2. Иерархичность ролевых отношений

2. Иерархичность ролевых отношений

Социальные отношения не есть некая особенная, взявшаяся сама по себе составляющая человеческого поведения. Она возникает на тех же основаниях и, в сущности, по тем же механизмам, что и все прочие содержательные аспекты поведения человека. Социальное поведение детерминировано биологически, а истоки этой детерминации следует искать в инстинкте самосохранения, который схематически может быть представлен инстинктом самосохранения отдельной особи (собственно инстинкт самосохранения), инстинктом самосохранения вида (половой инстинкт), инстинктом самосохранения группы (иерархический инстинкт). Все три указанные ипостаси инстинкта самосохранения и определяют необходимость «социального» поведения.

Традиционно принято считать, что теоретическая модель И.П. Павлова построена на принципе инстинкта самосохранения отдельной особи (положительное и отрицательное подкрепление), психоанализ стоит на инстинкте самосохранения вида (либидо), а на иерархическом инстинкте базируется, например, здание индивидуальной психологии А. Адлера. Однако это не совсем так. И.П. Павлов представил, по сути, иерархический инстинкт в концептах «рефлекса свободы» и «рефлекса рабства»⁸⁹². З. Фрейд несомненно апеллировал к инстинкту самосохранения особи, формулируя «принцип реальности», а А. Адлер открыто определял иерархический инстинкт, лежащий в основе его теории, как половой (инстинкт самосохранения вида). Подобная путаница разрешается КМ СПП введением понятия тенденции выживания, которая, будучи несодержательной, позволяет рассматривать инстинкт самосохранения в его целокупности. Вместе с тем для удобства изложения имеет смысл использовать абстрактную модель разделения целокупной тенденции выживания на инстинкты самосохранения вида, группы и отдельной особи.

Так или иначе, но все три абстрактно определяемые составляющие целокупного инстинкта самосохранения диктуют необходимость социальных отношений. Человеческая особь нуждается в социальных отношениях для собственного выживания (инстинкт самосохранения отдельной особи), без них – без социальных отношений – надежд на выживание у человека нет, по крайней мере, если рассматривать социальные отношения не в узком понимании этого термина, а в полном их виде, то есть с учетом «выросших» из них (благодаря им) рече-мыслительных процессов. Половой инстинкт (или инстинкт самосохранения вида) также в значительной степени определяет необходимость социального поведения, поскольку именно сексуальная потребность, нуждающаяся в своей реализации (и при невозможности немедленной, непосредственной реализации[481]), дает повод к налаживанию столь сложноорганизованной структуры, как социальное поведение. Кроме того, психоанализ показал, что «энергия» этой потребности, сублимируясь, перенаправляется с сексуального объекта, ее провоцирующего, на иные цели, «далекие от сексуального удовлетворения; суть при этом заключается в отвлечении от сексуального»⁸⁹³, то есть в формировании социального.

Собственно само социальное поведение детерминировано инстинктом самосохранения группы, то есть иерархическим инстинктом. «Принципом организации, – пишет Конрад Лоренц, – без которого, очевидно, не может развиться упорядоченная совместная жизнь высших животных, является так называемая иерархия. Состоит она попросту в том, что каждый из совместно живущих индивидов знает, кто сильнее его самого и кто слабее, так что каждый может без борьбы отступить перед более сильным – и может ожидать, что более слабый, в свою очередь, отступит перед ним самим, если они попадутся друг другу на пути (курсив наш, – А.К., Г.А.)»⁸⁹⁴. Таким образом, принцип иерархии – это фундаментальный механизм любых социальных отношений, под него перестраиваются в этом аспекте поведения и половой инстинкт[482]⁸⁹⁵, и инстинкт самосохранения отдельной особи[483]⁸⁹⁶.

