9.2. Боязнь смерти (танатофобия)[23]

Нужно иметь большую фантазию, чтобы бояться смерти.

Марлен Дитрих

Страх (боязнь) смерти – эмоциональное состояние, сопровождающееся беспокойством и тревогой человека по поводу собственной жизни и возможности ее прекращения [176].[24] В отличие от многих других фобий, когда импульсы страха запускаются при виде конкретных провоцирующих факторов (например, при виде паука у некоторых возникает приступ арахнофобии), танатофобия может постоянно будоражить наше сознание. Недаром страху смерти уделяли большое внимание философы всех времен.

В идеалистической теории Платона основанием для признания несостоятельности страха смерти служила идея бессмертия человеческой души. В диалоге «Аксиох» Платон показал, что страх, навевая мрачные мысли, заслоняет истинные представления о жизни после смерти. Доказательство бессмертия души освобождает человека от тяжелых раздумий, а тем самым и от страха смерти. В свою очередь, Эпикур, критиковавший препятствующий атараксии страх смерти, связывал возможность преодоления этого страха с занятиями философией. Только философствующий разум способен избежать «страха перед будущим».

Эту эпикурейскую линию продолжил Тит Лукреций Кар, считавший источниками страха смерти не только неотвратимую конечность человеческой жизни и бесконечность небытия после смерти, но и социальные факторы. К их числу мыслитель относил экономическое неблагополучие, кажущееся человеку «преддверием смерти» и лишающее спокойствия. Однако этот «ложный испуг» перед небытием не создает ничего, кроме пороков – алчности, убийств, предательства, зависти и ненависти. Единственным способом избавиться отложного страха смерти является, согласно Лукрецию, познание природы вещей и их внутреннего строения: «Если же мысли у них и слова бы их были разумны, стал бы свободен их ум от великой заботы и страха». ‹…›

П. А. Гольбах пришел к мысли о том, что страх порождает всяческие фантазии – суеверия и религиозные представления. Однако религия, по его мнению, не утешает человека, но, напротив, делает естественный конец человеческой жизни – смерть, еще более горькой и страшной, чем она есть на самом деле. Человек впадает в малодушие, трусость, лишается жизненной активности и стремления к обретению своего счастья. Согласно П. А. Гольбаху, думать о смерти необходимо, чтобы научиться правильно и спокойно смотреть на предстоящую смерть. Развивая античную традицию. П. А. Гольбах подчеркивал, что разумный человек, у которого «дух просвещен разумом», должен свыкнуться с мыслью о смерти как неизбежном конце, обусловленном законами природы. Такое отношение к смерти позволяет избавиться от ложных страхов и покорно следовать велениям судьбы. ‹…›

В иррационализме, пришедшем на смену классической философии, дается новая трактовка страха смерти. С позиций волюнтаризма А. Шопенгауэр доказывал, что страх смерти есть не что иное, как обратная сторона воли к жизни. Биологически универсальный и свойственный всякому живому страх смерти заставляет организм избегать опасностей. Поэтому философ называет страх смерти величайшей эмоцией – ведь стремление избежать опасности как раз и доказывает наличие воли к жизни.

Волюнтаризм шопенгауэровской интерпретации страха сочетается с элементами эпикуреизма и индуистскими представлениями о перерождении. Следуя эпикурейской традиции, А. Шопенгауэр стремился доказать, что смерть не есть зло, ибо она «нисколько нас не касается». Против страха смерти А. Шопенгауэр приводил следующие аргументы: во-первых, если бы человека в смерти пугала мысль о небытии, то он должен был бы испытывать то же при мысли о том времени, когда его еще не было, ведь небытие смерти ничем не отличается от небытия до рождения; во-вторых, страх смерти не может возникать и от того, что человек испытывает «жажду бытия», обусловленную желанностью этого мира, поскольку идея бессмертия души связана с представлениями о лучшей жизни. Эти доводы против страха смерти служили А. Шопенгауэру рациональными аргументами и против иррациональной воли, аргументами разума, «не подкупленного волей». Философ был убежден, что иррациональная слепая воля к жизни преодолевается знанием, открывающим человеку ничтожность и кратковременность его существования, бессмысленность желания уцепиться за мгновения жизни. Иррациональное начало, составляющее, по А. Шопенгауэру, сущность живого существа, противопоставлено рациональному побеждающему страх смерти.

Таким образом, истинное знание о жизни, о сущности человеческого бытия и всего живого является средством освобождения человека от страха смерти. Как это ни парадоксально, но знание, рациональность необходимы, чтобы, освободившись от страха, постичь иррациональную сущность жизни.

Баринов Д. Н.[66]

И. И. Мечников [192] в своей работе «Биология и медицина» отмечал, что страх смерти – один из главных признаков, отличающих человека от животных. «Все животные инстинктивно избегают смерти, но не осознают этого. Ребенок, избегающий ее подобным образом, также не имеет никакого представления о неизбежности смерти. Сознание этого приобретается только позднее, благодаря необыкновенному умственному развитию человека». Мечников утверждал, что во все времена страх смерти составлял одну из величайших забот человека, и осознание неизбежности своего конца не дает в полной мере наслаждаться жизнью многим людям. Решение проблемы он искал в науке, которая могла бы, с одной стороны, удлинить срок жизни человека, а с другой – помочь ему осознать естественность и закономерность умирания, тогда этот процесс перестает вызывать ужас и отчаяние. В конце своей жизни он создал учение об ортобиозе – такой жизни человека, когда на смену активной деятельности приходит спокойная старость, страх смерти исчезает, уступая место чувству пресыщения жизнью и желанию смерти.[25]

Как пишет С. Белоусов [32], знание смерти – тяжелая, подчас невыносимая ноша. Умом человек понимает, что когда-нибудь умрет, но в то же время… не хочет знать этого, не хочет напоминаний о ней. Знание о том, что человек умрет, оттесняется далеко на периферию сознания, а иногда – в область бессознательного. Так происходит потому, что включаются механизмы психологической защиты. Цивилизация тоже помогает ему в этом. Разговоры о смерти неприличны. Существует стремление скрыть смерть от детей, изолировать смерть в стенах больниц и моргов, расположить места упокоения усопших подальше от городов. В некоторых кантонах Швейцарии похоронным автобусам запрещено появляться на улицах в дневные часы, чтобы мысли о смерти не смущали граждан.

Есть и другая крайность – десакрализация смерти. Особенно ярко это видно на примере так называемого черного юмора, сюда же относятся выражения типа «перекинулся», «дал дуба». Но здесь за натужными остротами, пишет С. Белоусов, проступает леденящий страх. Применяется и другой образ защиты, выработан набор приличествующих случаю фраз: «Бог дал, Бог взял» или «Все там будем».

