От редакции
От редакции
Посмотрим вокруг, читатель. Оглянемся на свою жизнь. Несомненно, перед глазами, а также в своих воспоминаниях, мы увидим вереницы или целые толпы людей, с которыми нам приходилось, да и сейчас приходится общаться: выстраивать отношения, обмениваться информацией, улаживать конфликты, дружить, сотрудничать, обращаться с просьбой, угождать, соглашаться, спорить, жить в одной квартире, наконец.
И что греха таить, далеко не всегда взаимодействие с другими людьми рождает положительные эмоции. Но жить надо, и несмотря ни на что мы снова и снова пытаемся выстроить коммуникативные связи, стараясь ограничить общение с людьми непонятными, раздражающими, и наоборот, расширить круг общения с людьми понятными и приятными. Каждый из нас, несомненно, бывал в ситуации, когда испытывал необъяснимое влечение к малознакомому человеку, и напротив, без видимой причины испытывал к человеку непреодолимую антипатию. А порой встречаются люди, перед которыми хочется, что называется, излить душу или отчитаться и покорно выслушать их оценку…
Вариантов много. Но общее в них то, что с какой-то роковой неизбежностью мы вынуждены встречаться и взаимодействовать с другими людьми. Люди окружают нас практически всегда, за исключением редчайших случаев отшельничества, которые лишь подтверждают общее правило.
Таким образом, уже при поверхностном рассмотрении жизнь человеческая обнаруживает себя прежде всего как жизнь социальная, т. е. такая, которая органически связана с совместной жизнью людей во всем многообразии форм их общения, видов общности и общественных систем. Иными словами, жизнь отдельного человека оказывается органически вписанной в жизнь социума.
Почему это происходит и можно ли этого избежать? Обратимся к истории.
Более полумиллиона лет назад человечество сформировалось как обособленный биологический вид, живущий в естественных природных условиях. На этом этапе человека можно рассматривать как высшую форму антропоидов (человекообразных обезьян), как существо, неотделимое от природной среды, использующее ее в несколько более сложных формах, но по сути на тех же принципах, что и остальной животный мир (охота, собирательство, примитивное рыболовство). При этом как биологический вид антропоиды оказываются достаточно уязвимыми: у них нет ни острых когтей и клыков, ни панцирей, ни крыльев, ни толстого шерстного покрова, ни большой, в сравнении с хищниками, мускульной силы. Природа, в порядке компенсации, наделила антропоидов лишь более развитым, в сравнении с другими животными, мозгом и круглогодичным репродуктивным периодом. В этих условиях антропоиды не смогли бы одержать победу в каждодневной борьбе за существование, если бы не вели стайный образ жизни.
Первобытная стая — вот архаичный прообраз социума. И уже в этот период каждая отдельная особь должна была так или иначе согласовывать свои действия с другими членами стаи — под угрозой физической гибели в одиночку.
Чем же детерминировалось поведение первобытных людей в этот период борьбы за выживание? Разумеется, необходимостью удовлетворения в первую очередь биологических потребностей — в дыхании, еде, питье, защите от естественных врагов, продолжении рода. Биологические потребности человека и биологические объекты, их удовлетворяющие, — между ними не было посредников. Все происходило в природных формах, при непосредственном взаимодействии человека и объекта удовлетворения той или иной его потребности. Однако уже тогда — на заре человечества, — процесс удовлетворения потребностей должен был происходить в порядке, принятом в данной первобытной стае.
Примерно 40–45 тысяч лет назад человечество переживает в своем развитии качественный скачок и окончательно выделяется из природы как высшая форма живых существ на Земле. От растворенного в природе биологического бытия человек переходит к созданию и затем совершенствованию собственной среды обитания. Эта среда обитания создается людьми и для людей, а потому с самого начала является средой социальной. Как неживая, так и живая природа служат основой размещения человеческой цивилизации, но единственным полноправным членом ее является сам человек. На смену первобытной стае как естественно-природной форме общности живых существ приходят искусственно сконструированные формы организации сугубо человеческого сообщества, впоследствии развивающиеся в формы государственности, в социально-экономические системы. Со временем созданная человеком цивилизация приобретает черты второй природы: законы ее существования, как и естественно-природные законы, действуют объективно и не зависят от власти и желания людей, обладая априори надличностным характером.
Естественно, как единственный полноправный «обитатель» социальной природы, человек все свои потребности может удовлетворить только через среду своего обитания, т. е. через взаимодействие с другими людьми или через созданные людьми социальные, иерархические структуры.
