Лекция V

Лекция V

Председательствующий (доктор Джон Риз):

Дамы и господа! Вероятно, вы заметили, что замечания председательствующего с каждой лекцией становились все короче. Вчера профессор Юнг прервался на середине весьма продолжительного рассказа, и я думаю, что все мы хотим, чтобы он его продолжил.

Профессор Юнг:

Дамы и господа! Вы помните, что я начал излагать материал, касающийся того самого сна. Сейчас я нахожусь в середине своего повествования, и еще о многом необходимо поведать. Но в конце вчерашней встречи доктор Крихтон-Миллер попросил меня рассказать о проблеме переноса. Это показалось мне важным, имеющим практический интерес. Когда я анализирую подобный сон и стараюсь делать это с великой осторожностью, столь глубоко погружаясь в работу, мои коллеги недоумевают по поводу привлечения мною такого обширного материала. Они думают: «Да, это говорит о его усердии и благом намерении что-нибудь сделать с этим сном. Однако какова практическая польза от всех этих параллелей?»

Меня подобные сомнения совершенно не задевают. Но как раз нынче я и сам близок к той проблеме, к которой меня подтолкнула просьба доктора Крихтона-Миллера, упредившего мою собственную попытку. Просьба об обсуждении данного вопроса естественна для любого практикующего врача. Врачи-практики озабочены практическими проблемами, а не теоретическими вопросами; поэтому они всегда проявляют некоторое нетерпение, как только дело касается теоретических разъяснений. И особенно они обеспокоены отчасти занимательными, а отчасти болезненными и даже трагическими проблемами переноса. Окажись у вас немного больше терпения, и вы смогли бы убедиться, что я занимаюсь именно тем самым материалом, с помощью которого можно анализировать перенос. Но так как сам вопрос уже был сформулирован, то, я думаю, следует пойти навстречу вашему пожеланию и рассказать о психологии и лечении переноса. Однако окончательный выбор остается за вами. У меня есть ощущение, что доктор Крихтон-Миллер высказал пожелание большинства. Верно ли мое предположение?

Слушатели: Да.

Профессор Юнг:

Думаю, что вы решили правильно, так как поскольку я собираюсь говорить о переносе, то у меня появляется возможность вернуться к тому, с чего я начал в связи с вышеупомянутым сном. Боюсь, правда, что у нас не хватит времени довести начатое до конца, но думаю, что будет лучше начать с ваших актуальных проблем и действительных трудностей.

Ничто не смогло бы заставить меня заниматься этим тщательно разработанным символизмом и столь внимательным изучением параллелей, не будь я серьезно обеспокоен проблемой переноса. Поэтому при обсуждении проблемы переноса открывается поле для такого рода работы, которую я и пытался описать вам в своей вчерашней лекции. С самого начала я сказал вам, что мои лекции будут не более чем жалким фрагментом. Я попросту не в состоянии за пять вечеров, даже после того, как спрессовал все, что возможно, дать вам более или менее полный конспект того, что я должен рассказать.

Говоря о переносе, необходимо вначале определить само понятие, чтобы было ясно, о чем пойдет речь. Вы знаете, что слово «перенос» изначально введено Фрейдом; из специфически рабочего термина оно постепенно сделалось общеупотребительным среди широкой публики. В обычном разговорном языке под ним подразумевается «прилипчивый», навязчивый тип отношений.

Термин перенос – перевод немецкого слова ?bertragung, что буквально означает перетащить что-то с одного места на другое. Это слово используется также и в метафорическом смысле для обозначения перевода из одной формы в другую. Поэтому в немецком языке оно синонимично со словом ?bersetzung, т. е. с переводом.

Психологический процесс переноса является частной формой более общего процесса проекции. Важно свести оба понятия вместе и осознать, что перенос есть частный случай проекции – по крайней мере, так его понимаю я. Разумеется, любой может пользоваться этим термином по своему усмотрению.

Проекция есть общий психологический механизм переноса субъективных содержаний любого рода в объект. Например, когда я говорю: «Цвет этой комнаты желтый», то это проекция, потому что объект сам по себе не желтый; желтый он только для нас. Цвет, как вы знаете, составляет содержание нашего субъективного опыта. То же самое и со звуком, и это – проекция, так как звук сам по себе не существует; звук существует лишь в моей голове, и это психический феномен, явление, которое я проецирую.

Перенос – это обычно процесс, происходящий между двумя людьми, а не между субъектом-человеком и физическим объектом. Процесс проекции, – поскольку субъективные компоненты переносятся в объект и возникают в нем как присущие ему, объекту, – не является актом волевым; а перенос, как психический акт, субъектом не осознается. Невозможно одновременно осознавать и проецировать, поскольку в этом случае узнаешь, что проецируешь свои собственные компоненты, а следовательно, невозможно локализовать последние в объекте, так как знаешь, что они в действительности принадлежат тебе. В проекции несомненный, очевидный факт, с которым вы сталкиваетесь в объекте, в действительности оборачивается иллюзией, и все же вы предполагаете, что наблюдаемое в объекте не может быть субъективным, что оно объективно существует. Поэтому проекция исключается, когда обнаруживается, что очевидные объективные факты суть реально субъективные содержания. В этом случае данные содержания связываются с особенностями собственной психологии, и их уже больше нельзя относить к объекту.

