Виды памяти

Виды памяти

Различают два вида памяти: генетическую (наследственную) и прижизненную. Наследственная память сохраняет информацию, которая определяет анатомическое и физиологическое строение организма в процессе развития и врожденные формы видового поведения (инстинкты). Она меньше зависит от условий жизнедеятельности организма по сравнению с прижизненно накапливаемой долговременной памятью. Информация в наследственной памяти хранится в молекулах ДНК (дезоксирибонуклеиновой кислоты), состоящих из длинных свернутых в спирали цепей. При этом в каждой клетке организма содержится вся наследственная информация. Как носитель наследственной информации, ДНК имеет ряд особых свойств. Она устойчива к повреждающим факторам, способна к исправлению некоторых своих повреждений, что стабилизирует ее информационный состав. Эти и ряд других свойств и обеспечивают надежность наследственной информации.

Прижизненная память — это хранилище информации, полученной с момента рождения до смерти. Она существенно больше зависит от внешних условий. Различают несколько видов и форм прижизненной памяти. Один из видов памяти — запечатлевание (импринтинг) является промежуточным между генетической и прижизненной памятью.

Запечатлевание — это форма памяти, наблюдаемая только в ранний период развития, сразу после рождения. Запечатлевание заключается в одномоментном установлении очень устойчивой специфической связи человека или животного с конкретным объектом внешней среды. Эта связь может проявиться в следовании за любым движущимся объектом, впервые увиденным животным в первые часы жизни, в приближении к нему, прикосновении и т. п. Такие реакции сохраняются на длительное время, что рассматривается как пример обучения и долговременного запоминания с одного предъявления. Запечатлевание существенно отличается от обычного запоминания тем, что длительное неподкрепление не ослабляет реакции, оно ограничено коротким, четко определенным периодом в жизненном цикле и необратимо. При обычном обучении то, что показано последним, оказывает (при прочих равных условиях значимости и вероятности) наибольшее влияние на поведение, тогда как при импринтинге объект, показанный первым, имеет большее значение. Здесь главное не новизна раздражителя, а его первенство.

Приведенные краткие сведения о свойствах импринтинга говорят в пользу существования специального механизма раннего целостного восприятия и прочного запечатления. Ярким примером может служить эпизод, рассказанный этологом Лоренцом. Он водил на прогулку выводок утят, которые были импринтированы на его полосатые брюки и не соглашались отправляться к водоему, если экспериментатор был в другой одежде. Для того чтобы утята шли за ним и не потеряли его в густой траве, Лоренцу приходилось передвигаться на корточках и непрерывно крякать. «Когда я вдруг взглянул вверх, — пишет он, — то увидел над оградой сада ряд мертвенно-бледных лиц: группа туристов стояла за забором и со страхом таращила глаза в мою сторону. И неудивительно! Они могли видеть толстого человека с бородой, который тащился, скорчившись в виде восьмерки, вдоль луга, то и дело оглядывался и крякал, а утята, которые могли хоть как-то объяснить подобное поведение, утята были скрыты от глаз изумленной толпы высокой весенней травой» [171, с. 54].

Обнаружен критический интервал времени, когда импринтинг максимально проявляется. Этот период различен для медленно и быстро развивающихся животных. У первых импринтинг проявляется в более поздние сроки развития: у птенцов запечатлевание впервые обнаруживается к 12-му часу после вылупления, у обезьян — на 20-40-й день жизни. У человека импринтинг наблюдается до 6-месячного возраста [224]. Неразвитость мышечной системы к моменту рождения у млекопитающих не позволяет изучать импринтинг у них по реакции следования в первые часы после рождения, как, например, у птиц. Поэтому для млекопитающих использовали другую схему эксперимента [352]. В клетку каждого новорожденного детеныша обезьяны, изолированного от матери, ставили муляжи, представляющие собой цилиндр из проволоки («проволочная мама»), и такой же цилиндр, обтянутый мягкой тканью или мехом («матерчатая мама»). Половину детенышей кормили из первого муляжа, половину — из второго. Независимо от того, из какого муляжа детеныш получал пищу, обезьянки проводили время возле матерчатого. Возможность прижаться к матерчатой маме снижала их беспокойство (рис. 5). Очевидно, такого рода тактильный комфорт, обеспечиваемый «матерью», был для детенышей жизненно важным.