Человек живет, покуда он боится смерти и борется за жизнь. Только душевнобольные люди не боятся смерти, а в состоянии деменции стремятся к ней.

Проблема смерти в истории философии традиционна. Но ее рассмотрение почти всегда приобретало у философов психологический оттенок. Сократ. Платон, Аристотель, Эпикур, Ф. Бэкон, Л. Толстой, М. Вебер – все они стремились освободить человека от страха смерти и помочь преодолеть ее трагизм. ‹…› Сенека по томуже поводу: «Атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти». Бэкон был убежден, что «люди страшатся смерти, как малые дети потемок. Но боязнь ее как неизбежной дани природе есть слабость». Спиноза вообще отвергал проблему смерти: «Человексвободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни». Мы же полагаем, что ‹…› философские сентенции цитированных философов давно опровергнуты практическими исследованиями И. И. Мечникова, который потратил массу времени для подтверждения своей гипотезы о том, что к концу естественного срока жизни человек преодолевает страх смерти и готов спокойно умереть, также, как к концу рабочего дня он с удовольствием, освобождаясь от усталости, предается сну. ‹…› Но поиски ученого окончились безрезультатно, даже очень старые люди испытывали явное желание жить. Преодоление страха смерти для пожилого человека, как и вообще для человека любого возраста, возможно лишь в двух случаях: когда этот страх преодолевается ради жизни и в состоянии деменции. Безумству храбрых не надо петь песен. Безумство оно и есть безумство. Сильные люди преодолевают страх смерти, а слабые сгибаются под его тяжестью. Илья Толстой (сын Льва Толстого) в книге «Мои воспоминания» записал: «Как натура очень стойкая и сильная физически, он [Лев Толстой] инстинктивно всегда боролся не только со смертью, но и со старостью. Ведь до последнего года он так и не сдался, – все делал для себя сам, и даже ездил верхом. Поэтому предполагать, что у него совершенно не было инстинктивного страха смерти, нельзя. Этот страху него был, и даже в большой степени, и он с этим страхом постоянно боролся. Победил ли он его? Отвечу определенно, что да». Священник Евлампий Кременский в одной из проповедей говорил: «Жизнь для каждого человека представляется величайшим благом. Даже страдальцу и узнику она весьма дорога. Каждому приятно смотреть свет Божий и сознавать себя живым». Страх смерти – это чисто человеческое чувство, такого нет ни у одного животного. Именно потому, что это человеческое чувство, оно и может быть преодолено. Гипотеза о возможности «желаемой» смерти никогда не находила реального подтверждения. Как объяснил Воланд в «Мастере и Маргарите», человек не просто смертен, а всегда внезапно смертен. Смерти боятся не те, кто уходит, а те, кто остается. И это по-человечески понятно. Смерть близкого человека, сколько бы лет ему ни было, тяжкое испытание. Привлекательно выглядит древний японский культ предков, они верили, а многие и поныне верят, что человек после смерти продолжает существовать через своих живущих потомков и только при отсутствии таковых окончательно умирает. Умершие предки продолжают считаться членами семьи «из» – «духами», которые могут наказать, и потому следует уважать живых предков – «будущих духов».

Альперович В. Д. [15]

Несмотря на неизбежность смерти, большинство людей боятся ее и стремятся отодвинуть срок ее наступления или пытаются обмануть смерть. Одну старушку преследовал навязчивый страх, что она умрет во сне. Последние четыре года жизни она провела сидя на стуле, и так умерла в свои 89 лет. Людовик XIV, король Франции, в последние годы жизни запретил придворным упоминать о смерти в его присутствии. Из-за того, что он жил слишком близко к кладбищу, он построил новый роскошный дворец в Версале.

Большинство опрошенных в наше время жителей Великобритании избегали этой темы и на вопросы отвечали следующим образом: «Я пытаюсь как можно меньше думать о смерти и умирании», «Я стараюсь переключаться на другие темы» и т. п.

В результате боязнь смерти уходит на уровень подсознания и становится неосознаваемой [194]. У многих людей она усиливается ночью, когда они остаются одни в темноте и не имеют возможности отвлечься от панических мыслей какими-то делами, как это бывает днем.

Исследование страха смерти социолога из Флоридского университета Моники Ардельт, показало, что страх и избегание темы смерти значительно в большей степени присущи людям, которые ощущают свою жизнь пустой и бессмысленной. Наоборот, лицами, для которых жизнь представляется полной смысла, смерть воспринимается не как абсурдное, а как осмысленное событие, поэтому тревога по ее поводу выражена у них в значительно меньшей степени. Страх смерти также имел отрицательные корреляции с такой характеристикой, как «мудрость», которую Моника Ардельт определила через аспекты адекватного эмоционального и когнитивного восприятия действительности.

Мирончак К. В. [http://tanat.info/strah-smerty-kak-res]

Как показано К. В. Мирончак [193], низкий уровень боязни смерти имеет высокозначимые положительные корреляции с удовлетворенностью своей жизнью, с уровнем ее осмысленности, с восприятием процесса жизни как интересного, эмоционально насыщенного и наполненного смыслом. В ценностно-смысловой сфере для личностей с низким уровнем боязни смерти доминантными смыслами оказались смыслы самореализации («чтобы совершенствоваться, реализовать все свои возможности»), когнитивные смыслы («чтобы понять себя самого, чтобы понять жизнь») и экзистенциальные смыслы («чтобы быть свободным, жить и любить»).

К. В. Мирончак описывает профиль личности с низким уровнем боязни смерти. Для нее характерны:

1) целеустремленность, наличие целей в будущем, которые придают жизни осмысленность, направленность и временную перспективу;

2) удовлетворенность своей жизнью в настоящем, восприятие процесса своей жизни как интересного, эмоционально насыщенного и наполненного смыслом;

3) удовлетворенность самореализацией, прожитой частью жизни, ощущение производительности и осмысленности той части, которую человек прожил;

4) представление о себе как о сильной личности, обладающей достаточной свободой выбора, чтобы построить свою жизнь в соответствии со своими целями и представлениями о ее смысле, убежденной и способной контролировать события собственной жизни, свободно принимать решения и воплощать их в жизнь.

Для людей с высоким уровнем боязни смерти характерны противоположные характеристики.

По данным В. Ю. Тотубалиной [269], люди с высокой самооценкой и интернальным локусом контроля испытывают меньшую боязнь смерти, чем люди с низкой самооценкой и экстернальным локусом контроля. Обнаружена также связь боязни смерти с такими социально-демографическими показателями, как возраст и наличие или отсутствие детей, с принадлежностью к религиозной конфессии.