Порой человек думает, что вполне осознает свои собственные проекции, хотя в действительности это лишь отчасти так. То, что все же не осознается, остается носителем качества, присущего объекту. Это часто происходит в ходе практического анализа. Врач, например, говорит: «Послушайте, вы же просто переносите образ своего отца на этого человека (или на меня)» – и при этом считает, что такого объяснения достаточно, чтобы аннулировать перенос. Данная мера достаточна скорее для врача, но не для пациента. Поскольку в проекции содержится нечто еще, пациент ее сохранит. Она не зависит от его желания: это самовоспроизводящееся явление. Проекция – факт спонтанный, автоматический. Она просто возникает, и все. И этот закон, в сущности, справедлив и для переноса. Если перенос возникает, то он возникает априори. Механизм проекции бессознателен, вот почему осознание факта проекции разрушает ее.

Перенос в прямом смысле есть проекция, совершающаяся между двумя индивидами; как правило, она носит эмоциональный и принудительный компульсивный характер. Сами по себе эмоции в какой-то степени всегда оказываются непроизвольными психическими состояниями, в которых осуществляются целевые установки Эго. Более того, субъект буквально пропитан ими и не в силах отделить их от себя. Одновременно эмоции спроектированы в объект. Поскольку субъект не в силах разрушить канал проекции, то, пользуясь объектом как рычагом, непроизвольные психические состояния управляют самим субъектом.

Эмоции неотделимы от своего носителя, равно как и идеи и мысли. Они идентичны с определенными физическими состояниями и, таким образом, глубоко внедрены в физическую сферу жизнедеятельности человека. Эмоции спроектированных содержаний всегда образуют связь, некоторое динамическое соотношение между субъектом и объектом – это и есть перенос. Очевидно, что по своему характеру эмоциональная связь, или мост, может быть отрицательной или положительной.

Проекция эмоциональных содержаний всегда обладает специфическим влиянием. Эмоции заразительны, вследствие того что коренятся в глубине симпатической системы; отсюда и само слово sympathicus (лат. «сочувственный»). Любой эмоциональный процесс незамедлительно вызывает подобные ему проявления у других людей. Находясь в толпе, движимой эмоцией, невозможно сдержать в себе те же эмоциональные проявления. Представьте, что вы находитесь в стране, языка которой не знаете, и кто-то из находящихся рядом людей пошутил: окружающие смеются, и вы тоже невольно начинаете смеяться, причем самым идиотским образом. Сдержаться очень тяжело. Французские психологи называют это явление «ментальным заражением». Среди ряда замечательных книг на эту тему следует отметить работу Лебона «Толпа. Исследование общественного сознания».

В психотерапии же, даже если врач полностью освободился от эмоциональных содержаний пациента, сам факт наличия у пациента эмоций все же существенно влияет на него. Было бы большой ошибкой считать, что врач может полностью выйти из сферы влияния пациента. Большее, на что врач может рассчитывать, – это осознать, что подвергается воздействию. Если он этого не замечает, то находится слишком далеко от пациента и в этом случае не достигнет цели лечения, поскольку принимать эмоции больного и реагировать на них – в известном смысле врачебный долг. По этой причине я отказался укладывать пациента на кушетку и садиться рядом. Я усаживаю его перед собой и разговариваю с ним так, как обычно говорят два нормальных человека; здесь я выражаю себя полностью и реагирую без ограничений.

Очень хорошо помню случай одной дамы лет пятидесяти восьми из США, тоже врача. Она приехала в Цюрих в крайнем замешательстве и находилась в таком удрученном состоянии, что я вначале подумал, в себе ли она, но потом выяснил, что ее помраченное состояние – результат аналитической процедуры. Дама рассказала мне некоторые подробности, из которых стало совершенно ясно, что подобного замешательства никогда бы не произошло, если бы психотерапевт был нормальным человеком, а не мистиком-кудесником, сидящим рядом, совершенно бесстрастным, как бы нечаянно роняющим мудрость сверху, с высоты своего положения. После общения с этим врачом дама окончательно растерялась и наделала кучу глупостей. Когда она рассказала мне все это, я, естественно, не сдержался и, кажется, выругался. В ответ на это она вскочила со стула и воскликнула: «До чего же вы эмоциональны!» – Я не скрыл удивления: «А что? Разве это возбраняется?»

– Вообще-то нет. Но вы же психотерапевт!

– Да. Я врач-психотерапевт. Но не стремлюсь скрывать свои эмоции. Вы что, думаете, что я идиот или кататоник?

– Но вам не положены эмоции!

– Это вашему врачу не положены, но он, смею заметить, полный дурак.

В этот момент вся ситуация для нее прояснилась.

– Боже, – воскликнула она. – Теперь только я поняла, где я нахожусь. Я беседую с нормальным человеком, у которого нормальные эмоции.

Моя реакция дала ей ориентацию. Поскольку дама относилась к чувственному, а не к мыслительному типу, то нуждалась именно в подобной ориентации. А ее лечащим психотерапевтом был мужчина, живший только интеллектом и потому не имевший контактов с чувственной жизнью своих пациентов. Дама же была высоко эмоциональной натурой, сангвиником; она нуждалась в эмоциональных переживаниях и чувственных проявлениях других людей, чтобы не ощутить собственного одиночества. Иметь дело с человеком чувственного типа и говорить исключительно на интеллектуальные темы – все равно, что интеллектуалу беседовать в компании клоунов. Чувствуешь себя, как на Северном полюсе, крайне потерянным, так как тебя никто не понимает, никто не реагирует на твои высказывания. И люди могут быть самыми замечательными, тем не менее все будет выглядеть по-дурацки, поскольку они не будут соответствовать вашему психическому типу.

