Место: тюрьма Абу-Грейб
Место: тюрьма Абу-Грейб
В 32 км к западу от Багдада и в нескольких километрах от Фаллуджи находится город Абу-Грейб (или Абу-Гурейб), где и расположена тюрьма. Город лежит в пределах суннитского треугольника, центра мощного повстанческого сопротивления американской оккупации. В прошлом западные СМИ называли эту тюрьму «главной камерой пыток Саддама», потому что именно здесь во время господства партии Баас Саддам Хусейн устраивал пытки и публичные казни «диссидентов» — они совершались здесь два раза в неделю. Есть свидетельства того, что над некоторыми из этих политических заключенных и уголовников проводились эксперименты, подобные нацистским, — в рамках иракской программы разработки химического и биологического оружия.
В любой момент в огромном тюремном комплексе, название которого дословно можно перевести как «дом странных отцов» или «отец странного», содержалось до 50 000 человек. У этой тюрьмы всегда была сомнительная репутация, потому что в эпоху до изобретения аминазина здесь находилась психиатрическая больница для буйнопомешанных. Построенная британскими компаниями в 1960 г., тюрьма занимает 1,15 кв. км; по ее периметру расположены 24 сторожевые башни. Это целый город, разделенный стенами на пять отдельных зон. В каждой зоне содержатся заключенные какого-то одного типа. В центре открытого двора тюрьмы раньше стояла огромная башня высотой 120 м. В отличие от большинства американских тюрем, расположенных в отдаленных сельских районах, тюрьма Абу-Грейб стоит так, что из ее окон видны жилые дома и офисные здания (возможно, построенные после 1960 г.). Камеры тюрьмы, площадью около 16 кв. м, вмещают до 40 заключенных, содержащихся в поистине ужасных условиях.
Полковник Бернард Флинн, коммандер, тюрьма Абу-Грейб, вспоминает, что тюрьму постоянно обстреливали: «Это очень заметная цель, потому что это плохой район. Весь Ирак — плохой район… Одна из башен стоит так близко к соседним районам, что с нее можно буквально заглянуть в спальни местных жителей, вы знаете, прямо из нее. На крышах домов и в подъездах появляются снайперы, они стреляют в солдат, находящихся на башнях. Поэтому мы постоянно на страже, мы пытаемся защищаться, пытаемся сдерживать повстанцев, чтобы они не ворвались внутрь»[340].
В марте 2003 г. американская армия свергла правительство Саддама Хусейна, и тюрьма получила новое название, которое должно было отделить ее от сомнительного прошлого. Теперь она называлась Багдадский центр центрального заключения (Baghdad Central Confinement Facility) — аббревиатуру BCCF можно увидеть в отчетах многих следственных групп. Когда режим Саддама Хусейна пал, все заключенные, включая множество уголовников, были освобождены, а тюрьма была разграблена; украли все, что можно было унести: двери, окна, кирпичи — решительно все. Между прочим — и об этом не сообщалось в СМИ — городской зоопарк Абу-Грейб тоже был разорен, и дикие животные оказались на воле. Несколько дней по улицам бродили львы и тигры, пока их не поймали или не убили. Бывший сотрудник ЦРУ Боб Бэр описывает сцену, которую наблюдал своими глазами в этой печально известной тюрьме: «Я посетил тюрьму Абу-Грейб спустя несколько дней после того, как она была освобождена. Это было самое ужасное место, которое я видел в своей жизни. Я сказал: „Если и есть причина избавиться от Саддама Хусейна, так это Абу-Грейб“». Он продолжает свой мрачный отчет: «Мы нашли здесь тела, наполовину съеденные собаками, мы нашли места пыток. Знаете, электроды, выходящие из стен. Это было ужасное место»[341].
