В поисках Будды

В поисках Будды

Иногда я возвращался к вопросу, не слишком ли эгоистичны философские основы гештальттерапии.

На первый взгляд ее идеология давала такую свободу, что кто угодно мог захотеть поиметь все остальное человечество, и она это одобрила бы. Другой мог бы полностью уйти в себя, и тоже не было бы никаких проблем.

В общем, складывалось впечатление, что позитивные ценности нашего воспитания гештальттерапия не воспринимает как таковые.

Я спросил об этом Толстяка.

— Действительно, — сказал он, — иногда кажется, что так оно и есть.

— А разве это не так?

— Да. Это так… Поэтому и кажется, что это так

— Забавно!..

— Да нет, я серьезно… В любом случае, не знаю, как гештальттерапия, а я думаю, каждый должен быть самим собой, даже если он по сути — полное дерьмо.

— Ты предпочитаешь жить среди дерьма?

— Нет, но представь себе, что было бы, если бы каждый был абсолютно верен себе…

Думаю, что все было бы так: дерьмо таким бы и осталось, изменения бы его не коснулись. Но те, кто поступает, как дерьмо, только потому, что прилагают усилия, чтобы измениться к лучшему, станут очень приятными в общении людьми… А если тебе этого мало, добросердечные люди перестанут сомневаться в себе, и у них появится масса свободного времени для добрых дел.

— Но это, в конце концов, одно и то же.

— Нет, вовсе нет. Принятая у нас модель воспитания учит солидарности. Я думаю, что этому чувству нужен выход.

— А если мы так воспитаем людей, что они сумеют давать ему выход?

— Это может принести пользу, но никого нельзя принуждать. Это все равно что подталкивать реку, чтобы она текла… По-моему, это глупо.

— Но тогда получается, что есть люди лучше и хуже. Есть эгоизм и солидарность, добро и зло.

— Возможно, но мне больше нравится думать, что просто существует разная высота полета. Я думаю, что по большей части мы ходим по земле. Что есть не много людей, которые летают, — это наставники. Есть еще меньше людей, которые летают очень высоко, — это мудрецы. А есть еще, к сожалению, те, кто ползает по земле, не отрывая от нее головы, мы с тобой зовем их плохими людьми.

Даже признавая наличие крыльев не у всех нас, я считаю, что каждый выбирает свой путь или пытается духовно расти, чтобы набрать высоту. Но существуют и сумасшедшие. Вместо того чтобы летать, они отдают все свои силы на то, чтобы вскарабкаться куда-нибудь и казаться выше, тогда как другие, каким бы невероятным это ни казалось, зарываются все глубже в землю в поисках кто знает каких ответов.

— В любом случае, думаю, все зависит от высоты поставленной цели.

— Не знаю. Рассказать тебе сказку?

* * *

Будда странствовал по свету, чтобы встретиться с людьми, называвшими себя его учениками, и поговорить с ними об Истине.

На его пути сотнями собирались верившие в его учение люди, чтобы послушать его, потрогать или посмотреть на него наверняка единственный раз в жизни.

Четыре монаха, узнав, что Будда пройдет через город Ваали, погрузили свою поклажу на мулов и отправились в путешествие, которое могло продлиться, если все пойдет хорошо, несколько недель.

Один из них плохо знал дорогу в Ваали и шел за остальными.

На четвертый день пути они попали в сильнейшую грозу. Монахи ускорили шаг и добрались до ближайшего городка, где и укрылись от стихии.

Но последний монах замешкался, и ему пришлось попроситься в дом пастуха на окраине. Пастух приютил его, накормил, оставил на ночлег.

На следующее утро, когда монах уже был готов отправиться дальше, он пошел проститься с пастухом. Подойдя к загону, он увидел, что все овцы разбежались, испугавшись грозы, и что пастух пытается их собрать.

Монах подумал, что остальные, наверное, уже выходят из городка, и если он не поторопится, то сильно от них отстанет. Но он не мог бросить в беде пастуха, давшего ему кров. Поэтому он решил остаться, пока они вместе не соберут скот.