При этом два последних, то есть инстинкты самосохранения вида и отдельной особи, руководствуясь принципом иерархии, создают существенные для психотерапевтической работы и психотерапевтических взаимоотношений нюансы. Первый – инстинкт самосохранения вида – проявляется сексуальным влечением, второй – инстинкт самосохранения отдельной особи – отношениями «власти».[484] Однако эти «нюансы» лишь маскируют иерархический принцип социальных отношений, не подменяя его и тем более не исключая. Зачастую, впрочем, психотерапевты оказываются не способны увидеть этой «маскообразной» природы сексуальности и власти, трактуя ее непосредственно – то ли в терминах «переноса» (психоанализ и проч.), то ли в понятиях «зависимости» (что особенно ярко проявляется в критике гуманистических теорий).

Действительно, все указанные моменты имеют место, они весьма важны для разъяснения ряда вопросов – как возникновения невротического симптома, так и особенностей межличностных отношений, но все-таки, по крайней мере диагностически, не следует путать сексуальность и отношения «власти» с собственно социальными отношениями. Впрочем, необходимо принять во внимание и тот существенный факт, что человеческий инстинкт самосохранения отдельной особи (то есть ее «физического» выживания) в условиях современной культуры оказывается все более и более не у дел, в то время как сексуальность и отношения «власти» обретают все больший вес,[485] происходит своеобразное смещение центра тяжести. В результате то, что мы принимаем за социальные отношения, зачастую является в большей мере или сексуальными отношениями[486]⁸⁹⁷, или отношениями «власти»[487]⁸⁹⁸.

А. Психический механизм

Если в основе социальных отношений лежит принцип иерархии и если этот принцип реализуется через отношения «власти», то и социальные отношения можно понять тоже только через раскрытие сущности «власти». Впрочем, необходимо оговориться: «власть» в данном контексте не следует понимать как формальный институт. М. Фуко своими исследованиями сумел преодолеть традиционное понимание власти. С одной стороны, конкретные номинальные властные институты всех видов и мастей представляют собой, по мнению М. Фуко, лишь формальное овеществление сложных социальных и психологических отношений, а с другой стороны, власть – это отношение между любыми двумя точками социального и психологического контекста. М. Фуко отмечает также, что власть «производит себя в каждое мгновение в любой точке», что выводит за пределы общих оценок и утверждает власть – даже перманентную имманацию власти – в непосредственном существовании каждого конкретного человека⁸⁹⁹.

Мнение родителей, авторитет ученых, безусловное принятие индивидом ряда социальных норм, отношения в супружеской паре и сексуальных партнеров – все это и многое другое представляет собой «игру власти», отношений «верха» и «низа». И тот факт, что эти «странные игры» происходят в каждое мгновение, свидетельствует о том, что каждый человек ежесекундно находится в континууме отношений власти, как насекомое, попавшее в паутину; впрочем, в этом сравнении каждый человек еще и паук, плетущий эту сеть.

Вместе с тем власть всегда сексуальна, однако сексуальность в играх власти отнюдь не всегда непосредственно сексуальна, скорее это отношения «верха» и «низа», принципа иерархии. Признанным авторитетом в разрешении этого противоречия традиционно и в определенной мере заслуженно является А. Адлер. Психоаналитики упрекают А. Адлера за отказ от биологического принципа и соскальзывание, смещение в область «социальной философии»⁹⁰⁰. Действительно, А. Адлер «перепрофилировал» сексуальность из биологического явления в символ социальных отношений и выдвинул иерархический принцип в его чистом виде на первое место, оттеснив тем самым на второй план как сексуальность, так и собственно полоролевые отношения[488]⁹⁰¹.

А. Адлер полагал, что в нашей культуре сила ассоциируется с мужским, а слабость – с женским. Поэтому каждый, кто чувствует свою слабость – вне зависимости от сферы, в которой эта слабость проявляется, – символически выполняет женскую функцию и пытается ее преодолеть с помощью мужской стратегии. Эту последнюю А. Адлер и назвал «мужским протестом»[489]⁹⁰². «Чувство неполноценности и его следствия, – пишет А. Адлер, – идентифицируются с ощущением женственности, которое компенсаторно включает защиту в психической надстройке, чтобы удержаться в мужской роли, и смысл невроза часто скрыт в двух основных мыслях-антагонистах: я женщина (или как женщина), а хочу быть мужчиной»⁹⁰³. Иными словами, человек пытается преодолеть свою неполноценность (чувство, «комплекс» неполноценности), которая или символизируется как женское, или отождествляется с ним, или проявляется попыткой захватить «власть», то есть занять позицию «верха», которая, в свою очередь, или символизируется как мужское, или отождествляется с ним, или проявляется таким образом.

