Лекция IV

Лекция IV

Председательствующий (доктор Эммануэль Миллер):

Я не стану отнимать время у профессора Юнга, а просто выражу свою радость по поводу того, что нынешним вечером я оказался в роли председательствующего. Однако я нахожусь и в весьма невыгодном положении: у меня не было возможности посетить предыдущие лекции, и поэтому я не знаю, в какие глубины бессознательного профессор Юнг успел вас погрузить, но думаю, что сегодня он собирается продолжить знакомить вас со своим методом анализа сновидений.

Профессор Юнг:

Интерпретация глубокого сна на примере, рассмотренном нами выше, никогда не будет исчерпывающей, если останется в пределах личностной сферы. Подобные сны содержат архетипические образы, и это означает, что психологическая ситуация сновидца выходит за пределы личного слоя бессознательного. Его проблема носит уже не только частный характер, в известном смысле это проблема общечеловеческая. Символ чудовища как раз и указывает на это. Он демонстрирует миф о герое, и дальнейшая связь со сражением у лечебницы св. Якова также представляет общий интерес.

Способность рассматривать ситуацию с общей точки зрения обладает в клиническом смысле огромной терапевтической силой. Современная терапия не очень-то осведомлена об этом, но древней медицине было хорошо известно, что возведение индивидуальной болезни на общий, более высокий и безличный уровень оказывает значительный лечебный эффект. В Древнем Египте, например, к человеку, укушенному змеей, сразу же звали жреца-лекаря, и тот брал с собой из библиотеки храма манускрипт с мифом о Боге Ра и его матери Изиде. Совершался процесс лечебной декламации в присутствии укушенного больного. Изида произвела ядовитого червя и упрятала его в песок, бог Ра наступил на змею, и та его укусила. Бог Ра стал страдать от ужасной боли и находился под угрозой смерти. Тогда боги настояли на том, чтобы Изида прочла заклинание, которое вытянуло бы яд из тела [37]. Суть идеи проста: пациент под впечатлением услышанного может и в самом деле вылечиться. Для нас с вами это представляется совершенно невозможным. Трудно вообразить, что, читая сказки братьев Гримм, можно вылечиться от тифозной лихорадки или воспаления легких. Но даже с нами могут происходить определенные чудеса: иногда простое утешение, сочувствие или психическое воздействие сами по себе могут вылечить или по крайней мере помочь в лечении.

Если архетипическая ситуация, подразумевающая болезнь, была выбрана верно, то пациент-пращур выздоравливал. Ему начинало казаться, что муки болезни заставляют страдать не только его одного, но они общие – даже сам Бог страдал. Косвенным путем это вводило пациента в общество людей и богов, и само это знание уже обладало значительным излечивающим эффектом. Современная духовная терапия пользуется теми же приемами: боль или страдание сравниваются с муками Христа, что приносит утешение. Индивид покидает скорлупу своего жалкого одиночества и представляется последователем божественной героической судьбы через страдания самого Бога. Когда древнему египтянину указывали, что он следует судьбой Ра, Бога Солнца, он тотчас же вставал на один уровень с фараоном, являющимся сыном Бога. Таким образом, обычный человек становился сам как бы богом (отождествляясь с ним), это приводило к высвобождению огромных запасов энергии (психической), отсюда излечивание и снятие болевых ощущений. Становятся понятными и некоторые необычные ритуальные действия людей. Например, хождение босыми ногами по раскаленным углям или нанесение себе тяжких телесных повреждений, которые воспринимаются без какого-либо чувства боли. Вероятно, здесь срабатывает этот впечатляющий и адекватный сигнал, мобилизующий бессознательные силы до такой степени, что даже нервная система перестраивается, делая тем самым реакции тела «нормальными».

В случае психического страдания, которое всегда изолирует индивида от сообщества, от объединения так называемых нормальных людей, огромную роль играет понимание того, что данный конфликт не индивидуальная трагедия, а одновременно страдание всех, общая тяжелая ноша, характерная для эпохи. Эта общая точка зрения возвышает человека над собой и связывает с человечеством. В подобном случае нет условий для возникновения невроза, ибо подчас ситуации порождаются самыми обычными обстоятельствами. Например, живя в современном обществе, вы вдруг потеряли деньги. Естественная реакция – огорчение и стыд, что вы один такой осел, который теряет деньги. Но поскольку все теряют деньги и это не есть нечто из ряда вон выходящее, то в конце концов примиряешься с потерей. Когда другим людям так же плохо, как тебе, переносить дискомфорт гораздо легче. Если человек потерялся в пустыне, на леднике или он ответственный лидер группы в рискованной ситуации, он чувствует себя скверно, если не совсем плохо. Но если он только солдат потерявшегося батальона, то он присоединяется к остальным, отпуская шутки, подбадривая коллектив и себя, и не будет думать об опасности. И хотя степень опасности от этого не меньше, индивид чувствует себя совершенно иначе в группе, чем когда он оказывается в подобном положении один.

Когда архетипические фигуры возникают в снах, особенно на последних этапах анализа, я объясняю пациенту, что его случай не уникальный и не особенный и что его психика работает на уровне, близком к общечеловеческому. Это важно, так как невротик чувствует себя ужасно изолированным и стесняется своего невроза. Но если он знает, что его проблема общая, а не просто личная, вот тут уже другое дело. В случае нашего сновидца, если бы я намеревался продолжать лечение, я бы обратил его внимание на тот факт, что в его последнем сне присутствует общечеловеческий мотив. Да и он сам в своих ассоциациях осознавал этот мотив противостояния между героем и драконом.