Национальное агентство по развитию науки и космических исследований Франции изучало проблему танатологии по материалам проведенного в 1993 году социологического исследования более двадцати тысяч французов. Результаты свидетельствовали о том, что мысли о смерти особенно актуальны для лиц тридцати пяти – сорока четырех лет и во всех возрастных группах женщины чаще задумываются о конечности жизни, что наглядно отражено в табл. 9.1.

Таблица 9.1. Распределение частоты встречаемости мыслей о смерти по возрасту и полу, %

Данные, полученные С. А. Абдугалимовой [2], Е. А. Сергеевой и В. М. Бызовой [250], подтверждают наличие половых различий в отношении к смерти: лица женского пола чаще боятся смерти, чем лица мужского пола.

Люди боятся смерти по той же причине, по которой дети боятся темноты, потому что они не знают, в чем тут дело.

Френсис Бэкон

Психологи утверждают, что страх смерти – это чисто человеческое чувство, такого нет ни у одного животного. Именно поэтому оно и может быть преодолено.

Жизнь дана нам под условием смерти и сама есть путь к ней, поэтому глупо ее бояться: ведь известного мы заранее ждем, а боимся лишь неведомого.

Луций Сенека, римский мыслитель (I век н. э.)

П. Брэгг утверждает, что смерть надо принимать как неизбежность и следует выбросить из головы вечный страх перед ней. «Молодость – это приготовление к старости, жизнь – это приготовление к смерти».[26]

Умирание, говорим мы себе, подобно засыпанию. Такого рода выражения имеют место не только в нашем повседневном языке и мышлении, но и в многовековой литературе разных народов. Такие выражения были и в Древней Греции. Например, в «Илиаде» Гомер называет сон «братом смерти». Та же аналогия используется и в современном языке. Я имею в виду выражение «усыпить». Если вы приносите к ветеринару собаку с просьбой усыпить ее. вы обычно имеете в виду нечто совсем иное, чем когда вы просите анестезиолога усыпить вашу жену или вашего мужа. Другие люди предпочитают иную, но сходную аналогию. Умирание, говорят они, похоже на забвение. Когда человек умирает, он забывает все свои горести, исчезают все мучительные и неприятные воспоминания. Как бы ни были стары и широко распространены эти аналогии, как с «засыпанием», так и с «забвением», их все же нельзя признать вполне удовлетворительными. Каждая из них говорит об одном и том же. Хотя они и говорят это в несколько более приятной форме, тем не менее обе они утверждают, что смерть фактически есть просто исчезновение нашего сознания навсегда. Если это так, то тогда смерть в действительности не имеет ни одной из привлекательных черт засыпания или забвения. Сон приятен и желателен для нас, поскольку за ним следует пробуждение. Ночной сон, доставляя нам отдых, делает часы бодрствования более приятными и продуктивными. Если бы не было пробуждения, всех преимуществ сна просто не существовало бы. Сходным образом аннигиляция всего нашего сознательного опыта подразумевает исчезновение не только мучительных воспоминаний, но также и всех приятных. Таким образом, при более тщательном рассмотрении ни одна из аналогий не является настолько адекватной, чтобы дать нам реальное утешение или надежду перед лицом смерти.

Муди Р. [198, с. 140–141]

Поэт Илья Сельвинский так выразил свое отношение к смерти:

Бояться смерти – что бояться сна.

Она для духа вовсе не страшна,

Боится смерти только наше тело,

Но это уж совсем другое дело…[27]

Много лет назад, прочитав это стихотворение, я выразил полное несогласие с Сельвинским:

«Бояться смерти – что бояться сна», –

Писал Сельвинский так Илья.

Нет, не согласен с этим я!

Боюсь не сна – небытия.

Боюсь, что много важных дел

Еще я сделать не успел.

Боюсь, не все еще познал

И сам другим не все отдал…

Я многого чего боюсь,

Вот с жизнью и не расстаюсь!

Можно согласиться с мнением, что бояться смерти бесполезно. Однако одно дело – говорить о бессмысленности этого страха, а другое дело – его не испытывать. Ведь причиной этого страха является не немощь нашего тела («страх тела»), а психика человека, понимание того, что разорвутся его связи с родными и близкими и человек не будет знать, что произойдет после его смерти с детьми и внуками, с развитием мира; что останутся незаконченными многие дела, что прекратится его связь с прошлым и будущим.

С. А. Мирошников с соавторами исследовали неосознаваемый страх смерти с помощью различных экспериментальных методик – таких, как опознание проявляющихся из фона слов, свободный ассоциативный эксперимент и других, в которых использовалось предъявление связанных со смертью и нейтральных слов. Результаты исследования подтвердили высказанную экзистенциальными психологами идею, «согласно которой страха смерти нельзя избежать, поскольку значительная его доля является неосознаваемой. Вытеснение знания о смерти из сознания не освобождает организм от связанного с этим страха на неосознаваемом уровне и даже, напротив, способствует возрастанию неосознаваемого страха» [194, с. 288].

0. Л. Алексеева [13] выделяет четыре уровня переживания боязни смерти:

1. Соматический уровень. Суть боязни смерти на этом уровне проявляется в боязни телесных страданий, боли и физического обезображивания. Основной вопрос, который задает себе человек: «Что происходит с телом, когда человек умирает?»

2. Личностный уровень. Человек боится потерять над собой контроль, боится тотального одиночества, ущербности и несостоятельности своей личности. Основной вопрос: «Что происходит с сознанием и личностными достижениями, когда человек умирает?»

3. Социальный уровень. Человек боится потерять близких, появляется чувство невозможности прежних отношений. Основной вопрос: «Что происходит в отношениях с теми, кто остается и кто уходит?»

4. Духовный уровень. Человек боится бесследно исчезнуть. Возникает страх безысходности и неизбежности высшего суда и расплаты за грехи. Основной вопрос: «В чем смысл умирания, смерти, бессмертия?»

Духовный уровень страха присущ в основном лицам с низким уровнем ипохондрии, депрессии, истерии, психастении. Личностный уровень переживания боязни смерти положительно связан с депрессией, повышенным уровнем тревожности, неуверенности в себе.

Публичный, декларируемый современным российским обществом подход к смерти таков: смерть человека есть зло и горе, мечта человечества – бессмертие. Но наряду с ним существует другой, тоже публичный, «научный» дискурс, который берет начало в европейской новейшей истории. В нем. исходя из общественной необходимости смерти, жизнь признается высшим, но ограниченным для каждого человека благом, которым он не может пользоваться беспредельно. Человек должен уступать место другим. Ясно, что в таких условиях смерть теряет качества зла – если не публично, то в умолчании.

