ОДАРЕННЫЕ ДЕТИ НОВОГО ВРЕМЕНИ

ОДАРЕННЫЕ ДЕТИ НОВОГО ВРЕМЕНИ

Этюд

Горячий кофе поутру,

Пушистый кот мурчит и вьется

В ногах, глаза — как два колодца;

И снег струится на ветру

За дверью, там, где тишина,

Где все застыло в странном танце,

И снежные протуберанцы

Не досягнули до окна,

Застыл у края грозный ком,

Что мчался вниз по скату крыши…

Вот так, не видя и не слыша,

Зима выходит босиком.

Эти строки написала наша выпускница Валентина Канухина. Не Китеж сделал ее одаренной, но наша среда помогла ее душе стать сильной и свободной.

Похоже, что бывают дети, просто от природы более сложно организованные. Иногда мы называем их «дети нового сознания», отмечая их разнообразные таланты, тонкость восприятия и раннюю способность к рефлексии. Но для них— то самих все эти способности чаще всего источник дополнительных трудностей.

Выписка из характеристики Али, 2000 год:

«Ей 12 лет, и она свободно читает книги, которые мы даем ученикам 11-го класса. Более того, она понимает их содержание, анализируя взрослые проблемы с позиции взрослого человека. Она отлично знает историю и применяет ее для анализа процессов, происходящих вокруг. Она помнит свое прошлое и понимает настоящее. Это понимание рождает в ней СТРАХ».

В нашем «гуманном и просвещенном» общественном сознании существует миф о том, что талантливые дети приходят на свет, как правило, в благополучных московских семьях, и, соответственно, из этого слоя и должно поступать пополнение для наших столичных университетов.

— Давай вспомним начало твоей жизни. Какое твое самое раннее воспоминание?

— Мне три года. Я помню, как уходит папа. Он прощается. Он поднимает меня на руки, потом опускает и уходит. Распрощался.

— Давай еще раз. Откуда ты взяла, что это было в три года? Почему это вообще самое раннее твое воспоминание? А запах травы? А первое падение?

— Знаешь, не помню…

— Ты уверена?

— Да, уверена. Уход папы — это действительно самое первое осознанное воспоминание.

— Оно в красках и запахах?

— Нет, черно-белое, это было так давно, что сейчас как фотография в альбоме.

— А боль есть от этого воспоминания?

— Сейчас чуть-чуть. Я была, наверное, маленькая и просто не понимала, что это такое. Я многих вещей тогда не понимала. Например, я не видела различий между собой и другими детьми в детском саду. Вообще не понимала, что мы с мамой бедные, что у меня нет отца и что это неправильно. Я с трех лет считала, что так все и должно быть. Даже когда жила в приюте, я не воспринимала это как трагедию. Это скорее для меня было ЗАБАВНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ.

— Вот оно, главное! Ты не знала, что твоя судьба достойна жалости, не тратила время на страхи и сожаления, поэтому даже в детском доме продолжала уверенно развиваться и в эмоциональном, и в интеллектуальном плане!

— Да, в начале, да. Потом все-таки заставили закрыться. После приюта нас раскидывали по детдомам, и там уже меня смяли. Там была одна хорошая тетя-психолог. Мы с ней говорили по душам. А другая тетенька подошла и подслушала наш разговор. Мне тогда было лет 11. Я объясняла психологу, что мне печально: болит зуб, а никто ничего не делает. А та, которая подслушала, по-своему это поняла, наорала на меня: «Ты ябеда, ты жалуешься!»

— А чему это тебя научило?

— Тому, что разговаривать надо там, где нет чужих ушей. Вообще, я научилась прятаться.

— Вернемся к твоим более ранним воспоминаниям. Расскажи, что ты помнишь о маме.

— Когда я маленькая была, все было очень хорошо. Я очень любила ездить с мамой на дачу. Мы вставали в шесть утра, шли по пустым улицам Калуги, так тихо, прохладно. Мы идем на электричку, потом едем, такое умиротворение, классно было. Дальше я просила маму развести мне костер. Она отрывалась от копания картошки, разводила костер, и я пекла себе и маме картошку. Картошки у нас было много… Даже свой крахмал делали.

— Почему папа ушел?

— К другой женщине. Мама говорила, что у него жена и дети, а бабушка, что он тоже был пьяница… Так что не знаю, чему верить.

— Почему мама начала пить?

— Может, потому что умер мой брат. Она и раньше выпивала, но чуть-чуть. Она ходила на работу, приходила за мной в детский сад. Брату было двадцать. Я поздний ребенок. Я не помню, где он работал, но он занимался фотографией. Он любил закрываться в ванной и орал: «Не включайте свет, я фотографии печатаю!» А еще он любил ловить рыбу. У нас все время над плитой висели сушеные тараньки.

Я всегда стояла горой за маму. Даже когда она напивалась, я ходила за ней, как хвостик. Бабушка и соседка говорили, что мама плохая, но я кричала, что мама хорошая. Я в детстве не любила именно бабушку. А потом, когда мама начала бить бабушку я поняла, что мама плохая, а, может быть, я просто стала старше.

