Новое звучание старинного инструмента
Новое звучание старинного инструмента
Продолжение работы с Оксаной. Она боролась со страхами и ощущением кинжала в животе во время сеанса, описанного в главе 3.
Оксана: Проблема в том, что проблема расширяется. (Улыбается.) И направление ее тоже расширяется.
Терапевт: Что это значит?
Оксана: Это значит, что наступает горе от ума.
Терапевт: Горе от ума уже давно наступило. (Клиентка смеется.) Теперь уже должно быть или еще большее горе, или, если Бог даст – меньше ума.
Оксана: Я думаю, прежде всего, нужно избавиться от прошлого. Потому что прошлое держит очень сильно.
Терапевт: Как это можно избавиться от прошлого?
Оксана: Пересмотреть свои взгляды, переоценить. Избавиться от чувства вины за прошлое.
Терапевт (недоуменно): От прошлого избавиться… А чем вам так прошлое не нравится?
Оксана: Сидит очень глубоко и тянет.
Терапевт: Так это хорошо. На то оно и прошлое, чтобы сидеть глубоко и тянуть.
Оксана: Больно же…
Терапевт: Где больно?
Оксана: Нигде. Везде. Нигде конкретно.
Терапевт: Как это может быть – больно нигде конкретно?
Оксана: В душе болит.
Терапевт: Где у вас душа находится? Покажите.
Оксана (показывает рукой на грудь): Вот здесь.
Терапевт: Здесь у вас болит?
Оксана: Нет, не болит. Я чувствую, что здесь у меня дискомфорт. А боли нет.
Терапевт: А вообще душа у вас есть?
Оксана: Есть.
Терапевт: Вы в этом уверены?
Оксана: Абсолютно.
Терапевт: Тела у вас нет, вы в этом тоже были уверены, когда мы с вами начинали работать.
Оксана: Что вы хотите? (Смеется.)
Терапевт: Я хочу узнать, что вы хотите, прежде чем мы с вами начнем работать. Вы мне говорите о прошлом…
Оксана: Да я вам до конца еще не договорила…
Терапевт: Но «прошлое» – это какая-то абстракция. Какое именно прошлое вы не любите? Что вы хотите из прошлого убрать – маму, папу, себя?
Оксана: Обиду. Обиду на родителей. На весь окружающий мир. Страх одиночества, который сидит очень глубоко.
Терапевт: Что ни возьми, у вас все глубоко сидит. На поверхности – только кожа. Все остальное – глубоко. Небось все внутренние органы глубоко сидят.
Оксана: Как я с вами буду разговаривать на вашем языке, когда я – это я? (Пожимает плечами.) Я на своем только могу говорить с вами. Вы можете меня как-то переспрашивать, смущать…
Мне кажется, один из ее запросов заключается в том, чтобы кто-то ее крепко держал в руках. Образ мужчины в ее представлении – это мужчина, от которого она ускользает, а он все равно держит ее в руках. Я вынужден играть роль крутого мужика, который знает, что делает. Другой образ, который мне близок – образ хирурга… Клиентка как бы говорит, что с ней просто так ничего не сделаешь, нужна операция. Я веду себя так, как будто делаю операцию.
Терапевт: Да, мне очень нравится… Я просто, изучая вашу анатомию, для себя делаю такой вывод, что у вас все сидит глубоко… (Клиентка смеется.) Значит, обиды сидят глубоко, одиночество сидит глубоко, что еще сидит глубоко? А, боль сидит глубоко.
Оксана: Да.
Терапевт: Что еще сидит глубоко?
Оксана: Страхи.
Терапевт (раздраженно): Страхи сидят глубоко. Что-нибудь сидит неглубоко? Давайте начнем с того, что неглубоко.
Оксана: Неглубоко – двойная жизнь. Я человек общительный, со мной легко, все думают, что у меня уже давно отработаны те проблемы, с которыми они ко мне приходят… Но я вижу, что у меня эти проблемы есть. А мне бы хотелось хотя бы на тот уровень их вывести, чтобы их принять. Я их просто не приняла до конца.
Терапевт (раздраженно, скороговоркой): Хорошо, знаете, кто-то сказал, что человек должен прощаться со своим прошлым смеясь.
Оксана: Да, смеясь.
Терапевт: Мы можем над чем-нибудь из вашего прошлого посмеяться?
Оксана (вздыхает): Давайте попробуем.
Терапевт: Давайте возьмем какой-нибудь эпизод и посмеемся над ним. Какой-нибудь эпизод из прошлого, который вы хотели бы прожить, какую-нибудь обиду.
(Оксана мрачнеет.)
Оксана (после паузы): Я могу над любой обидой посмеяться умозрительно. Но не могу даже выделить какую-то обиду отдельно.
Терапевт: Они что, все сливаются в такое серое пятно?
Оксана: Они все сливаются в семейную обиду в целом.
Терапевт: И никаких сцен при этом нельзя выделить?
Оксана: Можно выделить. Но одна равна другой. Я даже не знаю, какую взять.
Терапевт: Знаете, яичницу делают из яиц. Берут яйца, разбивают, и получается яичница. Но, все-таки вначале яичница была яйцами. Вы говорите, что все это – большая обида, большая яичница, что ни возьми. А я вас спрашиваю: из каких яиц она приготовилась? Вы можете назвать какое-нибудь одно яйцо – обиду, второе яйцо, третье яйцо? Чтобы потом уже можно было и на сковородку посмотреть.
Оксана (вздыхает): Например, я узнала с самого детства, что в моей семье хотели мальчика, а не девочку, и уже имя придумали, должны были назвать мальчика Арсением, а так как родилась я, пришлось переформулировать чуть-чуть… Я это достаточно рано узнала. (Вздыхает.) И вообще я знала, что меня не хотели, и что бабушка настояла, что бы я родилась.
Терапевт: Вы что же, родились для бабушки?
Оксана: Не то, что бы для бабушки…
Терапевт: Вы бабушкина дочь?
Оксана: Не могу так сказать. Она больше любила мою сестру.
Терапевт: Значит, даже у бабушки не нашлось места для вас… Вы можете представить себя бабушкой?
Оксана (улыбается): Могу.
Терапевт: Вы будете любить своих внуков?
Оксана: Буду.
Терапевт: Сколько у вас их будет, как вы думаете?