Левинсон А. [174]

Возрастные особенности. Боязнь смерти присуща людям любого возраста. Правда, до начала 1970-х годов в психологии господствовало мнение об отсутствии осознания и понимания смерти, а следовательно, и наличия боязни смерти у детей до десятилетнего возраста. Однако сейчас принята точка зрения, что осознание конечности физического существования, отсутствующее в раннем детстве, постепенно формируется начиная с пяти лет. Но смерть для детей не является окончательной, а рассматривается как временное состояние жизни.

Жизнь и смерть в этом возрасте понимаются как взаимопереходящие явления. Пятилетние дети знают, что смерть как-то связана с отделением от жизни, но верят, что умерший продолжает некоторое время жить в гробу. Большинство пятилетних детей начинают бояться смерти больше, чем в каком-либо другом возрасте, и, пытаясь привыкнуть к боязни смерти, они обесценивают ее в своих высказываниях.

Ведущим страхом старшего дошкольного возраста является страх смерти. Его возникновение означает осознание необратимости в пространстве и времени происходящих возрастных изменений. Ребенок начинает понимать, что взросление на каком-то этапе знаменует смерть, неизбежность которой вызывает беспокойство как эмоциональное неприятие рациональной необходимости умереть. Так или иначе, ребенок впервые ощущает, что смерть – это неизбежный факт его биографии. Как правило, дети сами справляются с подобными переживаниями, но только в том случае, если в семье жизнерадостная атмосфера, если родители не говорят бесконечно о болезнях, о том, что кто-то умер и с ним (ребенком) тоже может что-то случиться. Если ребенок и так беспокойный, то тревоги подобного рода только усилят возрастной страх смерти.

Страх смерти – своего рода нравственно-этическая категория, указывающая на известную зрелость чувств, их глубину, и поэтому наиболее выражен у эмоционально чувствительных и впечатлительных детей, обладающих к тому же способностью к абстрактному, отвлеченному мышлению. Страх смерти относительно чаще встречается удевочек, что связано с более выраженным у них, в сравнении с мальчиками, инстинктом самосохранения. Зато у мальчиков прослеживается более ощутимая связь страха смерти себя и в последующем – родителей со страхами чужих, незнакомых лиц. начиная с восьми месяцев жизни, т. е. мальчик, боящийся других людей, будет более подвержен страху смерти, чем девочка, у которой нет такого резкого противопоставления.

Захаров А. И. [110, с. 71–72]

В понимании детей шести – девяти лет смерть становится все менее похожей на жизнь. Она начинает рассматриваться как конец жизни, как явление, вызываемое внешними силами. Дети считают, что смерть забирает человека. У них появляется выраженный интерес к погребальным ритуалам и кладбищам – это признак слома более раннего понимания смерти. Интересуясь погребением, дети как бы хотят убедиться в том, что смерть отделена от жизни достаточно надежно.

В восприятии детей этого возраста смерть персонифицируется – эмоциональный и когнитивный компоненты их понимания смерти слиты воедино. Смерть представляется в образе призрака, скелета или монстра, пугающего, опасного и бесчувственного. Его невозможно вовремя не заметить, поэтому встречи с ним можно избежать. И только старые и больные люди, согласно детским высказываниям, не способны заметить опасность и убежать.

Эти пугающие идеи смерти в действительности выступают для детей средством осознания смерти и противостояния ей и имеют психотерапевтическое значение. Определяя смерть в своем сознании не похожей на жизнь, дети материализуют открытие отдаленности смерти от жизни.

С девятилетнего возраста начинается осознание того факта, что все виды телесной активности со смертью необратимо заканчиваются. В девять – двенадцать лет дети приходят к пониманию смерти как неизбежного универсального события, завершающего жизнь. Однако с возрастом изменяется объект этого страха.

У детей младшего школьного возраста он трансформируется в страх смерти родителей, а в подростковом возрасте – в страх войны.

А. И. Захаров [109] на основе своих клинических наблюдений о возрастной динамике страха смерти считает, что в норме страх смерти должен быть переработан сознанием к семи годам в связи с возрастанием роли самосознания, приобретением все новых и новых знаний о себе и окружающих. Если страх смерти к младшему школьному возрасту не уменьшается, то это рассматривается как искажение психического развития, возникновение невроза. Таким образом, по А. И. Захарову, взрослеющие дети в норме должны быть мало озабочены переживаниями по поводу конечности собственной жизни.

По средним показателям страха смерти у младших (тринадцати-четырнадцати лет) и старших (пятнадцати-шестнадцати лет) подростков, по данным Т. А. Гаврил овой [60], статистически значимых различий не обнаружено. Однако по его содержанию такие отличия имелись: младшие подростки сильнее выражали страх неожиданной смерти, а более старшие – страх мучительной смерти.

X. Вэсс [Wass, 1995], обобщая данные многочисленных работ по изучению детских страхов смерти, обращает внимание на то, что большинство полученных выводов относится к белым детям среднего класса. Она отмечает, что солидные сравнительные исследования страхов детей, живущих в разных обстоятельствах, пока не проводились.

Последнее обстоятельство нашло свое отражение в полемике по проблеме страха смерти в период взросления. Проблема состоит в том, что в одних исследованиях подростково-юношеский возраст предстает как наиболее охваченный переживаниями по поводу человеческой смертности, а в других – как наиболее равнодушный к этому. Идея о том, что переходный возраст не чувствителен к страху смерти, была теоретически обоснована Д. Элкиндом [Elkind, 1967]. Анализируя выделенный Ж. Пиаже феномен эгоцентризма детского мышления, он выдвигает положение о том, что в своеобразной форме эгоцентризм сохраняется еще и в период взросления. Последствия этого эгоцентризма он усматривает в своеобразной психодинамике взросления, в которой помимо других, в частности, обнаруживается феномен «личного мифа» – вера взрослеющего в собственную уникальность и бессмертность: «смерть случится с другими, но не с ним» [Elkind, 1967, р. 131].

Убежденность в собственном бессмертии наиболее характерна, по Д. Эпкинду для раннего взросления (двенадцать – пятнадцать лет) и уменьшается к пятнадцати-шестнадцати годам по мере укрепления формально-операционального мышления и того, что М. Эриксон называл «интимностью». в которой молодой человек открывает, что и другие люди имеют чувства, похожие на его собственные. В подростковой вере в собственную неуязвимость Д. Элкинд видит не столько негативный, сколько позитивный аспект – эта вера придает силу подростковому Я и тем самым становится средством успешности перехода от детства к взрослости.