В результате этой невротической стратегии оба пола, подчас не осознавая того, а подчас действуя себе же во вред, невротично стремятся к мужскому идеалу, к мужской роли[490]⁹⁰⁴. «Тот факт, что в мужском протесте невротика, – пишет А. Адлер, – скрыта исходная компенсирующая воля к власти – которая даже переоценивает ощущения и может превратить удовольствие в неудовольствие, – объясняется теми нередкими случаями, когда прямолинейная попытка вести себя по-мужски наталкивается на значительное сопротивление, и приходится пользоваться окольным путем: роль женщины ценится выше, усиливаются пассивные свойства, всплывают мазохистские, пассивно гомосексуальные влечения, с помощью которых пациент надеется приобрести власть над мужчинами и женщинами, короче говоря: мужской протест пользуется женскими средствами”»⁹⁰⁵. Иными словами, отношения «власти» далеко не всегда имеют вид попытки непосредственного подчинения одного человека другому («мужской протест мужскими же средствами»), но зачастую подобное подчинение обеспечивается исподволь, например ограничением свободы другого или его статуса своей «болезнью», своей «слабостью» (ранимостью, нерешительностью и т. д.), которую он – другой – должен (вынужден, принужден) защищать, оберегать и т. п. («мужской протест женскими средствами»).

Таким образом, социальные отношения представляют собой весьма сложно организованную структуру. Во-первых, они построены согласно принципу иерархии, то есть отношений «верха» и «низа», но это уже отношения «власти», то есть здесь мы имеем дело с причудливым сочетанием инстинктов самосохранения отдельной особи и группы. Во-вторых, отношения «верха» и «низа» по ряду причин имеют, если так можно выразиться, не только сексуальную природу, но и сексуальную «коннотацию», то есть, основанные отчасти на инстинкте самосохранения вида, они в результате интропсихических трансформаций обретают и соответствующие этому инстинкту формы. Если же вернуться теперь к терминологии КМ СПП, то следует заключить, что социальные отношения порождены «схемой» (тенденция выживания, «целокупный инстинкт самосохранения») и нашли свое отражение в «картине» (аберрации «картины» в тематиках «власти» и «сексуальности»), благодаря чему обеспечили «схеме» дополнительные «выходы» для сексуальных влечений и иерархических отношений («борьба самолюбий» и т. п.).

Все это смешение влечений, находящих себя в социальном поведении человека, и составляет серьезную проблему, которая нуждается в своем психотерапевтическом разрешении. Иными словами, в процессе психотерапии перед специалистом стоит задача разведения различных влечений по соответствующим содержательным «зонам» с приведением всех их в состояние наибольшей адекватности фактической данности.

Пациент, движимый тенденцией выживания (инстинкты самосохранения отдельной особи, группы и вида), испытывает потребность в социальных отношениях; с другой стороны, наличествующие уже социальные отношения используются им для решения задач, стоящих перед инстинктами самосохранения отдельной особи, группы и вида. Иными словами, в социальных отношениях он пытается занять, условно говоря, «иждивенческую» позицию, то есть обеспечить своим социальным окружением чувство защищенности, имея возможность опираться на других, рассчитывать на других, вменять другим в обязанность принимать удобные ему решения и нести за них ответственность. Однако данная «иждивенческая» позиция ассоциируется с позицией «низа», что входит в противоречие с иерархическим принципом, который требует от индивида занять позицию «верха», что обеспечило бы ему свободу, «право» и т. п.