Оксана: Я думаю, что будет очень много. (Улыбается.)
Терапевт: А сколько это – много?
Оксана: Я считаю, что свою старость встречу среди детей. (Улыбается.)
Терапевт: Да-а?.. Вы рассуждаете, как зрелая кошка, которая будет плодиться два раза в год и к концу жизни, если всех собрать, там будет так много, что и не понять, где соседские котята, где свои. (Клиентка смеется.)
Оксана: Ну и что? Дети могут быть и духовными, и физическими.
Терапевт: Духовными… Нет, давайте про физических.
Оксана: Я не знаю, сколько у меня будет физических. Может быть, четверо.
Терапевт: Четверо внуков?
Оксана: Да.
Терапевт: Мальчики, девочки?
Оксана: И мальчики, и девочки.
Терапевт: Сколько мальчиков, сколько девочек?
Оксана (после некоторых раздумий): Давайте пополам.
Терапевт: Сколько вам будет лет, когда вы станете бабушкой? Давайте выберем примерный возраст.
Оксана: Лет шестьдесят, наверное.
Терапевт: Сколько лет будет вашим внукам?
Оксана: Меньше, чем шесть.
Терапевт: Одному шесть, второму…
Оксана: Четыре.
Терапевт: А внучкам?
Оксана: Может быть, это будет совсем маленький ребенок – до года.
Терапевт: А второй внучке?
Оксана: Три, наверное.
Терапевт: А сколько у вас будет детей?
Оксана: Я думаю, что двое или трое.
Терапевт: Так двое или трое? Давайте выберем. Давайте попробуем представить. Это не значит, что как только вы скажете, сколько, вам сразу же придется их рожать. (Клиентка смеется.) Всех – в течение недели. Вы не беспокойтесь. Давайте конкретно себе представим, сколько детей у вас будет. Как вы думаете?
Оксана: Не знаю.
Терапевт: Четверых внуков вы от скольких детей хотите иметь?
Оксана: Это может быть и четверо детей, и двое детей.
Терапевт: Но вы предпочитаете двоих или четверых?
Оксана: Я думаю, что двоих.
Терапевт: Кто это: мальчики или девочки?
Оксана: Мальчик и девочка. (Недовольным и озабоченным тоном.) У меня все время стремление к равновесию.
Терапевт: Кто будет старше?
Оксана: Мальчик.
Она боится слов и, похоже, исходит из того, что слова, будучи сказанными определенным образом, могут влиять на реальность. Я предлагаю ей возможности, которые все-таки менее неопределенны, чем ее высказывания. Предлагаю ей взять на себя ответственность за возможное будущее. Быть последовательной в этом будущем. Мы играем с детерминированностью и свободой выбора.
Терапевт: Мальчик… В каком смысле к равновесию?
Оксана: Чтобы мужское и женское – пополам.
Терапевт: Но в вас тоже есть и мужское, и женское, и все это находится в равновесии?
Оксана: Есть, наверное, да.
Терапевт: А чего в вас больше – мужского или женского?
Оксана: Я думаю, что мужского, по обязательствам… А внутри – больше женского.
Терапевт: Опять внутри. Что значит внутри?
Оксана: Существует двойственность… Если брать внешнюю жизнь, то мужского больше.
Терапевт: Вы к мужчинам так относитесь, наверное, потому, что у вас чувство, что вы достанете когда-нибудь какого-нибудь мужчину, он возьмет топор и вас пополам разрубит.
Оксана: Нет, мы с мужчинами просто постоянно конкурируем: кто сильней, кто больше денег заработает.
Терапевт: Мы – это кто?
Оксана: На работе, например.
Терапевт: Нет, мы – это кто? Вы с вашими детьми, вы с вашими внуками, вы с другими женщинами? Кто это – мы?
Оксана: Я с мужчинами.
Терапевт: Вы конкурируете с мужчинами?
Оксана: Угу.
Терапевт: И это проблема?
Оксана: Да. Я думаю, что мужчины конкурируют со мной.
Это соперничество я понимаю как перебор идентификаций. Родители хотели мальчика, и клиентка хочет доказать, что она лучше мужчин, что она еще более мужчина, чем они. Она соперничает, потому что хочет найти себе место, будто все время сидит на краешке, где бы ни присела. Просто, чтобы посмотреть – не ее ли это стул. Видит, что стул ее, и выталкивает следующего. Так и со мной: она провоцирует, пытается сбить меня с моей позиции. Это мотив соперничества и поиска идентификаций.
Терапевт: Хорошо. А какую проблему вы хотели бы решить сейчас?
Оксана: Мне очень сложно находиться в этой двойственности.
Терапевт: А что же у вас останется, если эту двойственность убрать?
Оксана: Я стремлюсь к целостности.
Терапевт: Какая-то декларация. Если вы стремитесь, что вам мешает быть целостной?
Оксана: Мешает то, что держит меня в прошлом, все эти обиды… Я не хочу их воспринимать как обиды. Я хочу воспринимать их так, как я думаю о них со стороны, внешне: это было необходимостью…
Терапевт: Слушайте, а может, из вас сделать такое существо, которое целиком состоит из обид? Хотите, мы вас превратим в Бабу Ягу? Будете на весь свет обижены. Представляете, вокруг дома на колах будут головы натыканы, всех, кто к вам приходил за помощью.
Оксана: Нет, не хочу.
Терапевт: Баба Яга такая мудрая. Все знает про людей.
Оксана: Я знаю, что она злая.
Терапевт: Но зато целостная натура. Вокруг своей злости целостная.
Оксана (раздраженно): Это вы так говорите, а я этого не знаю.
Терапевт: Если бы она была целостной, вы хотели бы быть Бабой Ягой?
Оксана: Нет, не хочу, мне не нравится.
Терапевт: Но вы хотите целостности?
Оксана: Да.
Терапевт: Хорошо, а какой персонаж вам кажется цельным, кто вам нравится?
Оксана: А что, надо выбрать обязательно персонаж?
Терапевт: Не обязательно, но почему бы и нет? Вы знаете греческую мифологию?
Оксана: Знаю немного.
Терапевт: Кто вам нравится из греческой мифологии?
Оксана: Афродита. Но не то, чтобы особенно.