В тех же экспериментах показано, что материнское поведение детенышей обезьяны, выращенных с искусственными мамами, определяется собственным опытом в раннем возрасте, именно в период запечатлевания. Выращенные без материнского ухода обезьянки обнаружили в дальнейшем тяжелые нарушения поведения, например, самка была равнодушна к своему детенышу, не знала, что с ним делать и не могла выходить, т. е. у этих обезьян не выработалось адекватного материнского поведения (качать, кормить, носить). Создается впечатление, что биологический смысл импринтинга связан с формированием психологической защиты (мамы), а при невозможности сформировать подобный механизм наступают необратимые изменения в поведении. Обобщив ряд исследований, английский психиатр Боулби [326] полагает, что искусственное отчуждение детей от матери как от человека теплого, ласкового и внимательного опасно по крайней мере до трех лет. Трех месяцев «лишения любви» в этом временном интервале достаточно, чтобы в психике ребенка произошли изменения, которые уже нельзя полностью устранить впоследствии. Изоляция от матери или другого очень близкого человека в раннем детстве может привести к снижению интеллекта, аномалиям социального поведения, повышенной уязвимости, усилению агрессивности. Итак, легко заметить, что Запечатлевание как форма прижизненной памяти очень близка к наследственной по прочности, неповреждаемости следа и по неотвратимому характеру своих проявлений.

Рис. 5. Запечатлевание как ранний механизм ослабления беспокойства.

Демонстрация предпочтения тепла и тактильного комфорта при контакте с тряпичной «мамой» у детеныша макаки-резуса несмотря на то, что кормит его проволочная «мама». (Из кн. Понугаева А. Г. Импринтииг. Л, 1972)

Выделяют следующие виды прижизненной памяти: двигательную, образную, эмоциональную и символическую (словесную и логическую).

Двигательная память обнаруживается очень рано. Это прежде всего память на позу, положение тела. Двигательная память лежит в основе профессиональных и спортивных навыков, танцевальных фигур и бесчисленных автоматических навыков вроде привычки, переходя улицу смотреть сначала налево, а потом направо. Достигая полного развития раньше иных форм, двигательная память у некоторых людей остается ведущей на всю жизнь, у остальных ведущую роль играют другие виды памяти.

Одна из форм образной памяти — зрительная. Ее отличительная особенность в том, что в период удержания образа в памяти он претерпевает определенную трансформацию. Обнаружены следующие изменения, совершающиеся со зрительным образом в процессе сохранения: упрощение (опускание деталей), некоторое преувеличение отдельных деталей, преобразование фигуры в более симметричную (более однообразную). Сохраняемая в памяти форма может округляться, расширяться, иногда меняется ее положение и ориентация. В процессе сохранения образ трансформируется и по цвету. Яснее и ярче всего зрительно воспроизводятся образы, редко встречающиеся, неожиданные. С одной стороны, указанные преобразования образа в памяти делают его менее точным по сравнению с образом в словесной памяти. С другой стороны, эти преобразования могут принести пользу — превратить образ в общую схему и до известной степени сделать его символом. Зрительная образная память плохо поддается произвольному управлению, а хорошо помнить только особенное, экстраординарное — еще не значит иметь хорошую память.

У А. П. Чехова в пьесе «Чайка» неудачливый писатель так сравнивает себя с талантливым: «У него (талантливого) на плотине блестит горлышко от разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот лунная ночь и готова, а у меня и трепещущий свет луны, и тихое мерцание звезд, и далекие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе» [293, с. 53]. Последнее описание каждый воспринимал и читал множество раз и поэтому оно не вызывает яркого образа. Наоборот, блеск горлышка разбитой бутылки — неожиданный и потому запоминающийся образ.

Образная память обычно ярче проявляется и детей и подростков. У взрослых людей ведущая память, как правило, не образная, а логическая. Однако есть профессии, где полезно иметь развитую образную память. Выявили, что можно эффективно тренировать образную память, если воспроизводить заданные картины мысленно в расслабленном пассивном состоянии с закрытыми глазами перед сном.

Эмоциональная память определяет воспроизведение определенного чувственного состояния при повторном воздействии той ситуации, в которой данное эмоциональное состояние возникло впервые. Важно подчеркнуть, что это состояние воспроизводится в комплексе с элементами ситуации и субъективным отношением к ней. Особенности этой памяти — в быстроте формирования следов, особой их прочности и непроизвольности воспроизведения. П. П. Блонский [33] полагал, что чувственная память, на основе которой развивается эмоциональная память, имеется уже у шестимесячного ребенка и достигает своего расцвета к трем — пяти годам. На ней основываются осторожность, симпатии и антипатии, а также первичное чувство узнавания («знакомое» и «чужое»).