И мы начали вызывать милицию. Часто. Приходила женщина-милиционер, она была доброй, и она помогла мне понять, что мама с нами неправильно поступает. А еще один раз пришел другой милиционер, и я его запомнила. Они с мамой сидели и разговаривали на кухне. Там все было слышно, особенно когда стоишь возле двери. И милиционер спрашивал, почему мама пьет, пытался ее урезонить.

— Ты попадаешь в Китеж, и мы с удивлением обнаруживаем, что у тебя никак не выстраиваются гармоничные отношения с подругами.

— Конечно, не выстраиваются. Я поступила в 7-й класс. Там учились две девочки, Маша и Катя. Они учились с 1-го класса, и с какой стати они должны были принимать в свой круг непонятную Алю, которая еще намного лучше их знает все предметы. Я же видела, что они не хотят со мной дружить. Я не могу сказать, что я рвалась быть со старшими. Но мне же надо было с кем-то быть, хотя бы со старшими.

— Со старшими тебе тоже было трудно. На что обижалась?

— Я даже не помню. Дома был Егор, он меня все время подкалывал. А я привыкла в детдоме, что там все обзываются, я не могла понять, насколько серьезно Егор меня атакует. Сейчас, например, если я такое слышу, я понимаю, что это шутка, а тогда это было очень серьезно. Я обижалась, чуть ли не до истерики. Я была не уверена в себе. Одноклассницам не нравилось, что я отличница. А для меня хорошо учиться было естественным состоянием с 1-го класса.

Для того чтобы лучше понять ситуацию, представьте на миг, что, сидя за школьной партой, вы вспомнили свою прошлую жизнь. Помните у Высоцкого: «Хорошую религию придумали индусы…»? А там, в прошлой жизни — разбитые надежды, неотомщенные жертвы, утраченная любовь… хорошо, если не удар копьем в спину. И все это вернулось к вам, как собственный, очевидный, прочувствованный опыт. А вы, напомню, за партой в 5-м или 8-м классе. И ваше маленькое тело, как и ваша психика, просто не готово к действиям, которых требует инстинкт или разум взрослого человека. Вот тут-то и рождается чувство страха и беспомощности.

Из дневника Педсовета:

«Подруги Али еще не научились задумываться о таких проблемах, от которых холодеет сердце нашей юной героини. Они не могут сопереживать ей и поддерживать в трудную минуту. Это усугубляет ее ощущение отверженности и одиночества. Повторяется извечный сюжет "Горя от ума". Может ли человек, остро ощущающий свою нестандартность, быть счастливым? Да, ощущение своей нестандартности и есть повод быть счастливым. Но до этого надо еще дорасти, это надо еще научиться понимать. А в тех возрастных рамках, в которых находится Аля, самое важное для подростка — осознание своей принадлежности к какому-либо коллективу, защищающему индивидуальность. А она, тонко чувствующая и интеллектуальная, понимает, что не принадлежит ни к какому коллективу. Так что же делать? Через два-три года, если физическое тело догонит интеллект, а опыт общения со сверстниками принесет радость и уверенность в себе, проблема отпадет сама собой. Скорее всего, Аля обнаружит, что ее все любят.

Но болит-то у нее именно сейчас. Душевная рана может породить комплекс неполноценности. Ей необходимо признание окружающих, так как именно этот витамин преображает внутреннюю жизнь…»

— Ты осознаешь, что ты сегодняшняя — новая личность, и не несешь ответственность за свое прошлое?

— Не совсем так. Я действительно осознаю, что я новая личность, а по поводу ответственности… Все-таки в приюте это была тоже я, но я не чувствую вину за свои прошлые поступки. Раньше я казнила себя за ошибки, а теперь это прошло. Теперь уже нельзя исправить и изменить прошлое. Но я могу не допустить тех же ошибок в будущем.

— Какое будущее для себя ты представляешь?

— Я думаю только о близком будущем. Вот завтра, вот на дискотеке, вот первого сентября. Далеко в будущее я не смотрю.

— Ну, все-таки попробуй, хоть приблизительно. Жесткие программы будущего не сбываются. Ты просто наметь контуры.

— Институт, учеба, экзамены. Все равно смутно, но начинаю морально готовиться. Кстати, спасибо за идею про жесткие программы. Это будет моим осознанием на сегодня. Я хочу поездить по миру, посмотреть на другие страны. Земля — она же большая. Я никогда не жила в Москве, жизнь там отличается и от Калуги, и от Китежа, впрочем, наша община — это вообще особая статья.

Время

Ни логики, ни боли — ничего.

Пустая ночь, нехоженая мною,

Оставленная всем до одного,

Истекшая минутою одною.

Рассыпались песочные часы,

Распался в прах песок, и ветер-время

Доносит до последней полосы

Опавших листьев пламенное племя.

Трофеи не мои, и странный звук

Пластинки на немецком, на жестоком

Напоминает гулкий сердца стук

В тот миг, когда бросаются от окон,

Когда, скрываясь за стеною штор,

Я продаю себе за 10 тактов

Украденный у жизни разговор

И хаос чувств за картотеку фактов.