Мимолетное воспоминание
Мимолетное воспоминание
Она положила телефонную трубку и откинулась в кресле. Ее тонко вибрирующая кисть поигрывала сигареткой. Было около трех часов дня и блестящее, хотя уже и не яркое солнце сентября настойчиво просачивалось сквозь шторы. Она любила это время, несущее в себе какую-то потаенную и легкую печаль. И в это же время в ней пробуждались некие странные чувства, столь же потаенные и почти неуловимые, как летящие паутинки. И в этой призрачной прозрачности находилось нечто завораживающее и щекочущее ощущения, которые выводили ее за грань обыденности.
Рита глубоко затянулась резковатым дымом, и тонко звенящие колокольчики наполнили голову, затуманивая сознание. Тело постепенно наполнялось набухающей ватой. Но ей было известно, что вслед за этой распластанной тяжестью наступит невесомость, и чувство экстатического наплыва опрокинет ее в бездну глубочайшего наслаждения, продолжением которого станут их «декадентские игры» с Лукиным.
Они экспериментировали с запредельными ощущениями, пытаясь выйти за грань, отделяющую одну реальность от другой, погружаясь в откровения секса и марихуаны. Однажды как психолог она задала вопрос, зачем она это делает, и Лукин ей сказал, что таким образом они получают оккультную силу.
До этого они несколько раз виделись на вечеринках, у нее в кабинете и дома, и каждый раз их влекло друг к другу все больше и больше. Их сближало то, что они вели двойную жизнь – внешне благополучные и благопристойные, они занимали место, которое в обществе принято называть респектабельным, но внутри они находились на дне и даже за гранью общества. И эта игра их будоражила, наполняла ощущением власти и свободы. Разница их полюсов, внешнего и внутреннего, вызывала огромное напряжение и силу.
Краешком сознания она скользила по этим мыслям, погружаясь, как в теплую ванну, в волны таинственного дыма, пока до нее не донесся звук дверного звонка, приплывший словно откуда-то издалека по ставшему замысловатым и искривленным коридору восприятия. Она отделилась от кресла, и ей показалось, что в следующую секунду она уже была у входной двери.
Очертания Лукина мерцали в полумраке прихожей.
– Ну что, – растягивая губы, спросил он, – побалуемся декадансом?
Из глубины ее живота вырвалось ядро хохота.
– Пошли.
На ходу она сбросила легкий халат и, голая, села на стул. Мелкие иголочки прыгали по всему ее телу, щекоча и возбуждая.
– Дай мне сигаретку, – сказал он холодно и резко.
Потягиваясь и изгибая спину, она протянула руку и достала полки кожаный портсигар с сигаретами, набитыми марихуаной.
Он медленно затягивался и подолгу держал дым в легких. Затем докурив, быстро разделся и коротко бросил:
– На колени.
Оно покорно и грациозно опустилась на колени, скользя по eе телу увеличенным и увлажненным взглядом.
– А теперь, сука, подползи ко мне.
Переместившись на четвереньки, сотрудница центра психического здоровья подползла к возвышающейся над ней фигуре и, хрипловато шепнув «слушаюсь, мой повелитель», спрятала лицо в его паху.
– Давай, давай, грязная похотливая стерва, старайся. Я же вижу тебе это нравится. – Сопя и покряхтывая, Рита самозабвенно копошилась у его ног.
– Кури, кури мою дивную сигару, – покачивая тазом, повторяв он, и ее звучные причмокивания ускорились.
– Ах, какая у тебя задница, белая и роскошная. Сейчас мы на ней чуть-чуть порисуем, – ив следующий миг тонкий кожаный хлыст мелькнул в воздухе, скользнул по красивой ягодице и оставил на ней розовую полосочку. И в это же время он почувствовал, что взрывается изнутри, а она ощутила, как содержимое этого взрыва наполняет ее рот.
А примерно через полчаса, после тихой передышки, подкрепленной новой сигареткой, они поменялись ролями. Рита облачилась в высокие ботфорты и взяла в руку плетку, а Лукин превратился в лакея, ползающего вокруг своей госпожи и, скуля вымаливающего у нее прощения, пока эта полногрудая и роскошная амазонка таскала его на поводке по всей квартире, заставляя лизать свои сапоги.
К вечеру они завершили игры и, выйдя из состояния туманной экзальтации, поговорили за чашечкой кофе о соблазнах и мистической значимости садомазохизма, который в конечном итоге приводит; к душевному просветлению. При этом сексуальные союзники ссылались на Достоевского, утверждавшего, что высшее наслаждение находится на кончике кнута.