Сильные, эмоционально окрашенные впечатления человек хранит дольше всего. Исследуя устойчивость эмоциональной памяти, В. Н. Мясищев [191] показал, что когда школьникам показывали картины, то точность их запоминания зависела от эмоционального отношения к ним — положительного, отрицательного или безразличного. При положительном отношении они запомнили все 50 картин, при отрицательном — только 28, а при безразличном — всего 7. Эмоциональная память отличается тем, что почти никогда не сопровождается отношением к ожившему чувству как к воспоминанию раньше пережитого чувства. Так, человек, напуганный или искусанный в детстве собакой, пугается затем при каждой встрече с собакой, но не осознает, с чем связано это чувство. Произвольное воспроизведение чувств почти невозможно. Наряду с запечатлением чувственного состояния, сопутствовавшего восприятию той или иной информации, эмоциональная память обеспечивает быстрое и прочное запоминание и самой информации, вызвавшей данное эмоциональное состояние, однако не всегда можно полагаться на точность ее сохранения. Если у человека в обычных, спокойных условиях возрастание силы и яркости впечатления повышает четкость и прочность запоминания, то в экстремальных состояниях (у потерпевшего или обвиняемого) сильное потрясение ослабляет или даже полностью глушит то, что было запечатлено.

Приведем пример. Был осуществлен такой эксперимент [376]: студенты сидели в аудитории, опустив головы в экзаменационные листы. Внезапно дверь распахнулась, и молодая женщина ростом 150 см, одетая в джинсы, клетчатую ковбойку и тирольскую зеленую шляпу, ворвалась в комнату. Она быстро бросила в студента, сидевшего в первом ряду, морковку и крикнула: «Федеральная селедка! Ты украл мои отметки». При этом снаружи из коридора был слышен хлопающий звук. Студент в первом ряду, одетый в униформу спортивного общества, вскрикнул и упал на пол. Когда нападавшая выскочила из комнаты, двое мужчин, одетых, как санитары, вбежали в аудиторию, поставили жертву на ноги и быстро вывели его. Вся сцена заняла минуту с того момента, когда вбежала нападавшая, до того, как вывели жертву. Влияние эмоционального шока и неожиданности ярко проявилось тогда, когда студентов попросили немедленно описать полную картину событий, свидетелями которых они были, ответив на ряд вопросов. Результат оказался потрясающим. Вот некоторые вопросы и ответы. Кто был нападающий? Один студент писал: «…большой, германского типа… как голливудский спасатель». Как был одет нападавший? «…В униформу железнодорожного кондуктора». Каково было оружие? «… Убийца использовал нож с открытым лезвием». Кто был жертвой? «Мужчина, одетый в брюки цвета хаки и голубой свитер». Поскольку инцидент был в высшей степени неожиданным и имел вид драматического, большинство свидетелей не запомнили ни внешнего вида вошедшей, ни обстоятельств вторжения. В описанной экспериментальной ситуации деформацию следов памяти можно объяснить только эмоциональным воздействием, ибо фактор времени исключен и отнести забывание за счет преобразования информации во время длительного периода хранения нельзя.

Символическая память подразделяется на словесную и логическую. Словесная память формируется в процессе прижизненного развития вслед за образной и достигает наивысшей силы к 10–13 годам. Отличительной чертой ее является точность воспроизведения. Другой (и в этом ее преимущество перед образной памятью) — значительно большая зависимость от воли. Воспроизвести зрительный образ — не всегда в нашей власти, в то время как повторить фразу значительно проще. Однако и при словесном сохранении наблюдаются искажения. Так, при запоминании ряда слов точнее всего воспроизводятся начальные и конечные, кроме того, деталь в рассказе, которая привлекла внимание человека, при пересказе имеет тенденцию передвигаться к началу. Точность словесного воспроизведения обеспечивается не только повторением, но и сокращением. Текст можно сократить и тем самым облегчить работу памяти: чем он короче, тем меньше ошибок при воспроизведении. Краткость эффективна не только за счет простого урезывания, но и за счет выработки правил выделения самого существенного. Постепенно через обобщение развивается логическая память.