Битва героя с драконом как символ типичной человеческой ситуации – распространенный мифологический мотив. Одна из его древнейших литературных версий – вавилонский космогонический миф, в котором герой – бог Мардук – борется с драконом Тиаматом. Мардук – бог весны, а Тиамат – мать-дракон, первозданный хаос, Мардук убивает ее и разрубает на части. Из одной половины он делает небеса, а из другой – землю [38].

Другая, еще более впечатляющая параллель нашему случаю – эпос о Гильгамеше. Великий царь и герой Гильгамеш – типичный карьерист, человек с честолюбивыми замыслами, как и наш сновидец. Мужчины рабским трудом возводят город со сложными оборонительными стенами. Женщины, забытые, покинутые мужьями, взывают с мольбой к богам защитить их от безрассудного тирана. Боги решают, что пора что-то предпринять. На психологическом этапе это означает: Гильгамеш пользуется только своим сознанием, голова имеет крылья и отделена от тела, но тело хочет что-то сообщить по этому поводу. Ситуация оборачивается неврозом – столкновением противоположных факторов-полюсов. Как же невроз выглядит в поэме? Боги решают «призвать», т. е. сделать, человека наподобие Гильгамеша. Они создают Энкиду, однако Энкиду несколько отличается от Гильгамеша. Он длинноволос, выглядит как пещерный житель, живет с дикими животными в степи, пьет воду из колодцев, вырытых копытами газелей. Гильгамеш в добром здравии и памяти спит и видит сон, посвящающий его в намерения богов. Ему снится, что на его спину упала звезда, превратившаяся в могучего воина, и Гильгамеш борется с ним, но что-то ему мешает. В конце концов он все же побеждает и бросает противника к ногам матери, а мать делает его равным Гильгамешу. Мать, как мудрая женщина, разгадывает сон Гильгамеша, а Гильгамеш, пользуясь хитрыми приемами, делает Энкиду своим другом. Он овладевает реакцией бессознательного: хитростью и настойчивостью преследует своего противника, в результате они становятся друзьями и могут действовать совместно. Но приключения только разворачиваются.

В самом начале совместных предприятий Энкиду видит мрачный сон – подземное царство, где живут мертвые; а в это время Гиль-гамеш готовится к серьезному и опасному делу. Как и подобает героям, вместе с Энкиду он собирается победить Хумбабу, ужасное чудовище, которого боги поставили охранять их святилище на кедровой горе. Хумбаба издавал рев, подобный буре, и все, кто приближался к кедровой роще, не могли ему противостоять. Энкиду выглядел храбрым и очень сильным, однако нервничал по поводу всего мероприятия. Его угнетали дурные сны, к которым он относился с вниманием; сходным образом, как и подавленный человек в нас самих, над которым мы смеемся, когда эта подавленная часть нашего Я проявляет суеверность определенных дат и т. п.; подавленный человек тем не менее продолжает нервничать по поводу определенных вещей. Энкиду очень суеверен, его преследуют дурные сны на пути в лес и предвестия худых новостей. Но Гильгамеш толкует эти сновидения оптимистически. Вновь реакция бессознательного оказывается не соответствующей дальнейшему сюжету: наши герои достигают успеха и с триумфом доставляют голову Хум-бабы в свой город.

Но тут вмешиваются боги, точнее, богиня Иштар, пытающаяся победить Гильгамеша. Исходный принцип самого бессознательного – Вечная женственность, и Иштар с истинно женской хитростью обещает Гильгамешу золотые горы, если он станет ее возлюбленным. Он уподобится Богу, его власть и богатства безмерно возрастут, но Гильгамеш не верит ни единому ее слову. Он грубо отказывается и, в свою очередь, обвиняет ее в жестокости и неверности своим любовникам. Иштар в гневе призывает богов сотворить исполинского быка, который спускается с небес и начинает разрушать царство Гильгамеша. Вспыхивает великая битва, сотни людей погибают, отравленные дыханием священного быка. Гильгамешу с помощью Энкиду удается убить быка. Празднуется победа.

Иштар, исполненная боли и гнева, опускается на стену города, но здесь сам Энкиду совершает над ней насилие. Он оскорбляет ее и бросает ей в лицо члены мертвого быка. Это кульминационный момент, далее следует развязка. Энкиду видит зловещие сны, а затем заболевает и умирает.

Это означает, что сознательное полностью отделилось от бессознательного. Бессознательное ушло со сцены, и Гильгамеш остался один – победитель с горестным лицом. Он едва выносит потерю друга, но все его муки утраты есть, по сути, страх смерти. Гильгамеш видит своего друга мертвым и сталкивается лицом к лицу с фактом смерти: ведь он тоже смертен. Теперь только одно желание беспокоит его – достичь бессмертия. Гильгамеш предпринимает героические усилия, чтобы отыскать лекарство против смерти: он знает одного старика, своего предка, обретшего вечную жизнь и живущего далеко на Западе, и пытается найти его. Начинается путешествие в подземное царство, в потусторонний мир – Некию, а затем Гильгамеш отправляется на Запад, вслед за солнцем, через двери небесной горы. Он преодолевает неслыханные трудности, и даже боги не мешают рискованному предприятию, хотя знамениями предупреждают его, что поиски напрасны. В конце концов Гильгамеш достигает цели своего путешествия и убеждает старика рассказать о лекарстве. На дне моря он добывает магическую траву бессмертия pharmakon athanasias и приносит ее домой. Он устал от странствий, но полон радости, так как овладел удивительным лекарством, и ему не надо больше бояться смерти. Гильгамеш купается в бассейне, освежая себя с дороги, а в это время змея вынюхивает целебное растение, подползает к нему и похищает его. Возвратившись домой, Гильгамеш предпринимает новые действия по укреплению города, но это не приносит ему успокоения. Он хочет знать, что происходит с человеком после смерти, и в конце концов к нему приходит дух Энкиду. Он появляется из дыры в земле и сообщает Гильгамешу весьма неутешительные сведения. На этом эпос заканчивается. Окончательная победа остается за холоднокровным животным.