Кроме того, здесь включается в действие инстинкт самосохранения вида, где для современного человека безусловно желательной («схема») является позиция «низа» с ее пассивностью (желанием принимать, а не давать), удовольствием-наслаждением (желанием испытывать, а не действовать) и т. п.⁹⁰⁶ Однако для «картины» позиция «низа» оказывается неприемлемой, к тому же социальные отношения через различные аберрации «картины» используются для того, чтобы занять доминантную позицию в сексуальных отношениях (попытки самоутвердиться, не чувствовать себя зависимым, отвечать идеалам общества, выстроенного на «мужском принципе» доминирования и т. п.), что рождает противоречие между фактической потребностью («схема») и производимыми действиями, обусловленными аберрациями «картины».

Таким образом, возникает множество порочных кругов, где сексуальность, по сути, обслуживает иерархический принцип, а также инстинкт самосохранения отдельной особи (где последнее распространяется не только на «физическое» выживание, но и на «социальное», то есть поддержание статуса, положения, «лица» и т. п.). С другой стороны, собственно сексуальность оказывается блокированной, переориентированной, выполняет социальные, а не собственно сексуальные функции, что вызывает у пациента чувство неудовлетворенности, внутренний дискомфорт и т. п. В этих условиях дезадаптация становится неизбежной, однако она далеко не всегда очевидна, поскольку сексуальные отношения могут и наличествовать и даже приносить определенное удовлетворение; но, выполняя социальную функцию, они отклонены от своей собственной цели (что не всегда просто верифицировать), а потому не реализованы в должной мере и должным образом.

Иными словами, и позиция «верха», и позиция «низа» из-за смешения целей и каждая по-своему оказываются неудобными, эмоционально тягостными, определяются по формуле «хорошо там, где нас нет». По сути дела, невротический симптом (если он не связан с непосредственным кризисом дезадаптации, фактической психотравмирующей ситуацией и соответствующим нарушением функционирования имеющихся динамических стереотипов) – есть всегда попытка добиться положения, при котором пациент занимал бы одновременно и ту и другую позицию (и «верха», и «низа»), причем таким образом, чтобы это носило социально приемлемые формы.

Возможные варианты исполнения подобной стратегии будут представлены в подразделе «Диагностические возможности», относительно же психотерапевтической тактики следует определить следующие цели: во-первых, необходима верификация всех дополняющих друг друга и одновременно взаимоисключающих стратегий пациента; во-вторых, все наличные элементы поведения данного круга должны быть вербализированы и означены соответствующим образом; в-третьих, выявленные интенции пациента (то есть достижение позиций «верха» и «низа», а также их отношение к контекстам: инстинкты самосохранения отдельной особи, группы и вида) должны быть разведены по соответствующим «зонам»; в-четвертых, необходимо формирование адекватных динамических стереотипов для каждой из этих «зон» по отдельности и затем совместно.

Б. Диагностические возможности

Приступая к анализу социального поведения пациента в свете иерархического принципа, психотерапевту следует рассматривать три существенные в данном контексте тематики, а именно: симптом (или повод к обращению за психотерапевтической помощью), социальный статус пациента и состояние сексуальной функции, и не столько формально, сколько в свете субъективной значимости, эмоциональной насыщенности, отношения и оценки.

Симптом, или повод к обращению пациента за психотерапевтической помощью может быть очерченным, явным, «презентуемым» (наличие «сердечных приступов», навязчивостей, тревоги, бессонницы и т. п.), а может быть и не очерченным, обобщенным («плохо», «одиноко», «неуютно», «ничего не радует» и т. п., данные жалобы могут сопровождаться аддикцией, агрессивным или аутоагрессивным поведением). В первом случае, как правило, достаточно быстро определяется цель, преследуемая пациентом. Наиболее часто встречаемыми целями такого рода являются следующие.