Отношения словесной памяти со зрительной — сложные. С одной стороны, словесная память сама по себе точнее зрительной, с другой — она может оказывать влияние на зрительные образы, сохраняющиеся в памяти, усиливая их трансформацию или подавляя их полностью. В этом случае зрительные образы в памяти могут так преобразовываться, чтобы точнее соответствовать своим словесным описаниям, особенно если названия предшествуют восприятию зрительных изображений. Искажение зрительных образов под давлением словесных названий проявилось отчетливо в следующих экспериментах [329]. Исследователи составили ряд из 12 многозначных фигур (рис. 6). Каждая из фигур получила два словесных обозначения. Всем испытуемым предъявлялись одни и те же фигуры, но одной группе перед предъявлением назывались первые (из двух возможных) обозначения фигур, другой — вторые. От всех испытуемых требовалось после экспозиции как можно точнее нарисовать показанную фигуру. В результате 74% фигур, которые были обозначены словами из первого списка названий, в рисунках оказались похожими на предметы с этими названиями и 73% из второго списка — на соответствующие предметы второго списка. Например, показывали два кружочка, соединенных палочкой; одним людям сказали, что это очки, другим — что это гантели. На своих рисунках испытуемые из первой группы пририсовывали отсутствующие дужки и сделали изгиб в переносице, а из второй — изображали утолщение в ручке гантелей. Таким образом, наблюдалась тенденция воспроизводить рисунки так, чтобы они лучше соответствовали их словесному описанию. Очевидно, легче хранить в памяти 12 слов и реконструировать образы в соответствии с этими описаниями, чем хранить в памяти 12 изображений.

Рис. 6. Искажающее влияние словесной памяти на зрительную.

Средняя колонка: фигуры, показанные испытуемым двух групп: левая колонка — рисунки испытуемых 1-й группы в соответствии с предложенными названиями; правая — рисунки испытуемых 2-й группы в соответствии с предложенными названиями. (Из кн. Экспериментальная психология. Т. II. М, 1963)

Понятным становится, почему одним из факгоров, который может сильно влиять на воспоминание свидетеля, является подбор слов в вопросах, которые ему задают. Для демонстрации такого влияния Лофтус показала студентам короткий фильм о дорожном инциденте. Затем некоторых из них спросили: «С какой скоростью ехали автомобили, когда они ударились?» Для других свидетелей глагол «ударились» был заменен на «разбились», «столкнулись» или «пришли в контакт». Выяснилось, что оценки свидетелей находились в полной зависимости от использованного глагола. Те, которых спрашивали со словами «пришли в контакт», давали самую низкую оценку скорости (30 миль в час), в то время как другие, которых спрашивали, используя глагол «разбились», дали самую высокую оценку (41 миля в час). Через неделю, после того как студенты просмотрели фильм об инциденте, им было задано несколько вопросов. Критическим был вопрос: видел ли свидетель разбитые стекла, хотя фактически в фильме такого не было. Предполагалось, что если глагол «столкнулись» реально повлиял на свидетелей при воспоминании об инциденте как обозначающий более серьезные действия, чем это было на самом деле, то они также могут «запомнить» детали, которые могут соответствовать высокоскоростному инциденту, например разбитые стекла. Именно это и было обнаружено. Свыше 30% испытуемых, которых неделю назад спрашивали со словом «столкнулись», сообщили, что они видели несуществующие стекла; эти же стекла «видели» только 10% из тех, которых спрашивали со словом «ударились» [371].

Данные факты приведены для того, чтобы подчеркнуть важную роль, которую играет правильный выбор слов при формулировании вопроса. Именно этот фактор сам по себе влияет на содержание и точность ответа.

Особенности логической памяти проявляются прежде всего в запоминании только смысла текста. Это запоминание может не иметь ни одного общего слова с исходным текстом [33]. В процессе вычленения смысла происходит раскрытие понятий подлинника высшими понятиями, т. е. переработка текста в более обобщенных понятиях. Вспоминание в этом случае — это реконструкция текста — нисхождение от обобщенных понятий к конкретным. Логическая память самым тесным образом связана с мышлением, поэтому в разделе о мышлении ей будет уделено дополнительное внимание.

Взаимодействие перечисленных видов памяти особенно ярко проявляется в узнавании. Узнавание ранжируется от еле заметного чувства чего-то знакомого до полной уверенности. Полезно заметить, что на степень этой уверенности существенно влияет самооценка узнающего. При прочих равных условиях человек с завышенной самооценкой всегда узнает наверняка, а с заниженной — наоборот, даже надежно узнанное принимает за сомнительное. Узнавание отличается от вспоминания тем, что требует меньших усилий. Человеку легче сказать, что он это уже видел, чем перечислить, что именно он видел. В экспериментах испытуемым предъявлялись последовательно друг за другом картинки. Если относительно некоторой картинки просили ответить на вопрос: «Была ли уже такая?», то еще после 60 других картинок можно было получить правильный ответ. Если же просили воспроизвести некоторую картинку (достаточно простую, чтобы каждый мог ее нарисовать), то правильный рисунок мог быть получен не позднее, чем через 12 картинок. Таким образом, узнать проще, чем воспроизвести.

