Секс, любовь и фантазия

Секс, любовь и фантазия

Любовь, смотря по свойствам своего предмета, может быть и худшей из душевных страстей, и благороднейшим деянием.

Франческо Петрарка

…В культурном отношении однополая любовь явно так же нейтральна, как и другая; в обеих все решает индивидуальный случай, обе родят низость и пошлость, и обе способны на нечто высокое.

Томас Манн

Феноменологически, по типу переживания, однополая любовь практически не отличается от разнополой. Предметом любви и сексуального желания является не пол, а конкретный индивид, точнее — его образ.

Гомоэротические тексты, в которых отсутствует прямое указание на пол любимого, без малейшего труда принимаются за описание и выражение гетеросексуальных чувств, и наоборот. Иначе Пушкина читали бы одни «натуралы», Кузмина — только геи, а Пруст, превративший Альфреда в Альбертину, был бы никому не нужен. Главное — не объект, а субъект желания.

Говоря словами Александра Володина, Дульцинея может быть какой угодно, был бы Дон Кихот — Дон Кихотом.

Но если существуют разные типы или «цвета» любви, причем разные люди неодинаково склонны к ним и это до некоторой степени зависит от их половой принадлежности, однополая любовь может иметь свою специфику.

Главная экзистенциальная проблема любви, по словам Гегеля, — как слиться с другим существом и в этом слиянии утратить и затем заново обрести себя — в однополом варианте выглядит несколько иначе, чем в разнополом. Женщина всегда остается для мужчины Другой, с ней можно слиться только на мгновение, но при этом всегда остается различие и даже полярность. Влюбленный мужчина жаждет общаться с женщиной, обладать ею или отдаваться ей, ревнует ее к другим, но он никогда не идентифицируется с нею, не мечтает стать ею или таким, как она. Она — Другая, уподобиться ей невозможно.

В однополой любви присутствует иллюзия безграничности: влюбленный мечтает обладать предметом любви и одновременно — уподобиться ему или уподобить его себе. Грани между «быть» и «иметь» здесь зачастую размыты и неопределенны.

Первое эротическое чувство пятилетнего Юкио Мисимы при виде юноши-золотаря: «Хочу быть таким, как он», и тут же: «ХОЧУ БЫТЬ ИМ».

«Я никогда не хотел трахать их, потому что хотел быть ими», — вспоминает свои впечатления в школьном спортзале Пол Монетт.

«Нет ничего более волнующего, чем воспринимать тело мужчины и думать, что между ним и тобой нет разницы».

Марсель Жуандо

«Я люблю то, на что мне хотелось бы походить».

Сомерсет Моэм

Герои романа французского писателя Мишеля Турнье «Метеоры» однояйцевые близнецы Жан и Поль настолько похожи и близки друг к другу, что их называют общим именем «Жан-Поль». Как большинство близнецов, мальчики в детстве имели сексуальные контакты друг с другом, позже их эротически привлекают одни и те же люди и с кем бы они ни общались, в конечном счете, их мысли и желания обращены друг к другу. Чтобы разорвать эту связь, Жан пытается жениться, но Поль разрушает его план. Любовь, связывающая близнецов, пишет М. Турнье, это привязанность к собственному подобию, где Другой — точная копия Я. Разнополая пара, напротив, держится на различии и взаимодополнительности. Гомосексуальная же пара стоит на полпути между этими полюсами, стараясь как бы создать близнецовую ячейку, но из разнородных элементов. Отвергая продолжение рода, развитие и время, гомосексуал постоянно и безуспешно «ищет брата-близнеца, с которым он мог бы слиться в бесконечном объятии».

Нерасчлененность потребности «быть» и «иметь» обнаруживается чуть ли не в каждой гомосексуальной автобиографии.

«Ничего не знать о другом, кроме его тела. И его имени. Целиком войти в тело другого и одеться в него. Уйти и жить одетым в другого, в другом. Войти в него, как в новую пижаму. Стать другим. Другим, любимым. Так мало других».

Ив Наварр

Десятилетний Жан Жене впервые осознал себя, когда однажды, увидев мальчика на велосипеде, вдруг почувствовал страстное влечение к нему и не мог решить, чего ему больше хочется: быть этим мальчиком или иметь его.

«Я хочу быть тобой. Я хочу быть с тобой или быть хотя бы твоим совершенным зеркалом. Я хочу раствориться в каждой клеточке твоей ДНК.