Сохранилось значительное количество снов, записанных еще в античный период, в которых прослеживаются параллельные мотивы. Я приведу короткий пример того, как поступали наши коллеги в древности, разгадывая сон. Первый век новой эры. Эпизод, изложенный Иосифом Флавием в его истории об Иудейской войне [39], в котором он описывает разрушение Иерусалима.

Тетрарх Палестины по имени Архелай был римским правителем и отличался жестокостью. Подобно почти всем провинциальным правителям, он рассматривал свое положение как удобный способ возвеличить себя и украсть то, что попадалось ему под руки. В конце концов к императору Августу отправились с жалобой. Случилось это на десятый год правления Архелая. Примерно в это же время ему приснился сон, в котором он увидел девять больших спелых колосьев пшеницы, которые «на глазах» поела голодная скотина. Архелай встревожился и немедленно призвал к себе «психоаналитика». Психоаналитик сказать ничего не смог, возможно, он побоялся поведать правду и отделался ничего не значащими фразами. Тогда Архелай собрал группу других «психоаналитиков» для консультации, но и те ничего путного не сообщили.

В это время в Египте существовала интересная секта – ессеи, люди с весьма независимыми взглядами. Они жили неподалеку от Мертвого моря, кстати, вполне возможно, что к этой секте принадлежал Иоанн Креститель. Послали к ним за толкователями. Явился некто Симон Ессей и, разобравшись, дал следующий ответ: «Пшеничные хлопья означают годы твоего правления, а скотина, пожравшая их, – перемены. Девять лет истекло, и теперь предстоят большие перемены в твоей судьбе. Голодная скотина предвещает твое падение». Подобные сельскохозяйственные образы в тех странах воспринимались достаточно легко. Поля должны были надежно охраняться от пасущегося скота. Трава на южных пастбищах растет очень низкая, и скот вечно голоден, так что ночной визит коров или волов через сломанный забор на засеянное поле может обернуться катастрофой – потерей урожая. Отсюда и основа для толкования сна. Через несколько дней после визита прорицателя прибыл римский инспектор; он провел расследование, сместил Архелая, лишил его всего недвижимого имущества и выслал из Палестины.

Архелай был женат, и его жене, Глафире, тоже приснился сон. Естественно, то, что произошло с мужем, оказало на нее сильное впечатление. Во сне явился ее первый муж (Архелай был третьим); согласно сновидческой версии, он был убит Архелаем, так что появился из царства мертвых. Этот бывший муж, по имени Александров обвинил Глафиру в недостойном поведении и сообщил, что собирается забрать ее назад к себе. Симон Ессей по поводу этого ничего не пояснил, предоставив эту возможность нам. Важно, что в действительности Александрос был мертв. Поэтому его заявление о том, что он собирается забрать Глафиру к себе, означает, что ей предстоит путь в загробный мир. Так оно и случилось: через несколько дней Глафира совершила самоубийство.

Способ, которым руководствовался Симон-прорицатель, оказался весьма рациональным и логичным с точки зрения сегодняшнего дня. Правда, он не был слишком сложным, как того требует большинство наших снов. Я отметил для себя следующую особенность: сны по своей сложности или простоте соответствуют самому сновидцу, сложности структуры его сознания. Только они всегда немного опережают сознание сновидца, предшествуют сознанию. Например, я не понимаю свои собственные сны сколь-нибудь лучше, чем сны других людей, так как они – мои сны – отчасти выходят за рамки возможностей моего понимания. Толкование их представляет для меня такую же проблему, как и для людей, совсем ничего не знающих о толковании снов. Знание не является преимуществом, когда речь идет о собственных снах.

Другая интересная параллель к нашему случаю – это история, возможно, известная вам из четвертой главы книги пророка Даниила [40]. Когда царь Навуходоносор завоевал всю Месопотамию и Египет, то решил, что теперь он самый великий человек, поскольку владеет всеми известными ему землями. И вот ему снится сон, типичный, как мы говорим, сон карьериста, забравшегося слишком высоко. Ему приснилось дерево невероятных размеров, выросшее до небес и отбрасывающее тень на всю землю. Но вот наблюдающий с небес ангел-хранитель приказал срубить дерево, обрубить сучья и ветки, сорвать листья, так что в конце концов остался один пень. А сам он, Навуходоносор, дикий и одинокий, живет среди зверей, и у него вместо человеческого сердца – звериное.

Конечно, все признанные астрологи, мудрецы и прорицатели отказались разгадать сон. И только Даниил понял его смысл. Он предостерег царя от попыток стяжательства и несправедливостей, иначе сон может обернуться несчастьем. Но царь, преисполненный мании величия, советом пренебрег. Тогда голос с небес вновь послал ему знамение, повторившее пророчество Даниила. И что же в конце концов? Все случилось, как и было предсказано. Навуходоносор превратился в зверя и очутился среди животного царства. Ел траву, тело покрылось росой, волосы выросли длиной с орлиные перья, ноги стали когтями. Он превратился в дикаря, лишенного разума. Еще хуже, чем дикаря, так как утратил все человеческое; он стал чудовищем Хумбабой. История символизирует полную деградацию человека, потерявшего себя.