Блок биологических потребностей уже не исчерпывает всех потребностей человека. Появляются и специфические социальные потребности. Они связаны с необходимостью включения человека в систему общественного производства и распределения, а также вытекают из специфики самой жизни в условиях необходимого межчеловеческого общения, которое подчиняется надличностным законам и правилам. Так, в частности, появляется и становится центральной для социального блока потребность в эмоциональном контакте — потребность сугубо человеческая, вытекающая из особенностей межличностных контактов. И если биологические потребности удовлетворялись ранее естественным образом — непосредственно биологическими же объектами, то сейчас, при сохранении существа дела, процесс их удовлетворения приобретает сугубо социальные формы. Так, потребность в продолжении рода детерминируется институтом семьи и брака. Так, потребность в пище становится не только актом биологического потребления, но и актом социальным, прямо связанным с подтверждением социального статуса. То же можно сказать и о других биологических потребностях, разве что за исключением потребности в дыхании.
С другой стороны, развивающиеся социальные потребности могут быть удовлетворены только социальными объектами. И в этом контексте они подразделяются по мере развития на социальные потребности самосохранения и социальные потребности самоутверждения. Если к первым относится, например, потребность в жилье, то ко вторым — потребность в социальном статусе. Кроме того, развитие общественного производства приводит к тому, что уже нет необходимости, чтобы каждый человек самостоятельно производил все объекты, необходимые для удовлетворения его же потребностей (самообслуживание). Появляется категория людей, для которых обслуживание, т. е. удовлетворение потребностей других людей, становится их социальной функцией. Более того, развивающаяся из простого обмена продуктами торговля становится формой купли — продажи объектов удовлетворения биологических и социальных потребностей, т. е. универсальной формой взаимного обслуживания, миновать которую не может ни один член социума. Вытеснение натурального обмена торговлей знаменует собой окончательное отделение человека от объектов удовлетворения его потребностей и как следствие устанавливает его полную зависимость от социальной среды обитания.
Развитие цивилизации порождает и третий блок сугубо человеческих потребностей, возможность возникновения и удовлетворения которых прямо связана с уровнем развития человеческого сознания. Речь идет о так называемых идеальных или, иначе говоря, духовных потребностях. Центральное место в этом блоке занимает потребность в новой информации и новых впечатлениях. С этим блоком потребностей связаны попытки познания и адекватного отображения природы Мироздания, социума и самого человека, т. е. процессы развития фундаментальных и прикладных наук, искусства, мировоззренческих и философских концепций, духовных учений и религий. Рожденный в недрах человеческой цивилизации, этот блок потребностей также обретает социальные формы удовлетворения, включаясь в общую систему потребления, торговли и взаимного обслуживания.
Таким образом, рождающийся человеческий ребенок изначально попадает в социальную среду, созданную и упорядоченную всеми предыдущими поколениями. Имея в основе сугубо биологическую природу, он между тем с первых дней жизни формируется как существо социальное, живущее среди людей и нуждающееся во взаимодействии с ними. В процессе обучения и воспитания ребенок получает не столько знания о себе и структуре своих собственных потребностей, сколько знания о социально приемлемых формах их удовлетворения, принятых в данном социуме. Эти знания внедряются и поддерживаются всеми социальными механизмами, включая социальный заказ, социальное наследование и социальное давление.
Что же получается в итоге? Чтобы существовать, человек должен удовлетворять свои потребности. Все формы их удовлетворения социализированы. Знания об этом человек получает через людей, и только через людей их может реализовать. В этом контексте можно утверждать, что человек сделан людьми и из людей, и приспособлен для обитания в населенной людьми же социальной среде. Случаи взращивания детей животными убедительно подтверждают, что вне социального окружения человеческое существо человеком не становится. Иными словами, социум как специфическая среда обитания и надличностное образование выступает в роли «фабрики» по производству людей. Следовательно, как справедливо замечали многие философы, жить в социуме и быть свободным от социума человек не в состоянии. Более того, за время жизни множества поколений людей, прошедшее с этапа формирования социальной природы, зависимость от нее нашла свое отражение не только во внешних законах и предписаниях, но, что важнее, эволюционно закрепилась в механизмах человеческой психики. И потому мы можем говорить не только о биологических, но также о социальных рефлексах и инстинктах.