Концепция Д. Элкиндавсвое время получила достаточно широкое признание в западной науке. Вслед за ним многие психологи стали рассматривать веру подростков в собственную неуязвимость типичным явлением развития и необходимым условием успешного перехода от детства к взрослости [McNail, 1989]. В последние годы, однако, этот тезис все чаще подвергается сомнениям. Клинические данные и результаты исследований, на которые опирался Д. Элкинд, оцениваются как небезупречные с социокультурной точки зрения. Так, Н. Рюкер и В. Грин [Rucker, Green, 1995] называют выводы Д. Элкинда артефактом американской субкультуры экономически благополучных 1960-х годов. Они приводят данные о том, что концепция неуязвимости неуместна не только в субкультурах бедности и насилия, ной в современном американском обществе в целом как в стране наибольшего насилия среди всех стран индустриального мира.

Зависимость распространенности страха смерти среди взрослеющихдетей от конкретно-исторического времени была замечена А. М. Прихожан (2006). Изучая содержание страхов и тревогу российскихдетей разного возраста, она, в частности, обнаружила, что в период стабильных 1979–1982 годов ни младшие школьники, ни подростки, ни юноши не вербализовали страхов смерти. В период начала социальной реформации в России 1989–1992 годов эти страхи оказались характерны для девочек тринадцати-четырнадцати лет, а в 1996–1997 годах они обнаруживались и у мальчиков одиннадцати-двенадцати лет.

Некоторые аналогии с концепцией неуязвимости можно обнаружить в идее о вере в собственную исключительность, высказываемой известным психотерапевтом И. Яломом. Рассматривая клинические и эмпирические данные об отношении к смерти в детском возрасте, он выделяет две базисные стратегии психологической защиты против ужаса смерти – веру в собственную исключительность и существование конечного спасителя, – которые квалифицирует как разновидность защитного механизма отрицания. Вера в собственную исключительность, как и у Д. Элкинда, также связывается с эгоцентризмом, но с эгоцентризмом несколько иного рода. Для И. Ялома это – эгоцентризм, который возникает в самом начале жизни, когда Я представляет собой «вселенную» и любая прихоть удовлетворяется без малейшего усилия со стороны индивида. Именно это эмбриональное состояние переполняет человека ощущением собственной исключительности, и он использует воспоминание об этом ощущении как щит против страха смерти. Таким образом, он ставит психодинамику, а не интеллект в центр понимания того факта, что взрослеющие дети (и не только они) ведут себя так, как будто они бессмертны. При этом И. Ялом не склонен рассматривать взросление как толерантное к страху смерти. С его точки зрения, на этапе перехода от детства к взрослости этот страх проявляется более открыто по сравнению с предыдущими и последующим возрастами. И. Ялом объясняет это тем, что в пубертате происходит слом сложившихся стратегий отрицания и поиск новых альтернативных путей сосуществования с фактом смерти.

Более высокий по сравнению с другими периодами жизни уровень страха смерти в подростковом и юношеском возрасте обнаруживается и в специальных эмпирических исследованиях, проведенных различными американскими психологами [Alexander, Adlerstein, 1958; Kastenbaum, 1989; Koocher. 1976; Lonetto, Templer, 1986; McCarthy, 1980]. Вместе с тем авторы даже достаточно солидных изданий по танатопсихологии до сих пор отказывают возрастам взросления в озабоченности беспокойством по поводу смерти. Так, например, известный специалист по проблемам отношения к смерти в детском возрасте X. Вэсс пишет, что повышенный страх смерти наиболее типичен для младшего школьного возраста, а взрослеющие дети обычно считают смерть слишком далекой, чтобы о ней беспокоиться [Wass, 1995]. Противоречивость мнений западных исследователей о степени охваченности страхом смерти подростков и юношей в немалой мере связана с недостаточной эмпирической изученностью данной проблемы [Orbach, 1993].

Гаврилова Т. А. [60, с. 67–69]

По данным Е. А. Сергеевой и В. М. Бызовой [250], страх смерти в молодежной среде обусловлен желанием жить, совершить все, что задумано. У людей пожилого возраста страх смерти связан с болью самого процесса умирания и переживаниями о близких, нежеланием расставаться с ними. Более легко относятся к смерти те люди среднего возраста, кто имеет ясную цель в жизни [416].

Исследования одной тысячи жителей Чикаго выявили актуальность темы смерти практически для всех лиц пожилого возраста. Они философски относятся к смерти и склонны воспринимать ее на эмоциональном уровне скорее как продолжительный сон, чем как источник страданий; у 70 % лиц пожилого возраста мысли о смерти касались подготовки к ней (28 % составили завещание; 25 % уже подготовили некоторые похоронные принадлежности и половина уже обговорила свою смерть с ближайшими наследниками).[28]

Правда, имеются и другие данные. В ходе одного из опросов большого количества пожилых людей [399] было выявлено, что только 10 % ответили, что боятся смерти. Значительно больше было людей, которые сказали, что боятся долгой и мучительной смерти.

Старые люди думают о неизбежности смерти часто, но более спокойно, чем молодые люди. Они объясняют это тем, что, по их мнению, есть более страшные состояния, чем смерть (табл. 9.2).

Таблица 9.2. События, более страшные, чем смерть, %

Тендерные различия. По данным Национального агентства по развитию науки и космических исследований Франции, выявилось, что женщины чаще обнаруживают боязнь смерти (табл. 9.3).

Таблица 9.3. Распределение мыслей об отношении к смерти по полу, %

У женщин, по данным французов, мысли о смерти чаще всего сопровождаются страхом и беспокойством, мужчины относятся к этой проблеме более взвешенно и рационально, а в трети случаев и вовсе безразлично.

Выделены [500] четыре компонента тревоги по поводу смерти: когнитивно-аффективный, беспокойство по поводу физических деформаций, осознание быстротечности времени, озабоченность болью и стрессом, сумма выраженности которых дает общий показатель танатической тревоги.

И. А. Дьяченко [96] изучила с помощью Шкалы страха смерти (Death anxiety Scale – DAS) Д. Темплера[29] выраженность этих компонентов у лиц пожилого возраста. Все испытуемые были разбиты на три возрастные группы: пятьдесят пять – шестьдесят пять лет; шестьдесят шесть – семьдесят лет; семьдесят один – семьдесят пять лет. Полученные И. А. Дьяченко данные представлены на рис. 9.1.

Оказалось, что в первой группе в большей степени были выражены такие компоненты танатической тревоги, как осознание быстротечности времени и озабоченность болью и стрессом. По данным параметрам показатели были выше средних.

