Что это за психотерапия?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Что это за психотерапия?

Уже довольно давно многие мои друзья спрашивали меня, какой именно психотерапией я занимаюсь. Для них были удивительными многие вещи, которые я рассказывал о Толстяке и о том, как проходили сеансы, потому что они не укладывались ни в одну известную им психотерапевтическую модель. И надо признаться, ни в одну известную мне тоже.

Поэтому, воспользовавшись тем, что в моих делах был относительный покой, «все на своих местах», как говорил Толстяк, я спросил Хорхе, что же это за психотерапия.

— Что за терапия? Откуда мне знать! Может, это совсем и не терапия, — ответил Толстяк

«Не повезло! — подумал я. — У Толстяка один из этих “закрытых” дней, когда бесполезно пытаться получить ответ на свой вопрос». Но я все-таки настаивал:

— Я действительно хочу знать.

— Зачем?

— Чтобы узнать что-то новое.

— А что тебе даст, если ты будешь знать, что это за терапия?

— Я не могу этого избежать, не так ли? — спросил я, предчувствуя, что за этим последует.

— Избежать? Чего ты хочешь избежать?

— Послушай, меня бесит, что я не могу спросить тебя ни о чем. Когда твоя левая нога захочет, тебя не остановить, а когда нет, от тебя не добьешься ответа ни на один вопрос. Это нечестно!

— Ты злишься?

— Да! Злюсь!

— И что ты собираешься делать со своей злостью? Что ты хочешь сделать с этим бешенством? Наденешь на себя, как костюмчик?

— Нет, мне хочется закричать. Вашу мать!

— Еще раз!

— Вашу мать!

— Еще, еще!

— Мать вашу!

— Давай, давай! Кого же ты материшь? Ну, скажи!

— Твою мать! Тупой Толстяк! Твою мать!

Толстяк молча наблюдал, как я восстанавливал дыхание и приходил в себя.

Через несколько минут он заговорил:

— Именно такой психотерапией мы и занимаемся, Демиан. Цель этой терапии — понять, что с тобой происходит каждую минуту. Эта терапия нужна, чтобы разорвать твои маски и выпустить на свободу настоящего Демиана.

Эта терапия в какой-то степени уникальна и не поддается описанию, потому что в ее основе два уникальных и не поддающихся описанию человека: ты и я. Два человека, которые пока договорились обращать больше внимания на процесс духовного роста одного из них, а именно тебя.

Эта терапия никого не излечивает, она признает, что способна только помочь некоторым людям излечить самих себя. Эта терапия не стремится вызвать никакую реакцию, а действует как катализатор, ускоряющий процесс, который так или иначе все равно бы произошел, рано или поздно, с терапией или без.

Эта терапия, по крайней мере с этим терапевтом, раз от разу все больше похожа на процесс обучения. И в конце концов, эта терапия придает больше значения чувствам, а не мыслям, действиям, а не планам, бытию, а не обладанию и настоящему, а не прошлому или будущему.

— Вот и ответ на мой вопрос: настоящее, — сказал я. — Отличие от моих предыдущих курсов терапии в том, что ты обращаешь основное внимание на теперешнее положение дел. Всех остальных знакомых мне лично или понаслышке терапевтов интересует прошлое, мотивы, первоистоки проблемы. Ты всем этим не занимаешься. Но если ты не знаешь, в какой момент начались осложнения, то как ты можешь устранить их?

— Чтобы объяснить покороче, мне придется пойти длинным путем. Постараюсь, чтобы ты понял. Психотерапевтическую вселенную, насколько я знаю, населяют двести пятьдесят форм психотерапии, отражающих примерно столько же философских учений.

Эти школы различаются по концепции, по форме или по подходу. Но, думаю, все мы стремимся к одной цели: повысить качество жизни пациента. Наверно, единственное, в чем мы не сходимся, — это в трактовке каждым психотерапевтом понятия «повышение качества жизни пациента». Но… ладно, пойдем дальше!

Эти двести пятьдесят школ можно было бы разделить на три больших направления, в зависимости от подхода каждой психотерапевтической модели к исследованиям проблематики пациента. Первое — это школы, центром внимания которых является прошлое. Второе изучает будущее. А третье — настоящее.

Первая группа, далеко не самая многочисленная, объединяет все школы, рассматривающие (или создающие впечатление рассматривающих) невротика как человека, однажды, давно, еще в детстве, попавшего в трудную ситуацию и с тех пор расплачивающегося за ее последствия. Поэтому задача психотерапевта состоит в том, чтобы восстановить все воспоминания из прошлой жизни пациента и найти ситуации, вызвавшие невроз. Поскольку эти воспоминания, по мнению психоаналитиков, «вытеснены» в подсознание, нужно покопаться внутри, в поисках «погребенных» там фактов.

Самый яркий пример такой модели — это ортодоксальный психоанализ. Чтобы легче распознавать такие школы, я говорю, что они задают вопрос: «Почему?»

По-моему, многие психоаналитики считают, что стоит лишь найти причину — и весь механизм заработает правильно. Конечно, только в том случае, если пациент поймет, почему он делает то, что делает, если осознает неосознанное.

Психоанализ, если взять самую распространенную из этих школ, как и любая вещь, имеет свои преимущества и недостатки.

