На два размера меньше

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

На два размера меньше

В тот день я пришел с заранее заготовленной темой: я хотел продолжить разговор об усилии.

Во время сеанса мне все казалось очень разумным. Но, когда нужно было применить новые знания на практике, мне не удавалось быть последовательным в том, что в теории звучало так заманчиво.

— У меня создается впечатление, что я совсем не могу жить, не прилагая хоть изредка усилий. Скажу больше, на самом деле мне кажется, что никто не может без этого жить.

— В чем-то ты прав, — сказал Толстяк — Большую часть последних двадцати лет моей жизни я старался быть верным своей философии, но не всегда у меня это получалось. Думаю, со всеми происходит то же самое. Идея «нет усилиям» — это испытание, постоянная работа, самодисциплина. Следовательно, необходима определенная тренировка.

Сначала мне тоже все это казалось невозможным, — продолжал он. — Что подумают обо мне другие, если я не пойду на это собрание? Если я не буду внимательно слушать, хотя мне плевать, что они там хотят сказать? Если я не поблагодарю этого человека, который, по моему мнению, заслуживает презрения? Если я откажу в просьбе, которую просто не хочу выполнять? Если позволю себе роскошь работать четыре раза в неделю и не стану гнаться за большими заработками? Если я выйду в свет небритым? Если я откажусь бросить курить по принуждению и дождусь, когда это произойдет само собой? Если…?

Где-то я писал, что идея необходимого усилия — это социальный продукт, плод определенной идеологии, идеологической системы, на самом деле очень строго определяющей облик социального существа. Понятно, что, если человек ленив, злобен, эгоистичен и небрежен, он должен делать над собой усилие, чтобы стать лучше. Но разве человек действительно таков?

Я слушал зачарованно, и не столько из-за слов Хорхе, сколько из-за моего собственного представления о том, какой должна быть жизнь: без напряжения, в мире с самим собой, спокойной, без спешки и без этого вечного вопроса: «Что я здесь делаю?»

Но с чего же начать?

— Сначала, — продолжал Хорхе, словно подслушав мои мысли, — и прежде всего, нужно выбраться из западни, в которую мы угодили в раннем детстве. Эта западня — мысль, так укоренившаяся в нашем сознании, что внешне и внутренне стала частью нашей культуры; «Ценится только то, что достигается с помощью усилий».

Как сказали бы американцы, это bull-shit[8] (бычий навоз). Каждый может понять на основе своего опыта, что это не так, и тем не менее мы строим свою жизнь, исходя из этой якобы неоспоримой истины.

Несколько лет назад я описал один клинический синдром, который, хотя и не зарегистрирован ни в медицинских, ни в психологических научных трудах, наблюдается или когда-нибудь наблюдался у каждого из нас. Я решил назвать его «синдром ботинок на два размера меньше», сейчас поймешь почему.

* * *

Один человек входит в обувной магазин, и к нему подходит любезный продавец:

— К вашим услугам, господин!..

— Мне бы хотелось пару черных ботинок, как на витрине.

— Разумеется, господин. Давайте посмотрим: ваш размер… сорок первый, не так ли?

— Нет. Дайте мне тридцать девятый, пожалуйста.

— Простите, господин. Я работаю в обувном магазине уже двадцать лет, и я прекрасно вижу, что вы носите сорок первый. Может быть, сороковой, но никак уж не тридцать девятый.

— Пожалуйста, тридцать девятый.

— Простите, позвольте мне измерить вашу ногу.

— Измеряйте что хотите, а я хочу пару ботинок тридцать девятого размера.

Продавец достает из ящика прилавка этот странный инструмент, которым продавцы обуви измеряют ногу, и с удовлетворением провозглашает:

— Видите? Как я и говорил, сорок первый!

— Скажите, кто платит за ботинки, вы или я?

— Вы.

— Хорошо. Тогда принесите мне тридцать девятый.

Продавец, смирившийся и в то же время удивленный,

идет за парой тридцать девятого размера. По дороге до него доходит, что ботинки, наверно, приобретаются этим господином не для себя, а в подарок.

— Вот, как вы просили, тридцать девятый размер, черные.

— Подайте, пожалуйста, рожок.

— Вы хотите их надеть?

— Да, разумеется.

— Вы их покупаете для себя?

— Да! Так вы принесете мне рожок?

Без рожка нельзя обойтись, если вы хотите, чтобы эта нога влезла в этот ботинок. В результате нескольких попыток, сопровождаемых нелепыми позами, клиенту удается впихнуть всю ногу в ботинок.

Ворча и постанывая от боли, он делает по ковру несколько шагов, которые даются ему все труднее.

— Хорошо. Я их беру.

У продавца болят ноги от одной только мысли о том, каково пальцам клиента, сплющенным внутри ботинок тридцать девятого размера.

— Упаковать вам в коробку?

— Нет, спасибо, я пойду прямо так.

Клиент выходит из магазина и с грехом пополам проходит пешком три квартала, отделяющие его от работы. Он кассир в банке.

В четыре часа дня, после шести часов на ногах, втиснутых в эти ботинки, у него гримаса боли на лице, а из покрасневших глаз обильно катятся слезы.

Его коллега из соседней кассы, наблюдавший за ним всю вторую половину дня, очень обеспокоен.

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Нет. Это все ботинки.

— А что с ботинками?

— Они мне жмут.

— Что с ними произошло? Они намокли?

— Нет. Они на два размера меньше, чем моя нога.

— Чьи же они?

— Мои.

— Я тебя не понимаю. А ноги у тебя не болят?

— Ноги болят невыносимо.

— Так в чем же дело?

— Я тебе сейчас все объясню, — говорит человек, сглатывая слюну. — У меня в жизни мало радостей. Действительно приятных моментов в последнее время все меньше.

— и?

— Эти ботинки меня просто убивают. Я ужасно страдаю, это правда. Но через несколько часов, когда я приду домой и сниму их, представь себе, какое наслаждение я испытаю! Какое наслаждение, приятель! Какое наслаждение!

— Правда, это похоже на сумасшествие? И это оно и есть, Демиан, это оно и есть.

Таковы, по большей части, наши правила воспитания. Я думаю, моя позиция — это тоже крайность, однако стоит примерить ее на себя, как костюм, чтобы понять, как он на тебе сидит.

Я считаю, что ничего стоящего нельзя добиться с помощью усилий.

Я ушел от него, думая о его последней фразе, грубой и разящей наповал:

— Усилия нужно делать… только при запоре.