Случай этот иллюстрирует проблему преуспевающего человека, забывающего о себе и наталкивающегося на сопротивление бессознательного. Противоречие возникло прежде всего в снах, и если оно не принимается во внимание, то переживается в реальности, и, как правило, катастрофическим образом. Эти исторические сны, как и все сны, осуществляют компенсаторную функцию: они индикация, симптом, служащий сигнализацией того, что сновидец где-то отклонился от своего собственного пути. Где-то он мог стать жертвой собственной амбиции и тщеславных замыслов, и если он не обратит на это внимание, то пропасть может увеличиться, увеличивая тем самым вероятность в нее угодить.

Я хочу подчеркнуть, что в истолковании снов очень важно внимательнейшим образом рассмотреть все детали, не упуская из виду и сам контекст. Ни в коем случае нельзя подстраивать какую-либо теорию, но всегда спрашивать сновидца, что он чувствует по поводу тех или иных образов. Сны всегда посвящены какой-либо частной проблеме индивида, о которой у него имеется неверное сознательное суждение. Сны всегда являются реакцией на нашу сознательную установку, действующей тем же самым образом, каким тело, скажем, реагирует на переедание или недоедание. Сны – естественная реакция саморегуляции психической системы. Эта формулировка лежит в основе теории о структуре и функции сновидений. Я придерживаюсь точки зрения, что сны так же многомерны, непредсказуемы и неожиданны, как и человек, поведение которого можно наблюдать в течение дня. Понаблюдайте за человеком какое-то время, и вы увидите и услышите самые разнообразные реакции; то же можно сказать и о снах. В снах мы проявляем такую же разносторонность, как и в повседневной жизни; и так же, как невозможно обосновать теорию многих аспектов сознательной личности, невозможно и выстроить общую теорию сновидений.

Сегодня, вопреки собственной традиции, я собираюсь проанализировать сон не из серии, а единичный. Более того, я не знаком со сновидцем и, следовательно, не могу использовать ассоциативную сферу. Поэтому интерпретация сна покажется кому-то спорной. Но есть и известное оправдание для подобной процедуры. Если сон сконструирован из личностного материала, то и ассоциации носят индивидуальный характер, но если сон главным образом мифологичен по структуре (разница между ними сразу очевидна), то тогда он говорит универсальным языком, и любой интерпретатор может пользоваться параллелями для конструирования текста. По крайней мере необходимое знание для этого у него есть. Например, если во сне разыгрывается герой-дракон, каждый кое-что может сказать по этому поводу: все мы читали сказки и легенды и знаем о героях и драконах. На коллективном уровне сновидений практически нет разницы между людьми, в то время как на персональном уровне обнаруживаются все различия.

Главная составляющая сновидения, о которой я собираюсь говорить, – мифологическая. Здесь мы сталкиваемся с вопросом: при каких условиях человек видит мифологические сны? У цивилизованных людей они крайне редки, так как наше сознание в значительной степени свободно от подспудного архетипического разума. Мифологические сны поэтому воспринимаются нами как чуждый элемент. Но это не так, когда речь идет о менталитете, близком к первобытной психике. Примитивы обращают огромное внимание на такие сны и называют их «большими снами» в противоположность обычным. Они чувствуют, что эти сны важны и несут в себе общий для всех смысл. Поэтому в племенной общине сновидец всякий раз объявляет о приснившемся «большом сне» соплеменникам, по поводу чего собирается специальный совет. «Большие сны» каждый раз рассказывались римскому сенату. Сохранилась история I века до н. э. о сновидении дочери сенатора, в котором богиня Минерва явилась перед ней и пожаловалась, что римляне нерадиво относятся к ее храму.

Госпожа чувствовала себя обязанной изложить сон сенату, который, выслушав, проголосовал выделить определенную сумму денег на ремонт храма. Похожая история рассказана Софоклом: из храма Геракла был украден драгоценный золотой сосуд. Во время сна Софокла перед ним явился Бог и назвал ему имя вора. После того как сон повторился в третий раз, Софокл счел нужным известить об этом Ареопаг. Человек, на которого пало подозрение, был задержан, в процессе расследования он признался и вернул украденный сосуд. Эти мифологические или коллективные сны не обладают свойствами, заставляющими людей инстинктивно рассказывать их. Инстинкт здесь совершенно обоснован, так как такие сны не принадлежат индивиду, они несут в себе коллективный смысл. Объективно они содержат в себе бесстрастную истину, в частности являются той же истиной для ряда людей в определенных обстоятельствах. Вот почему в античности и в средние века сны весьма почитались. Тогда наличествовало убеждение, что они выражают коллективную человеческую правду.

Теперь о самом сне. Его сообщил мой коллега вместе с некоторыми подробностями о самом сновидце. Этот коллега – клинический психиатр, а пациентом оказался весьма интересный молодой француз двадцати двух лет, очень интеллигентный и привлекательный. Француз путешествовал по Испании и вернулся в очень подавленном состоянии, которое врачи определили как маниакально-депрессивный психоз (МДП) в депрессивной форме. Степень подавленности не была критически острой, хотя клиент чувствовал себя неважно и был госпитализирован. Спустя полгода он выписался и через несколько месяцев после этого покончил с собой несмотря на то, что в процессе лечения стал практически здоров, от депрессии избавился, так что была вероятность, что самоубийство он совершил осознанно и в спокойном состоянии. Сновидение имело место в самом начале периода депрессии.

