Правила неприкосновенности частной жизни, или частная жизнь — превыше всего. Занятия личного характера и бытовая деятельность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Правила неприкосновенности частной жизни, или частная жизнь — превыше всего. Занятия личного характера и бытовая деятельность

Как и в случае с заголовком «Humour rules», данный заголовок («Privacy rules») можно интерпретировать в прямом смысле как «Правила неприкосновенности частной жизни» и как лозунг «Частная жизнь превыше всего», поскольку понятие «неприкосновенности частной жизни» занимает центральное место в культуре и мышлении англичан и регулирует все формы нашего поведения. Для англичан самый простой способ борьбы с нашей «социальной неловкостью» — вообще уклониться от всякого социального взаимодействия, посвятив свое свободное время делам, которые можно делать в стенах собственного дома, либо таким занятиям вне дома, которые не требуют вступления в сколько-нибудь значительный контакт с кем бы то ни было, кроме ближайших родственников, как то: прогулки, посещение кинотеатров или магазинов, — в общем, любой вид деятельности, который осуществляется с среде, где действует «правило отрицания», распространяющееся почти на все общественные места.

По данным недавно проведенных исследований, более половины видов досуга, упомянутых респондентами, — это личные и домашние дела, а из первого десятка развлечений только два занятия (обед/ужин или употребление напитков с друзьями или посещение пабов) можно однозначно охарактеризовать как «общение». Самыми популярными считаются самые домашние занятия: сидение перед телевизором, слушание радио, чтение, «сделай сам» и садоводство. Результаты опроса показывают, что англичане, даже когда им хочется пообщаться, предпочитают развлекать близких друзей и родных у себя дома, а не в окружении незнакомцев.

Дом и сад

Я уже довольно подробно говорила (в главе «Правила английского быта») о приверженности англичан к своим домам и склонности к уединению, но здесь еще раз стоит повторить сделанный мною вывод о том, что «дом англичанам заменяет навыки общения». Наша любовь к собственным домам и садам, полагаю, непосредственно обусловлена стремлением к уединению, что, в свою очередь, является симптомом нашей «социальной неловкости».

Люди во всем мире любят на досуге смотреть телевизор, так что ничего уникально английского в этом нет. И другие упомянутые здесь домашние дела, коими занимаются на досуге, — чтение, садоводство и «сделай сам», — по крайней мере, как таковые, тоже не являются исключительно английскими развлечениями. Другое дело, что у нас они пользуются колоссальной популярностью, особенно «сделай сам» и садоводство. Если пройтись по домам англичан в любой из вечеров субботы или воскресенья, можно увидеть, что, пожалуй, в половине из них кто-нибудь непременно «улучшает» свое жилище (что-нибудь сколачивает или красит) или свой сад (копает или попросту ковыряется в земле). В материалах исследования на тему «сделай сам», проведенного моими коллегами из ИЦСП, указывается, что лишь 12% женщин и 2% мужчин признались, что они никогда ничего не мастерили. По данным последней общенациональной переписи населения, более половины всего взрослого мужского населения что-то мастерили дома в течение месяца перед проведением переписи. Около трети женского населения также активно «совершенствовали» свои жилища в указанный период. Не менее показательны и цифры, свидетельствующие о любви англичан к своим садам: 52% всех мужчин Англии и 45% англичанок работали в своих садах — подрезали кусты и выдергивали сорняки.

Сравните эти цифры с данными о посещении церкви, и вы поймете, что именно является в Англии национальной религией. Даже из тех, кто утверждает, что принадлежит к определенной конфессии, только 12% посещают церковные службы каждую неделю. Остальное население утром по воскресеньям можно найти либо в местном магазине для любителей-садоводов, либо в хозяйственных супермаркетах. А когда мы хотим отдохнуть от своих домов и садов, то отправляемся поглазеть на дома и сады, превосходящие по размерам и красоте наши собственные, — такие, как величавые замки и парки, открытые для публики Национальным трестом[85] и Королевским обществом садоводов.

Посещение роскошных загородных особняков считается одним из самых популярных национальных развлечений. Что, впрочем, не удивительно, ведь в таких местах есть все, что нужно англичанину во время воскресной загородной прогулки. Мы не только черпаем там вдохновение, требуемое для усовершенствования наших домов и садов («Ой, смотри, именно в таких розово-бежевых тонах я хотел бы оформить свою гостиную!»), удовлетворяем свое любопытство и даем волю своим классовым предрассудкам. Мы также стоим там в привычных для нас очередях, которые нас успокаивают, взбадриваемся чашками чая и тешим себя мыслью, что тратим время на просвещение, — по крайней мере, поездка в замок более поучительна, чем поход в хозяйственный супермаркет или магазин для любителей-садоводов, потому что замки — это, как ни крути, «история»[86].

Эта пуританская жилка, потребность показать, что наши занятия на досуге — не просто поиск бездумных развлечений, наиболее заметно прослеживается у представителей среднего сословия. Рабочий класс и верхушка общества, как правило, более откровенно наслаждаются удовольствиями, не особо заботясь о том, кто и что о них подумает.