Высшее командование Великобритании рекомендовало уничтожить тюрьму, но американцы решили как можно быстрее восстановить ее и содержать в ней всех тех, кто подозревался в неких туманных «преступлениях против коалиции», предполагаемых лидеров повстанцев и разных преступников. Надзирали за всем этим пестрым составом задержанных иракские охранники весьма сомнительного свойства. Многие из задержанных были ни в чем не повинными мирными гражданами — их взяли в плен во время военных зачисток или арестовали на контрольно-пропускных пунктах на шоссе за какие-то «подозрительные действия». Здесь были целые семьи — мужчины, женщины и подростки. Они ожидали допросов на предмет информации, которой могли располагать, о возможных мятежах против коалиции. Но даже после допросов, когда оказывалось, что они ни в чем не виноваты, их не отпускали: военные боялись, что они присоединятся к мятежникам, или же просто никто не хотел брать на себя ответственность за их освобождение.
Удобная цель для минометных обстрелов
Стодвадцатиметровая башня в центре тюрьмы скоро стала любимой мишенью для ночных минометных обстрелов, которые велись с крыш соседних зданий. В августе 2003 г. в ходе минометного обстрела было убито одиннадцать солдат, спавших в палатках во дворе «открытого комплекса». Во время другой атаки в палатке, где было много солдат, взорвалась граната. Там же находился полковник Томас Паппас, командующий бригадой военной разведки, расквартированной в тюрьме. Паппас остался цел, но молодого солдата, его водителя, буквально разнесло на части, он погиб на месте, как и несколько других солдат. Паппас был так напуган, что больше никогда не снимал бронежилет. Мне говорили, что он не снимал бронежилет и металлическую каску, даже принимая душ. Позже его признали не годным к военной службе и освободили от должности. Ухудшающееся психическое состояние не позволяло ему должным образом руководить солдатами, работающими в тюрьме. После того ужасного минометного обстрела Паппас поселил почти всех своих солдат во внутренних помещениях тюрьмы, в «защищенном комплексе» — они спали в тесных тюремных камерах, так же как и заключенные.
Истории о гибели товарищей, о постоянном снайперском огне, гранатах и минометных обстрелах держали в постоянном страхе всех, кто служил в тюрьме, иногда подвергавшейся вражеским обстрелам по 20 раз в неделю. Под огнем гибли все — и американские солдаты, и иракские заключенные. Постепенно обстрелы разрушили некоторые здания тюремного комплекса. Повсюду были видны сожженные корпуса и развалины.
Минометные обстрелы происходили так часто, что стали обычным атрибутом ирреального безумия Абу-Грейб. Джо Дарби вспоминает, как, услышав звук выстрела, они с сослуживцами пытались выяснить калибр и местоположение миномета: 60-миллиметровый, 80-миллиметровый или еще больше, 120-миллиметровый. Однако такая психологическая бесчувственность перед лицом смерти длилась недолго. Дарби признается, что «за несколько дней до того, как мое отделение покинуло Абу-Грейб, мы вдруг впервые стали бояться минометных обстрелов. Это было странно. Все толпились у стены. Я присел в углу и начал молиться. От привычной бесчувственности ничего не осталось. Помните об этом, когда смотрите на снимки. Все мы пытались с этим справиться, каждый по-своему».
По словам одного высокопоставленного источника, который работал в тюрьме Абу-Грейб в течение нескольких лет, она оставалась крайне опасным местом и для жизни, и для работы. В 2006 г. военное командование, наконец, решило ее оставить, но было уже слишком поздно возместить ущерб, нанесенный предыдущим решением ее возродить[342].
Но на этом страдания солдат не заканчивались. В разоренной и полуразрушенной тюрьме Абу-Грейб не было системы канализации — только ямы в земле и передвижные биотуалеты. Однако для всех размещенных здесь заключенных и солдат биотуалетов не хватало. Опорожняли их нерегулярно, они периодически переполнялись, и в сильную летнюю жару от них постоянно исходило ужасное зловоние. Кроме того, не было нормальных душевых; воду подавали по графику. Мыла не хватало, электричество регулярно отключалось, потому что генераторы работали с перебоями. От немытых тел заключенных, да и от всех помещений, где они содержались, исходило зловоние. Летом, под проливными дождями, когда температура поднималась выше 45 °C, тюрьма превращалась в нечто вроде духовки или сауны. Во время бурь пыль забивалась в легкие, вызывая кашель и вирусные инфекции.