Клиентка совершенно не хочет с кем бы то ни было идентифицироваться. И даже поиграть в это она боится, боится занять единый образ. Я предлагаю в утрированном виде сугубо отрицательный образ, затем – положительный. Что ни предложи, она ни с чем не хочет соглашаться. Она как бы не живет тем самым, ее нет.
Терапевт: Афродита – это кто? Греческая ведьма?
Оксана (тихо): Не было в то время ведьм.
Терапевт: Ведьма тоже.
Оксана: Да?
Терапевт: Она богиня любви и богиня плодородия в некоторых культах. Деметра – богиня, которая отвечает за всякие женские страсти, болезни, роды, она – ворожея. То есть, она с одной стороны, беззаботная…
Оксана (перебивает): Мне она не нравится, я не хочу…
Терапевт (тоже перебивает): Не нравится. Хорошо. А кто вам нравится? Вокруг чего можно целостность получить?
Оксана: У меня свои образы.
Терапевт: Какие?
Оксана: Мой личный образ идеальной женщины.
Терапевт: Расскажите.
Оксана: Я, например, описала, какой бы я себя хотела видеть.
Терапевт: Какой же?
Оксана: Много пунктов…
Терапевт: Опишите, пожалуйста.
Оксана: Гармония внешняя и внутренняя…
Терапевт: Что это значит? Кто-нибудь на вас посмотрит и скажет: какая гармоничная девушка, правый глаз похож на левый, губы не кривые, лоб красивый, ноги длинные. А вы говорите: «Нет, это все внешнее. В глубине я ужасно негармоничная: у меня глаза кривые…»
Оксана (перебивает): В глубине…
Терапевт (перебивает): «У меня глаза кривые, зубы косые, во лбу у меня дырка, уши – одно выше другого, волосы растрепанные, из них змеи вьются, я не гармоничная, это только так, одна видимость…» (На протяжении всего монолога клиентка пытается перебить терапевта, но он ей не дает.) Я вам говорю: «Вы хотите быть ведьмой?» Ведьма – она для кого-то красавица, а для кого-то ведьма.
Оксана: Но с ней нужно связывать что-то, а если у меня ничего нет, что бы я могла с ней связать?
Терапевт: Зачем связывать? Она сама с вами свяжет. (Клиентка улыбается иронично.) Хорошо, каков ваш образ гармоничности?
Оксана (после паузы): Сюда должны входить многие компоненты: мудрость, целеустремленность… Много, много, я не знаю, как это можно описать…
Терапевт: Вы можете назвать какой-нибудь персонаж, чтобы он был мудрым, целеустремленным, женственным? Или вы хотите быть первой на свете совершенной женщиной? До вас были какие-нибудь экземпляры? Можно посмотреть образец?
(Клиентка поворачивается лицом к терапевту и молча смотрит на него.)
Терапевт: Список этот кажется мне полной болтовней. Я не вижу его. Я не понимаю его. Вы мне пример приведите. По-простому.
Оксана (очень тихо): Не знаю.
Терапевт: Кого вы видите в качестве возможного образца?
Оксана: Я не хочу какого-то образца. Хочу быть самой собой.
Терапевт: Значит, никто до сих пор на всем белом свете на вас похож не был. Вы будете первой и нерукотворной.
Оксана: Я буду индивидуальной, да.
Терапевт: Похожие на вас есть? Пусть не на сто процентов, но похожие на вас. Пусть на двадцать процентов, на пятьдесят…
Оксана: Есть конкретный человек, но я не думаю, что это какой-то персонаж. Это просто человек. Я даже не знакома с ней лично. Просто я знаю о ней, и почему-то мне кажется, что она мне близка.
Терапевт: Хорошо. Вы хотите попробовать ситуацию транса. Зачем?
Оксана: Потому что мне все-таки хотелось бы решить этот вопрос, который, как мне кажется, витает где-то близко, я его могу зацепить, но где-то мимо пролетаю.
Терапевт: Может быть, вопрос слишком глубоко сидит?
Оксана: Не знаю.
Терапевт: Вы хотите избавиться от прошлого, от родителей, от недовольства собой, от двойственности…
Оксана: Я с родителями уже примирилась. По сравнению с тем, что было раньше, у нас хорошие, гармоничные отношения. Но то, что у меня осталось внутри, эта масса претензий и детских обид… это никуда не делось. Мы просто сейчас об этом не говорим. И наши новые отношения складываются на ином уровне. Но прошлое меня держит, не пускает быть с родителями такой, какой я хочу быть с ними.
Терапевт: Понимаете, получается заколдованный круг. Вы говорите: «Это глубоко, то глубоко». Я вас прошу: «Дайте пример отношений с родителями». Вы мне говорите: «Никаких примеров не знаю, отношения мои с родителями такие-то».
Оксана: Хорошо. Мне мама рассказывала, что с самого детства почему-то у меня стремление к уединенности, к тому, чтобы меня никто не видел, чтобы не критиковали. Почему? Потому что… (После паузы.) Когда я поехала в институте на картошку, ко мне должна была приехать мама. И тогда состоялся мой первый опыт с косметикой, тогда еще не очень этим пользовались, и я, видимо, сильно переборщила. И я помню, что она приходит туда, где мы все жили, приходит вместе с бабушкой…
Терапевт: Вы что, картошкой, что ли, намазались?
Оксана: Нет, я просто очень много косметики использовала.
Терапевт: На картошке?
Оксана: Да. Мы ездили в колхоз со студенческой группой, там был единственный день посещений, и я для мамы намазалась.
Терапевт: Зная, как маме это понравится.
Оксана: А я не знала, я до этого еще не пробовала. Я просто смотрела, как другие это делают, и это нормально воспринимается.
Терапевт: А другие что, тоже для мам красились?
Оксана: А почему нет?
Терапевт: Да я так, ради любопытства спрашиваю.
Оксана: Я стремилась к красоте. Мне очень нравились индийские фильмы в то время, я постаралась создать подобие. А у них же очень много используется косметики. Мне вообще очень нравится восточная культура, и поэтому в тот момент мне очень хотелось понравиться своей маме. И вместо того, чтобы получить то, ради чего я старалась… я хотела какую-то награду получить за это. Когда меня мама увидела… Я не знаю, как это описать… Второй раз я бы отказалась это все слушать… Она просто сказала все, что она думает обо мне…
Терапевт (перебивает): Знаете, что бы вы делали во времена средневековья? Вы бы стремились к знаниям. Тогда было такое средство: натирали руки и ноги специальными веществами, от которых терялся вес… То, что с вами и сейчас иногда происходит: кажется, что тела нет, оно становится легким. И летели бы на шабаш.