Во-первых, субъективное вытеснение чувства сексуальной неудовлетворенности (инстинкт самосохранения вида) страхом за собственную жизнь (инстинкт самосохранения отдельной особи). Страх за собственную жизнь, являясь более интенсивным по своей природе, нежели сексуальное влечение, приводит к ситуативному снижению субъективной значимости сексуальных отношений, а потому позволяет относиться к последним без всякого интереса. Однако это «отсутствие интереса» зачастую не более чем фикция, у таких пациентов (чаще женского пола) при тщательном обследовании, напротив, может быть выявлено усиление (или усиленное), а не ослабление (или ослабленное) либидо.

Во-вторых, симптом может обеспечить фактическое избегание сексуальных отношений, не приносящих удовольствия и удовлетворения, посредством зачастую неосознанных ссылок на болезненное состояние, недомогание, невозможность своевременного засыпания и т. п. При этом подобная тактика позволяет сохранить положение «верха», что может усугубляться (или быть вызванным) нежеланием занять положение сексуального «низа», обусловленным какими-то аберрациями «картины». При этом либидо в данных случаях действительно представляется несколько сниженным, однако это снижение, в ряде случаев, также носит лишь ситуативный характер. Впрочем, если подобная тактика призвана решать прежде всего вопросы межличностного характера (то есть социальный «верх» и «низ»), то снижение либидо может носить и фактический характер, достигая определенных степеней фригидности.

В-третьих, при наличии выраженного желания занять позицию «низа» в сексуальных отношениях («схема») и запрета на данную позицию со стороны аберраций «картины» симптом, приводящий к «ослаблению» пациента, все-таки позволяет достичь этой позиции. Особенностью данной тактики пациента следует считать то, что у него не возникает чувства стыда в связи с такого рода «ослаблением», поскольку это «ослабление», выведенное из дихотомии сексуальной «пассивности – активности» в дихотомию «болезнь – здоровье», не может осуждаться, то есть имеет социально приемлемый вид и, как кажется, не противоречит идеалам общества, выстроенного на «мужском» принципе доминирования.

В-четвертых, возможно формирование «детской» позиции, которая является своего рода переходной формой между «верхом» и «низом», своего рода «неваляшкой» с детским «верхом» и детским «низом». Поведение пациента в этом случае действительно весьма напоминает поведение ребенка: капризного, недовольного, с «ребячеством», специфическими реакциями агрессии, негативизма, позерства. Кроме того, при зачастую высоком уровне интеллекта такие пациенты искусно имитируют инфантильность, отказываются от рациональных и прагматичных поступков, возлагают всю ответственность за результаты лечения на врача (что, впрочем, часто предлагается в весьма завуалированных формах[491]), упрямятся, упорствуют, настаивают на нелепых вещах.[492]

Выявление всех этих и подобных им ролевых позиций, как правило, не составляет большого труда. Для точности диагностики следует сосредоточить внимание на «ситуации» возникновения симптома, времени суток и обстоятельствах, при которых он манифестирует. Иногда какой-то четкой зависимости подобного рода не прослеживается, однако всегда можно выявить фактическую цель, которая достигается пациентом (пациенткой) посредством этого симптома. Как правило, пациент не считает эту цель желаемой (аберрации «картины»), однако же, учитывая ту стеничность, с которой эта цель достигается, а также ряд других смежных обстоятельств, его несогласие может быть проигнорировано: желание «схемы» всегда значительней желаний «картины». Здесь также важно обратить внимание на поведение, роль и позицию партнера пациента. В целом же, при наличии определенного опыта психотерапевтической работы данный вопрос решается достаточно быстро.

Ситуация в диагностическом плане несколько осложняется, когда пациент не предлагает «очерченного симптома», когда его жалобы размыты и с некоторым упрощением могут быть выражены одним словом: «плохо» (здесь возможны дополнительные «очерченные» симптомы, которые, впрочем, не занимают лидирующего положения в «картине болезни», а располагаются на ярком фоне общего психологического «недомогания», это нетрудно заметить, поскольку пациент в таком случае быстро переходит с изложения своего симптома на вопросы социального и сексуального характера). За этим «плохо» могут скрываться самые разные по содержанию «проблемы», которые, впрочем, всячески сглаживаются аберрациями «картины». В этом случае психотерапевту следует, не заостряя внимание на симптоматике, достаточно быстро перейти к анализу состояния социальной и сексуальной функции в жизни пациента (пациентки).

