный и досужий читатель!

Пора заканчивать, а я ещё не ответил на ваш давнишний немой вопрос: почему вдруг в художественном повествовании нередки ссылки на перинатальную психологию и акушерство? Во-первых, потому, что акушерство классическое (не современное, глобалистское), предлагает решение для нашей цивилизации не только проблем здоровья, в том числе и психического, но и вообще человечества, которое зашло в тупик (если таковым считать непрерывные войны, раздуваемые высокопоставленными выродками, выдающими себя за благодетелей). Кажется, разум уже бессилен что-либо изменить в предстоящей истории. Упования на совершенствование экономики как способа разрешения проблем жизни для всех есть лишь обман и самообман или завуалированная форма поощрения подготовки к войне.

Во-вторых, а это, наверное, и должно было бы быть первым, моя прабабушка Волкова Евгения Владимировна в своё время считалась в Южной Пальмире искусной акушеркой. Но вот беда (и радость!), об её профессиональной деятельности узнал лишь совсем недавно, когда были написаны десятки работ, посвящённых вопросам беременности. Полученные результаты позволяли не только заявить о себе, но и практически решить проблему невынашивания беременности (преждевременные роды, самопроизвольные выкидыши). Однако официальное акушерство ждало вовсе не того «пророка» и уже десять лет отворачивается от методов, могущих резко снизить темпы депопуляции страны. Вот и последнее научное событие страны, конгресс в Петербурге «ДИСКУССИОННЫЕ ВОПРОСЫ СОВРЕМЕННОГО АКУШЕРСТВА» (июнь 2011 г.), отказался напечатать тезисы нашей работы, выполненной совместно со специалистом мирового уровня, где даются ответы на основные вопросы акушерства, над которыми оно безуспешно «бьётся». Поэтому приведу их полностью в этой публикации.

* * *

Н.В. Старцева, М.В. Швецов

АКУШЕРСТВО — НЕ ЛУЧШАЯ СРЕДА

ДЛЯ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКИХ ИНВЕСТИЦИЙ

ГОУ ВПО ПГМА Росздрава,

МАУЗ ГБ № 8, г. Пермь

Прошло около десяти лет с того времени, когда были проведены, систематизированы, представлены научным кругам и общественности исследования, посвящённые влиянию методов комплексной психотерапии, и, прежде всего, телесно-ориентированной, на течение угрозы невынашивания беременности (М.В. Швецов, Н.В. Старцева, 2003). Наши данные свидетельствовали об улучшении самочувствия и возрастании чувства уверенности женщин, сокращении числа преждевременных родов в три раза, снижении последствий раннего и позднего токсикоза, отсутствии повторных самопроизвольных выкидышей и случаев гибели матерей. Несмотря на положительные результаты, полученные в условиях женской консультации, и использование методов, в основе которых лежали принципы биоэнергетики и хатха-йоги, медицина ответила затянувшимся молчанием.

Сложившаяся ситуация едва ли устраивает тех, кто воспринимает кризис деторождения как угрозу существования нации. Хотя десять лет назад обнаруживался интерес учёных Челябинска, Иваново, Волгограда и др. к предложенным методам безлекарственного ведения беременных с угрозой прерывания беременности, однако сегодня его можно считать угасшим. Вместе с тем, население, прежде всего беременные и их семьи, с интересом отнеслись к нашим разработкам коррекции угрозы невынашивания. Накоплен опыт применения этих методов психотерапии отдельными практическими врачами-педиатрами, акушерами-гинекологами и домашними акушерками Москвы, Ярославля и даже Украины.

Едва ли следует здесь повторять результаты наших работ, изложенных в двух монографиях и опубликованных в центральной печати, но хотелось бы вновь задуматься о причинах отсутствия видимого интереса к ним научных кругов и практического здравоохранения страны в жизненных условиях депопуляции. К сказанному можно добавить, что сегодня в недрах самого здания научной медицины разработаны и внедрены методы лечения лактоферрином (белком, связывающим ионы железа и препятствующим воспалительным проявлениям), которые уже нашли успешное применение в стоматологии. Однако практическое акушерство продолжает массированное наступление на «анемию» посредством назначения комплексных железосодержащих витаминных препаратов. Известен и результат — 40 % беременных страдают генитальными и экстрагенитальными воспалительными заболеваниями. Складывается впечатление, что интересы носителей научного знания и потребителей могут сильно отличаться. Преимущество получают те, кто располагает большими информационными и рекламными ресурсами, независимо от их достоверной полезности. По-прежнему перинатальная психология в перинатальных центрах остаётся в роли падчерицы, хотя именно она, скорее, чем родовые сертификаты, способна решать не только актуальные вопросы вынашивания беременности, но и антропологические проблемы. Демонстрируемая забота о беременных (бесплатные ультразвуковые исследования, железосодержащие препараты и др.) нередко оборачиваются ущербом здоровью.