Телевизор

Те, кому небезразлично чужое мнение, возможно, несколько успокоятся, ознакомившись с результатами опроса, которые свидетельствуют о том, что в действительности мы вовсе не нация телеманов. Поначалу, посмотрев на статистические выкладки, вы получаете ошибочное представление. Цифры говорят о том, что сидение перед телевизором — самая популярная из форм домашнего досуга: регулярно смотрят телевизор 99% населения. Но, когда мы обращаем внимание на формулировку вопросов («Чем из перечисленного вы занимались в минувший месяц?»), картина меняется. В конце концов, редко кому удается хотя бы раз в месяц не включить телевизор, чтобы послушать новости. Ответ «да» напротив пункта о телевизоре не обязательно означает, что вы каждый вечер сидите перед ним как приклеенные.

Верно, мы много смотрим телевизор — в среднем по стране три — три с половиной часа в день, — но нельзя сказать, что телевидение убивает искусство общения. По данным того же опроса, 97% респондентов также в минувшем месяце принимали друзей и родственников или ходили к ним в гости. Сама я довольно скептически отношусь к цифрам о просмотре телепередач, чему поспособствовало мое участие в исследовательском проекте, в рамках которого команда психологов установила видеокамеры в гостиных домов обычных людей, чтобы проследить, сколько времени они посвящают просмотру телепередач и как при этом себя ведут. В данном проекте мне была отведена роль скромного помощника. Моя работа заключалась в том, чтобы просматривать видеопленки и при помощи секундомера с остановом засекать, сколько времени на самом деле наши несчастные подопытные кролики смотрели на телеэкран, а также отмечать все другие виды деятельности, которыми они занимались во время «просмотра», — занимались сексом, ковыряли в носу и т. д. Объекты нашего исследования ежедневно заполняли опросные листы, указывая, какие программы они смотрели и на протяжении какого времени.

Оценки самих этих людей и результаты, полученные мною с помощью секундомера, существенно разнятся. Когда люди говорят анкетеру, что они целый вечер или в течение часа «смотрели телевизор», это чаще всего не так. Обычно подразумевается, что телевизор был включен, а сами хозяева в это время беседовали с родными или друзьями, играли с собакой, читали газету, ссорились из-за пульта, болтали по телефону, подстригали ногти, ворчали на жену/мужа, стряпали и ужинали, спали, гладили и пылесосили, кричали на детей и так далее, возможно, иногда бросая взгляд на телеэкран.

Конечно, есть люди, которые значительно занижают количество времени, проводимого ими перед телевизором, но они, как правило, лгут — в отличие от наших «подопытных кроликов», которые хотя бы старались быть точными. Люди, утверждающие, что они «никогда не смотрят телевизор», обычно пытаются убедить вас, что в нравственном и/или интеллектуальном отношении они стоят выше массы люмпенов, которые только на то и способны, чтобы «часами пялиться на бездумную чушь» каждый вечер. Такой подход свойственен мужчинам среднего возраста из среднего сословия, которые столь же дорожат своим социальным статусом, как и те, кто насмехается над владельцами «мерседесов». На мой взгляд, в Англии подобное показное неприятие телевидения совершенно неоправданно, поскольку наше телевидение признано лучшим в мире. И действительно, мы почти каждый день можем увидеть по телевизору что-нибудь стоящее, удовлетворяющее вкусам даже тех, кто претендует на особо высокую интеллектуальность.

Что же касается нас, всех остальных, простых смертных, телевидение помогает нам осваивать искусство общения, служа замкнутым, закрытым англичанам еще одним столь необходимым «посредником». Согласно результатам недавнего опроса, телевизионные программы являются самой распространенной темой разговора между друзьями и родственниками, даже еще более популярной, чем охи и ахи по поводу дороговизны жизни, В качестве «посредника» при социальном взаимодействии телевидение уступает первенство только теме погоды. Телевидение — это то, что нас всех объединяет. Если мы не знаем, что сказать, или исчерпали тему погоды, всегда можно спросить: «А вы смотрели?..» У нас всего лишь пять каналов наземного телевидения, но при этом высока вероятность того, что многие из нас смотрели одну и ту же из недавно транслировавшихся передач. И, хотя английское телевидение относительно высокого качества, нам почти всегда есть что поругать.

Мыльные оперы

Наше неумение общаться и склонность к уединению также находят отражение в телевизионных программах, которые мы создаем и смотрим, и в частности в «мыльных операх». Самые популярные английские «мыльные оперы» очень не-обычны и сильно отличаются от сериалов, которые снимают и показывают в других странах. Темы и сюжетные линии могут быть очень похожи — измены, насилие, смерть, кровосмешение, нежелательная беременность, споры об отцовстве и прочие невероятные происшествия и трагические случайности, — но только в английских сериалах все это происходит исключительно в среде обычных людей простоватой наружности из числа трудового люда, зачастую среднего или пожилого возраста, которые зарабатывают на жизнь утомительным низкооплачиваемым трудом, носят дешевую одежду, едят бобы и чипсы, пьют в захудалых пабах и живут в маленьких, убогих, непривлекательных домишках.

Американские сериалы («дневные телеспектакли»), как и наши «Жители Ист-Энда»[87] и «Улица Коронации», тоже рассчитаны на аудиторию, представленную главным образом низшими слоями населения (о рынке потребителя можно судить по типу продукции, рекламируемой в паузах)[88], но персонажи, их стиль жизни, окружающая обстановка — это все сфера среднего класса: роскошь, шик, очарование, молодость.