При анализе состояния сексуальной функции существенна как количественная, так и качественная сторона вопроса. Отсутствие сексуальной жизни в течение длительного периода времени или ее нерегулярность, зависимость от множества других обстоятельств – все это само по себе увеличивает общий уровень тревожности, может приводить к депрессивным состояниям и апатии. С другой стороны, наличие сексуальной жизни еще не является поводом к тому, чтобы закрыть этот вопрос с диагностической точки зрения. Качество сексуальных отношений имеет первостепенное значение: если сексуальные отношения воспринимаются как досадная необходимость, обязанность, труд, то в этом случае ситуация должна однозначно трактоваться как психотравмирующая, поскольку вызывает как тревожные расстройства, так и агрессивное поведение (раздражительность, вспыльчивость, обидчивость), причем зачастую аутоагрессивное (навячивые мысли о самоубийстве, алкоголизация, использование разнообразных психостимуляторов, экстремальные виды деятельности и т. п.). И в том, и в другом случае либидо представляется ослабленным, хотя вынести заключение о его фактическом состоянии весьма затруднительно в связи с отсутствием соответствующих динамических стереотипов, обеспечивающих данное влечение.

При этом необходимо учитывать, что сексуальная жизнь может и наличествовать и оцениваться пациентом удовлетворительно (от «добротно» до «сносно»). Однако наличие указанной выше симптоматики не позволяет отнестись к подобным оценкам пациента серьезно, а диагностический процесс требует большой, хотя и мягкой настойчивости со стороны психотерапевта, поскольку проблемы в этой области у пациента, вероятно, все-таки имеют место, хотя и не осознаются им в должной мере. Зачастую пациенты просто указывают на несущественность этого аспекта своей жизни, что само по себе свидетельствует о проблемности вопроса.

Указанная настойчивость психотерапевта должна проявляться в виде самого подробного сбора сексологического анамнеза. Здесь важны как детские сексуальные впечатления, так и все обстоятельства пубертата (сроки, обстановка в семье, в референтной группе и т. п.). Кроме того, конечно, играют роль первый сексуальный опыт, первые переживания сексуального характера после и в период пубертата, онанизм, влюбленности (ответные, безответные, платонические и т. п.), эпизоды насилия (принуждения), как психологического, так и физического, переживания сексуального характера, не связанные ситуативно с собственно сексуальными отношениями, врачебные манипуляции (осмотры, аборты и т. п.) и т. п.

Необходимо выяснить также такие моменты, как отношения с родителями, как данная тематика разрабатывалась в семье, насколько родители были пристрастны в вопросах полого созревания и образования пациента, отношения с братьями и сестрами, какого характера отношения были между родителями и т. п. Особое внимание уделяется тому, какие обстоятельства вызывают наибольшее сексуальное возбуждение у пациента, как строились любовные отношения, каково сексуальное поведение пациента в состоянии алкогольного опьянения. Выясняются сексуальные фантазии пациента, а также идеалистические представления пациента (как он представляет себе идеальные сексуальные и любовные отношения, идеальные образы мужчины и женщины, другие обстоятельства идеальных (желаемых) сексуальных отношений), пытался ли он их реализовывать или нет, какие препятствия возникли, что смутило, каковы были переживания после подобных сексуальных опытов. При анализе могут использовать-ся как фактические жизненные ситуации, так и сновидения.

Кроме того, конкретизируются отношения в браке (в браках), отношения с собственными детьми, внимание со стороны пациента к их сексуальному становлению. Выясняются и собственно сексологические константы: анатомические, физиологические, гормональные и т. п., кроме того, все это необходимо рассматривать в динамике, а не только по состоянию на настоящий момент.