Необходимо всегда стараться отвечать людям с учетом их ведущей психической функции, иначе контакта не произойдет. Поэтому, чтобы иметь возможность показать пациентам, что их реакции достигают меня и воспринимаются мной, я сажусь напротив – так, чтобы они могли прочесть эти реакции на моем лице и видеть, как я их слушаю. Сидя же рядом с кушеткой, на которой расположился пациент, можно было бы зевать, дремать, уходить в собственные мысли и вообще делать все, что заблагорассудится. Пациенты между тем оставались бы в аутоэротическом и изолированном состоянии, находиться в котором обычному человеку не совсем удобно. Разумеется, готовься они к отшельничеству где-нибудь в Гималаях, тогда другое дело.

Эмоции пациентов всегда отчасти заразительны, но они становятся чрезвычайно заразительными в том случае, когда содержание, проецируемое пациентом на психотерапевта, идентично собственным бессознательным содержаниям врача. В этом случае уже оба они погружаются в ту же самую темную дыру бессознательного и делаются соучастниками. Данный феномен описан Фрейдом как контрперенос. Он заключается во взаимной проекции и совместной связи посредством общего бессознательного. Соучастие характерно для первобытной психологии, т. е. для психологического уровня, на котором отсутствует осознанное различие между субъектом и объектом. Общее бессознательное, конечно, совершенно недопустимо в ситуации врач – пациент; все ориентации при этом теряются, и исход такого лечения печален.

Но даже врачи-аналитики не бывают абсолютно безупречными и, случается, в некоторых отношениях так или иначе строят свое поведение бессознательным образом. Поэтому я давно настаиваю на том, чтобы сами врачи-аналитики подвергались анализу: у них должны быть свои духовные отцы или матери. Даже сам папа римский при всей своей непогрешимости должен регулярно исповедоваться, и не кардиналу, а простому священнику. Если психотерапевт не столкнется объективно со своим бессознательным, то нет гарантии, что рано или поздно пациент не окажется в ловушке бессознательного психотерапевта. Возможно, многим известны пациенты, обладающие дьявольской изобретательностью в нахождении слабой точки, уязвимого места в психике врача. В эту точку они норовят спроецировать свое собственное бессознательное. Некоторые считают, что данное качество больше свойственно женщинам, но это не совсем так, мужчины делают то же самое. Они безошибочно выбирают то место, где врач наиболее уязвим и склонен делать те же проекции, что и пациент. В результате происходит соучастие, или, точнее, состояние «заражения» (контаминации) личности через общее бессознательное.

В отношении переноса существует предубеждение, сложившееся у всех нас в результате определения, данного Фрейдом: большинство склонны думать, что мы имеем дело с эротическим переносом. Но мой опыт не подтверждает этой теории. Я считаю, что проецируется масса вещей, и эротический перенос – лишь одна из возможных форм переноса. В человеческом бессознательном существует множество других содержаний, также являющихся высоко эмоциональными по природе, и они столь же прекрасно проецируются, как и сексуальность. Все активные содержания бессознательного имеют тенденцию появляться в спроецированном виде. Это, скорее, даже правило: сгруппированное бессознательное содержание обнаруживает себя прежде всего в виде проекции. Любой действующий архетип может обнаружиться в проекции, либо во внешней ситуации, либо в людях, либо в обстоятельствах, т. е. в любых объектах. Существуют переносы на животных и на предметы.

Не так давно я рассматривал случай одного очень интеллигентного человека. Я объяснил ему произведенную им проекцию: он спроецировал свой бессознательный образ женщины на реальную женщину, а сны очень ясно показали, насколько разительно реальная личность отличается от той, которую он ожидал увидеть. Выслушав меня, он сказал: «Если бы я знал это два года назад, то сэкономил бы 40 000 франков!» Я спросил: «Каким образом?» «Как-то раз один человек показал мне древнюю египетскую скульптуру, и я тотчас же влюбился в нее. Это была скульптура египетского кота, очень красивая вещь. Я купил ее за 40 000 франков и поставил над камином в гостиной». Далее мой пациент обнаружил, что потерял покой. Его офис находился этажом ниже, и буквально каждый час он вскакивал, отвлекался от работы и поднимался взглянуть на кота, а наглядевшись, шел обратно, чтобы снова вернуться. Это обстоятельство настолько лишило его отдыха, что он перенес скульптуру и водрузил ее на стол прямо перед собой – и тут обнаружил, что не может работать! Он вынужден был унести ее подальше, в комнату под чердаком, дабы избавиться от назойливого влияния, и все время боролся с искушением подняться и посмотреть на кота еще раз. Когда он понял свою гениальную проекцию женского образа (так как кот в самом деле символизировал женщину), тогда весь шарм и очарование скульптуры тотчас же исчезли.

Вот пример проекции на «оживший» физический предмет, к которому тянуло, как порой многих снова тянет к врачу-психотерапевту. Как вы знаете, врачей-психотерапевтов часто винят за змеиные глаза, магнетизирующие и гипнотизирующие людей. Этот взгляд будто бы заставляет людей снова возвращаться к врачу. Как исключение существует ряд неблагоприятных случаев контрпереноса, когда психотерапевт действительно не в силах позволить пациенту уйти; но, как правило, такие обвинения – результат проекции пациента, приводящей порой к навязчивой мысли о преследовании.