Герои американских сериалов — адвокаты, врачи и преуспевающие предприниматели. Они восхитительно нарядны и ухожены, живут в дорогих домах, где царит безупречный порядок, бесконечно выясняют отношения со своими супругами и тайком встречаются со своими любовниками в красивых ресторанах и роскошных отелях. Фактически во всем мире сериалы снимаются по «вдохновенной» американской модели. Только англичане показывают уродливый натуралистический реализм рабочей среды. Даже австралийские «мыльные оперы», наиболее близкие нашим по характеру, кажутся сказкой в сравнении с мрачной неприглядностью английских сериалов. Почему это так? Почему миллионы простых англичан хотят смотреть «мыльные оперы» о таких же простых, как они сами, англичанах, которые легко могли бы оказаться их соседями?

Думаю, ответ частично кроется в эмпиризме и реализме[89], глубоко укоренившихся в сознании англичан, что породило у нас такие качества, как приземленность, прозаичность приверженность ко всему реальному, конкретному и фактическому и неприятие искусственного и претенциозного. Если бы Певзнеру случилось написать сегодня «Особенности английской «мыльной оперы», думаю, характеризуя телесериалы «Жители Ист-Энда» и «Улица Коронации», он отметил бы те исконно английские черты, которые увидел в произведениях Хогарта, Констебля и Рейнолдса, — «предпочтительность фактов, полученных путем наблюдения и личной опыта», «пристальное внимание к окружающему», «правда во всех ее повседневных мелочах».

Но это не полноценное объяснение. Швейцарский художник Фюсли[90], возможно, был прав, когда заметил, что наши «вкусы и чувства связаны с реальностью», однако англичане вполне способны оценить и гораздо менее реалистичные формы искусства и драмы. Только «мыльные оперы» у нас не такие, как во всем мире, потому что нам требуется зеркало, в котором мы видели бы отражение собственной ординарности.

Я сильно подозреваю, что эта наша особенность некоторым образом прямо обусловлена нашей манией уединения, привычкой держаться особняком, стремлением уйти домой, запереть дверь и поднять подъемный мост. В предыдущих главах я довольно подробно рассматривала данное явление и пришла к выводу, что наша закрытость порождает в нас крайнее любопытство, которое мы лишь частично удовлетворяем в процессе беспрестанного обмена сплетнями. Здесь действует эффект запретного плода: английские правила неприкосновенности частной жизни означают, что мы очень мало знаем о личной жизни и делах людей, не входящих в наше непосредственное окружение, которое составляют близкие друзья и родственники. Нельзя «полоскать на людях грязное белье» и нельзя задавать личные вопросы, вынуждающие нас к подобным действиям.

Поэтому нам неизвестно, чем занимаются наши соседи у себя дома за закрытыми дверями (если только они не шумят так, что мы бежим жаловаться на них в полицию и местный совет). Когда на обычной английской улице случается убийство, на вопросы полиции или журналистов все соседи отвечают примерно одно и то же: «Ну, мы их, в общем-то, почти не знали…», Они держались особняком…», «На вид вполне приятные люди…», «Мы здесь не суем нос в чужие дела…», «Странно, конечно, но вы ведь знаете, никому не хочется лезть в чужие дела…» На самом деле мы охотно проявили бы нездоровый интерес к чужим делам, потому что мы нация любопытных: мы обожаем подсматривать и подглядывать, и наши драконовские правила неприкосновенности частной жизни просто выводят нас из себя. Телесериалы на бытовые сюжеты пользуются у нас огромной популярностью именно потому, что персонажи этих «мыльных опер» — «люди, которые вполне могли бы оказаться нашими соседями». Когда мы смотрим такие сериалы, как «Жители Ист-Энда» или «Улица Коронации», у нас создается ощущение, будто мы наблюдаем в глазок — с разрешения — за тайной, запретной для нас личной жизнью наших соседей — за людьми, которые равны нам по социальному статусу; они такие же, как мы, но об их судьбах мы можем только догадываться и строить предположения. «Мыльные оперы» тем и привлекательны, что мы можем опосредованно удовлетворять свое нездоровое любопытство: сериалы — это форма проявления извращенного болезненного любопытства. И, конечно же, они подтверждают наши худшие подозрения о том, что происходит за запертыми дверями и занавешенными плотными шторами окнами домов наших соседей, — здесь и адюльтер, и алкоголизм, и избиение жен, и магазинные кражи, и торговля наркотиками, и СПИД, и подростковая беременность, и убийства… Семьи, о которых рассказывается в «мыльных операх», — это такие же люди, как мы, только у них в жизни все гораздо запутанней, все гораздо хуже, чем у нас.

Пока я упомянула лишь самые популярные английские «мыльные оперы» — «Жители Ист-Энда» и «Улица Коронации», — в которых однозначно изображена среда рабочего класса. Но наши телевизионные продюсеры — народ проницательный и добрый. Они стараются создавать сериалы для всех слоев населения и даже для разных демографических групп в рамках этих слоев. «Жители Ист-Энда» и «Улица Коронации» — сериалы о городском рабочем классе соответственно южной и северной областей страны. Сериал «Эммердейл» (Emmerdale) рассчитан на категорию населения, занимающую на социальной иерархической лестнице более высокую ступень, чем рабочий класс. В этом сериале выведен целый ряд персонажей, принадлежащих к низшему и среднему слоям среднего класса, причем проживают они в сельской местности, а не в городе. «Холлиоукс» (Hollyoaks) — это версия сериала «Жители Ист-Энда», только о молодежи — подростках, проживающих в пригороде Честера. Создатели фильма не стали строго придерживаться канонов натурализма: некоторые персонажи весьма симпатичные молодые люди, хотя и носят, как и их прототипы в жизни, дешевую oдежду, купленную в «народных» магазинах. От случая к случаю снимают «мыльные оперы» даже для верхушки и средней части среднего класса. Некоторое время шел сериал «Эта жизнь» (This life) о неврастеничных адвокатах в возрасте от 30 до 40 лет. Они красивы, красиво говорят и красиво одеваются, но, в отличие от персонажей американских «мыльных опер», не просыпаются по утрам с безупречным макияжем на лице и безупречными прическами. Они часто напиваются до рвоты, весьма убедительно сквернословят, когда ссорятся и скандалят, и у них в раковинах горы грязной посуды.