Всякий социум имеет свое устройство и, соответственно, сложившуюся систему социальных отношений. Знания об этом даются человеку в процессе обучения и воспитания как набор социальных конвенций, строго регламентирующих формы социальных взаимодействий. Но эти знания обусловливают только общие для всех формы внешней активности (поведения) и не учитывают особенности индивидуального психического устройства и восприятия каждого человека. Они не учитывают, что люди — разные не только по своему полу, происхождению и социальному статусу, но и по своей конструкции: биологической и психологической. Поэтому, будучи вынужден удовлетворять свои потребности в рамках системы социальных отношений, человек сталкивается с трудностями в организации и осуществлении межличностных контактов. Имея в качестве движущей основы своего поведения актуализацию той или иной потребности, человек не обладает достаточным знанием о том, какая из освоенных форм индивидуального поведения с наибольшей эффективностью ведет к удовлетворению этой потребности. Не знает он также о том, почему другие люди реагируют на его поведение так, а не иначе, и тем более не знает, как изменить в «лучшую» сторону поведение тех людей, общения с которыми избежать не удается. Не догадывается, конечно, и о том, почему какую-то форму поведения он считает для себя абсолютно приемлемой, а какую-то — отвергает не задумываясь. Строго говоря, человек сам порождает проблематику взаимодействия с себе подобными, ибо не осведомлен об особенностях устройства собственной психики. Социум как фабрика по производству людей обращает их познавательный импульс исключительно вовне — к познанию социального устройства и правилам общежития внутри него, оставляя за чертой знания о психологическом устройстве самого субъекта познания, его индивидуальности и особенностях восприятия. В результате человек формируется как унифицированная социальная единица, приспособленная для жизни в социуме при соблюдении, главным образом, коллективных, социально обусловленных интересов. Переживания и сложности частной жизни человека, его внутренние противоречия и конфликты остаются его личным делом и для социальной системы не имеют принципиального значения. И это — нормально!
Не нормально, однако, что, оставаясь один на один с собственными проблемами общения, человек не вооружен достоверным знанием о способах их решения. Как следствие, люди вступают во взаимодействие и взаимоотношения случайно, в условиях неопределенности. Это напоминает плавание в открытом море без карт, компаса и небесных светил — может быть, повезет, а может быть, и нет. Значит, отношения с другими людьми начинают составлять область страхов. Результаты плачевны: чувство одиночества, эмоциональное обнищание, потеря интереса к жизни, агрессия, обращенная на себя или на других… Незнание субъектом социальных отношений основ собственной психологии начинает угрожать системе социальных отношений как таковых. Конфликт межличностных отношений внутри среды обитания угрожает целостности самой среды обитания.
Может ли человек разрешить для себя эту проблему более или менее осознанно? Конечно, может. Порой он это и делает, но чаще всего методом проб и ошибок. Совершит некий поступок — оценит полученный результат — примет следующее решение — опять совершит поступок и т. д. до бесконечности. Эффективность такого способа, достаточно мала даже в условиях стабильного социума, становится ничтожно малой в наш век всеобщей процессуальности: ускоряются не только процессы социальной жизни — ускоряются процессы старения социального опыта.
Но есть и другой способ. Суть его в том, чтобы основы психологии поведения стали доступны человеку. По крайней мере настолько глубоко и подробно, насколько это принято в «инструкциях по пользованию бытовыми приборами». Иными словами, человеку полезно узнать несколько больше о самом себе, о своем природном устройстве.
Сама по себе задача такого рода, увы, не нова. Еще во времена античности над входом в храм Аполлона в Дельфах было высечено: «Познай себя». И до сих пор эта фраза не утратила своей актуальности. И это несмотря на то, что многие поколения ученых уделили в своих исследованиях далеко не последнее место указанной проблематике.
Говоря о проблемах психики в связи с инициацией и управлением поведением человека, следует прежде всего обратиться к исследованиям столпов психоанализа: Зигмунда Фрейда, Альфреда Адлера и, конечно, Карла Густава Юнга.
Как известно, Зигмунд Фрейд, в отличие от многих своих предшественников, предпринял попытку рассмотреть психику человека целостно, однако увязал все психические проявления исключительно с биологической проблематикой, диктуемой сексуальными комплексами.
Альфред Адлер в своих трудах отрицал исключительное влияние на психику сексуальных комплексов. Он противопоставил 3. Фрейду собственное учение, где центральное место уделил комплексу власти, который, по его мнению, как и многие другие аспекты поведения человека, формируется на основе психических содержаний, названных Адлером «социальным чувством».