Через три дня он отправился в путь быстрым шагом, чтобы догнать своих товарищей.

По пути он остановился на одной ферме, пополнить свои запасы воды.

Женщина показала ему колодец и извинилась, что не может ему помочь: ей нельзя ни на минуту оторваться от сбора урожая… Пока монах поил своих мулов и грузил на них бурдюки с водой, женщина рассказала ему, что после смерти мужа ей и ее малолетним детям очень трудно собрать весь урожай без потерь.

Человек понял, что эта женщина никак не успеет собрать весь урожай, но он также отдавал себе отчет, что если он останется, то не найдет дорогу и не сможет попасть в Ваал и к приходу Будды.

«Что ж, я увижу его несколькими неделями позже», — подумал он, зная, что Будда остановится в Ваали на этот срок.

Сбор урожая занял три недели, и сразу по его окончании монах снова был в пути.

По дороге он узнал, что Будда уже покинул Ваали и ушел в другой город, ближе к северу.

Монах изменил свой маршрут и направился к этой новой цели.

Он вполне мог бы туда успеть, хотя бы просто посмотреть на Будду, но ему пришлось спасать пару стариков, уносимых речным потоком, ведь, не приди он на помощь, их ждала верная смерть. Когда старикам уже ничего не угрожало, он снова пустился в путь, зная, что Будда идет своей дорогой…

Двадцать лет шел монах вслед за Буддой… Каждый раз, когда он его нагонял, случалось что-то, и он откладывал свое путешествие. Каждый раз он кому-нибудь был нужен, и это не позволяло монаху прийти вовремя.

В конце концов он узнал, что Будда решил вернуться в свой родной город, чтобы умереть.

— На этот раз, — сказал себе монах, — это мой последний шанс. Если я не хочу умереть, не повидав Будду, я больше не должен сворачивать со своего пути. Сейчас для меня самое важное — это увидеть Будду, пока он жив. Я еще успею помочь всем остальным.

И со своим последним мулом и скудной провизией он снова тронулся в путь.

Накануне прихода в нужный город он чуть не споткнулся о раненого оленя, лежащего посреди дороги. Он оказал оленю первую помощь, напоил его и смазал ему раны свежей глиной. Олень широко открывал рот: ему трудно было дышать, не хватало воздуха.

«Кому-то нужно с ним остаться, — подумал монах, — чтобы мне идти дальше».

Но вокруг никого не было видно.

Он очень осторожно положил оленя рядом с большими камнями, поставил ему воду и еду так, чтобы тот смог дотянуться, и собрался уходить.

Он успел сделать всего пару шагов, когда вдруг понял, что не может предстать перед Буддой, зная в глубине души, что оставил одного беззащитного умирающего…

Поэтому он распряг мула и остался ухаживать за оленем. Всю ночь он глаз не сомкнул, сторожа его сон, словно тот был малым ребенком. Он подносил ему воду прямо ко рту и менял повязки у него на лбу.

К рассвету оленю стало лучше.

Монах встал, отошел в укромное место и расплакался, потому что упустил свою последнюю возможность.

— Я уже никогда тебя не увижу, — сказал он вслух.

— Не ищи меня больше, — послышался голос у него за спиной, — потому что ты меня уже нашел.

Монах повернулся и увидел, что от оленя исходит сияние и принимает очертания Будды.

— Ты бы никогда меня не увидел, если бы бросил меня умирать этой ночью, чтобы пойти в город на встречу со мной… И не беспокойся по поводу моей смерти: Будда не может умереть, пока есть такие люди, как ты, способные искать меня долгими годами и жертвовать своими интересами, чтобы помочь другим. Это и есть Будда. Будда — в тебе самом.

* * *

— Мне кажется, я понял. С виду высокая цель может быть и стимулом, чтобы воспарить на крыльях, но и оправданием для тех, кто ползает.

— Именно так, Демиан, именно так.