Комедии положений

Те же правила реализма «со всеми бородавками» характерны и для другого английского телевизионного жанра — комедии положений. Почти все английские комедии положений о «неудачниках» — людях, которые не преуспели в жизни, трудятся на непрестижной работе, у них не складываются отношения в семье, живут они в лучшем случае в неприглядных пригородных домах. Это главным образом представители рабочего класса и самых низов среднего класса, но даже более обеспеченные персонажи в таких фильмах никогда не бывают преуспевающими честолюбцами. Герои английских телевизионных комедий — это антигерои, персонажи, над которыми мы смеемся, — неудачники.

Это создает некоторые проблемы на рынке экспорта. Когда популярные английские комедии положений — такие как «Негодники» (Men behaving badly) — «переводят» для американского рынка, оригинальные английские персонажи зачастую «приукрашивают», потому что на вкус американцев они слишком «простонародны», слишком непривлекательны, слишком неотесанны — в общем, слишком реалистичны. В американских версиях у них более престижная работа, более правильные черты лица, более ухоженные волосы, более красивая одежда, более очаровательные подружки, более роскошные дома, они ведут более элитарный образ жизни. Их отвратительные привычки облагородили, а речь санировали наряду с их ванными и кухнями[91].

Я вовсе не хочу сказать, что в американских комедиях положений нет неудачников, они есть, но это неудачники «более высокого класса». Они не столь непоправимо безнадежны, омерзительны, жалки и непривлекательны, как их английские сотоварищи. Например, некоторые персонажи сериала «Друзья» не могут похвастать блестящей карьерой, но при этом они не ходят непричесанными; они могут потерять работу, но идеальные черты лица и безупречный загар служат им утешением. Только одна американская комедия — «Розинна» (Roseanne) — пользуется успехом у англичан, потому что эта комедия наиболее близка по стилю к «драме на кухне», к бытовому натурализму, который является нормой на английском телевидении и востребован склонной к эмпиризму, приземленности, цинизму, любопытству и подглядыванию английской аудиторией, желающей видеть певзнеровскую «правду во всех ее повседневных мелочах» как в своих комедиях положений, так и в «мыльных операх».

Я не пытаюсь здесь утверждать, что английские комедии обязательно лучше, тоньше и жизненнее, чем американские или чьи-то еще. Если уж на то пошло, в большинстве английских комедий положений юмор менее смешной и изощренный, чем в американских телефильмах, а зачастую и вовсе детский, грубый и плоский. Я бы сказала, что в повседневной жизни, в повседневном общении англичане демонстрируют более тонкое чувство юмора, чем многие другие народы, и это искусство остроумия, иронии и преуменьшения также находит отражение в некоторых наших телевизионных комедиях.

Мы по праву можем гордиться такими искрометными программами, как «Да, господин министр» (Yes, Minister). И англичане, вне сомнения, гении в области пародии и сатиры (как нам таковыми не быть, если мы только подтруниваем и язвим, вместо того чтобы злиться и устраивать революции). Но не будем забывать, что на нашей совести также шоу Бенни Хилла и серия комедий «Продолжайте» (Carry on), которые от европейского непристойного пошлого фарса (и его американских, австралийских и японских аналогов) отличаются лишь обилием неудачных каламбуров, двусмысленностей и косвенных намеков, — таким образом, полагаю, англичане отдают дань своей любви к словам, но в остальном это не делает нам чести. «Монти Пайтон» (Monty Python) и в словесном, и в социальном выражении — произведение другого уровня, но это тоже детская, школьная форма юмора.

Главный вопрос, как мне кажется, состоит не в том, лучше или хуже, умнее или грубее наши комедии, чем у других народов; важно выяснить, связывает ли их все некая общая характерная тема или черта, которая может рассказать нам что-либо об особенностях английской культуры. Я долго и настойчиво изучала этот вопрос, консультировалась с комедиографами и другими специалистами, добросовестно отсмотрела десятки телевизионных комедий положений, сатирических передач, пародий и эстрадных программ с участием комических актеров разговорного жанра. Все это я упорно называла «исследованием», чем доводила до белого каления моих родных и друзей. Но в конечном итоге ответ я нашла. Насколько я могу судить, почти все грубые виды телевизионной комедии, равно как и более утонченные, — о том, что постоянно тревожит англичан, — о смущении.