На место прибывает новый командир, но ничего не меняется
В июне 2003 г. в этой гибельной иракской тюрьме появился новый руководитель. Командование 800-й бригадой военной полиции, руководившей тюрьмой Абу-Грейб и отвечавшей за все остальные военные тюрьмы в Ираке, приняла резервный бригадный генерал Дженис Карпински. Это назначение было странным сразу по двум причинам: Карпински была единственным командующим женского пола в районе боевых действий, и у нее не было абсолютно никакого опыта в управлении исправительными учреждениями. Теперь у нее в подчинении оказалось три больших тюремных комплекса, 17 тюрем по всему Ираку, восемь батальонов солдат, сотни охранников-иракцев, 3400 неопытных резервистов, а также специальный центр для допросов в блоке 1 А. Это был слишком большой груз для такого неопытного офицера запаса.
Согласно нескольким источникам, Карпински скоро оставила свой офис в Абу-Грейб из-за постоянной опасности и ужасных условий жизни и вернулась в гораздо более безопасный лагерь Виктори (Camp Victory), рядом с багдадским аэропортом. Поскольку Карпински почти всегда отсутствовала, но часто ездила в Кувейт, высшего руководства и повседневного управления в тюрьме вообще не было. Кроме того, она утверждает, что вышестоящие офицеры сказали ей, что блок 1А — «особое место» и не является объектом ее прямого руководства. Поэтому она ни разу его не посетила.
Наличие женщины-командира, чье руководство было только номинальным, поощряло сексистские настроения среди солдат, а это привело к ослаблению обычной военной дисциплины и порядка. «Подчиненные генерала Карпински в Абу-Грейб иногда игнорировали ее приказы и не выполняли правила — они не носили форму и не отдавали честь старшим по званию, что еще больше ослабляло дисциплину в тюрьме», — сказал один из военнослужащих бригады. Солдат, который согласился дать показания на условиях анонимности, подтвердил, что офицеры, служившие в тюрьме, обычно игнорировали приказы генерала Карпински. Они говорили, что не собираются ее слушаться, потому что она женщина [343].
Поэтому весьма любопытно, что, несмотря на ужасные условия в Абу-Грейб, в декабре 2003 г. генерал Карпински дала оптимистичное интервью газете St Petersburg Times. Она сказала, что для многих иракцев, оказавшихся в Абу-Грейб, «условия жизни в тюрьме лучше условий жизни дома». Она добавила: «Мы даже начали волноваться, что они не захотят выйти на свободу». Однако как раз в то время, когда генерал Карпински давала такое бодрое предрождественское интервью, генерал-майор Антонио Тагуба вел расследование отчетов о многочисленных инцидентах «садистских, жестоких, необоснованных преступных действий», совершенных подотчетными ей резервистами из 372-й военно-полицейской роты, охранниками ночной смены блока 1А.
Позже генералу Карпински объявили взыскание, временно отстранили от должности, объявили официальный выговор и отозвали. Позже ее понизили в должности до полковника и уволили в запас. Карпински стала первым и единственным офицером, признанным виновным в ходе расследования злоупотреблений — ее вина состояла в грехах упущения и неведения. Не в том, что она сделала, а в том, чего не сделала.
В автобиографии, озаглавленной «Армия одной женщины», Карпински рассказывает эту историю со своей точки зрения[344]. Она вспоминает визит команды высокопоставленных офицеров из Гуантанамо, которую возглавлял генерал-майор Джеффри Миллер. Он сказал ей: «Мы собираемся изменить методы допросов в Абу-Грейб». Это означало, что нужно «снять лайковые перчатки», перестать мягко относиться к подозреваемым и перейти к тактике, позволяющей получать «ценные разведывательные данные», необходимые во время войны с терроризмом и повстанцами. Миллер настоял на том, чтобы сменить новое официальное название тюрьмы (BCCF) и вернуться к старому, до сих пор наводящему ужас на жителей Ирака: тюрьма Абу-Грейб.
Карпински также отмечает, что тему, начатую генералом Миллером, продолжил генерал-лейтенант Рикардо Санчес, командующий американскими силами в Ираке. Он сказал, что заключенные и задержанные — это «собаки», и с ними нужно обращаться соответственно. По мнению Карпински, ее командиры, генералы Миллер и Санчес, создали в тюрьме Абу-Грейб целую программу дегуманизации и пыток[345].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.