Глава V ВООБРАЖЕНИЕ

Глава V ВООБРАЖЕНИЕ

Традиционные детские стихи и старинные сказки полны аллюзий на смерть и ужасы. Что может быть более зловеще, более проникнуто поэзией ужасного, чем песня великана из сказки «Джек и бобовый стебель»:

Фи фай фо фуйю!

Кровь английскую чую!

Живой иль мертвый человек, —

Кости его размелю я на хлеб! [144]

Подобные истории, а отнюдь не безобидные сказочки, в которых страсть «проявляется в благосклонности и милой любезности», вскармливали детские души на протяжении столетий во многих странах.

В этой главе мы сосредоточимся на образе смерти в детских фантазиях. Конечно, нам не на чем было бы сосредоточиваться, если бы дети спонтанно не думали и не говорили о смерти. (Разве что мы бы сами попытались открыть тему.) Но беспокоиться не стоит: исследователи, изучавшие в женевском проекте [145] эмоциональные проблемы нарушенных детей, были изумлены тем, насколько часто в завершениях историй детьми фигурирует смерть, притом что она никак не упоминается в начальных фразах.

Прежде всего нам нужно выяснить, можно ли сказать то же самое об английских детях. Если предложить группе английских детей, диагностированных как эмоционально нарушенные или не имеющих такого диагноза, женевскую методику завершения историй на английском языке, – окажется ли смерть частым персонажем также и их рассказов? Упомянутый тест представлен ниже.

1. Мальчик (маленький мальчик, девочка, маленькая девочка) пришел в школу; когда наступила перемена, он не пошел играть с другими детьми, а остался один сидеть в углу. Почему?

2. Мальчик ссорился со своим братом (сестрой, другом); их (его) мама пришла к ним и… Что произошло дальше?

3. Мальчик обедал с мамой и папой. Папа очень рассердился, потому что… Почему?

4. Однажды папа и мама были недовольны друг другом и ссорились. Причина была…

5. Однажды в воскресенье мальчик (или они все) вышел из дома развлечься вместе со своими (их) папой и мамой; когда они вечером вернулись домой, мама была очень печальна. Почему?

6. У мальчика был друг, которого он очень любил; однажды этот друг пришел к нему и сказал: «Пойдем со мной, и я скажу тебе секрет и покажу тебе кое-что, но ты не должен никому об этом говорить!» Что он ему показал? Что он сказал?

7а. Когда мальчик лег спать вечером, о чем он думал?

7б. Однажды вечером, когда он ложился спать, он плакал; он был очень несчастен. Почему?

8а. Потом он лег спать, и что ему снилось?

8б. Он вновь проснулся, в середине ночи, и был очень испуган. Почему?

9. Потом он снова заснул, и на этот раз ему приснился прекрасный сон. К нему пришла волшебница и сказала: «Я могу исполнить любое твое желание; скажи мне, чего ты хочешь, потом я коснусь тебя моей волшебной палочкой, и твое желание исполнится. Ты можешь назвать три желания». Чего он пожелал?

10. Потом волшебница сказала: «Ты растешь и превращаешься в большого мальчика; хочешь вырасти и стать взрослым или хотел бы остаться ребенком надолго, может быть, навсегда?» Мальчик ответил… Что он ответил?

11. Потом волшебница дала ему 100.000 фунтов, чтобы он тратил их как хочет. Что он сделал с этими деньгами?

В Англии эту методику выполнило большинство детей, учтенных в таблице 1. Дети, интервьюированные в центрах детского психического здоровья, предположительно соответствовали швейцарской выборке как эмоционально нарушенные. Методика не предлагалась а) детям младше 5 л., если их уровень интеллекта не был выше среднего, б) «домашним» детям.

Последнее обусловлено тем, что для установления необходимого контакта между ребенком и взрослым-интервьюером взрослый исходно не должен ничего знать об окружении и истории ребенка. Прежде чем предъявить методику, исследователь всякий раз неформально беседовал с ребенком, расспрашивая его о составе его семьи и его собственном положении в ней. Ребенок зачастую спонтанно сообщал какие-нибудь дополнительные подробности; если он реагировал на вопрос признаками ухода от контакта, на ответе не настаивали. Если маленький ребенок [146] потерял одного или обоих родителей в результате смерти, развода или разлуки, история 4 опускалась. Методика предъявлялась индивидуально и исключительно устно.

Исходная французская версия в нашем переводе была несколько сокращена. Мы не задавали уточняющие вопросы так свободно, как это делали в Женеве. Тем не менее, оказалось, что сорок пять из девяноста восьми детей в своих завершениях историй упоминали смерть, похороны, убийство или призраков, а если учесть еще непрямые упоминания, такие как «Его задавили» или «Она потеряла одного из своих детей», то доля этих ответов составила 60 процентов. Вполне сопоставимо с 66 процентами для швейцарских детей.

Тут же возникает вопрос: такая величина обусловлена ситуацией тестирования или мыслями детей о смерти в принципе? Первое возможно в том случае, если ситуация тестирования не репрезентативна с точки зрения условий, стимулирующих мысли и поведение ребенка в повседневной жизни, либо если какие-то из начал историй настолько сильно внушают тему смерти, что она обычно присутствует в их завершениях.

Рассмотрим сперва последнюю версию «заданного» окончания, воспользовавшись для примера историей 2. Шестеро из десяти детей нашей выборки завершили эту историю в соответствии с мотивом наказания. Когда в более позднем исследовании модифицированная версия данной методики была предложена мальчикам 11–14 лет, то оказалось, что у всех без исключения немецких мальчиков в окончании истории 2 присутствовала тема наказания, а из английских мальчиков – у 53 процентов [147] . Таким образом, можно сделать вывод, что начало истории 2 располагает к завершению, включающему наказание. Ни одно начало истории не внушает в такой мере тему смерти, как начало истории 2 – тему наказания. С учетом непрямых упоминаний, – для любой истории доля ответов, включающих тему смерти, не превышала одну треть. Большинство рассказов с участием смерти – это завершения историй 5, 7 или 8б, но для каждой истории, начиная с 4-й, нашелся хотя бы один ребенок, завершивший ее с упоминанием о смерти. Ниже в таблице S.C.T. 1 приведены примеры.