Конфуз — неотъемлемый элемент национальных телевизионных комедий других народов, но у англичан склонность к смущению, по-видимому, развита сильнее, чем у представителей других культур: мы чаще испытываем неловкость, для нас это постоянный повод для беспокойства и тревоги. Для неспособных к общению англичан почти любая социальная ситуация — потенциальный конфуз, соответственно, у нас имеется богатейший источник материала, который мы можем обыгрывать в комических пьесах. В области комедии положений нам даже незачем придумывать нелепые или невероятные ситуации, чтобы создать эффект конфуза: во многих наших комедиях положений никаких «положений», в общем-то, нет, если только под таковыми мы не подразумеваем «не богатую событиями жизнь обычной семьи из пригорода» («Моя семья» [My Family], «2.4 ребенка» [2.4 Children], «Бабочки» [Butterflies] и др.), «скучные будни заурядного скучного учреждения» («Офис» [Office]) или даже то, как «простая рабочая семья сидит перед телевизором» («Королевская семья» [The Royal Family]). И все же подобные ситуации порождают массу забавных неловкостей. Я могу ошибаться, но подозреваю, что в других странах все это вряд ли сойдет за гениальный сюжет для комедии положений[92].

Телевизионные реалити-шоу

Так называемые телевизионные реалити-шоу предоставляют новые доказательства, если таковые требуются, социального торможения англичан и того, что психотерапевты, наверно, назвали бы «проблемами частной жизни». Реалити-шоу имеют мало общего с тем, что любой здравомыслящий человек подразумевает под реальностью, поскольку, как правило, главная задача их сценария — ставить людей в необычные, неправдоподобные условия и заставлять их конкурировать друг с другом, выполняя нелепейшие задания. Правда, сами люди вполне «реальные», в том смысле, что это не профессиональные актеры, а простые смертные, которых от остальных обычных людей отличает лишь страстное желание «попасть в телевизор». «Реальное» телевидение ни в коем случае нельзя считать исключительно английским или британским явлением. Самая известная и популярная из таких программ, «Большой брат», была придумана в Голландии. Сейчас во многих странах есть свои версии этой передачи, что позволяет нам провести кросскультурное сравнение. Сценарий довольно прост. Из тысяч кандидатов, подавших заявки, отбираются 12 участников, которых поселяют в дом особой планировки, где они живут на протяжении девяти недель. В доме всюду спрятаны телекамеры, снимающие каждое движение участников 24 часа в сутки. Наиболее важные моменты каждый вечер транслируют по телевидению. Жизнь этих людей полностью контролируют режиссеры телешоу (так называемый Большой брат), которые ставят перед ними задачи и затем кого-то из них награждают, а кого-то наказывают. Ежевечерне каждый из «жильцов» этого дома называет две кандидатуры из числа участников «на вылет», а телезрители путем голосования определяют, кого их названных кандидатов они хотят «выселить», и в результате одного из «жильцов» удаляют. В конце победитель — последний «невыселенный» участник телешоу — получает в награду денежный приз, довольно внушительную сумму. Всем участникам удается побыть хотя бы пятнадцать минут в ореоле славы, а некоторые даже попадают в список «знаменитостей» категории «D». Из всех стран только в Великобритании и США участники телешоу «Большой брат» не занимаются сексом (думаю, по разным причинам: нам мешает наша скованность, а американцы просто ханжи). В Голландии участникам названного телешоу, очевидно, запретили постоянно заниматься сексом, потому что беспрерывное совокупление на телеэкране стало утомлять телезрителей. В Великобритании газетчики впадали в исступление, если двое «жильцов» осмеливались поцеловаться. Когда в третьей серии пара участников наконец-то решилась пойти дальше поцелуев, они предусмотрительно спрятались под одеялом, так что нельзя было сказать, чем конкретно они там занимались. Даже когда режиссеры «Большого брата» — в отчаянной попытке придать пикантность своей передаче — устроили в доме «любовное гнездышко», где пары могли бы прятаться от любопытных глаз своих соседей (хотя скрытые телекамеры все равно их снимали на пленку), никто из застенчивых участников шоу не воспользовался предоставленной возможностью. «Любовное гнездышко» использовали для задушевных бесед. В 2003 г. одна бульварная газетенка предложила награду в 50 000 фунтов (почти столько же получает победитель шоу «Большой брат») тем из участников, кто станет на телеэкране заниматься сексом, но ничего не произошло.

В других странах жильцы «Большого брата» постоянно скандалят и даже дерутся, ломая стулья и посуду. В английском «Большом брате» даже повышенный тон или замечание, пронизанное мягким сарказмом, — это уже крупное событие, которое на протяжении нескольких дней обсуждают как сами участники, так и многочисленные поклонники шоу. Наших «жильцов» отличает поразительная сдержанность и учтивость. Они редко выказывают недовольство непосредственно в лицо кому-то из своих соседей — чаще, в типично английской манере, ворчат и жалуются на того, кем недовольны, за его спиной.

Несмотря на то что данное шоу — состязание, малейший намек на настоящее соперничество вызывает решительное недовольство у всех участников телешоу «Большой брат». «Обман» — попрание важнейшего идеала «честной игры» — считается самым страшным грехом, но ни в коем случае нельзя признавать, что у вас есть определенный план действий, что вы «играете на победу». То, что это табу, познал на собственной шкуре один из участников телешоу, когда похвастался тем, что он выработал умную стратегию: его подвергли остракизму и быстро «выселили» из дома. Если б он не раскрыл свои мотивы, сделал вид, что он «участвует в шоу ради забавы», как и все остальные, у него был бы хороший шанс победить. Главное — лицемерие.