В отличие от 3. Фрейда, его ученик и в течение ряда лет последователь К.Г. Юнг решительно отделяет психические феномены от физиологии, хотя и не отрицает их взаимодействия. Освободившись от многообразного влияния различных физиологических факторов индивидуального свойства, и опираясь на свой двадцатилетний опыт врача-психоаналитика, К.Г. Юнг совершил переворот в психологии, впервые предложив научно обоснованную классификацию психологических типов человека.
Карл Юнг выделил две фундаментальные психологические установки, которые делят людей на экстравертов и интровертов, а также выделил четыре основные психологические функции: мышление, чувство, ощущение и интуицию. В зависимости от доминирования одной из психологических функций, он обосновал наличие устойчивых психотипов, общее число которых, с учетом экстраверсии и интроверсии, равняется восьми.
Карл Юнг дал их описание в своем фундаментальном труде «Психологические типы», впервые изданном в Цюрихе в 1921 г. Труды К. Г. Юнга стали фундаментом целого направления в психологической науке, которое развивается и в настоящее время как в Европе, так и в Соединенных Штатах Америки. Труды именно этого ученого стали методологической базой, оттолкнувшись от которой литовский ученый А. Аугустинавичюте предприняла попытку создания науки о закономерностях человеческого поведения. Она назвала ее «соционикой».
Последним толчком для А. Аугустинавичюте явились исследования известного польского психотерапевта Кемпинского, у которого, среди прочих работ, есть работа под названием «Невроз». Кемпинский, опираясь на собственный опыт и работы коллег, выделил, с его точки зрения, основную причину неврозов. Невроз — это прежде всего болезнь, берущая начало в социальной сфере, т. е. невроз — это заболевание личности, а не тела. Главным же источником невроза выступают межличностные отношения. Даже в случае возникновения невроза как следствия конфликта конкурирующих потребностей человека проявляется он прежде всего в отношениях с другими людьми: конфликтах семейных, производственных, конфликтах между личностью и обществом.
Таким образом, не достаточно смотреть на людей типологически. И также не достаточно научиться определять психотип себя или другого человека. Важнее понять, как эти типы между собой взаимодействуют, по каким законам. Так был определен подход к проблематике, которая не вошла в труды К. Юнга и которая в дальнейшем была названа теорией интертипных отношений.
Иначе говоря, квинтэссенцию того, что было названо «соционикой», составляет именно теория интертипных отношений. И главным пафосом работы творческой группы А. Аугустинавичюте стало изыскание практических рекомендаций по преодолению межличностных конфликтов, возникающих будто инфернально, необъяснимо.
В истории соционики как науки было всякое. Был период, когда творческая группа А. Аугустинавичюте приложила немало усилий, чтобы придать этой науке официальный статус. Был и начавшийся в СССР, в 80-е годы, период повального увлечения соционикой. В это время зерна научного знания в этой молодой науке были во многом профанированы, а соционика превратилась в своеобразную игру, напоминающую популярные гороскопы из журнала «Отдохни».
Разумеется, этому способствовала ситуация, когда ряд положений молодой науки были не до конца изучены и, следовательно, выглядели недостаточно обоснованными теоретически. Последнее обстоятельство, безусловно, не отрицает правильности большинства положений, сформулированных на базе эмпирических исследований, но недостаток теоретических обоснований все-таки сказался на отношении научных кругов к этой отрасли психологии.
Так, А. Аугустинавичюте, в отличие от К.Г. Юнга, выделяет не восемь, а шестнадцать типов, которые вслед за Кемпинским назвала типами информационного метаболизма (ИМ). Однако их связь с психотипами Юнга прослеживается достаточно слабо. С другой стороны, теоретически бездоказательным остался сам факт наличия именно 16-ти типов информационного метаболизма. Ибо, подтверждая вслед за Юнгом наличие 4-х психологических функций (в двух вариантах: экстраверсии и интроверсии), автор соционики не смогла теоретически строго доказать, почему эти элементы образуют только 16 комбинаций, а не 24, как это вытекает из правил математики. Ссылка на «нежизнеспособность» остальных восьми комбинаций, к сожалению, осталась недоказанной даже эмпирически.
Кроме того, увлекшись последователи Аугустинавичюте стали распространять описание типов информационного метаболизма на личность и человека в целом, что для научной психологии закономерно выглядит как изрядное упрощенчество.