– Причем заметь, – убежденно говорил Лукин, – что все великие люди так или иначе являлись садомазохистами. В этом-то и заключается оккультная тайна: только пройдя через унижение, можно обрести истинное величие и силу. Только смешавшись с грязью сможешь познать истинный вкус земли. А земля тебе даст силу, с помошью которой ты сможешь преодолеть ее собственное притяжение Вот почему великие мира сего начинали свой путь в недрах страдания и унижения. Наполеон, Достоевский, Гитлер – в жизни вели себя как самые настоящие мазохисты.
Относительно Гитлера Рита несколько смутилась:
– А что, фюрера ты считаешь тоже великим?
– Безусловно. Он был воплощением абсолютного зла. И в мире существует не только великое добро, но и великое зло, я имею в виду ту силу, заряд которой оно в себе несет. Мир наполнен злом, и его пророки обладают несомненной властью.
– Ты хочешь власти?
– Я хочу быть сильным. А ты?
– Я тоже.
– А зачем тебе сила? Ради каких амбиций ты хочешь ее получить? Ты вынашиваешь далеко идущие планы?
– А ты свои планы знаешь? Мне, например, понятно одно – когда я тебя луплю и унижаю, мне приятно. Я получаю удовольствие.
– И оргазм сотрясает твое холодное надменное существо… понимаю… но что дальше? Секс только ради секса – это телячье удовольствие. Он таит в себе гораздо большие глубины, сокровенные мистические глубины.
– Меня мало интересуют эти глубины. Меня интересует только мое удовольствие.
– Но и карьера ведь тоже?
– Разумеется. Конечно, я предпочитаю заниматься интеллектуально-изысканным трудом, чем какой-нибудь потной нюрой водить переполненные трамваи.
– Но когда мы с тобой занимаемся нашими играми, ты, становясь на четвереньки, сравниваешься с этой самой нюрой. Вы обе – всего лишь текущие самки.
– Да, но затем я стремительно превращаюсь в повелительницу, властную и сильную. Эта траектория взлета и является пиком морального наслаждения. Это – мощный душевный оргазм.
– Ну а с другими мужчинами ты пробовала заниматься тем же, что и со мной?
– Кое с кем занималась, но не с такой силой.
– Как это понимать?
– Очень просто. Дело в том, что ты являешься довольно своеобразным субъектом, и твое своеобразие заключается в твоей откровенности. Ты не скрываешь свою внутреннюю грязь, свою внутреннюю патологию, которая, безусловно, таится в каждом человеческом существе. Ты выплескиваешь содержание своего дна и любуешься им. В этом смысле ты страшный человек, и это меня к тебе влечет. Ты совершенно открыто демонстрируешь свои пороки и кричишь: «Вот посмотрите, какой я злой, порочный, гадкий!», и тут же добавляешь: «Но как я прекрасен». Ты навалишь кучу дерьма и все предлагаешь полюбоваться твоим дерьмом.
– Да, я люблю красоту порока. В этом даже есть и какое-то чисто эстетическое наслаждение. Но ведь ты также порочна, и еще как порочна. Я пробовал экспериментировать со многими женщинами, и многие из этих многих просто с ужасом принимали мои предложения. Просто залезть в постельку – пожалуйста, это мы с удовольствием. Но когда дело доходило до игр, они начинали выглядеть ошарашенными и чуть ли не шокированными.
– А ты бы попытался хоть одну из этих многих расшевелит своими теориями о мистической силе неординарного секса…
– В том то и дело, что пытался, но из этого ничего не получилось.
– Значит, плохо пытался.
– Это как?
– А так, что внутри почти каждого человека находятся не се всем обычные переживания, которые он, сам того не ведая, хотел 6i реализовать. Ты слишком фиксирован на себе и своем эксцентричном эгоцентризме, а потому ты плохо наблюдаешь за людьми И вследствие этого тебе, наверное, неведом тот факт, что если женщине очень нравится какой-нибудь мужчина, то она ради него может пойти на многое. И уж, по крайней мере, реализовать фантазии наподобие твоих.
– Ну что ж, надо попробовать.
– Только попробуй, – кокетливо изображая ревность, погрозила пальчиком Рита и добавила, – ну ладно, пойдем теперь займемся обычной, земной любовью, как ты говоришь, телячьим кайфом, и просто залезем в постельку.
– Охотно, – сказал довольно Лукин, и они юркнули в спальню.