Интенсивность отношений переноса всегда эквивалентна степени важности субъективных содержаний. В случаях интенсивного переноса можно быть уверенным, что проецируемые содержания, если только они выделены и осознаны, столь же важны для пациента, сколь и сам перенос. Когда последний теряет силу, то не исчезает бесследно; его интенсивность, или соответствующее количество энергии, проявится в другом месте, например, в измененном отношении к чему-либо или в другой психологической форме. Происходит это потому, что сила переноса оказывается силой эмоциональной, присущей самому пациенту. В случае аннулированного переноса вся спроецированная энергия попадает обратно в субъекта, давая ему возможность испытать чувство победителя; в противном случае энергетическое «сокровище» просто утрачивается в самом процессе переноса.

Теперь следует сказать несколько слов об этиологии самого переноса. Перенос может быть полностью спонтанным – неспровоцированной реакцией, чем-то вроде «любви с первого взгляда». Разумеется, его нельзя путать с любовью, с которой он ничего общего не имеет. Перенос лишь рядится в одежды любви. Порой он выступает так, что его можно принять за любовь, и, поддавшись на это, малоопытные психотерапевты совершают ошибку.

Случается, перенос возникает до первой встречи, до начала лечения. Это говорит лишь о том, что личность аналитика в этом случае не имеет никакого значения.

Однажды ко мне в кабинет зашла одна дама, которую недели за три до того я встретил на официальном приеме. Тогда я даже не разговаривал с ней, я лишь беседовал с ее мужем, которого знал очень мало. Позже дама написала мне письмо с просьбой о консультации, и я назначил ей время. Когда она пришла и стояла уже у самой двери, то внезапно сказала: «Я не хочу входить». Я не настаивал: не хочет, значит, не хочет. Тогда она сказала: «Но я должна!» – Я ответил: «Я вас не заставляю». – «Но вы заставили меня прийти». – «Помилуйте, каким образом?» Я подумал невольно, что она сумасшедшая, но все было не так. Просто эта женщина испытала перенос, который притягивал ее ко мне. В это время у нее были некоторые проекции, имевшие такую высокую эмоциональную силу, что у нее не было сил им противостоять. Совершенно магическим образом ее тянуло прийти ко мне. В процессе анализа мы, естественно, выяснили, что причиной для этого послужило содержание неспровоцированного переноса.

Обычно перенос возникает только в процессе анализа. Часто это бывает вызвано трудностями в установлении контакта и создании эмоциональной гармонии между доктором и пациентом, что французские психологи при гипнозе и внушении называют le rapport (связь, отношение, взаимопонимание). Хороший раппорт означает, что пациент и врач прекрасно ладят и доверяют друг другу. Безусловно, гипнотический эффект зависит от наличия или отсутствия раппорта. В аналитическом лечении в случае, когда раппорт между аналитиком и пациентом затруднен ввиду значительной психологической дистанции между ними, бессознательное пациента пытается «покрыть» эту дистанцию и возводит компенсаторный мост. Если нормальное общение отсутствует, брешь заполняется пылкими чувствами или эротическими фантазиями.

Это обычно происходит с людьми, психологически очень одинокими, привыкшими сопротивляться – либо из-за комплекса неполноценности, либо из-за мании величия, или из-за чего-то еще. Из-за страха одиночества они вызывают в себе сильнейшие эмоциональные усилия, чтобы «привязать» себя к аналитику. Они впадают в безысходность от одной мысли, что он может их не понять. Так что, пуская в ход своего рода сексуальную привлекательность, они тем самым пытаются умилостивить и расположить к себе обстоятельства, аналитика и даже свою собственную неохоту.

Компенсаторный феномен в той же степени можно отнести и к аналитику. Представьте, что врач занимается лечением женщины, которая вызывает у него сексуальные фантазии. Я бы не пожелал такого ни одному аналитику, но если это случилось, то лучше во всем разобраться. Прежде всего это информация об отсутствии хорошего человеческого контакта. Бессознательное аналитика маскирует недостаток раппорта фантазией. Такие фантазии могут быть видимыми: это могут быть чувства или ощущения, например, сексуальные. Все они – предупреждение о неправильном отношении врача к пациенту. Если вы видите пациента во сне, также будьте внимательны и попытайтесь понять, не указывает ли сон на вашу ошибку. Больные бесконечно благодарны за честное и внимательное отношение и прекрасно чувствуют фальшь и небрежность.

Со мной был один весьма поучительный случай. Я занимался с девушкой двадцати-двадцати четырех лет. У нее было необычное детство: она родилась на Яве в хорошей европейской семье, воспитывала ее няня-аборигенка [57]. Как часто бывает с детьми, родившимися в колониях, экзотика и эта чуждая нам, я бы сказал, варварская цивилизация наложили отпечаток на эмоциональную и инстинктивную жизнь девочки. Белому человеку это трудно понять. Существует атмосфера великого страха местных жителей перед жестокостью, безрассудством и огромной силой белого человека. Дети, рожденные на Востоке, заражены этой атмосферой, страх проникает в них и порождает бессознательные фантазии, которые искажают всю психологию детей. Они страдают кошмарами, приступами паники, не умеют адаптироваться в нормальных ситуациях, когда дело касается любви, брака и т. д.