Развитие существующих медицинских технологий не привело к статистически достоверному увеличению рождаемости, а резкий рост частоты кесаревых сечений как метода родоразрешения способен перечеркнуть многие действительно полезные достижения отечественного акушерства и гинекологии.

* * *

Вероятно, после знакомства с кратким содержанием работы, даже у не искушённого читателя может возникнуть резонный вопрос: а может, акушерство, под чьим-то мудрым руководством, и не хочет решения проблемы? Ведь столько лет оно старается, бьётся и трудится над депопуляцией, и на тебе: всё насмарку! Оказывается, кто-то ещё сопротивляется, хочет жить сам и дать жить другим!

Или акушеры повредили себе голову сильным сотрясением воздуха на бесконечных и бесплодных конгрессах? А может, это и есть болезнь, именуемая шизофренией у так называемых учёных, не замечающих очевидного и предпочитающих держаться на расстоянии от тех, кто предлагает жизнь вместо научного подсчёта человеческих потерь?

Российские женщины, пока ещё не в массовом числе, а, в основном, в центральных регионах — Москва и города в том же часовом поясе — дали адекватный ответ — стали рожать дома, под руководством домашних акушерок, сделавших своей целью здоровье женщины и ребёнка, а не поживу на болезнях, порождаемых самой медициной и официальным акушерством, в частности. Такие дети проявляют недюжинные способности, становятся лидерами в своём окружении, не благодаря захватам, наездам или денежной прокачке, а вследствие высоких физических и умственных способностей. Сами же акушерки рожают детей чаще в несколько раз, чем среднестатистическая женщина в России. И этот 10-летний положительный опыт замалчивается и подвергается хуле! Гениальные открытия Чарковского по-прежнему остаются востребованными только в среде начитанных, самодостаточных и зрелых в духовном отношении женщин (которые и без него родили бы неплохо), а для основной массы беременных являются не доступными на практике.

Что можно ждать от государственного акушерства, если под видом «Информированного согласия на способ ведения родов» («Хотите быстрее родить, тогда вскроем плодный пузырь, — или будете так же мучаться всю ночь?») женщин склоняют к выбору, чреватому самыми тяжёлыми осложнениями, включая смертельный исход? А если к этому добавить, что едва ли не главное ноу-хау последних десятилетий (ускорение родов окситоцином — 40 %) является одной из основных причин родового травматизма ребёнка и последующих нарушений развития функций головного мозга? Научная медицина способна с лёгкостью отказаться от собственных открытий в пользу сомнительных бизнес-проектов.

Сегодня медики уже в родильном доме готовят для себя будущих пациентов. М. Фомин в этой связи пишет («Домашние роды — здоровый малыш». — СПб: Питер, 2005): «Хочется верить, что это не злой умысел, а искреннее заблуждение, наказание медикам за то, что они отвернулись от искусства врачевания и повернулись лицом к науке…» Есть у него и важнейшее суждение: «Для прожившего на земле час второй час — полжизни. Поэтому когда ребёнка из родильной палаты уносят на время в детское отделение, его уносят навсегда. С этого момента у матери начинается раздвоение личности».

Добавлю от себя: у ребёнка тоже, и открываются ворота для шизофрении… М. Фомин заключает: «По сути дела, весь первый год своей жизни человек посвящает не развитию, а восстановлению утраченных навыков и адаптации к новым условиям существования».

В науке, оказывается, порой, действуют те же законы, что и в тюрьме: если авторитет говорит «люминий», то металл называть алюминием не будет никто.

Сделаю вывод и я, он напрашивается сам собой: официальное акушерство должно обрести своё место в психиатрической лечебнице, иначе там окажется вся страна.