Основное преимущество состоит в том, что не существует, — или мне кажется, что не существует, другой терапевтической модели, так глубоко проникающей в сами внутренние процессы. Никакая другая модель не поможет достичь такого уровня самопознания, как это позволяют сделать фрейдистские техники.

Что касается недостатков, то их у нее два.

С одной стороны — слишком долгий процесс, что делает эту терапию утомительной и неэкономной, я имею в виду не только деньги. Один психоаналитик сказал мне, что с момента начала лечения пациент должен посвящать терапии третью часть своей жизни. С другой стороны — сомнительная эффективность.

Лично я не верю, что можно достичь уровня самопознания, достаточного для изменения своей жизни, нездорового отношения к чему-либо или устранения причины, приведшей человека на прием к терапевту.

Полной противоположностью, по моему мнению, являются психотерапевтические школы, изучающие будущее. Это направление, очень модное сейчас, кратко можно охарактеризовать так: проблема состоит в том, что поведение пациента не ведет к достижению стоящих перед ним целей. Но совсем не нужно ни разбираться, почему это с ним происходит — это само собой разумеется, ни глубоко изучать страдающую личность. Главная задача — добиться, чтобы пациент, преодолев свои страхи, добрался до намеченной им цели или достиг желаемого, сделав тем самым свою жизнь более продуктивной и позитивной.

Это направление, представленное в основном поведенческой терапией (бихевиоризмом), выдвигает идею, что новым моделям поведения можно научиться только постепенно, на что пациент вряд ли отважится без помощи, поддержки и руководства со стороны. Эту помощь лучше всего может оказать профессионал, который укажет ему наиболее приемлемые способы поведения, даст ему подробные рекомендации и будет сопровождать пациента в этом процессе адаптации к здоровому образу жизни.

Основной вопрос, которым задаются терапевты этой школы, не «почему?», а «как?». То есть как достичь поставленной цели?

У этой школы тоже есть плюсы и минусы. Первый плюс — невероятная эффективность, а второй — быстрота. Некоторые американские необихевиористы говорят о достижении психотерапевтического результата за один-пять сеансов. Самый очевидный минус, по-моему, — это поверхностность: пациенту не удается ни разобраться в себе, ни обнаружить свои скрытые ресурсы, и поэтому он ограничивается решением только той проблемы, которая привела его на прием, находясь в очень тесной зависимости от своего психотерапевта. Здесь вроде бы нет ничего плохого, но это не позволяет пациенту вступить в необходимое взаимодействие с самим собой.

Третье направление с исторической точки зрения самое молодое из трех. Его образуют все терапевтические школы, занимающиеся настоящим.

В целом мы исходим из того, что не нужно ни исследовать природу страданий, ни рекомендовать, как их избежать. Скорее, наша главная задача — установить, что происходит с пациентом, пришедшим на прием, и зачем ему это нужно.

Ты знаешь, что я работаю в этом направлении и поэтому, естественно, считаю его самым лучшим. Тем не менее я признаю, что и у него есть свои недостатки, хотя есть и преимущества.

Если сравнивать, то это не такая длительная терапия, как психоанализ, но и не такая короткая, как необихевиоризм. Такой вид терапии длится от шести месяцев до двух лет. Не отличаясь ортодоксальной углубленностью, эта терапия, по моему мнению, вырабатывает у пациентов немалую дозу самопонимания и хороший уровень владения своими внутренними ресурсами.

С другой стороны, хотя она способна ускорить процесс установления связи с окружающей действительностью, опасность состоит в том, что у пациентов, пусть даже на короткий срок, появляется пофигистски легкое отношение к жизни, по принципу «один раз живем». А это не имеет ничего общего с выдвигаемой этими школами идеей «настоящего», которая зачастую включает в себя как опыт, так и планы на будущее.

Есть очень старый анекдот, могущий послужить иллюстрацией к этим трем течениям. Ситуация в этом анекдоте очень проста и не меняется, но я позволю себе посмеяться над всеми тремя направлениями психотерапевтической мысли и расскажу тебе три разные концовки.

Один человек страдает энкопрозом (проще говоря, какается). Он идет к врачу, тот не находит никаких физиологических причин его заболевания и советует ему обратиться к психотерапевту.

В первом случае это ортодоксальный психоаналитик.

Через пять лет этот человек встречается с другом.

— Привет! Как твоя психотерапия?

— Потрясающе! — отвечает человек в полном восторге.

— И ты больше не какаешься?

— Знаешь, какаться-то я какаюсь, но теперь я знаю, почему я это делаю!

Во втором случае это бихевиорист.

Через пять дней человек встречает своего друга.

— Привет! Как твоя психотерапия?

— Гениально! — отвечает человек в полном восторге.

— И ты больше не какаешься?

— Знаешь, какаться-то я какаюсь, но теперь я ношу резиновые трусы!

В третьем случае это гештальттерапевт[11].

Через пять месяцев человек встречает друга.

— Привет! Как твоя терапия?

— Чудесно! — отвечает человек в полном восторге.

— И ты больше не какаешься?

— Знаешь, какаться-то я какаюсь, но теперь мне на это наплевать!

— Но такая постановка вопроса мне кажется слишком апокалиптической, — попытался вступиться я.

— Возможно, но в любом случае это вполне реальный апокалипсис. Такой же реальный, как то, что время твоего сеанса вышло.

Мало кого в своей жизни я так проклинал!