Что касается моей пациентки, она безнадежно запуталась, часто попадала в рискованные эротические ситуации и заработала себе дурную репутацию. Ее адаптация к внешнему окружению оказывалась не лучшей: она неумеренно красилась, носила огромные украшения, чтобы удовлетворить в себе ту самую аборигенку, первобытную женщину, которая была у нее в крови, как будто та могла помочь ей в жизни. Девушка не могла обойтись без своих примитивных инстинктов: она с легкостью стала жертвой дурного вкуса – носила платья безобразных цветов, и все это для того, чтобы задобрить свое примитивное бессознательное. Ее выбор мужчин всегда оставлял желать лучшего и всегда заканчивался безобразными ссорами. Ее называли «великой вавилонской блудницей». Когда она пришла ко мне, то выглядела просто отвратительно. Я даже что-то сказал по этому поводу, чем ее очень расстроил.

После всего этого она приснилась мне в следующем виде: я находился на дороге у подножия большой горы, на горе возвышался замок, в замке была высокая башня (donjon), на вершине башни – открытая лоджия с колоннами и мраморной балюстрадой, на ней сидела элегантная женщина. Я посмотрел наверх и так высоко задрал голову, что почувствовал боль в затылке. В сидящей на балюстраде женщине я узнал свою пациентку. Проснувшись, я сразу же подумал: «Боже, почему мое бессознательное поместило эту девочку так высоко?» И тут же понял: сон указывает на мою ошибку. Я смотрел на нее сверху вниз, я плохо о ней подумал. На следующий день я обо всем ей рассказал. Это подействовало, как чудо. Никаких переносов больше не случалось, я стал общаться с ней на должном уровне.

Если вы действительно пытаетесь быть на одном уровне с пациентом – не слишком высоко и не слишком низко, если вы правильно оцениваете его проблему, вас меньше всего беспокоят проблемы переноса, вызываемые отсутствием раппорта, – их у вас не будет.

Явление переноса может возникнуть у пациентов чрезмерно самовлюбленных, которые возводят вокруг себя непробиваемую стену изоляции. Тем не менее они отчаянно желают человеческого контакта, но ничего для этого не делают и не позволяют приблизиться другим. Все это вызывает перенос. Его непросто заметить, поскольку таких людей защищает надежная стена. Вашу помощь они воспринимают как агрессию, поэтому нужно дождаться, пока они добровольно не выйдут из своей крепости. Конечно, они будут выражать свое недовольство, высказываясь в том смысле, что вы их не понимаете, но единственное, что вы можете сделать, – это запастись терпением и сказать: «Что ж, вы продолжаете оставаться внутри, вы ничего не демонстрируете, и, пока это будет продолжаться, я тоже ничего не смогу сделать».

В подобном случае перенос может дойти до точки кипения. Ведь только сильный пожар может заставить человека покинуть свою крепость. Это будет взрыв, но доктор должен его спокойно выдержать. Я помню случай с моей коллегой-американкой (сейчас ее уже нет в живых, поэтому я могу спокойно об этом рассказывать). Она окончила в Америке женский колледж (мы называем эти заведения animus incubators), который ежегодно выпускает огромное количество перепуганных несносных девиц. В их числе и была эта «пташка»; она представлялась «очень компетентной» и угодила в достаточно неприятную ситуацию переноса. Это был случай с женатым мужчиной, который безумно влюбился в нее. Конечно, здесь была не любовь, а перенос, но он спроецировал на нее ситуацию, будто бы она желает выйти за него замуж, но не может себе такого позволить. Он задаривал ее цветами, шоколадом, украшениями, в конце концов угрожал даже револьвером. В результате она собралась и прибежала ко мне.

Вскоре выяснилось, что она не имеет ни малейшего представления об отношениях и чувствах мужчин и женщин. Она пребывала даже в неведении по поводу мужской анатомии, потому что в колледже, где она училась, изучали только женское тело. Можете представить, с какой ситуацией я столкнулся.

Я сумел разобраться в ее проблеме и понял, почему этот мужчина угодил в ловушку. Она абсолютно не осознавала себя как женщину, обладая при этом мужским складом ума. Сама природа заставила ее партнера заполнить эту брешь. Он стремился доказать ей, что она женщина и должна ответить ему, мужчине, у которого есть требования к ней как к женщине. Отсутствие же в ней женского начала послужило ловушкой. Он в такой же степени не был мужчиной, поскольку и сам этого не заметил.

Оба они попали в ужасную ситуацию переноса, и кому-то могло бы показаться, что и тот и другая сумасшедшие, и уж ей-то следовало бы бежать от всего этого. Что же касается лечения, то здесь мне все было ясно. Следовало довести до ее сознания, что она женщина, но это было невозможно сделать до тех пор, пока она не признает свои женские чувства и качества. Поэтому ее бессознательное осуществило удивительный перенос на меня, что, естественно, она принять не могла, я же, со своей стороны, никакого давления здесь не оказывал. Это был случай полной изоляции, обособления, и столкновение с собственным переносом лишь усилило ее защитную реакцию, которая, разумеется, должна была быть подавлена в общем контексте лечебного процесса. Поэтому я никогда не заговаривал с ней об этом, не вмешивался в ход событий и занимался главным образом анализом сновидений. Сновидения постоянно информировали меня о развитии ее переноса. Я чувствовал, что приближается кульминационный момент, и ожидал взрыва со дня на день. Я знал, что это будет довольно неприятно и слишком эмоционально, но мне ничего не оставалось делать. После шести месяцев старательной систематической работы она больше не могла сдерживать себя и буквально прокричала: «Но я люблю вас!» После этого ее сопротивление прекратилось, и обнажились ужасные беспорядок и путаница в ее душе.