Я драматизирую ситуацию. И, с одной стороны, иду у нее на поводу, ведь она считает, что надо сначала помучиться, чтобы что-то получить. С другой стороны, ситуацию с косметикой я рассматриваю несколько преувеличенно и детализирую. Детализирую пускай иронически, но тем не менее воскрешаю эту ситуацию и проявляю. И она в ответ на мои вопросы защищается и пытается объяснить мне, пробиваясь сквозь иронию. Но первым делом она объясняет что-то себе, и все-таки впервые появляется фактура, образ: девочка на картошке, столько-то лет, девочка которая хочет украсить свое лицо, которая смотрит индийские фильмы. Она рассказывает некую подробную биографию того эпизода. Тем самым вырисовывается образ, который состоит из деталей, а не из словес и абстракций.
Оксана (улыбается): Вы меня просили рассказать историю. Я вам рассказала.
Терапевт: Понимаете, она противоречива. С одной стороны, мама такая-сякая. С другой стороны, она к вам приезжает, вас посещает. С одной стороны, вы маму терпеть не можете. С другой стороны, вы ради нее начинаете косметикой пользоваться. С одной стороны, мама огорчилась, и на вас наорала. С другой стороны, вы же могли эту реакцию предвидеть.
Оксана: Нет.
Терапевт: Вы были такая наивная, такая невинная?
Оксана: На самом деле косметики было не так уж и много. Мои подруги мне сказали, что это замечательно.
Терапевт: Жалко, что ваши подруги не были вашей мамой. Тогда бы все было хорошо.
Оксана: Был еще один эпизод. Мне, наверное, было около года, я еще была в коляске и не разговаривала. Мне мама рассказывала это всю жизнь, много-много раз, и каждый раз у меня возникали неприятные ощущения. Они сидели с подругой, разговаривали и рассказывали друг другу анекдоты. Я – рядом в коляске, и вдруг после какого-то анекдота они начали громко смеяться, я достала соску изо рта и начала смеяться вместе с ними. (Клиентка смеется.) Потом – обратно соску в рот, и они уже начали смеяться надо мной.
Терапевт: Расскажите нам этот анекдот.
Оксана: Я не знаю, мне мама его не рассказывала. И каждый раз – мне двадцать лет, двадцать пять лет – при гостях мама рассказывает, какая тогда глупая была ситуация.
Терапевт: Так кто в этой ситуации глупее – вы или мама?
Оксана: Я не хочу говорить о глупости, здесь не об этом речь. Речь о том, что это очень глубоко меня задело именно тогда – на картошке. И каждый раз, когда случается какая-нибудь подобная вещь, мама говорит: «Ты была такая смешная, такая карикатурная, глупая какая-то». Хотя ничего страшного, все пробуют, все экспериментируют.
Терапевт: Такое впечатление, что в вас живет вулкан. Знаете, когда-то Везувий залил лавой все, что было вокруг, все прошлое. Всех родственников сразу. Все осталось погребенным. Так здорово. Представляете, сразу от всего избавиться. Хотите, чтобы из вас изнутри вылез вулкан, из глубины, из самой-самой глубины, и погреб под собой всю память, всех родственников, все переживания.
Оксана: Хорошо, а вы знаете, что нужно делать? Вот вы говорите с таким чувством, что вы знаете, что мне нужно на самом деле…
Терапевт: Конечно, нет.
Оксана:…а я никогда этого не найду.
Терапевт: Совершенно не знаю.
Оксана: Тогда зачем же вы мне такие вопросы задаете?
Терапевт: Я хочу понять, что вы знаете.
Оксана: Я вам рассказываю свою интерпретацию…
Терапевт: А мне интерпретации, вообще говоря, не интересны. Я спрашиваю не об интерпретациях, а о фактах. Вы рассказываете факты, я с интересом слушаю. Есть у вас вулкан внутри?
Оксана: Есть.
Терапевт: Я тоже так думаю. Глубоко? И сильный вулкан? Вы боитесь его извержения?
Оксана: Ничего я не боюсь. Я не знаю, чего боюсь. Я вроде бы не боюсь этого.
Терапевт: Когда вы говорите, что вы ничего не боитесь, это тоже противоречие, потому что вы раньше говорили, что нескольких вещей боитесь. Собак боитесь?
Оксана: Когда я иду дальше этого страха, я не вижу, чего бояться.
Терапевт: Вы знаете, говорят, что все страхи сводятся к двум или трем главным страхам: к страху умереть, страху сойти с ума… а из них уже происходят другие страхи – страх заразиться, страх перед собаками, страх высоты, страх ездить в машине и т. д. За ними стоит страх оказаться несостоятельной, ненормальной, неживой. Неживой, ненормальной – это два универсальных глобальных страха. Первый: вулкан взорвется и все перепутает, второй: наводнение, река разольется, и все зальет. Когда вы говорите о целостности, о том, что не хотите быть двойственной, и когда говорите, что хотели бы, чтобы были другие родители, другое прошлое, а лучше, чтобы вообще не было бы родителей или не было бы прошлого.
Оксана: Я принимаю то, что… Я наоборот, благодарна своим родителям…
Терапевт (перебивает): Принимаете вы это на словах.
Оксана: Вы не даете мне даже объяснить, что я хочу.
Терапевт: Почему же не даю? Я, по-моему, все время очень даже вам даю.
Оксана: Я, с одной стороны, понимаю, что если бы не они, если бы не все эти обстоятельства, я бы не совершила того прорыва, который я совершила.
Терапевт: А что за прорыв вы совершили?
Оксана: Я очень сильно изменилась. Очень здорово.
Терапевт: И дальше будете меняться?
Оксана: Да, конечно.
Терапевт: А куда вы сейчас хотите меняться?
Оксана: К совершенству.
Терапевт: По-моему, вы уже и так совершенство. В своем роде.
Оксана: Не надо по внешности судить. Внутри меня – конфликт.
Терапевт: Я как раз сужу не по внешности. Может, у вас совершенный вулкан внутри.