Сдержанность, скованность, скрытность, застенчивость, смущение, уклончивость, лицемерие, вежливость сквозь стиснутые зубы — все это очень по-английски. Так чему ж тут удивляться, можете спросить вы. Однако задумайтесь на минутку о том, что представляют собой эти участники «Большого брата». Люди, которые подают заявки и проходят пробы, чтобы участвовать в этой программе, очень хотят быть на виду у всей страны двадцать четыре часа в сутки на протяжении девяти недель, не имея при этом возможности уединиться ни на минуту, даже в туалете и в душе, — не говоря уже про то, что они обязаны выполнять всякие идиотские смущающие задания. Это не нормальные обычные люди. Это самые отъявленные эксгибиционисты в стране, самые бесстыдные самые наглые, самые раскованные люди, стремящиеся быть в центре внимания. Таких особей в Англии еще надо поискать. И, тем не менее, их поведение в «Большом брате» отличают присущие всем англичанам сдержанность, скрытность, щепетильность и неловкость. Правила они нарушают только тогда, когда пьяны, — или, вернее, они напиваются, чтобы узаконить свои отклонения от правил[93], — но даже в это случае они никогда не выходят за определенные рамки.

В моем представлении телешоу «Большой брат» — это полезный опыт, испытание на прочность «правил английской самобытности».

Правила чтения

Любовь англичан к словам занимает центральную строчку в большинстве перечней наших «национальных черт», с которыми мне случилось ознакомиться в процессе работы над данной книгой. Таких перечней очень много, и это лишний раз подтверждает ту точку зрения, что мы составляем списки — так сказать, «забрасываем» проблему словами, — потому что не уверены в собственной национальной идентичности. Основоположником этой традиции стал Оруэлл, и теперь списки составляют все кому не лень.

Джереми Паксман, включивший «викторины и кроссворды» в свой собственный «оруэлловский» список характерных черт английской самобытности, называет англичан «народом, одержимым словами», ссылаясь на то, что мы выпускаем феноменально огромное количество печатной продукции (100 000 новых книг в год), что у нас газет на душу населения больше, чем в любой другой стране, что мы «беспрерывно шлем письма редактору», что у нас «неутолимый аппетит» ко всем формам словесных игр и головоломок, что у нас процветают театры и книжные магазины.

Я бы добавила, что чтение книг у нас даже еще более популярно, чем такие занятия на досуге, как «сделай сам» и садоводство. Более 80% населения нашей страны регулярно читает ежедневные газеты. Наша страсть к словесным играм и головоломкам хорошо известна, но также следует отметить, что каждому невербальному виду хобби или увлечению — таким как рыболовство, филателия, наблюдение за поездами, наблюдение за птицами, пеший туризм, спорт, уход за домашними питомцами, флористика, вязание и разведение голубей — у нас посвящен хотя бы один специальный журнал. А более популярным увлечениям у нас посвящены как минимум с полдюжины еженедельных и ежемесячных изданий, равно как и бесчисленные сайты в Интернете, так что зачастую мы больше времени проводим за чтением о наших любимых видах досуга, чем занимаемся ими на практике.

Чтение в туалете

Мы читаем постоянно — в любое время, в любом месте. Во многих английских домах вы найдете то, что я называю «туалетной литературой»: стопки книг и журналов, лежащих возле унитаза или даже аккуратно расставленных на специальной полочке или в книжном шкафу в туалете. В других странах я тоже иногда натыкаюсь в туалетах на книгу или журнал, но, по-видимому, нигде, кроме Англии, чтение в туалете не является укоренившимся обычаем или традицией. Многие англичане — особенно мужчины — вообще не в состоянии справить нужду, если им нечего почитать, сидя на унитазе.

Один мой циничный приятель заметил, что причиной тому является не наша любовь к словам, а подверженность запорам, но я не уверена. Часто говорят, что англичане чрезмерно озабочены своим кишечником, и, судя по содержимому шкафчиков в ванных (да, я всегда туда заглядываю — а вы разве нет?) и аптечек в домах моих соотечественников, мы и впрямь злоупотребляем средствами от запоров и поносов, стремясь достичь некоего сомнительного идеального состояния нормальности и надежности. Но разве мы более озабоченны, чем немцы? В отличие от них мы не ставим себе унитазы с полочками, чтобы рассматривать свои испражнения (по крайней мере, в моем представлении, унитазные полочки только для этого и предназначены — а для чего же еще?). В сущности, наш обычай читать в туалете свидетельствует о том, что процесс отправления естественной нужды вызываем у нас смущение. Мы предпочитаем отвлекаться на слова, чтобы не разглядывать пристально (по-немецки? с пристрастием?) собственные фекалии. Но, возможно, это еще одно проявление английского лицемерия.

Согласно неписаным правилам чтения в туалете, книги и журналы, которые мы держим рядом с унитазом, должны быть из разряда несерьезной литературы — юмор, цитаты, сборники писем и дневников, справочники непонятного назначения, — в общем, все, во что можно углубиться ненадолго, a не тяжелые тома, требующие длительной сосредоточенности.

«Туалетная литература», как и фактически любая вещь и английском доме, — это достаточно надежный индикатор классовой принадлежности.

• «Туалетная литература» рабочего класса — это в основном легкое развлекательное чтиво юмористического или спортивного содержания: анекдоты, комиксы, от случая к случаю кроссворды, иногда глянцевые журналы со сплетнями или спортивные журналы. Порой в туалетах представителей рабочего класса можно увидеть журналы о таких хобби и увлечениях, как мотоциклы, музыка или катание на скейтборде.