А теперь попробуйте представить себе эту ситуацию. Разумеется, нет ничего хорошего в том, чтобы к тридцати четырем годам вдруг обнаружить, что в тебе живет подлинно человеческое начало. И это свалилось на нее как снежный ком. Если бы я сказал ей шесть месяцев назад, что наступит день, когда она произнесет признание в любви, реакция была бы просто непредсказуема. Она пребывала в состоянии самовлюбленной изоляции, но пламя ее эмоций в результате прорвалось сквозь стены и вырвалось наружу, подобно вулканической лаве.

Возможно, мое отношение показалось бесчувственным и равнодушным, но в такой ситуации невозможно вести себя иначе. Фактически справиться с ситуацией подобающим образом можно, лишь полностью исключив из своего поведения какие-либо нотки превосходства. Вы просто следуете за процессом и уравниваете свое сознание и чувства в соответствии с ситуацией для того, чтобы не отличаться в заметной степени от пациента; в противном случае он почувствует себя неловко и впоследствии будет переживать глубокую обиду. Вообще неплохо иметь «резервные» чувства, которые в таких случаях могут очень пригодиться. Конечно, это требует определенного опыта. Не всегда это просто, но необходимо преодолевать подобные болезненные моменты таким образом, чтобы не вызвать отрицательные реакции у пациента.

Я уже упоминал о причинах переноса: это общее бессознательное и контаминация (психическое заражение). Только что приведенный мной случай – яркий тому пример. Контаминация через общее бессознательное, как правило, происходит, когда аналитик недостаточно адаптирован, другими словами, когда он невротик. Хорош ли, плох ли его невроз, это всегда открытая дверь, через которую может войти пациент. В этом случае происходит контаминация. Именно поэтому сам аналитик должен знать о себе как можно больше.

Я помню случай с молоденькой девушкой, которая до того, как попала ко мне, уже работала с двумя аналитиками. Каждый раз перед началом анализа ей снился один и тот же сон. Она приезжает на границу и хочет пересечь ее, но не может найти таможню, чтобы заявить в декларации, что она везет с собой. Сон давал ей ощущение того, что она никогда не найдет правильного отношения к своему аналитику, но, поскольку чувство неполноценности сохранилось, а к своим суждениям она относилась с недоверием, отношения с прежним аналитиком не прерывались, и, в сущности, никакого прогресса не наблюдалось. Пациентка проработала с ним еще два месяца, после чего все же ушла от него.

Затем она нашла другого аналитика. И снова ей приснилось, что она подходит к границе. Темная ночь. Ей видится какой-то тусклый свет. Кто-то говорит ей, что это таможня. Сновидица пытается туда пробраться. Для этого она спускается с горы, идет по равнине. Ей нужно пройти через темный лес. Сновидица преодолевает страх. Когда она идет по лесу, кто-то хватает ее. Она хочет освободиться, ее держат все крепче. Вдруг ей открывается, что это ее психоаналитик. В результате через три месяца работы у этого аналитика развился стойкий контрперенос, который предсказал сон.

Когда она пришла ко мне, увидев меня перед этим на лекции, ей тоже приснился сон. Она подходила к швейцарской границе. Был день. Она увидела таможенный домик, вошла туда. Там стоял швейцарский таможенник. Перед ней была какая-то женщина, сновидица позволила ей пройти, потом настала ее очередь. У нее была только маленькая сумочка, она думала, что пройдет незамеченной. Офицер остановил ее. Она сказала, что в сумочке ничего нет. Он настоял на досмотре и стал вытаскивать из сумочки что-то такое, что становилось все больше и больше и превратилось в двуспальную кровать. Ее проблема заключалась в том, что она отказывалась выходить замуж по определенным причинам. А кровать во сне была брачной постелью. Я избавил ее от этого комплекса, и вскоре, разобравшись в себе, она вышла замуж.

Такие первые сны часто бывают очень информативны. Поэтому я всегда спрашиваю нового пациента, знал ли он, что придет ко мне, встречал ли меня раньше, что ему снилось накануне визита. Проникая в бессознательное, вы получаете неоценимую информацию, которая помогает вам миновать острые углы. Перенос же никогда не бывает преимуществом, это всегда помеха.

Причиной тяжелых форм переноса может оказаться провокация со стороны самого врача-аналитика. Мне грустно об этом говорить, но есть такие аналитики, которые целенаправленно добиваются переноса, думая, что это необходимая и полезная часть самого лечения. Это абсолютно ошибочная идея. Ко мне попадали люди, которые после двух недель такого «лечения» испытывали состояние безнадежности. Случалось, что я был уверен в успехе анализа, дела шли великолепно, как вдруг пациент со слезами заявлял мне, что он больше не может.

– Почему? В чем дело? Может быть, у вас нет денег?

– Нет-нет, причина не в этом. Просто у меня нет переноса!

И мне приходится объяснять, что это великое благо, что перенос – это болезнь, что у нормальных людей не бывает переноса. После этих объяснений анализ снова идет великолепно.