Оксана: Может быть. У меня очень высокие требования к себе. Я стараюсь их выполнять… Но я хочу, чтобы они были. Я себя так полюбила. Мне нравится это. Значит, мне многое дано, я многого добьюсь.
Терапевт: Что вы от меня хотите? Что вы хотите конкретно «здесь-и-сейчас», сегодня, с помощью нашего общения и нашего транса?
Оксана: Я хотела бы решить проблему одиночества.
Терапевт: Вас что, во сне выдать замуж?
(Клиентка смеется.)
Терапевт: Дать вам брата?
Оксана: Нет.
Терапевт: А что тогда нужно сделать во сне? Как во сне можно избавиться от одиночества? Что вы под этим имеете в виду – «лишить одиночества»? Отдать в детский сад, в котором вы бы могли ужиться? Чтобы вы с другими детьми ходили на прогулку? (Пауза. Клиентка молча смотрит на терапевта и улыбается.) Вы мне говорите: «Я такая сложная, у меня на правой руке перчатка одного размера, а на левой – другого размера. Это только со стороны кажется, что у меня руки одинаковые. Или у меня одна нога длиннее другой. Это только со стороны кажется, что у меня ноги одинаковые. На самом деле, у меня одна нога длиннее другой на двадцать сантиметров. А я хочу быть цельной и изнутри чувствовать себя гармоничной, как и снаружи. Чтобы мне изнутри ничего не мешало». Так примерно? Как вы думаете? (Клиентка молчит.) Как вы все-таки хотите, чтобы мы решили проблему одиночества, как вы это видите? (Пауза. Клиентка молчит и снимает ниточки со свитера.)
Оксана (говорит сквозь слезы): Вы знаете, сейчас я не чувствую себя комфортно, эти слезы, они у меня не потому… а просто я не знаю, как это объяснить.
Терапевт: А я могу вам объяснить. Вы сейчас со слезами гораздо естественней, чем до сих пор. Значит, в этом есть какое-то сообщение.
Оксана (плачет): Я эту технику уже пробовала. Она мне не помогает нисколько.
Терапевт: Какую эту технику?
Оксана: Слезы.
Терапевт: А слезы – это техника?
Оксана: Да. Наверно. Инструмент какой-то. Ключик, что-то открыть. Кому-то помогает.
Терапевт: Когда вы с одежды собираете всякие ниточки (показывает), что это значит, как вы думаете?
Оксана: Так обезьянка шкурку чистит.
Терапевт: Обезьянка чистит шкурку и вылизывает ее вот так. (Показывает.) Еще, вы знаете, когда обезьянки друг друга любят, они друг у друга насекомых выкусывают. (Клиентка тихо смеется, заслоняя лицо рукой.) А вы хотели бы побыть обезьянкой на некоторое время?
Оксана: Я всю жизнь такой являюсь.
Терапевт: Это уже хорошо. А какие у вас еще состояния есть? Вот одно состояние: вы страшно умная, все про себя знаете, когда у вас прорывы, решаете проблемы. Другое состояние: вы – обезьянка. Всю жизнь обезьянка. Третье состояние: вы чувствуете себя такой несчастной и плачете. Какие еще у вас бывают состояния?
Моя идея заключается в том, что она легко перепрыгивает из одного состояния в другое, причем забывает в одном состоянии о том, что была в другом. Я пытаюсь ее примирить с тем, что она может быть разной – плакать и смеяться, чувствовать себя полноценной и наполненной и, наоборот, никчемной, жалкой, вялой. И это возможность не застывать в определенных состояниях, не пугаться никаких состояний, а рассматривать их как пианино, на котором каждая клавиша может звучать отдельно, не нарушая общей гармонии мелодии.
Оксана: У меня есть состояние, когда я очень довольна собой.
Терапевт: И что это за состояние?
Оксана: Когда у меня душа поет.
Терапевт: Вы тогда цельная?
Оксана: Да.
Терапевт: Вся душа поет?
Оксана: Да.
Терапевт: Без остаточков? Без осколочков?
Оксана: Без.
Терапевт: Тогда вы не чувствуете себя одинокой?
Оксана: Нет.
Терапевт: Вам никто не нужен?
Оксана: Нет, я просто чувствую, что все, что происходит вокруг меня, мне очень близко, я в этом живу, и это меня устраивает.
Терапевт: Вы хотите чувствовать себя в этом состоянии почаще?
Оксана: Я могу себя чувствовать в этом состоянии в любое время, но сейчас оно становится каким-то наигранным. Я поймала его, различила, начинаю привлекать его в свою жизнь, но это теряет смысл…
Терапевт: А может, вам плакать научиться?
Оксана: Не хочу.
Терапевт: Почему?
Оксана: Зачем?
Терапевт: Чтобы очеловечиться.
Оксана: Я думаю, что существуют и другие какие-то способы, которые мне более приятны.
Терапевт: Какие?
Оксана: Не знаю, улыбаться, например, в душе.
Терапевт: Так и улыбаться вы тоже будете: внешняя часть ваша улыбается, а внутренняя плачет. И у вас внешне одно, а внутренне – другое. К вам подходит человек, боюсь сказать это слово, но, может, даже мужчина (клиентка тихо смеется), и видит, что вы улыбаетесь, а на самом деле вы понимаете, что он дурак, вы только вроде бы улыбаетесь, а на самом деле не улыбаетесь, а плачете про себя. А он делает вид, что видит, как вы улыбаетесь, а вы видите, какой он дурак. (Клиентка смеется и одновременно плачет, закрываясь руками.) Вы сейчас плачете внешне, а может, внутренне улыбаетесь.
Оксана: Вы знаете, чего мне хочется? Чтобы вы сказали, что мне нужно. Мне хотелось бы, чтобы кто-то за меня нес ответственность. Хотя бы немножко…
Терапевт: За такую двойственную нести ответственность? (Клиентка смеется.) Нести ответственность за какую вашу часть? За ту, которая плачет, или ту, которая смеется? А почему это вас смущает? По-моему, замечательный образ: одна часть плачет, другая из рогатки целится. И смеется. И норовит попасть в глаз. Тому дураку, который поверит, что вы плачете. (Клиентка смеется.) Совершенно замечательные персонажи. Обычно, каков человек, такова и тень. А у вас по-другому: есть человек, а тень от него – обезьянка. Когда человек плачет, обезьянка хихикает. И в рогатку играется. Когда, наоборот, человек смеется, тогда его тень печальна, грустна и совершенно несчастна. Так получается? Когда вы говорите об одиночестве, вы имеете в виду, что одна ваша часть не может встретиться с другой вашей частью. Тень с вашим параллельным персонажем?