Ты не представляешь, Денис, как я безумно хочу стать твоим ровесником, играть с тобой в футбол, ходить в бассейн… кто знает, что еще… Я хочу научиться правилам твоей игры. Игры в жизнь».

Дмитрий Бушуев

Нарциссическое упоение собственным телом, напряженный аутоэротизм и эксгибиционизм и одновременно — повышенная самокритичность, недоверие к себе, постоянная игра со смертью, страстный поиск Другого и желание раствориться в нем или подчиниться ему… 3. Фрейд и психиатры, которых сегодня обвиняют в гомофобии, не придумали эти симптомы, а только гипертрофировали их, недооценив, с одной стороны, их связь с социальными факторами, затрудняющими геям принятие себя, а с другой стороны — наличие огромных индивидуальных различий и вариаций (один любуется в зеркале своей красотой, другой — своим безобразием), несвязанных с сексуальной ориентацией.

«Знаешь, как тяжело понять и принять всю прелесть мужского одиночества. Одиночества в другом, никому не понятном смысле этого слова, кроме геев. Одиночества, когда ты с ним — один на один. И он — такой же, как ты, и ты — такой же, как он. Пара мужчин — как братья-близнецы, рожденные в одной утробе, встретившись один раз, чувствуют друг друга, знают друг о друге. Это больше, чем любовь, это труднее, чем любовь, это сильнее, чем любовь. Это вовсе не любовь».

Влад Юркун

Индивидуальные различия между геями в этом отношении значительно больше, чем групповые различия между геями и гетеросексуалами. Гомосексуальный Вертер психологически ближе к гетеросексуальному Вертеру, чем к гомосексуальному Дон Жуану.

Философия и психиатрия склонны драматизировать особенности однополой любви. Но их можно рассматривать и в комическом ключе.

Ленивые и предубежденные полицейские, не желая утруждать себя раскрытием направленных против геев преступлений, охотно списывают их на «патологически сильную гомосексуальную ревность», порождающую кровавые разборки. Большей частью, это выдумки.

Поскольку в гомосексуальных отношениях желание обладать партнером уравновешивается идентификацией с ним, а общество не дает «голубым» тех исключительных «прав» друг на друга, которые существуют в гетеросексуальном браке, геи относятся к нарушениям нормы сексуальной исключительности терпимее гетеросексуалов, а сила и формы проявления ревности у них столь же индивидуальны. Геи часто отбивают друг у друга любовников, не доверяют друг другу, сплетничают, ссорятся из-за привлекательных молодых людей.

Эти измены и перемены сразу же становятся известны всем и каждому, драматизируются и театрализуются. Иной раз все члены «голубой» компании успели переспать друг с другом и при случае готовы пойти по новому кругу.

По словам Эдмунда Уайта, геевская ревность («я не хочу, чтобы ты спал с этим парнем») может быть замаскированной формой желания или зависти (мне самому хочется спать с этим парнем). «Много лет назад я был безнадежно влюблен в человека, который не хотел спать со мной, а сам был отчаянно влюблен в третьего парня. Мне так и не удалось соблазнить своего любимого, зато я получил довольно тщеславное и философское утешение, переспав со своим соперником. Он предпочел меня мужчине, которого я любил, и таким образом я стал соперником собственного возлюбленного. Подобный кульбит возможен только в геевской жизни».

Уистан Оден однажды признался друзьям, что оказался «в тройной переделке: сексуально ревную, как жена, тревожусь, как мама, и соперничаю, как брат».

Столь же противоречиво выглядит соотношение любви и чувственности.

С одной стороны, гомосексуальное желание, вследствие объективных и субъективных трудностей его реализации, часто переживается (и еще чаще притворяется) исключительно духовным.

По мнению Томаса Манна, однополая любовь «почти обязательно — во всяком случае, более обязательно, чем „нормальная“, — обладает духовностью».

«Если страстное преклонение, хотя бы в самой чистой форме, направлено к женщине, оно бессознательно стремится к обладанию телом — к этому естественному символу самого тесного слияния. Но духовная страсть, привлекающая мужчину к мужчине, — какого выхода ищет она? Беспокойно бродит она вокруг предмета обожания, давая вспышки экстаза и никогда не находя полного удовлетворения».