В связи с попыткой ответить на вопрос, почему узнать проще, чем припомнить, был сформулирован ряд гипотез. В гипотезе порога [374] утверждается, что эффективность узнавания и припоминания зависит от прочности следов в памяти. Для того чтобы объект можно было узнать, прочность следа может достигать меньшей, чем для припоминания, величины, которая называется порогом узнавания. Объекты, следы которых обладают очень высокой прочностью, будут и узнаваться и припоминаться, другие следы, обладающие меньшей прочностью, — только узнаваться, и, наконец, следы с самой низкой прочностью не будут ни узнаваться, ни припоминаться. Эта гипотеза позволяет понять, почему проверка на узнавание имеет существенно лучшие результаты, чем на припоминание.

Гипотезу двух следов выдвинул Адамс [320], утверждая, что узнавание и припоминание зависят от разных комплексов информации, содержащихся в памяти, — словесных и образных. Узнавание больше опирается на зрительные образы, а воспроизведение, как правило, использует вербальные следы. Предполагается, что прочность следа в памяти представляет собой сумму его вербальной и образной прочности. Гипотеза двух видов следов позволяет понять, почему названия конкретных вещей запоминаются лучше, чем слова, обозначающие абстрактные понятия: первые проще представить и в образной и в вербальной форме.

Интересной иллюстрацией особенностей припоминания и узнавания образной и словесной информации явились эксперименты Барика [по 376]. Он изучал долговременную память с помощью стандартного набора объектов, которые испытуемые хорошо изучили в некоторый момент своей жизни и с которыми не имели возможностей часто встречаться впоследствии. Этим требованиям удовлетворил набор имен и фотографий, взятых из альбомов выпускников института. Испытуемыми были 392 человека в возрасте от 20 до 74 лет, окончившие институты от трех месяцев до 40 и более лет тому назад. Как вы думаете, сколько своих товарищей по студенческой группе вы можете вспомнить через 25 лет после окончания института? Исследования долговременной памяти показали, что больше, чем вы предполагаете.

Сначала был проведен тест свободного вспоминания. Испытуемых просили перечислить как можно больше своих товарищей по курсу, которых они могут припомнить за восемь минут. (В предварительных тестах было обнаружено, что после восьми минут люди более или менее истощают свою память на имена при таком вспоминании без подсказки.) В тесте свободного вспоминания недавние выпускники могли вспомнить в среднем 47 имен. Результаты этого теста понижались с возрастом, так что выпускники, окончившие институты 40 и более лет тому назад, могли вспомнить в среднем только 19 имен.

Затем испытуемым был предложен тест по узнаванию фотографий, где им показывали десять карточек с пятью портретами на каждой. Одним из пяти лиц был товарищ по институту, а другие четыре были взяты из альбомов других институтов того же времени. Процедура была похожей на криминалистическое опознание: испытуемого просили посмотреть на пять фотографий и указать на своего сокурсника. Результаты опознания были очень хорошими. Недавние выпускники могли правильно идентифицировать 9 из 10 картинок и, что самое замечательное, так же хорошо справлялись с заданием окончившие институт 35 лет назад. Даже окончившие 40 и более лет назад могли правильно узнать в среднем три четверти своих товарищей.

Испытуемым предложили, кроме того, тест на узнавание фамилий, в котором они должны были выбрать из пяти предложенных фамилию товарища. Вспоминание фамилий существенно улучшалось, если испытуемым «подсказывали», показывая фотографии их товарищей (серией из десяти портретов, сфотографированных в случайном порядке из выпускного альбома). В этом тесте самая младшая группа выпускников вспомнила почти 70% фамилий своих товарищей. Результаты плавно понижались с возрастом: люди из самой старшей группы были в состоянии вспомнить меньше (две из десяти) фамилий. Однако для всех групп «подсказка» вела к вспоминанию многих товарищей, которые иначе были бы «забыты». Эти результаты подчеркивают большую легкость узнавания по сравнению с припоминанием особенно в сочетании со зрительной подсказкой.