В основании большого собора в Толедо находится резервуар с водой, сообщающийся с речкой Тахо, опоясывающей город. Резервуар представляет собой небольшое темное помещение. В воде живет огромный змей, глаза его сверкают, как бриллианты. Здесь же находится золотой кувшин, в котором хранится золотой кинжал. Кинжал является ключом к городку, и его обладатель имеет полную власть над Толедо. Сновидец знает, что змей – друг и защитник ВС, юного приятеля сновидца. В. С. засунул голую ногу в пасть змею, змей дружелюбно лижет ее, а ВС. радостно играет со змеем, на лице бесхитростного дитяти нет и тени страха. Во сне ВС. что-то около семи лет, в действительности он и в самом деле друг детства сновидца. С того момента, согласно сновидению, о змее позабыли, и уже никто не осмеливался спускаться в его обитель.

Эта часть сна – своеобразное вступление, затем разворачивается само действие.

Сновидец наедине со змеем. Он почтительно, но без страха беседует с ним. Змей говорит, что так как он друг ВС, то Испания принадлежит ему, а затем просит вернуть мальчика. Сновидец отказывается сделать это, но взамен обещает сам спуститься в темную пещеру и подружиться со змеем. Позже он изменяет решение и намеревается послать вместо себя своего приятеля мистера С. Мистер С. – потомок испанских мавров, и его визит в подвальный резервуар с водой должен продемонстрировать исконную храбрость этого народа. Сновидец советует прихватить меч с красной рукояткой, найденный на оружейном заводе по другую сторону реки Тахо. При этом сообщается, что меч очень древний, принадлежавший еще древним фокейцам[41]. С. берет меч и спускается в резервуар, сновидец советует ему проткнуть левую ладонь мечом. С. протыкает, но оказывается не в состоянии сохранить самообладание в присутствии могучего змея. Подавленный болью и страхом, С. кричит и, качаясь, вылезает наверх, бросив кинжал. Выходит, что С. править Толедо не сможет, и тут сновидец не в состоянии ему помочь. Он вынужден оставить его стоять у стены собора, словно каменное изваяние…

Сон заканчивается. Он, естественно, был на французском языке. Что мы имеем из самого текста сна? Относительно друзей – некоторые намеки: В. С. – друг раннего детства, немного старше, чем сновидец. Последний спроектировал на мальчика все обаяние и очарование и сделал из него героя, но позже потерял его из виду, возможно, мальчик умер. С. – друг более недавнего времени. Указывается, что он родом из испанских мавров.

Уже говорилось, что сновидец недавно был в Испании и, конечно, видел Толедо, после чего приснился сон. Пациент был в тяжелом состоянии и не мог помочь доктору в толковании сна. Мой коллега не знал, что делать с этим сном, но чувствовал его важность и решил отослать сон мне. Получив сон, я не смог сразу расшифровать его. Тем не менее у меня появилось ощущение, что если бы я знал больше о такого рода снах и занимался этим случаем сам, то смог бы помочь молодому человеку, и самоубийства, возможно, не произошло бы. Мне известны случаи, когда, понимая сны буквально, люди сталкивались с большими трудностями. С таким чувствительным, утонченным, изучавшим историю искусства и необычайно интеллигентным человеком, как наш пациент, следовало быть особенно осторожным и внимательным. Банальности здесь неуместны, был необходим глубокий анализ.

Не будет ошибкой предположить, что Толедо – город мечты сновидца, мечты, которая возникла бы у любого человека с его уровнем образования, тонким эстетическим восприятием, эрудицией. Это чрезвычайно впечатляющий город. В нем находится один из наиболее изумительных готических соборов мира. Место с очень древними традициями, старый римский Толетум (Tolletum) веками был резиденцией кардинала епископата и примаса Испании. С VI по VIII – столица вестготов, с VIII по XI – столица Мавритании, а с XI по XVI – столица Кастилии. Толедский собор – прекрасное и впечатляющее сооружение – воплотил в себе мощь, величие, красоту и тайну средневекового христианства, нашедшего свое существенное выражение в церкви. Собор является воплощением, олицетворением духовного царства, так как в средние века мир управлялся императором и Богом. Поэтому собор выражает христианскую философию или мировоззрение (Weltanschuung) средневековья.

Согласно сну, под собором находится место для мистерий, что в реальности не соответствует духу христианской церкви. Что могло находиться под собором в тот период? В древности всегда существовали подземные часовни или крипты. Большая крипта есть в Шартрском соборе, она дает прекрасное представление о мистериальном характере крипты.

Крипта в Шартре первоначально была святилищем с источником, там совершались поклонения Деве – не деве Марии, как сейчас, а кельтской богине. Под каждой христианской церковью в средние века сооружалось потаенное место, в котором в старину совершались мистериальные празднества. То, что сейчас мы называем церковными таинствами, в раннем христианстве было мистериями. В Провансе крипта называлась Le musset, что значит секрет; это слово, возможно, произошло от мистерии и может означать тайное место. В Аосте, где говорят на провансальском диалекте, есть musset под собором.