Оксана: Вы знаете, мне очень много времени приходится тратить на то, чтобы соответствовать чужим ожиданиям. Или делать вид, что я им соответствую.
Терапевт: А в нашем разговоре вы соответствуете каким-либо ожиданиям?
Оксана: Стараюсь.
Терапевт: А у меня никаких ожиданий нет.
Оксана: Не знаю. Я себя ловлю на мысли, что я делаю не то, что хочу на самом деле.
Терапевт: Это обезьянка этого хочет или вы?
(Клиентка тихо смеется, вытирает нос платком, молчит.)
Терапевт: Вообще классно – смеяться сквозь слезы. Это то, что доктор прописал. Одновременно и смеешься, и плачешь, и не нужно притворяться, что у тебя всего одна эмоция. (Клиентка смеется.) Представляете, как здорово, сразу две-три эмоции в одну посуду, и тогда гораздо меньше сложностей. Вам только осталось сказать, что вы простая, как грабли. (Клиентка смеется.) Что все это вообще не про вас. Что вы и смеетесь понарошку, и плачете понарошку, и из рогатки стреляете понарошку, а на самом деле вы простая, как грабли, и вообще не здесь, а где-нибудь там, в углу, висите под потолком и на все на это смотрите. Как вы думаете?
Оксана (после паузы): Вы знаете, я отключаюсь.
Терапевт: Отлично. Я только хотел сказать, что ваше прошлое сейчас тоже в каком-то углу валяется, и вы от него тоже уже отключаетесь. Мне кажется, что, может, проблема вообще в другом. Вот вы говорите, что прошлое так глубоко, и это такой якорь, который к вам привязан, а может, наоборот, вы от него отключаетесь и забываете, кто вы такая, откуда вы взялись, и нет у вас никакого прошлого, никаких ощущений. И ничего вас на этой грешной земле не держит. Как если бы между вами и вашим прошлым холодильник поставили, и вы его не чувствуете. И когда вы говорите, что это прошлое вас так тяготит, может, дело в другом, может, вы от него так отключаетесь, что не можете даже войти в контакт с этим прошлым.
Оксана: Вы знаете, я вспоминала прошлое по тем фактам, что мне сопутствуют в жизни…
Терапевт: Но если вас от этого прошлого такая стена ледяная отделяет, вам нужно специально, чтобы к этому прошлому хоть как-то пробиться, чтобы себя человеком почувствовать, вспоминать какие-нибудь особенно неприятные, горестные моменты. И кажется, что эти неприятные, горестные моменты и составляют все ваше прошлое. А если просто вспоминать такие обычные, милые детские моменты, то…
Оксана: Но больше вспоминается негативное…
Терапевт: Конечно, если стена такая холодная. Надо же через нее как-то пробиваться.
Оксана: Мне хочется пробиться.
Терапевт: Значит, вы признаете наличие стены.
Оксана: Конечно.
Терапевт: Уже хорошо.
Оксана: Я, может быть, не могла об этом сказать так, чтобы вы поняли… Но так оно и есть…
Терапевт: Видите, я понял.
Оксана: Я, например, сейчас живу с сестрой. И она в нашей паре – мама, а я – папа.
Терапевт: Вы, что живете, как кошка с собакой?
Оксана: Нет, мы очень хорошо живем. Но пришли к мнению. что нам пора расстаться, иначе мы друг от друга не отделимся никогда. У нас пара, у нас просто семья. Зачем же нам кто-то еще нужен?
Терапевт: А дети будут?
Так же, как и отношения с матерью, ее отношения с сестрой в каком-то смысле симбиотические. Оксана, с одной стороны, не может отделиться от человека, с другой стороны, она слишком страстно с этим человеком враждует. Слишком высокие страсти не оставляют места для более холодных, более разумных отношений. Это тема очень тесной семьи, которая оборачивается темой полного одиночества.
Оксана: В том-то и дело. В этом браке вряд ли.
Терапевт: Почему? Что мешает?
Оксана: Кого-то привлекать придется.
Терапевт: А что мешает? А привлекать для кого – для нее или для вас?
Оксана: В этой семье детей не может быть. Потому что там все выжжено, там ничего не может быть. Может быть, дружба, но для того, чтобы была дружба, что-то нужно создать.
Терапевт: А сестра на вас похожа?
Оксана: Нет, мы абсолютно разные.
Терапевт: А чем она от вас отличается?
Оксана: У нее совсем другая внешность, и она только недавно школу закончила.
Терапевт: М-да-а… Так она совсем маленькая?
Оксана: Ну почему, совершеннолетняя.
Терапевт: А чем она занимается?
Оксана: Сейчас ничем не занимается.
Терапевт: Классно жить, ничем не занимаясь.
Оксана: У нее женская роль в семье, она денег не зарабатывает.
Терапевт: Понятно. Хорошо, как мы будем все это вместе скреплять? Обезьянку, девочку с рогаткой…
Оксана: Не надо рогатку, не хочу.
Терапевт: А куда ж ее девать? Вы все хотите выгнать кого-то из себя, из своей семьи. То эти несчастные, лежащие за ледяной стеной чувства к прошлому, то эту девочку с рогаткой, то ту, которая смеется, то ту, которая плачет…
Оксана: Я хочу искренне поверить в то, что за этим прошлым стоят хорошие намерения…
Терапевт: Какие же хорошие намерения, если вы рассказываете про свою семью примерно так: была ведьма бабушка, родила ведьму маму, ведьма мама родила ведьму меня, я тоже хочу родить какую-нибудь ведьму. Вот так вы рассказываете о своем прошлом, о своем настоящем и о своем будущем.
Оксана: Ничего подобного.
Терапевт: Как, ничего подобного?
Оксана: Я рассказывала несколько другие вещи.
Терапевт: Не слишком другие.
Оксана: Я старалась переключиться на детские впечатления… Какой смысл был приходить сюда и делать вид, что я такая правильная…
Терапевт: А кто сказал, что вы правильная?