Мы не нуждаемся в переносе, равно как не нуждаемся в проекции. Тем не менее это всегда будет происходить с людьми, можно не сомневаться. Люди всегда создают проекции, правда, часто не те, которых они ожидают. Некоторые считают, что без переноса они никогда не вылечатся. Это происходит оттого, что они начитались работ Фрейда о переносе или пообщались с другими аналитиками, и подобное представление прочно вошло в них. Это полный нонсенс. Есть перенос, нет переноса – это не имеет никакого отношения к лечению. Да, определенные психические состояния просто невозможны без подобных проекций, и как проекция исчезает, став осознанной, так и перенос уходит, если добиться его осознания. Если же нет переноса, то тем лучше для вас. Вы получаете материал в любом случае, и не перенос вас им снабжает. Все, что необходимо, выводят наружу сны. Если же вы работаете для переноса, провоцируя пациента, результаты анализа будут неудовлетворительными. Вы пробуждаете ожидания, которые никогда не сможете удовлетворить. И тогда вы просто обманщик. Аналитику непозволительно вести себя слишком дружески, потому что эффект будет направлен против него. Он не сможет оплатить предъявленный счет. Даже если ему кажется, что он делает это на благо пациента, это заблуждение. Оставьте людей такими, какие они есть. Не имеет значения, любят ли они аналитика или нет. Мы вовсе не те немцы, которые ждут, что их должен полюбить каждый клиент, которому они продали подтяжки для носков. Это слишком сентиментально. Главное для пациента – разобраться в своей жизни, и вы не поможете ему этими своими притязаниями.

Таковы некоторые причины переноса. Общим психологическим основанием для переноса всегда является активированное бессознательное, ищущее своего выражения. Интенсивность переноса равна важности проецируемого содержания. Сильный перенос соответствует активному содержанию, он несет в себе нечто значительное для пациента. И чем дольше он проецируется, тем больше аналитик заключает в себя эти ценности. Иначе и быть не может, но ему следует вернуть их пациенту. Без этого анализ не будет завершен. К примеру, если пациент проецирует на вас комплекс спасителя, вы должны вернуть ему не что иное, как спасителя, что бы это ни означало. Вы ведь, более чем уверен, не спаситель.

Проекции архетипической природы представляют особую задачу, отдельную трудность для психотерапевта (врача-аналитика). Любая профессия содержит в себе определенные трудности, и опасностью в анализе оказывается возможность заразиться проекциями переноса, в особенности архетипическими содержаниями. Когда, положим, пациент решит, что врач-аналитик (психотерапевт) есть реальное осуществление его сновидений, что он не просто врач, а духовник-герой, нечто вроде спасителя, то, конечно, тот или иной врач скажет: «Какая чушь! Это просто болезнь. Истерическое преувеличение». Однако это пощекочет его нервы, поскольку выглядит очень красиво, и, кроме того, сам психотерапевт несет в себе те же архетипы. Постепенно он начинает чувствовать, что поскольку спасители как таковые существуют, то нет ничего невероятного в том, что он окажется одним из них; затем, сначала колеблясь, а потом все увереннее убедит себя в том, что он не совсем обычный индивид. Постепенно сделается обворожительным и исключительным. Он уже не может просто разговаривать со своими коллегами, так как он стал сам не знает кем. Делается все более несговорчивым, избегает человеческих контактов, изолирует себя, в конце концов ему становится совсем ясно, что он очень важная фигура, наполненная высоким духовным смыслом, возможно, равная Махатмам в Гималаях, и, что вполне возможно, он тоже принадлежит к высокому братству. И наконец такой человек утрачивается для своей профессии.

У меня есть коллеги, с которыми случилось именно так. Они не смогли противостоять атакам коллективного бессознательного пациентов, раз за разом проецировавших комплекс спасителя и религиозных ожиданий на них. Пациент начинал верить в то, что аналитик владеет секретным знанием, «ключом», потерянным Церковью, с помощью которого может открыться великая искупительная правда. Аналитики поддались этому соблазнительному искушению. Они отождествили себя с архетипом, нашли свой собственный символ веры, и, нуждаясь в учениках и последователях, которые верили бы в них, стали основателями своего рода сект.

Эта же проблема является причиной тех специфических трудностей, которые не позволяют психологам разных школ и направлений достаточно доброжелательно обсуждать спорные идеи. Существует тенденция разбиваться на небольшие группы и обособляться в них, образуя так называемые «научные» сообщества. В действительности все они сомневаются в исключительности своей «правды», и именно поэтому они собираются вместе и твердят одно и то же до тех пор, пока не поверят в это окончательно. Фанатизм всегда есть признак подавленного сомнения. Обратимся к истории Церкви. Когда ее положение было шатким, возникали секты фанатиков. Происходило это потому, что тайные сомнения должны быть подавлены. Если человек действительно убежден в своей правоте, он абсолютно спокоен и может обсуждать противоположную точку зрения без тени негодования.

Для психотерапевта всегда существует профессиональный риск заражения теми проекциями, перед которыми он беззащитен. Он постоянно должен находиться во всеоружии. «Яд» действует не только психологически, он может затронуть его симпатическую систему. Я наблюдал несколько экстраординарных случаев физических заболеваний среди психотерапевтов, заболеваний с неизвестными медицине симптомами. Я склонен относить их к эффекту продолжительной проекции, когда аналитик не способен оградить от нее свою собственную психологию. Определенные эмоциональные состояния пациента контагиозно воздействуют на аналитика, вызывая похожие вибрации в его нервной системе. Именно поэтому как психиатры, так и психотерапевты бывают иногда со странностями. Такая возможность определенно связана с проблемой переноса, и никогда не следует забывать об этом.