Крипта, возможно, ведет свое начало от культа Митры (древнеиранского бога Солнца). В митраизме главная религиозная церемония совершалась в сводчатом склепе, наполовину скрытом под землей. Члены общины в это время находились в главном храме наверху. Сквозь специальные смотровые щели они могли видеть и слышать церемонию службы, самих священнослужителей и избранных, распевающих псалмы, совершающих ритуальные обряды внизу. Вход туда разрешался только посвященным. Крестильни в христианской церкви, отделенные от основной молитвенной залы храма, служат той же цели, так как крещение (и причастие) являлось мистерией, о которой прямо не упоминалось. Пользовались аллегорическими намеками, чтобы сохранить тайну. Засекреченность касалась и имени Христа, которое упоминать не разрешалось. Вместо этого употреблялось имя Ихтиас, Рыба. Возможно, кое-кому приходилось видеть репродукции раннехристианской живописи, где Христос появляется в виде рыбы. Тайна, связанная со священным именем, есть возможная причина, почему имя Христа ни разу не упоминалось в раннем христианском документе 140 года н. э., известном как Пастырь Гермы[42]. Последний являлся важной частью христианской литературы, почитаемой церковью до XV века. Автор этой книги видений Герма, как полагают, был братом римского епископа Пия. Духовного учителя, являющегося Герме, зовут Поймен, Пастырь, но никак не Христос.

Идея крипты, или мистериального места, восходит к чему-то лежащему в предыстории христианского мировоззрения, к чему-то более древнему, чем само христианство. Живой пример того – языческий источник под собором в Шартре или античная пещера с живущим в ней змеем. Разумеется, источника со змеем не мог видеть наш сновидец во время своего путешествия по Испании. Этот образ – результат не индивидуального опыта, и поэтому не может быть параллелью к мифологическому и орфографическому знанию. О некоторых реализациях этого параллелизма я скажу. Известно, что каждая церковь имеет купель для крещения. Прообразом ее был бассейн для купания, водоем, в который погружали или символически окунали посвящаемых. После метафорической смерти в крестильной купели посвященные появлялись преображенными quasi modo geniti, совершалось как бы перерождение. Можно поэтому предположить, что крипта, или крестильная купель, имеет значение места ужаса и смерти и одновременно перерождения; места, в котором совершаются тайные посвящения.

Змей в пещере – это образ, характерный для античности. Важно отметить, что в классической античности, как и в других цивилизациях, змей был не только животным, вызывавшим страх, но также означавшим исцеление. Поэтому Асклепий, бог врачевания, связан со змеем; эмблема с профилем змеи часто используется в медицине до сих пор. В храме Асклепия, Асклепионе, являвшемся своеобразной древней хижиной, в земляном основании пола находилась дыра, сверху заложенная камнем, дыра-ход вела в нору, в которой жил священный змей. В камне имелась щель, предназначенная для опускания платы людьми, приходившими исцелиться. Змей одновременно служил как бы кассиром клиники и собирателем даров, бросаемых ему в нору. Во время страшной эпидемии чумы в эпоху правления Диоклетиан знаменитый змей из Асклепиона в Эпидарии был доставлен в Рим как панацея. Он представлял своим присутствием самого бога.

Кроме божественной миссии исцеления, змею приписывались такие качества, как мудрость и дар пророчества. В знаменитом Кастальском ключе, символизирующем источник вдохновения, жил питон. Аполлон, сражаясь, победил питона; с этого времени Дельфы стали местом пребывания знаменитого оракула, а Аполлон – их богом. Позже половина могущества перешла к Дионису, появившемуся с Востока. Под землей, где обитают духи мертвых, змеи и вода всегда встречаются вместе, о чем упоминает в «Лягушках» Аристофан. Легендарный змей часто заменялся драконом; латинское «draco» переводится просто как «змея». Символ, представленный во сне, можно соотнести с христианской легендой V века о святом Сильвестре. В пещере под скалой Тарпейи в Риме жил страшный дракон, в жертву которому приносились юные девушки. По другой версии, дракон был искусно сделан, и, чтобы доказать это, в пещеру спустился один монах. Он обнаружил меч, торчащий из пасти искусно сделанного чудища, а вместо глаз сверкали бриллианты.

Часто в мистериальных пещерах, как и в Кастальской, находился источник. Источники играли очень важную роль в культе Митры, из которого произошли многие ритуальные элементы ранней церкви. Порфирий рассказывает, что Зороастр, пророк и реформатор древнеиранской религии, освятил в честь Митры пещеру, в которой было несколько источников. Те, кто был в Германии и видел Саальбург (Saalburg) около Франкфурта, могли заметить источник неподалеку от пещеры Митры. Его культ всегда связывался с источником. В прекрасной Митрейе в Провансе есть большой бассейн с удивительной кристально-чистой водой, а за ним скала с высеченным на ней изображением сцены жертвенного убийства быка Митрой. Подобные святилища всегда возмущали ранних христиан. Они ненавидели натурализованные церемонии митрян и тем не менее восприняли от них ряд обрядовых элементов. В Риме обнаружили митрейон [43], находившийся на глубине около четырех метров под церковью св. Клемента. Он неплохо сохранился и был полностью заполнен водой, которая после того, как ее откачивали, вновь прибывала. Известны и другие религиозные направления античности (например, орфический культ), всегда связывавшие подземный мир с водой.