В процессе этого анализа, как правило, выясняются позиции («верх-низ»), занимавшиеся когда-либо и занимаемые теперь пациентом, выясняется также и то, какие позиции («верх-низ») приводили к наибольшему сексуальному возбуждению, когда возникало чувство стыда, смущения и неловкости за свои чувства и ощущения, с чем в области собственных влечений и пристрастий приходилось бороться и насколько успешно, какую линию сексуального поведения пациент пытался сознательно и целенаправленно формировать.

Если и этот анализ не дает очевидных положительных результатов, следует перейти к рассмотрению вопросов социального статуса пациента. Прежде всего уточняется, насколько пациент удовлетворен или не удовлетворен своим социальным статусом, отвечает ли последний его способностям, ожиданиям, статусу жены (мужа), родителей, детей, родственников, друзей и знакомых. Вся эта информация особенно значима, если в жизни пациента происходили значительные изменения, то, что называется «взлетами» и «падениями», а также в тех случаях, когда пациент очевидно эмоционально включается при указанных сопоставлениях.

При анализе социального статуса, кроме прочего, необходимо учесть и то, какие именно системы отношений беспокоят пациента более остальных. Социальный статус может рассматриваться в «узком кругу», то есть это семья, включая супруга (супругу), родителей и детей. Далее – «круг» друзей и знакомых и, наконец, собственно профессиональный «круг». Так, например, симптом «соматического недомогания» может появиться у пациента, который пережил понижение по службе, не оправдал чьих-то ожиданий и т. п., в этом случае «болезнь» служит своего рода индульгенцией, попыткой сгладить возникшую позицию «низа» («это не я виноват, а моя болезнь») или даже восстановить позицию утраченного «верха» («это не я проиграл, но вы меня до этого довели»). Во внутрисемейных отношениях подобные ссылки на свое «соматическое недомогание» позволяют избавиться от осуждения родителей, «сохранить лицо» в глазах детей или не уронить своей «мужественности» (мужской роли) в том случае, когда, например, жена зарабатывает больше, если подобные обстоятельства вызывают посредством аберраций «картины» значимый личностный дискомфорт пациента. Кроме того, этот симптом может послужить привлечению внимания, заботы, защиты («я больной, я нуждаюсь в вашем сострадании» и т. п.). Во всех приведенных примерах мы наблюдаем «мужской протест женскими средствами» (А. Адлер), то есть попытки сохранить позицию «верха» и при этом получить все преимущества «низа» (защищенность, заботу, внимание и т. п.).

Здесь также необходимо учесть, что отсутствие или значительная редукция соответствующих динамических стереотипов, обеспечивающих фактическое поведение «верха», может служить значительным препятствием к формированию необходимых для адаптации стратегий поведения.[493] Отсутствие соответствующего динамического стереотипа в определенном смысле есть такой динамический стереотип, а потому его нарушение само по себе приводит к кризису дезадаптации. Кроме того, отсутствие соответствующего динамического стереотипа не позволяет этой новой для пациента деятельности стать доминантой; поскольку же требования со стороны окружающих, а подчас и аберраций собственной «картины», продолжаются, то пациент может избрать путь, который в отечественной психологии часто именуется «бегством в болезнь», в сущности здесь мы имеем дело с эффектом движения в направлении наименьшего сопротивления, что, как правило, приводит к новым осложнениям и проблемам.

Попытки «сохранить лицо» – есть стремление сохранить или достичь позиции «верха», причем последняя игра может проводиться как в межличностных отношениях («как это будет выглядеть?», «что скажут другие?», «в каком положении я окажусь?» и т. п.), так и с самим собой («я не должен проигрывать», «мне следует быть успешным», «я не могу себе позволить, чтобы…» и т. п.). Иными словами, речь всегда идет об иерархическом принципе социальных отношений, который может проявляться в самых завуалированных и причудливых формах.

Таким образом, анализ иерархичности социальных отношений сводится к выявлению попыток пациента через социальные отношения решить сексуальные проблемы (сексуальные отношения) и вопросы социального статуса (отношения «власти»). Все это необходимо для разведения данных влечений по соответствующим «зонам».