Во второй группе на первый план выступило осознание быстротечности времени. Этот параметр был выше средних значений и больше, чем в предыдущей и в третьей группе. Озабоченность болью и стрессом осталась на прежнем уровне и также превышала средние значения. Показатели когнитивно-аффективного компонента и беспокойства по поводу физических деформаций находились в пределах средних значений и были достоверно ниже, чем на предыдущем возрастном этапе.

Рис. 9.1. Особенности тревоги по поводу смерти у пожилых людей в различных возрастных группах (баллов): 1 – когнитивно-аффективный компонент; 2 – беспокойство по поводу физических деформаций; 3 – осознание быстротечности времени; 4 – озабоченность болью и стрессом; 5 – общий показатель танатической тревоги

В третьей группе наиболее значимыми были озабоченность болью и стрессом, а также осознание быстротечности времени. Для респондентов данной возрастной группы характерным было также увеличение влияния когнитивно-аффективного компонента по сравнению с предыдущей группой.

Таким образом, наиболее выраженными параметрами тревоги по поводу смерти на протяжении всего пожилого возраста являются осознание быстротечности времени и озабоченность болью и стрессом. Причем эти два параметра были более выражены у пожилых людей, переживавших одиночество.

T. A. Гаврилова [60] изучала с помощью той же Шкалы Д. Темплера выраженность боязни смерти у россиян мужского и женского пола в возрасте от тринадцати – шестнадцати лет и сравнила полученные данные с данными американских психологов для лиц в возрасте тринадцати – двадцати одного года (табл. 9.4).

Оказалось также, что у лиц женского пола более выражена аффективная сторона переживаний по поводу смерти. У лиц мужского пола страх смерти проявляется в более интеллектуализированной форме и имеет тенденцию быть связанным с самооценкой религиозности. Кстати, значимых различий в самооценках религиозности между лицами мужского и женского пола обнаружено не было.

Таблица 9.4. Средние значения уровней боязни смерти улиц мужского и женского пола в России и в США, баллов

В зарубежных исследованиях девушки тоже демонстрировали более высокий по сравнению с юношами уровень страха смерти [346, 428]. Выявлено также, что страх смерти чаще появляется у мужчин, чем у женщин [423].

По некоторым данным [384], у взрослых удовлетворенность жизнью позитивно коррелирует со страхом смерти. В исследовании Т. А. Гавриловой [60] подобная тенденция обнаружилась только у девушек. Девушки, удовлетворенные жизнью, больше страшатся неожиданно умереть и реже размышляют по поводу смерти.

По данным Т. А. Гавриловой, средний балл по DAS у юношей слабо позитивно коррелирует с самооценкой религиозности. У девушек не выявилось значимых корреляций среднего балла по DAS ни с одним из выделенных параметров (самооценки состояния здоровья, религиозности, удовлетворенности жизнью).

Отношение к смерти как в теоретическом, так и в эмпирическом плане довольно широко исследовано в западной психологической науке. Начиная с 70-х годов прошлого века получено огромное количество разнообразного по методологическим основаниям эмпирического материала о возрастных, социально-психологических и личностных особенностях страха смерти.

Одну из наиболее влиятельных концепций страха смерти сформулировал 3. Фрейд. Для него страх смерти является поверхностным выражением других, более глубоких страхов – страха кастрации и страха отделения. Логика 3. Фрейда состояла в том, что, во-первых, бессознательное не знает смерти, так как оно ничего не знает об отрицании. Во-вторых, в опыте человека не может быть ни собственной смерти, ни того, что можно было бы уподобить опыту смерти, поэтому собственную смерть невозможно понять. В-третьих, отмечал он, невозможно вообразить себе собственную смерть, потому что когда мы стараемся это делать, все равно мы сохраняем себя как некоего наблюдателя, видящего себя мертвым. Человеку, по 3. Фрейду, присущ инстинкт смерти (Танатос), противоположный инстинкту жизни (Эросу). Широко известна фраза 3. Фрейда: «Целью всякой жизни является смерть». Можно сказать, что он исключал из спектра танатических чувств страх, настаивая на его вторичной природе. Первичным чувством по отношению к смерти для него было амбивалентное чувство притяжения и отталкивания.

Точка зрения 3. Фрейда неоднократно оспаривалась и его последователями (М. Клайн), и – в наибольшей степени – экзистенциалистски ориентированными учеными [343], которые доказывали, что страх смерти является наиболее базисной движущей силой активности индивида и общества.

Это положение применительно к онтогенезу развивал И. Ялом, который вслед за М. Клайн, О. Ранком, А. Адлером и другими был поражен странной инверсией «первичностей» у 3. Фрейда. Ялом обнаружил теоретические и личностные причины такой инверсии; обобщая свои клинические наблюдения и немногочисленные работы других исследователей, он пришел к заключению, что дети глубоко озабочены смертью, и эта озабоченность возникает в гораздо более раннем возрасте, чем принято думать. Более того, И. Ялом утверждал, что переживания детей по поводу смерти оказывают далеко идущее воздействие на их развитие – гораздо большее, чем переживания по поводу сексуальных проблем.

Следующий подход основан на эмпирическихданных, он развивается в рамках теории социального научения [415]. В соответствии с этим подходом, страх смерти является результатом научения и его следует рассматривать в контексте общей стратегии совладания индивида сугрозами разного рода. Р. Кастенбаум предполагает, что трудности в совладании с проблемой смерти проистекают не только из темы смерти самой по себе, но и из тех сложностей, которые возникали у индивида по ходу его возрастного научения. Являясь одним из наиболее авторитетныхтанатопсихологов, Р. Кастенбаум критически относится к фрейдистски и экзистенциально ориентированным концепциям, как к недостаточно эмпирически обоснованным.

Упрек в эмпирической необоснованности фрейдистской и экзистенциалистской концепций достаточно традиционен. Обобщение клинических случаев и саморефлексии вряд ли может претендовать на репрезентативность и надежность заключений. Вместе с тем систематическое исследование каких бы то ни было страхов, – а тем более тревог по поводу смертности, – всегда сопряжено с целым рядом трудностей. Наиболее серьезной из них является этическая проблема.