Анализируя сказанное, можно заметить, что все примеры взяты из античности. Действительно, образ змея в пещере с водой в античный период был широко известен и играл важную роль в религиозно-общественной жизни. Но можно было бы провести аналогии и с другими цивилизациями и там найти то же самое. Вода под землей в емкости представляет бессознательное. В глубине, как правило, находится сокровище, охраняемое змеем или драконом. В приведенном сне сокровищем является золотой кувшин с кинжалом. Чтобы завладеть сокровищем, надо победить дракона. Сокровище несет в себе таинственный смысл. Оно связано со змеем необычным образом: своеобразная фигура змея сама по себе представляет характер сокровища, словно змей и сокровище одно и то же. Часто змей сам оказывается золотым. Золото есть нечто, чем каждый стремится обладать, поэтому золотой змей – сокровище, источник власти и мощи. В раннегреческих мифах обитателями пещер являются герои, такие, как, например, Кекроп, основатель Афин. Он наполовину мужчина, наполовину женщина, гермафродит; нижняя часть тела змеевидная; он настоящий монстр. То же можно сказать и об Эрехтее, другом мифическом царе Афин.

Мы приближаемся к уяснению символа золотого кувшина и кинжала. Видевшие вагнеровский «Парцифаль» знают о соответствии кувшина чаше Грааля, а кинжала – копью, оба составляют единое; это мужское и женское начала, образующие единство противоположностей. Пещера, или подземный мир, представляет собой слой бессознательного, в котором нет никакого поэлементного членения и даже различия между мужским и женским, которое в первую очередь выделяют первобытные люди. Подобным образом они различают любые предметы, мы тоже иногда так поступаем. Например, некоторые ключи имеют отверстие в бороздке, а у некоторых бороздка сплошная. Мы называем их мужскими и женскими. Или возьмем, например, черепичные крыши в Италии. Выпуклая черепица кладется сверху, вогнутая – снизу. Верхнюю называют монахом, нижнюю – монахиней [44]. И это не неприличная шутка итальянцев, а квинтэссенция различения.

Бессознательное, сводя вместе мужское и женское, делает предметы совершенно неразличимыми, поэтому невозможно сказать, мужские они или женские, так же как и Кекроп возник из такой мифической дали, что уже невозможно говорить, мужчина он или женщина, человек или змей. Так же и дно цистерны в сне характеризуется полным единством содержащихся в ней противоположностей. Это первичное единство элементов вечно противополагается их раздробленности. Но в крайних точках конфликт угасает, и все пребывает или вновь оказывается в первоначальном состоянии нерасчленимой гармонии. Сходные идеи содержатся в древнекитайской философии. Идеальное состояние именуется Дао (рис. 13), и оно состоит из полной гармонии между небом и землей. Одна сторона символа Дао – белая с черным пятном, другая – черная с белым. Белая сторона – горячая, сухая, светлый принцип, юг; черная сторона – холодная, влажная, темный принцип, север.

Рис. 13. Дао

Состояние Дао – это начало мира, в котором еще ничего не началось, а также состояние, достигаемое высшим разумом. Идеи единства двух противоположностей, принципов мужского и женского – образ архетипический. Однажды я стал свидетелем случая бытования первобытной архетипической формы. Во время войны я был в армии, служил в горной артиллерии. Как-то солдаты копали глубокое укрытие для тяжелого орудия. Вытаскивая тяжелые камни из каменистого, неподатливого грунта, они кляли свою работу; я находился неподалеку и прислушивался к их разговору. Один из солдат сказал: «Проклятье, ну и работка нам досталась: ковыряйся в этой дурацкой долине, где когда-то жили русалки и еще до сих пор спят вместе отец и мать». Та же самая мысль, только выраженная наивным образом. По африканскому мифу, первый мужчина и первая женщина спали вместе в тыкве; они ничего не замечали до тех пор, пока не обнаружили, что разорваны надвое, а между ними находится сын. Посреди был человек, и с этого момента мужчина и женщина разделились и познали друг друга. Первоначальное сознание абсолютного бессознательного выражается как полностью покоящееся состояние, где ничего не происходит.

Когда сновидец имеет дело с архетипическими символами, он вступает в область полного бессознательного, которое представляется как величайшее сокровище. Это центральный мотив «Парцифаля» Вагнера. Копье должно быть возвращено чаше Грааля, потому что они существуют вместе вечно. Этот союз – символ целостного завершения, вечность до и после творения мира, потенциальное условие. Это и возможный идеал, который так страстно ищет человек. Вот почему он, рискуя, спускается в пещеру, где находится дракон, – обрести состояние, когда сознание и бессознательное объединяются настолько, что сам человек оказывается сознающим и несознающим одновременно. Но, увы, и то, и другое слишком разделены, и сознание вновь ищет пути к объединению, спускаясь в глубины, в которых они были одним целым. Это можно найти в Тантрической йоге или йоге Кундалини – попытки достичь состояния, в котором Шива находился бы в вечном союзе с Шакти. Шива – вечно напряженная точка, окруженная женским принципом Шакти в виде змеи.