С другой стороны, выделяя тип информационного метаболизма как важнейший механизм приема, переработки и выдачи информации, участвующий в инициации дальнейших поведенческих реакций, соционика не находит взаимосвязи этих процессов с нейрофизиологией человека. Соответственно, механизм инициации поведения теряет опору — остается неясным каким образом и через посредство каких органов тела ему удается оказывать влияние на человека.
Описание типов ИМ, принятое в соционике, имеет явно индивидуальный, субъективный характер: перечисление разрозненных характеристик вне какой-либо строгой схемы или методики делает его аморфным, трудно запоминаемым, а стало быть, малоупотребимым на уровне рядового пользователя.
Такой упрощенный подход, на мой взгляд, закономерно привел к негативной реакции читателей и никак не способствовал авторитету соционики как науки.
И конечно, в сложившихся обстоятельствах рано говорить о том, что научные исследования в области прогнозирования и управления поведением человека полностью завершены.
Попытку отделить зерна от плевел, т. е. попытку отделить научные данные от субъективных предпочтений, и предпринял академик И.Н. Калинаускас, известный читателю по книгам серии «Тайна Мастера Игры», которую мы продолжаем настоящей публикацией.
Нужно сказать, что И.Н. Калинаускас и сам принимал участие в работе творческой группы А. Аугустинавичюте. Исследованиям в этой области он посвятил три года, а в дальнейшем постоянно пользовался этими знаниями в своей работе практического психолога. Накопленный обильный исследовательский и практический материал вылился в цикл лекций, прочитанных автором в Санкт-Петербурге в 1998–1999 гг. Тексты этих лекций, в частности, легли в основу настоящего издания.
Чем же отличается подход И.Н. Калинаускаса к проблематике психологии человеческого поведения?
Во-первых, автор рассматривает проблему комплексно — в составе механизмов психики, составляющих в целом систему социального ориентирования человека. При этом особо выделяются факторы внешнего влияния на формирование информационно-поведенческих механизмов психики, берущие начало в окружающем социуме и имеющие отношение к индивидууму лишь постольку, поскольку содержат проекции других людей на данного человека: их субъективные восприятия, оценки и ожидания. В силу надличностных законов социальной природы внешние воздействия никогда, не отражают чье-либо персональное мнение — они всегда формируются от лица определенной части социума, т. е. некоторого «мы». Будучи воспринятыми как собственные убеждения, они участвуют в формировании индивидуального поведения, хотя могут вступать в конфликт с истинными убеждениями и стремлениями индивидуума. Если человек осознал потребность освободиться от мешающих ему посторонних влияний, изучение и последующее нивелирование факторов внешнего воздействия (суггестии, принуждения, стимулирования и т. п.) оказывается совершенно необходимым.
Во-вторых, автор убедительно доказывает, что психотип Юнга и тип информационного метаболизма суть разные психические механизмы, каждый из которых обладает собственной функциональной предназначенностью.
В-третьих, автор выявляет взаимосвязь типа информационного метаболизма с деятельностью четырех структур головного мозга человека: неокортекса, гиппокампа, гипоталамуса и миндалины. В соответствии с этим информационно-поведенческий механизм психики человека обретает прочную нейрофизиологическую основу, что предполагает невозможность его произвольного изменения, однако не противоречит возможности управления им как инструментом.
В-четвертых, И.Н. Калинаускас рассматривает тип информационного метаболизма структурно, как целое, сформированное и функционирующее в соответствии с определенными, повторяющимися закономерностями, что делает его доступным анализу и диагностике.
В-пятых, теория И.Н. Калинаускаса обретает свое законное, локальное место среди других психологических дисциплин. Ибо она не имеет претензий на описание всей личности человека, и тем более на описание всей его психики, но дает обоснованное описание ее (психики) информационно-поведенческих рефлексов, имеющих под собой нейрофизиологическую основу. А предложенный автором оригинальный метод структурного и образного изучения типа информационного метаболизма достаточно эффективен для практического использования как в плане управления собственным поведением, так и в плане осознанного взаимодействия с другими людьми с учетом особенностей их природного устройства.
Эта книга — научно-популярное пособие по психологии человеческого поведения. Она адресована людям активной жизненной позиции, которых волнуют проблемы управления собственным поведением и поведением других людей и которые хотят расширить сферу своего общения и сделать ее более комфортной, наполненной радостью взаимопонимания.
Василий Ковтун