Оксана: Есть такое мнение. Мне все говорят, что у тебя «комплекс правоты, все ты делаешь по порядку, на все у тебя есть рецепты».
Терапевт: Скажите, вы легко картинки представляете?
Оксана: Не очень.
Терапевт: А цвета легко?
Оксана: Не очень.
Терапевт: Вы знаете, если бы вы не были такой упрямой, вы могли бы легко учить иностранные языки.
Оксана: А я легко учу иностранные языки. Вернее, начинаю их учить легко…
Терапевт: Начинать каждый может.
Оксана: Да, у меня действительно есть модель незавершенности.
Терапевт: И на сколько вы выучили язык?
Оксана: Я могла читать и писать.
Терапевт: Да-а-а… А какой вы язык выучили?
Оксана: Немецкий, это тот язык, с которым я работаю. А второй – испанский. Еще японский начинаю учить… Вы знаете, я опять возвращаюсь к этой двойственности…
Терапевт (перебивает): Почему к двойственности, почему не к тройственности?
Оксана (продолжает):…я порой ловлю себя на мысли, что мне нравится быть одной, и я не хочу, чтобы кто-то был рядом.
Терапевт: И хорошо.
Оксана: Но я уже устала от этого, мне уже надоело заботиться о сестре.
Терапевт: Выгоните ее.
Оксана: Куда я ее выгоню? Суть не в том, чтобы выгнать…
Терапевт: У нее же женская роль, она найдет кого-нибудь еще, кто бы о ней заботился.
Оксана: А мне что, искать другого человека, о котором я буду заботиться?
Терапевт: Не знаю. Вам же хорошо, когда вы одна, у вас внутри целая коммунальная квартирка, зачем вам еще кто-то? С этой коммунальной квартиркой разобраться бы. Выделить бы каждому по комнате, и чтобы в кухне один другому в суп тертое стекло не сыпал. Вот это сверхзадача. Зачем вам еще какие-то люди, кто будет соваться в такие сложности? Знать бы, у какой головы какое настроение, какая шипит, какая бурчит, какая кусается… Сейчас будем опускать вас в мертвую воду, чтобы все персонажи друг с другом слились. Но у них же у всех своя голова, их же нельзя вместе сплавить? Вдруг не получится полного сплава? Может, надо сначала их как следует отделить друг от друга, развести в разные стороны? Вы же все-таки не сиамский близнец? Хотя, может быть, и сиамский. У вас же одна часть одно чувствует, другая часть – другое. Получается, что вы в каждый момент как бы с одной своей частью связываете себя, а все остальные части для вас лишние. Проходит время, а вы в другую часть переселяетесь.
Оксана: Вы хотите, чтобы я вам ответила на этот вопрос? Я не знаю.
Терапевт: Я хочу, чтобы мы с вами это обсудили. Я вам высказываю свои гипотезы, вы с ними время от времени соглашаетесь, время от времени не соглашаетесь. Когда вы ставите вопрос «Что сделать?», я вас спрашиваю, что вы имеете в виду: какие-то части уничтожить, заставить их договориться друг с другом или сплавить их все вместе ради какого-то высшего единства?
Оксана: Хорошо, я хочу попрощаться с обиженным ребенком или…
Терапевт: Что такое «обиженный ребенок»? Что это за конструкция такая?
Оксана: Это моя конструкция.
Терапевт: Обиженный ребенок – это обезьянка или девочка с рогаткой?
Оксана: Это я в детстве. Когда начался процесс ухода в себя. Просто я поняла, что меня не понимают родители…
Терапевт: Покажите мне человека, которого понимают родители.
Оксана: Я не хочу говорить за всех.
Терапевт: Тогда почему вы думаете, что если вас не понимают родители, это ненормально?
Оксана: Если я реагирую так, то это ненормально по природе человеческой.
Терапевт: Кто это я?
Оксана: Что вы имеете в виду?
Терапевт: Я имею в виду, от лица какого «я» вы сейчас выступаете?
Оксана: От сегодняшнего.
Терапевт: Как вас зовут? Арсений? Оксана? Обезьянка? Вы же себя не чувствуете цельной! (Длинная пауза.) Хорошо, давайте еще раз поставим задачу. Что мы хотим получить? Пришел волшебник выполнить три ваших желания. Что вы пожелаете?
Она говорила, что родители мечтали о мальчике, хотели назвать его Арсением… Часто в семьях это является довольно важным предписанием, особенно в семьях, где ни в чем нет согласия. Арсений, Оксана, обезьянка – три разных имени одного и того же существа. И обезьянка – не просто существо, которое много играет, у которого много гримасок. Это к тому же и не мальчик, и не девочка. То мальчик, то девочка. Во многих разговорах с клиенткой скрытым образом затрагивается тема самоидентификации. И мы на этом немножко задерживаемся.
Оксана: Принять себя такой, какая я есть, или примириться со всеми частями…
Терапевт: Угу. Это первое. Дальше.
Оксана: Я бы хотела перестать так уж переживать и нести ответственность за все. Перестать пытаться соответствовать ожиданиям других.
Терапевт: Это второе. Еще.
Оксана (после длинной паузы): Давайте, такое житейское… Я хочу встретить мужчину… У меня есть мужчина, но он меня не устраивает: каждый мой мужчина меня не устраивает по тем или иным причинам. Я хочу встретить мужчину, который бы меня устраивал, пусть это даже будет кто-то из тех, кого я знаю.
Поиск мужчины может символически означать поиск женщины внутри себя, ясное понимание обстоятельства – мужчина она или женщина, и если женщина, то что такое женщина. И некая идентификация вокруг чего-то, – с одной стороны, для нее чувственного, а с другой стороны, понятного и общепринятого.
Терапевт: Третье… А можно спросить, чем он вас не устраивает?
Оксана: Он не считает, что нужно уделять внимание физической стороне наших взаимоотношений.
Терапевт: Что это значит?
Оксана: Секс у нас с ним не очень хорошо получается.
Терапевт: Почему?
Оксана: У нас разные взгляды на этот вопрос.
Терапевт: В чем?
Оксана: У него очень доминирующая мама, и я так понимаю, что он боится женщин и боится проявить инициативу перед женщиной. И ему не нравится, когда женщина проявляет инициативу. Никак получается. Быстро, энергично и никак. Меня это не устраивает.