В. Психотерапевтические техники

Психотерапевтическая техника, нацеленная на социальный аспект поведения человека и призванная обеспечить разделение сексуальных отношений и отношений «власти» для определения фактических, собственно социальных отношений, должна удовлетворять нескольким требованиям: во-первых, верифицировать соответствующие влечения (сексуальные отношения и отношения «власти»); во-вторых, определить происхождение, генез и роль симптома; в-третьих, обеспечить разведение соответствующих влечений по их «зонам», с тем чтобы освободить социальные отношения от вторичных наслоений, как-то: сексуальная проблематика и «игры власти».

Первый этап (подготовительный).

1) Психотерапевт собирает соответствующую информацию: во-первых, необходимо определить наличие сексуальной дисфункции, а также возможные проблемные точки социального статуса (отношения «верх – низ»); во-вторых, верифицировать роль иерархического принципа в формировании невротической симптоматики.

2) Далее, анализируя все анамнестические данные и наличную ситуацию, психотерапевт определяет происхождение, генез и роль невротической симптоматики пациента.

3) После этого психотерапевт дифференцирует по соответствующим «зонам» проявления полового влечения пациента (его сексуальные отношения) и иерархического принципа (отношения «власти»).

4) Наконец, психотерапевт определяет, пока лишь в общих чертах, каковым должно быть «чистое» социальное поведение пациента, свободное от сексуальных интервенций и «игр власти» в его наличной ситуации.

Второйэтап (модификация социального поведения).

1) Сначала психотерапевт разъясняет пациенту возникшее смешение различных влечений в поле его социальных отношений. То есть показывает ему, как с помощью симптома пациент решает задачи сексуального плана и иерархических «игр власти». При этом необходимо добиться эффекта различения симптома, с одной стороны, фактических интенций – с другой, и собственно социальных отношений, которые обретают благодаря указанному смешению извращенные формы, – с третьей.

2) Далее определяется тактика в отношении симптома (реализуется принцип поведения в отношении поведения), формируется программа его редукции. Кроме того, обстоятельно проясняются все моменты, касающиеся наслоений сексуальных отношений и «игр власти» на собственно социальные отношения, о которых в «чистом» их виде пациент не имеет пока никакого фактического представления и которые должны проявиться лишь по редукции симптома и после отведения в соответствующие «зоны» сексуальных отношений и отношений «власти».

3) Дальнейший психотерапевтический процесс идет по трем направлениям, а именно: во-первых, посредством соответствующих психотерапевтических техник редуцируется симптом (как очерченный, так и не очерченный); во-вторых, означиваются и отводятся в соответствующие «зоны» сексуальные проявления и «игры власти», маскирующиеся под социальное поведение (здесь необходимо принятие пациентом тех позиций – «верха» ли, «низа» ли, – которые манифестируются в различных формах «схемой», а соответствующий процесс обеспечивается переозначиванием, производимым в «картине» пациента); в-третьих, определяются черты нового, свободного от вторичных наслоений социального поведения, цель которого состоит не в решении сексуальных проблем, а также не в определении социального статуса, а в действиях поддержки, заботы, интимного личностного контакта, обеспечивающего редукцию чувства социального одиночества⁹⁰⁷.

4) После того как вся указанная выше работа проделана, то есть симптом редуцирован, сексуальные отношения и «игры власти» разведены по соответствующим «зонам», а также выработаны новые динамические стереотипы, обеспечивающие социальное поведение собственно человеческой природы, необходимо перейти к решению проблем отношений указанных выше «зон» и отработке новых динамических стереотипов нового социального поведения.

Третий этап (самостоятельная работа).

В самостоятельную работу пациента входит освоение в наличной ситуации новых динамических стереотипов социальных отношений. При этом он должен самостоятельно дезактуализировать прежние дезадаптивные стратегии смешения различных составляющих своего социального поведения, отработать динамические стереотипы, которые обеспечат ему адаптивное поведение в сексуальных отношениях и адекватное использование иерархического принципа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.