• Представители низшего и среднего слоев среднего класса не особо увлекаются чтением в туалете. Иногда они берут с собой в уборную книгу или журнал, но предпочитают не афишировать эту свою привычку, устраивая в туалете библиотеку. По их понятиям, это вульгарно. Женщины этих слоев населения неохотно признают, что они читают в туалете. Представители верхушки среднего класса менее щепетильны в этом вопросе. У них в туалетах зачастую можно увидеть мини-библиотеки. Некоторые из них держат в туалете несколько претенциозные собрания книг и журналов, которые призваны не развлекать, а поражать воображение гостей[94]. Но у многих в туалетах воистину эклектические, интереснейшие собрания, так что гостей не выманишь из уборной к обеденному столу.

• Представители высшего света в туалетах обычно читают то же, что и рабочий класс, — главным образом «литературу» спортивного и юмористического содержания, хотя их спортивные журналы, как правило, посвящены не футболу, а охоте и рыболовству. В «туалетных библиотеках» некоторых из них можно увидеть чудесные детские книжки и старые измятые номера журналов «Лошади и собаки» (Horse and Hound) и «Сельская жизнь» (Country life), в которых можно увидеть фотографию хозяйки дома, запечатленной во время собственной помолвки в 1950-х гг.

Газеты

Когда я говорю, в поддержку своего утверждения о любви англичан к словам, что более 80% населения нашей страны читает национальные ежедневные газеты[95], те, кто не знаком с английской культурой, могут ошибочно предположить, что мы — нация сверхобразованных интеллектуалов, поглощенных серьезным анализом политических и текущих событий, освещаемых на страницах «Таймс», «Гардиан» и других крупных газет. На самом деле, хотя у нас целых четыре таких информационных издания, только 16% англичан читают так называемые качественные национальные ежедневные газеты.

Это широкополосные газеты, и я никогда не могла понять, зачем их выпускают в таком неудобном формате, — пока не стала наблюдать за читающими пассажирами в общественном транспорте. Оказывается, дело вовсе не в читабельности или удобстве издания. Англичане берут с собой в дорогу крупноформатные газеты, потому что за ними можно спрятаться. Английские широкополосные газеты — яркий пример того, что психологи называют «сигнальным шлагбаумом», хотя в данном случае более уместное определение — «сигнальная крепость». За огромными разворотами газет можно не только полностью спрятаться — и тем самым исключить всякие формы взаимодействия с окружающими, искусно убеждая себя в том, что этих людей не существует. Закрываясь большими газетными листами, англичане отгораживаются от окружающих прочной стеной слов. Очень по-английски.

Широкополосные газеты также служат, до определенной степени, индикаторами политических взглядов. «Таймс» и «Дейли телеграф» — газеты правого толка, хотя «Телеграф», которую также называют «Ториграф», считается более правой, чем «Таймс». «Индепендент» и «Гардиан» относятся к изданиям левого толка, но, опять-таки, «Гардиан» считается газетой более либеральной направленности, чем «Индепендент». Выражение «читатель «Гардиан» часто используют для обозначения человека, исповедующего нечетко выраженные левые, политически корректные взгляды. Хотя речь идет об Англии, и поэтому ни одна из упомянутых политических позиций не выражается в крайней форме. На самом деле различия между ними установить очень трудно, если только вы не англичанин и не знакомы со всеми тончайшими нюансами. Англичане не приветствуют экстремизм — ни в политике, ни в любой другой сфере. Помимо всего прочего, политические экстремисты и фанатики, будь они правые или левые, неизменно нарушают важнейшие правила английского юмора и, в частности, правило «как важно не быть серьезным». У Гитлера, Сталина, Муссолини и Франко было много грехов, в том числе и то, что они никогда не прибегали к преуменьшению. В принципе ни один из подобных им лидеров тоталитаризма в Англии не имел бы шансов на успех. Дело даже не в том, что они по природе своей безнравственны; их отвергнут уже хотя бы потому, что они воспринимают себя слишком серьезно. Джордж Оруэлл в одном оказался не прав: в Англии «1984» год был бы попросту невозможен; Большому брату (настоящему, а из не телевизионной программы) мы ответили бы: «Ой, да будет тебе».

Бульварные газеты, так называемая массовая пресса, имеют меньший формат (хотя они достаточно большие — прикрывают голову и плечи) и требуют меньшего напряжения — как в интеллектуальном плане, так и в физическом. Читатели широкополосных газет иногда приподнимают свои печатные «шлагбаумы», чтобы взглянуть на тех, кто читает бульварную прессу. Когда читатели крупноформатных изданий говорят, что «пресса» у нас отвратительная, а жалуются на прессу они постоянно, они обычно имеют в виду бульварные газеты.

Согласно отчету «Мори»[96], «недовольных» нашей национальной прессой среди англичан больше, чем «довольных», но в процентном отношении эта разница незначительная и, как отмечают исследователи, «пронизана иронией».

Недовольных прессой больше за счет читателей широкополосных газет (меньшинства), которые более склонны ругать нашу прессу, чем читатели бульварных газет (большинство) Маловероятно, что читателей крупноформатных изданий не удовлетворяют газеты, которые они сами покупают, поэтому, говорят сотрудники «Мори», эти люди, скорей всего, выражают недовольство газетами, которых они не читают. Прессу и целом критикуют «люди, которые на самом деле не читают того, что вызывает у них неодобрение». Справедливое замечание. Англичане любят критиковать, а английские образованные классы имеют привычку критиковать громко то, о чем имеют весьма приблизительное представление. Но я осмелюсь предположить, что читатели крупноформатных изданий, возможно, выражают недовольство как газетами, которые они читают, так и теми, которых не читают. Если англичане что-либо покупают, это вовсе не значит, что им это нравится или что они «удовлетворены» тем, что покупают. И это тем более не значит, что мы не станем выражать недовольство по поводу своих покупок. Нам только дай возможность поворчать, мы будем критиковать все что угодно — например, любопытных сотрудников «Мори» с блокнотами, интересующихся нашим мнением.