Как можно спрашивать о тревожных переживаниях испытуемого, особенно детского и подросткового возраста, без создания у него состояния эмоционального дискомфорта? Нельзя не согласиться с мнением X. Вэсс [509], что исследователи страха смерти удетей и подростков должны больше ориентироваться на косвенные методы получения информации, например на анализ взрослыми своих детских переживаний или систематические повседневные наблюдения. А в тех случаях, когда применяются методы прямого опроса, они должны проходить в условиях «сочувствующего внимания», с контролем за состояниями детей на всем протяжении ситуации исследования. При этом не стоит забывать тот факт, что обсуждение тревог может оказывать иногда не столько психотравмирующее, сколько психотерапевтирующее влияние. В свое время Г. Фейфель, изучая установки безнадежно больных людей на близость смерти, был удивлен тем, что большинство пациентов не продемонстрировали реакции избегания интервьюирования и охотно говорили о своих мыслях и чувствах по отношению к смерти. «Некоторые из них, – пишет он, – даже благодарили людей, проводивших исследование, за то, что получили возможность высказать свои мысли о смерти» [279, с. 56].

Гаврилова Т. А. [60, с. 67]

Роль боязни смерти. Страх смерти может приобретать различные деструктивные или как минимум неконструктивные формы. Борьба человека со страхом смерти ценой ее отрицания порождает неопределенную тревогу и самоотчуждение. Проявлением страха смерти является отвержение пожилых и старых людей, хронических и смертельно больных как напоминающих о смерти. Безнадежно больные и умирающие часто испытывают вину, так как считают, что их болезнь является заслуженным наказанием за совершенный ими проступок; в результате болезни они оказываются в зависимом положении и причиняют окружающим неудобства; чувствуют, что заставили живущих столкнуться лицом к лицу с неизбежностью смерти; смутно сознают, что завидуют тем, кто остается жить, и желают (это желание редко осознается), чтобы супруг, родитель, ребенок или друг умерли бы вместо них [278, 279].

Однако боязнь смерти, как бы это ни казалось странным, может приносить людям пользу. Когда человек боится умереть, он становится более осторожным и принимает соответствующие меры для сохранения своей безопасности: пристегивается ремнями в машине или надевает шлем для езды на мотоцикле. Здоровый страх перед небытием также напоминает нам, что мы должны плодотворно провести свое время здесь, на этой Земле. Это может подтолкнуть нас упорно трудиться, чтобы оставить после себя прочное наследие и позаботиться о тех, кого мы любим.

Однако боязнь смерти может стать настолько сильной и навязчивой, что парализует активность человека и не дает ему нормально жить. Это уже нездоровая боязнь – танатофобия, и в этом случае возникает необходимость обращения за помощью к квалифицированному специалисту.

Эта фобия может породить и другие «родственные» навязчивые фобии; например, некрофобию, или боязнь всего, что связано с мертвыми и процессом погребения. Человек начинает избегать вида надгробий, похоронных процессий, бюро ритуальных услуг – всего того, что является для него символами смерти и может служить напоминанием о главной фобии.

Представления о страхе смерти оказались в поле зрения 3. Фрейда в связи с обсуждением проблемы табу мертвецов. В работе «Тотем и табу» (1913) он рассмотрел воззрения некоторых исследователей, пытавшихся объяснить, как и почему некоторые примитивные народы превращали своих любимых покойников в демонов. Согласно некоторым объяснениям, приписывание умершим душам враждебности кроется в инстинктивной их боязни, являющейся результатом страха смерти.

Два года спустя ‹…› 3. Фрейд вновь рассмотрел вопрос об отношении первобытного человека к смерти. В своем докладе «Мы и смерть» (1915) он заметил, что у тела любимого умершего человека зародились не только представления о душе и вера в бессмертие, но и осознание вины, а также страх перед смертью. «Осознание вины произошло из двойственного чувства по отношению к покойнику, страх смерти из идентификации с ним». Поскольку, как считал основатель психоанализа, бессознательное современного человека относится к смерти точно так же, как относился к ней первобытный человек, то, следовательно, страх смерти присущи ему. Вместе с тем он полагал, что страх смерти, которым «мы страдаем чаще, чем нам кажется», во многих случаях имеет «не столь древний источник и происходит по большей части от чувства вины».

В работе «Я и Оно» (1923) 3. Фрейд более подробно рассмотрел проблему страха смерти. Прежде всего он подчеркнул, что распространенное суждение, будто каждый страх является страхом смерти, не является оправданным. Исходя из этого, он счел необходимым отделить страх смерти от страха объекта (реальности) и от невротического страха либидо. Кроме того, ему пришлось признать, что феномен страха смерти представляется трудной проблемой для психоанализа, так каксмерть – абстрактное понятие негативного содержания, для которого, по его мнению, не найти бессознательного соответствия. И наконец, он полагал, что механизм страха смерти может состоять в освобождении Я от нарциссической загрузки либидо, т. е. в отказе от самого себя точно также, как обычно в случае страха отказываются от другого объекта. Словом, основатель психоанализа исходил из того, что «страхсмерти развертывается между Я и Сверх-Я». Например, страх смерти при меланхолии можно объяснить тем, что Я отказывается от самого себя, поскольку чувствует, что Сверх-Я его ненавидит и преследует, вместо того чтобы любить. Я видит, что покинуто всеми охраняющими силами, и позволяет себе умереть. В конечном счете основатель психоанализа выдвинул предположение, согласно которому, как и страх совести, страх смерти может быть истолкован как «переработка страха кастрации».

В работе «Торможение, симптом и страх» (1926) 3. Фрейд показал, как и каким образом происходит возникновение страха смерти у человека. По его мнению, страх при рождении и страх младенца включают в себя условие отделения от матери. Дальнейшее превращение страха в кастрационный страх в фаллической фазе представляет собой страх разлуки. При последующей дифференциации психического аппарата, образовании и усилении Сверх-Я страх кастрации развивается в страх перед совестью, в социальный страх. Гнев и наказание утерей любви со стороны Сверх-Я расценивается в качестве опасности, на которую Я реагирует сигналом страха. Последней эволюцией этого страха перед Сверх-Я оказывается «страх смерти (за жизнь) – страх проекции Сверх-Я вовне в виде силы рока».

Лейбин В.[176,с.563–564]

Преодоление боязни смерти. Боязнь смерти часто становится причиной обращения к магическим верованиям, иллюзиям, мифам, в том числе и религиозным, позволяющим отрицать реальность смерти. В раннем детстве боязнь смерти преодолевается с помощью родительских утешений. Позже отрицанию смерти помогает ее персонификация в образах монстров, скелетов с косой, демонов и т. д., от которых можно найти способ ускользнуть. Становясь старше, дети смягчают боязнь смерти посредством смеха, рассказов о привидениях и сверхъестественных силах, просмотров фильмов ужасов в компании сверстников. Взрослые отрицают смерть, изменяя свое отношение к ней на позитивное (переход в иной мир, вечный покой, соединение с Богом), обращаясь к религиям, утверждающим бессмертие души.