Терапевт: Понятно.
Оксана: И когда он делает так, как нужно мне, то сам очень страдает, потому что это очень необычно для него. У нас нет конфликтов, мы можем общаться, мы прекрасно дружим, но в то же время у меня нет особых чувств к нему… есть он, нет – неважно… Еще у меня проблема с сестрой. Малейшая зацепка, и сразу возникает скандал… Но я-то могу как раз… Она меня еще занудой называет…
Терапевт: А у вас еще и зануда есть?
Оксана: Я этого не говорила. Я просто рассказываю, что об этом другие говорят.
Терапевт: Хорошо. Хотите погрузиться в транс?
Оксана (быстро): Хочу.
Терапевт: Есть у вас какие-нибудь образы, которые вы хотели бы использовать? Картинки, чувственные образы, состояния. Не абстрактные, а конкретные. Есть у вас какие-нибудь свои, пусть сумбурные, спонтанные, ни на чем не основанные, но какие-то свои ассоциации о том, какие бы вы хотели иметь превращения?
Оксана: Вы знаете, мне в детстве были очень близки восточные мотивы…
Терапевт: Приведите пример…
Оксана: Мне нравится сказка про Аладдина. Аладдин мне чем-то близок, потому что он у меня ассоциируется с авантюристом.
Терапевт: Вы что, себя чувствуете лампой Аладдина?
Оксана: Нет, Аладдином.
Терапевт: Что делал Аладдин?
Оксана: Он вел себя не совсем правильно. Он и воровал, и шутил, и веселый был, и правильный. Разный. В то же время очень гармоничный внутри себя, принимал себя таким, каким был. И любовь у него была, и друзья, и вообще он хорошо себя чувствовал.
Терапевт: Хорошо, еще какие-нибудь образы есть? Может, вы могли бы быть кустом сирени. Колодцем с водой?
Оксана: Я не хочу. Это символы одиночества.
Терапевт: Еще есть какие-нибудь образы?
Оксана: Вы знаете, мне нравятся дельфины. Нравится море. Но я в нем не плавала.
Терапевт: А хотели бы?
Оксана: Хотела бы.
Терапевт: Хорошо. Давайте тогда попробуем войти в транс…
Оксана: Кстати, я вспомнила свой образ идеального мужчины: это Дункан Маклауд из сериала «Горец». Он идеален в отношениях с женщинами, очень нежный, очень заботливый…
Терапевт: Он что, импотент?
Оксана (улыбается): Нет. Идеальный мужчина.
Терапевт: Закрывайте глаза. (Клиентка закрывает глаза.) Пойдем искать идеального мужчину. Идеального мужчину нужно искать с закрытыми глазами. (Клиентка смеется.)
Оксана (после паузы): Вы спрашивали, что за чувство. Оно прямо вот здесь сидит (показывает рукой на грудь), все трепещет.
Терапевт: Попробуйте найти уют в теле, сядьте удобнее, чтобы приготовиться к такому путешествию, где вам будет помогать тело, попробуйте к нему обратиться, к разным его частям и спросить, как эти части могли бы оказать вам поддержку… Попробуйте почувствовать, как вы прикасаетесь к спинке… своего замечательного красного стула… (Клиентка улыбается.) Как ваши бедра чувствуют себя… обратитесь к своим губам… спросите у них, что нужно, чтобы они чувствовали себя удобнее… и… давайте попробуем прикоснуться к вашим векам… чтобы почувствовать, как они подрагивают… чуть напрягаются… чуть опадают… как дрожат реснички… Представьте себе… что с ресничек… как будто слетают маленькие капельки… хрустальной влаги… очень чистой… очень прозрачной… (Длинная пауза.) Несколько минут просто почувствуем изнутри свои веки… увидим снаружи… почувствуем реснички… расслабимся… Вы можете почувствовать, как голова слегка колышется… дыхание спокойное… Когда веки становятся чувствительнее… дрожат сильнее… вы переключаете свое внимание на них еще раз… как будто парус… надувается под ветром… на веки падает свет… золотистые пятна в глазах… и покой… и тепло… и покой… и тепло… (Длинная пауза. На лице у клиентки появляется и исчезает легкая улыбка.) Сейчас я расскажу вам историю… которая может странным образом… иметь к вам какое-то отношение… И может быть, вы почувствуете… эту историю совсем своей… а может быть, вам будет интересно… понять, почему эта история… действительно является вашей… И в какой-то момент… может быть, вам захочется… увидеть и услышать… какие-то особые связи… и особые токи… Я хочу рассказать вам историю… о том, что однажды… вы получаете наследство… большой ящик… тяжелый… окованный металлом… старинный… совершенно неожиданно… И в этом ящике… вы находите старинный инструмент… музыкальный инструмент… так похожий на известный вам инструмент… и такой другой… На этом инструменте натянуты струны… он не похож на гитару… этих струн несколько… они совершенно по-разному звучат… Этот инструмент… имеет странный размер… он вашего роста… шириной почти с вас… и удивительно… что такой изящный инструмент… одновременно оказывается таким изогнутым… и кажется, что какие-то его части… спрятаны глубоко внутри… а какие-то струны торчат совсем вовне… и все равно в них остается что-то загадочное… их концы уходят куда-то… И когда вы прикасаетесь к струнам… ваши пальцы оказываются… как будто созданными для них… И мелодия каждой струны особая… и у вас очень острое переживание… того, что каждая струна в этом таинственном… волшебном… из другого мира… старинном инструменте… и почему-то вы твердо уверены… что каким-то странным образом… этот восточный инструмент… принадлежит вашему роду… каким-то очень далеким… очень смутно далеким… вашим родственникам или предкам…
Этот старинный инструмент – инструмент, принадлежащий ее роду, ее наследству. Этот образ напоминает о том, что в ней есть нечто не только от мамы и бабушки, но еще и от дальних предков, и это выдержало проверку временем. У нее музыкальная семья, и эта музыкальность не случайна… В этом образе присутствует странность и одновременно простота. Дар наследства как ресурс и право на наследство. Мне кажется, этот образ довольно компактный и точный по сравнению с предыдущим разговором, который направлялся в разные стороны и ветвился. Мы с ней бегали, как лиса с зайцем по лесу. А теперь – образ, который интересен ей каждой своей деталью.