Поскольку сама я принадлежу к преданным читателям крупноформатных изданий, меня, возможно, сочтут предателем за добрые слова в адрес «массовой» прессы, но, думаю, в некотором отношении бульварные газеты — жертвы несправедливой клеветы. Да, я сыта по горло их сенсационными статейками и «страшилками», но так называемая качественная пресса зачастую виновна в тех же грехах. У нас как минимум восемь крупнейших национальных ежедневных газет — четыре бульварные и четыре широкополосные — ведут жесткую борьбу за относительно маленький рынок, и все они порой вынуждены вводить в заблуждение и преувеличивать, дабы привлечь наше внимание. Но, оставив в стороне вопросы нравственности, отметим, что качество публикаций и в бульварных газетах, и в широкополосных превосходное. «Массовая» и «качественная» пресса отличаются только по стилю, но мастерство авторов и тех и других изданий достойно восхищения. Что, впрочем, неудивительно, поскольку в тех и других газетах зачастую печатаются одни и те же авторы: журналисты переходят из бульварных газет в широкополосные или даже пишут одновременно для тех и других.

На мой взгляд, нашу любовь к словам — и особенно универсальную природу этого пристрастия, для которого не существует классовых барьеров, — наиболее наглядно демонстрируют не остроумные эрудированные авторы широкополосных газет, даже в самых блестящих публикациях, а журналисты и редакторы отделов, придумывающие заголовки для статей в бульварной прессе. Возьмите на выбор несколько бульварных газет и пролистайте их. Очень скоро вы заметите, что почти каждый заголовок — это, по сути, игра слов — каламбур, двусмысленность, умышленно неверное написание слов с шутливым подтекстом, литературная или историческая ссылка, ироничное замечание или забавная аллитерация и т. д.

Да, многие каламбуры ужасны; юмор зачастую вымученный, вульгарный или детский; фразочки с сексуальным подтекстом непристойны. И вообще бесконечная игра слов утомительна. Вы стремитесь найти заголовок — не смешной и не умный, заголовок, который бы просто передавал суть статьи. Но настоящая языковая изобретательность, тонкий, блестящий юмор достойны восхищения. И эта повальная страсть к каламбурам, стишкам и шуткам присуща только английским журналистам. В других странах, наверно, тоже есть «качественные» газеты, для которых пишут такие же умные и талантливые журналисты, как наши. Но ни одна другая национальная пресса не может похвастать столь занимательными каламбурными заголовками, как английские бульварные газеты. Нам есть чем гордиться.

Киберпространство

С недавних пор у англичан появился новый предлог, чтобы остаться дома, поднять воображаемый «подъемный мест» и избавить себя от стрессов социального взаимодействия: Интернет, электронная почта, чаты, веб-серфинг, мгновенные сообщения. Будто все это было специально придумано для замкнутых, социально заторможенных, обожающих слова, англичан.

В киберпространстве мы в своей стихии — в мире бесплотных слов. Не надо беспокоиться о том, что надеть, следует ли встречаться взглядом с собеседниками, пожимать руки, целоваться в щеки или просто улыбаться. Никаких тебе неловких пауз или конфузливых фальстартов. Не нужно нарушать напряженное молчание репликами о погоде, пустой болтовней оттягивать начало делового разговора, предлагать чай или применять другие механизмы защитной реакции. Нет нужды в традиционных долгих прощаниях. Ничего материального, никаких людей из плоти и крови. Только написанные слова. Как раз то, что мы любим.

И самое главное, киберпространство — прекрасный растормаживатель. Растормаживающее воздействие киберпространства — универсальное явление, наблюдаемое не только в Англии. Представители многих культур признают, что в процессе интерактивного общения они более открыты, более разговорчивы, менее сдержанны, чем при общении с глазу на глаз или по телефону. Но для англичан, которые в большей степени, чем другие народы, нуждаются в таких социальных «посредниках», растормаживающее воздействие имеет очень большое значение.

Эффект раскованности — постоянная тема во всех моих беседах с участниками целевых групп и другими пользователями Интернета из числа англичан. Все мои собеседники без исключения говорят, что в киберпространстве они менее скованны, выражаются более свободно, чем при общении, по их определению, в «реальной жизни»: «По электронке я пишу такие вещи, которые ни за что бы не сказал в реальной жизни»; «Все верно, входя в Интернет, ты освобождаешься от сдерживающих факторов. Так бывает, когда ты немного пьян».

На мой взгляд, знаменательно, что так много людей, которых я интервьюировала, противопоставляют свой стиль общения в Интернете манере разговора, как они сказали бы (или не сказали бы), в «реальной жизни». Эта любопытная деталь дает ключ к пониманию природы эффекта раскованности при общении в киберпространстве. По-видимому, Уильям Гибсон, придумавший данный термин, был прав, говоря: «В сущности, это не место и не пространство». Для нас киберпространство — это нечто отдельное от реального мира: в киберпространстве мы ведем себя не так, как в «реальной жизни».