И хотя магические верования являются соблазнительными, ободряющими и успокаивающими, тем не менее они ослабляют дух человека, не позволяя ему познать свой внутренний мир, свои чувства, мысли и желания. Ясное осознание смерти в противоположность мифическим способам ее отрицания делает индивида мудрым и обогащает его жизнь [331].

Старые люди проводят свои последние годы, вспоминая прошлое и заново переживая старые радости и невзгоды, разрешают прошлые конфликты и прощают ошибки, переосмысливают поступки и даже открывают в себе что-то новое. Их отношение к собственной смерти определяется двумя обстоятельствами: а) степенью завершенности, законченности жизненного замысла, жизненно важного дела к моменту наступления смерти; б) степенью нужды в нем других людей, которых его заставляет покинуть и бросить на произвол судьбы смерть.

Поэтому экзистенциальный психолог И. Ялом [331] считает, что боязнь смерти больше мучает тех, кто чувствует пустоту своей жизни и утратил ее смысл. Человек тем больше боится смерти, чем меньше он реализует свой потенциал, чем меньше он по-настоящему проживает свою жизнь, чем менее она насыщена и наполнена.

Аналогично Г. Фейфел [279] рассматривает боязнь смерти не как следствие приближения смерти самой по себе, а как следствие того, что было сделано в течение жизни: бесполезно потраченного времени, нерешенных задач, упущенных возможностей, загубленных талантов, бед, которых можно было бы избежать. Э. Эриксон [380] тоже пишет, что боязнь смерти испытывают те пожилые и старые люди, кому прожитая жизнь представляется цепью упущенных возможностей и досадных промахов. Они осознают, что начинать все сначала уже поздно и упущенного не вернуть, и поэтому их охватывает разочарование, отчаяние и безнадежность. Те же, кто, оглядываясь на свою жизнь, оценивают ее как цельную и осмысленную, единственно возможную, чувствуют удовлетворение и не испытывают боязнь смерти [379].

Важнейшим условием преодоления боязни смерти является принятие смерти как естественного, ожидаемого, закономерного события все время обновляющейся жизни. Так, Ломоносов, Суворов, Талейран, Репин, Л. Н. Толстой принимали мысль о смерти и саму смерть спокойно, поскольку привыкли думать о ней как об обычном конце, и поэтому умирали без растерянности, без паники, с деловым спокойствием [118]. Человек должен найти примирение с конечным сроком своей жизни, который отведен ему для исполнения возложенной на него созидательной работы. Осуществляется это примирение путем размышления о роли личности как вносящей свой вклад, неважно какой – большой или маленький, – в развитие человеческой культуры, общества, оказания влияния на других людей [36].

Столкнувшись с реальностью приближающейся смерти, старые люди хотят провести оставшиеся дни в размышлениях, повседневных делах и в общении с близкими. К самой смерти они относятся с меньшей тревогой; всего около 10 % опрошенных ответили, что боятся смерти, но многие отмечали, что боятся унизительного или длительного и болезненного процесса умирания, боятся потерять рассудок и чувство собственного достоинства.

Наличие этой боязни в старости часто ведет к различным формам психологической защиты, в частности – вере в существование после смерти, которая лежит в основе всех религий. Каждая из религий по-своему стремится смягчить боль осознания конечности бытия. Религиозные представления о вечной жизни призваны избавлять верующих от тоски по поводу смерти. Поэтому считается, что для верующих людей с их представлениями о загробной жизни встреча со смертью может быть более легкой, чем для атеистов, для которых смерть – это действительно уход в небытие. Однако Е. А. Сергеева и В. М. Вызова [250] выявили, что боязнь смерти не зависит от веры в бессмертие или перерождения души в другом теле.

Обнаружено [279], что верующие по сравнению с неверующими в большей степени страшатся смерти. Если нерелигиозный человек боится смерти как прекращения жизни на земле («моя семья может остаться без средств существования», «я хочу еще кое-что сделать», «я наслаждаюсь жизнью и хочу, чтобы это продолжалось»), то религиозный боится еще и того, что случится после смерти: искупил ли он свои грехи, попадет ли он в рай или ад. Даже вера в то, что человек попадет в рай, не является достаточным противоядием для изживания боязни смерти у некоторых верующих. Другие исследования, посвященные вопросу о том, способна ли вера в жизнь после смерти уменьшить эту боязнь, установили, что сила веры отрицательно коррелирует с боязнью смерти; если же религиозность чисто внешняя, тогда боязнь выражена сильнее. Вместе с тем это не доказывает, что благодаря религиозному опыту боязнь смерти устраняется.

Не так давно социальными психологами Канзасского университета было проведено исследование, задачей которого было выяснение влияния страха смерти у мужчин на их половое влечение. В ходе исследования одна группа мужчин была вынуждена думать о собственной смерти, а другая – о зубной боли, затем им были показаны изображения интимного характера и на отвлеченные темы. В группе, где мужчины думали об угрозе собственной жизни, реагирование, учащение пульса на интимные изображения возникали значительно быстрее, чем скорость реакции во второй группе на такие же изображения. Реакция испытуемых мужчин на изображения неэротического характера, независимо от того, о чем они думали, была абсолютно одинаковой. Ученые объясняют это так, что у мужчины существует стремление к репродукции на подсознательном уровне, заложенное природой.

А группа ученых из Великобритании установила очень даже неожиданную закономерность. По мнению исследователей, люди, думающие о смерти от старости или смерти от несчастного случая чаще других, т. е. люди, которые боятся смерти, вредят себе намного больше, чем люди, не думающие о смерти. Сердечный приступ для людей, боящихся смерти, намного чаще оборачивается летальным исходом. Так, по мнению ученых, спокойствие во время сердечного приступа в несколько раз увеличивает шансы на выживание. Паника недопустима.

По материалам Интернета

Пожилые люди также используют регрессию, начинают стремиться к детским формам поведения. Еще один вид реагирования – реактивное образование, которое подразумевает трансформацию негативного аффекта в позитивный или наоборот; например, ненависть – в любовь, привязанность – в пренебрежение. С этим связаны убеждения стариков в том, что раньше было лучше, чем сегодня. Также пожилые люди могут использовать отрицание, когда они отказываются принять существование какой-либо проблемы.

На преодоление боязни смерти направлено также восстановление близких отношений с другими людьми, поскольку одной из его причин является то, что человек рассматривает самого себя как нечто самодовлеющее и обособленное от всего мира [36]. Показано [70], что одиночество, социальная изоляция, разобщенность, сосредоточенность на себе, отсутствие направленности на другого человека обостряют боязнь смерти.