Список аналогичных идей можно было бы продолжить. Единство и гармония играют значительную роль в эзотерической традиции средневековья. В алхимических текстах можно встретить изображение процесса соединения Солнца и Луны, мужского и женского начал. Аналогичный символизм прослеживается в христианских хрониках о древних мистериях. Например, в отчете епископа Астерия об Элевсине говорится, что каждый священнослужитель совершал катабазис, или спуск в пещеру. А жрец Аполлона и жрицы Деметры, матери земли, праздновали иерогамию, священное бракосочетание, дабы земля вечно оставалась плодородной. Это свидетельство христианское и не является, впрочем, окончательно установленным. Посвященные в Элевсинские мистерии сохраняли строжайшую тайну, разгласивших ожидала смерть. Поэтому никаких конкретных сведений о содержании ритуала нет. Известно, правда, что во время мистерий в честь Деметры совершались ритуалы непристойного характера, служившие символизацией оплодотворения земли. Кворум мистерий представляли известные женщины Афин во главе со жрицами Деметры. Начиналась изысканная трапеза, на которую подавалось множество самых разнообразных вин; затем совершался ритуал сквернословия. Он подразумевал произнесение непристойных шуток, которые рассматривались как религиозный долг, ибо связывались с благоприятным прогнозом на будущий урожай [45]. Аналогичный ритуал совершался в Бубастисе, в Египте, во времена мистерий в честь Изиды. Жители деревень по берегам Верхнего Нила спускались на своих суденышках группами вниз по течению, и женщины на барках демонстрировали себя женщинам, стоящим на берегу. Это делалось, по всей вероятности, с той же целью, что и в обряде сквернословия, – обеспечить большее плодородие земельных участков. Об этом можно прочесть у Геродота (Книга 260). В южной Германии вплоть до XIX века для увеличения плодородия почвы крестьянин каждый год брал жену на поле и совокуплялся с ней на борозде. Подобный ритуал относится к симпатической магии.

Кувшин является сосудом, функция которого вмещать или получать, отсюда его женское начало. Это символ пола, содержащего аниму, дыхание и живительную влагу жизни; кинжал же, обладая колющими, проникающими свойствами, является мужским началом. Он режет, разделяет, расщепляет, следовательно, символизирует принцип мужского Логоса.

В нашем сне кинжал оказывается ключом к Толедо. Идея ключа часто связывалась с мистериями в пещере. В культе Митры был представлен особый бог – бог ключа Эон, присутствие которого в божественном пантеоне никак не объяснялось, но я думаю, понять это нетрудно. Бога изображали в виде крылатого существа с мужским телом и головой льва, обвитого змеей, возвышавшейся над его головой. Изображение его имеется в Британском музее [46]. Он представляет Неопределенное время и Длящуюся вечность; он является верховным богом в иерархии митраизма, созидающим и разрушающим все существующее, в бергсонианском смысле творческое время. Он же и бог солнца. Лев – зодиакальный знак, в котором солнце находится летом, в то время как змея символизирует зиму или влажный сезон. Поэтому Эон, львиноголовый бог, обвитый змеей, представляет также искомое единство противоположностей, свет и тьму, мужское и женское, созидание и разрушение. Бог изображен со скрещенными руками, держащими ключи. Это ключи к прошлому и будущему.

Древние мистериальные культы всегда были связаны с помпезными божествами. Некоторые из этих божеств имели ключи к подземному царству, так как являлись и хранителями врат к нему; они наблюдали за сошествием вниз, во тьму, посвященных и управляли мистериями. Одна из них – богиня Геката.

В нашем сюжете ключ оказывается ключом к городу Толедо, поэтому рассмотрим символический смысл Толедо и символику города как такового. Являясь древней столицей Испании, Толедо был хорошо укреплен, что само по себе считалось идеалом средневекового города: убежище и оплот, который невозможно сокрушить. Феодальный город представлял некую замкнутую в себе целостность, несокрушимую и не подавляемую веками мощь. Поэтому город символизировал целостность самого человека, принцип целостности, которая не может быть разрушена.

Город как синоним самости человека, его психической целостности – вообще говоря, старый и хорошо известный образ. Например, в «Новых сказаниях» об Иисусе читаем: «Город, построенный на вершине высокого храма на прочном фундаменте, не может пасть или скрыться». И: «Возжаждите поэтому познать самих себя, и вы познаете, что вы дети Отца всемогущего; и вы познаете, что вы в городе Бога и вы – сам город»[47]. В Кодексе Брусинауса есть Коптский трактат, содержащий идею единородного или единственного сына Бога, который также есть Антропос, Человек [48]. В трактате назван город с четырьмя воротами. Город с четырьмя воротами символизирует идею целостности; это индивид, обладающий четырьмя воротами в мир, четырьмя психологическими функциями, так или иначе содержащимися в самости. Город с четырьмя воротами – нерушимая целостность самости, единство бессознательного и сознания.

Таким образом, эти глубины, этот слой абсолютного бессознательного в нашем сне содержит в то же время ключ к индивидуальной завершенности и целостности, т. е. к исцелению. Смысл слов «целое» и «целостность» – освятить или исцелить. Погружение в глубины приводит к исцелению. Это путь к целостному бытию, к сокровищу, которое страждущее человечество вечно ищет и которое находится в укромном месте, охраняемом ужасным дангером-опасностью. Это место первичного бессознательного и одновременно место исцеления и спасения, так как в нем содержится бриллиант целостности. Это пещера, в которой обитает дракон хаоса, и одновременно это неприступный город, магический круг или temenos, священный предел, в котором соединяются все разорванные части личности.

Использование магического круга, или мандалы, как его называют на Востоке, для лечебных целей – идея архетипическая. Когда человек болен, индейцы пуэбло из Нью-Мексики делают песочное изображение мандалы с четырьмя воротами. В центре сооружают так называемый «потный дом», или лечебный вигвам, в котором пациент подвергается потолечению. На полу вигвама нарисован другой магический круг, помещенный в центре большой мандалы[49], а посреди него находится кувшин с целебной водой. Вода символизирует вход в подземный мир. Процесс излечивания в данной церемонии явно аналогичен символизму, который обнаруживается в коллективном бессознательном. Это процесс индивидуации, идентификации с целостной личностью, с самостью[50]. В христианском символизме целостность есть Христос, и процесс индивидуации заключается в imitatio Chriti (подражании Христу). Ворота заменены осями креста.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.