Теперь следует сказать о терапии переноса [58]. Это весьма сложный и запутанный предмет; есть опасность, что я буду рассказывать вам о вещах, в которых вы осведомлены не хуже меня, но обойти их молчанием не могу, поскольку хочу сохранить систематичность.

Чтобы устранить перенос, а речь идет именно об устранении, необходимо заставить пациента осознать субъективную ценность личностного и безличностного содержаний его переноса. В проекции может оказаться не только личностный, но и архетипический материал. Комплекс спасителя – явно не личностный мотив; это предчувствие, экспектация, повсеместно обнаруживаемые в человеческих сообществах в особый период истории. Комплекс спасителя – архетипическая идея магической личности[59].

В начале анализа проекции переноса – это неизменные повторения прошлого личного опыта пациента. Допустим, ваш пациент часто бывал на курортах. Вы знаете, какого рода там врачи. Свой опыт общения с ними он будет проецировать на вас. Сначала вам придется пробираться сквозь страх своих коллег с морских побережий, отличающихся большими гонорарами и актерством. Возможно, и вас он примет за такого же. Затем вам придется разделаться с целой серией знакомцев вашего пациента – докторов, юристов, школьных учителей, тетушек, кузин, братьев и даже с папой. Вы ошибаетесь, если думаете, что это конец. На этом ряд не заканчивается, и вы начинаете подозревать, что на вас спроецировали даже дедушку. Такое вполне возможно. Лично я никогда не сталкивался с проекцией прадедушки, но дедушку на меня проецировали. Когда вы дойдете до няни, возможности вашего сознания будут истощены, и, если перенос на этом не закончится, несмотря на все ваши усилия, причина – в проекции безличностных переживаний. Существование обезличенных проекций опознается специфической безличностной природой их содержаний; например, комплексом спасителя или архаическим Богообразом. Архетипический характер этих образов несет в себе и магическую составляющую, т. е. обладает сверхмощным эффектом. Нашим рациональным сознанием трудно понять, почему это происходит. Бог, например, есть дух, а дух для нас не содержит ничего вещественного или динамического. Но если исследовать первоначальное значение этих терминов, то выясняется реальная составляющая опыта и становится понятным, как он воздействует на первобытный разум, на первобытную психику в нас самих. Дух (spiritus), или пневма (pneuma), означает воздух, ветер, дыхание; спиритус, или пневма, – по своему архетипическому смыслу динамические и полуматериальные сущности, вы движимы ими, как ветром; они вдыхаются в вас, в результате чего вы насыщаетесь, наполняетесь ими.

Спроецированные архетипические фигуры могут точно так же нести отрицательный смысл, как, например, образы колдуна, дьявола, демонов и т. п. Даже сами врачи-аналитики не вполне защищены от подобных реалий. Я знаю коллег, которые распространяют фантастические вещи обо мне и верят, что я связан с дьяволом и черной магией. И у людей, которые до сих пор не верили, что существует, скажем, дьявол, могут возникнуть самые невозможные, немыслимые фигуры при переносе безличностных содержаний. Проекция образов, содержащих родительское влияние, обычно исчезает в результате здравого размышления, но безличностные образы простым рассуждением не аннулируются. Более того, аннулировать или разрушать их было бы неправильно, так как в общем-то они весьма существенны в психическом бытии. Боюсь, чтобы пояснить это, мне придется снова вернуться к истории человеческого разума.

Давно известно, что архетипические образы являются спроецированными. Они и должны быть спроецированными, иначе сознание просто было бы наводнено этими образами. Суть заключается в подыскивании формы, которая явилась бы адекватным вместилищем. Испокон веков существует процедура, помогающая людям проецировать безличностные образы. Все ее хорошо знают, возможно, многие сами прошли в ней соответственную выучку, но, к сожалению, не обратили внимания на всю важность подобной институции. Я имею в виду религиозное посвящение, которым у нас, христиан, является крещение. Когда пленяющее и неповторимое влияние родительских образов ослабевает и ребенок освобождается от своего первоначального биологического участия в совместной с родителями «битве за жизнь», бессознательная человеческая природа в своей бесконечной мудрости производит ряд посвящений. Их можно обнаружить в самых первобытных племенах – посвящение мужчины, инициация на участие в духовной и социальной жизни племени. В процессе дифференциации сознания посвящение подвергалось множеству изменений, пока не перекочевало в христианство в виде таинства крещения. В обряде крещения участвуют два формальных лица: крестный отец и крестная мать. На швейцарском наречии они носят имена Бога – «Gotti» и «Gotte». Gotti – мужская форма, означающая Отца, Gotte – женская форма. Слово Бог означает «Отец», «породитель». Крещение и духовные родители в лице крестных отца и матери выражают тайну второго рождения. Известно, что все высшие касты в Индии имеют титул «Дважды рожденный». В этом же смысле быть дважды рожденным оказывается прерогативой фараона. Поэтому в египетских храмах очень часто рядом с главным помещением для богослужений можно встретить так называемую «родильню», состоящую из одной-двух комнат, специально предназначенных для совершения ритуала. В них происходит второе рождение фараона, поскольку, хотя он и рожден во плоти как человек, он, кроме этого, создан Богом и рожден Богиней. И, следовательно, рождается как сын человека и Бога.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.