Стефан Цвейг

С другой стороны, мужская сексуальность по самой своей природе более телесна, чувственна и экстенсивна, чем женская. Как правило, мужчины имеют больше сексуальных партнеров, чаще меняют их, вступают в случайные, безлюбовные связи и т. д. Это имеет под собой не только социальные (господствующее положение мужчин), но и биологические основания (биологическая функция самца — оплодотворить как можно больше самок, выращивание потомства его зачастую не касается).

В 1971 г. каждый седьмой опрошенный немецкий гомосексуал имел в течение жизни свыше 600, а некоторые (среди 31—35-летних таких было 11 %) — свыше тысячи партнеров. В 1987 г. под влиянием эпидемии СПИДа, среднее число партнеров за последний год у немецких гомосексуалов снизилось в два с половиной раза (с 14.3 до 5.5 человек), а доля мужчин, имевших в течение года свыше 100 партнеров, уменьшилось с 5.7 % до 1.7 %. Соответственно изменились их установки и представления о норме. Тем не менее их сексуальность остается экстенсивной. Если среди гетеросексуальных немецких студентов в 1981 г. больше 5 партнерш за последний год имели около 5 %, то среди гомосексуалов таким числом партнеров мог похвастаться каждый второй.

Сексуальная активность большинства «натуральных» мужчин регулируется институтом брака, моральными обязательствами, нежеланием брать на себя ответственность за рождение детей (пока не было эффективной контрацепции) и другими социальными и культурными факторами. У геев некоторых из этих ограничений нет, их сексуальная активность выглядит исключительно гедонистической, а сменяемость партнеров у них выше, чем у гетеросексуалов.

Почему? Голубым труднее найти постоянного партнера или они больше ориентированы на экстенсивные связи? Однозначного ответа на этот вопрос нет. За средними цифрами скрываются совершенно разные типы личности и стили жизни.

По данным крупного британского исследования, среднестатистический английский гей имел в течение жизни 38 партнеров, за последние пять лет — 16, за последний год — 4 и за последний месяц — одного. Но в нижней четверти выборки соответствующие цифры составляют 12, 5, 2 и 1, а в верхней — 181, 40, 10 и 2, максимальные же показатели — 25 000, 1500, 300 и 40 партнеров. Хотя таких «максималистов» очень мало и психологически они представляют собой особую группу, ориентированную на экстенсивную сексуальную жизнь (такие есть и среди гетеросексуальных мужчин), они существенно влияют на средние показатели.

Если же взять более представительные данные, то повышенная сексуальная активность геев оказывается скорее мифической.

При качественном анализе картина еще больше осложняется. Что значит «случайный секс» или «случайный партнер»? Множественность связей? Их краткосрочность? Отсутствие избирательности? С кем попало? Где попало? Анонимность, отсутствие интимности? Сколько раз (или времени) нужно переспать с человеком, чтобы можно было считать его постоянным партнером? Это совершенно разные вопросы.

При сравнении в 1996 г. сексуальной активности трех тысяч гомо- и гетеросексуальных немецких студентов, выяснилось следующее.

1) Более или менее постоянного партнера в момент опроса имели 50 % геев и 60 % гетеросексуальных студентов. Интенсивность партнерского секса в последние 4 недели была в обеих группах одинаковой. Правда, втрое больше геев, чем натуралов (60 % против 20 %) имели также сексуальные контакты на стороне. Но это всего лишь один дополнительный акт в 4 недели.

2) Одинокие геи сексуально активнее одиноких натуралов. За последние 4 недели вовсе не имели партнерского секса 40 % геев и 75 % гетеросексуалов. Однако одинокие мужчины вообще не особенно сексуально активны: больше 5 встреч за последние 4 недели имели только 10 % геев и 5 % гетеросексуалов. «Съисть-то он съисть, да кто ему дасть?»

3) 70 % всего геевского и 90 % натурального секса приходится на отношения с постоянным партнером. Это большая разница, но в обеих группах решающим фактором сексуальной активности является наличие постоянного партнера.

Мужской секс имеет целый ряд культурных (и одновременно психологических) градаций:

• Анонимный одноразовый секс в общественных туалетах, где партнеры даже не видят друг друга (среди респондентов А. Кинзи этот опыт имели 10 %).

• Сексуальные контакты с незнакомыми мужчинами в банях, саунах, парках, на пляжах, «плешках», в темных комнатах баров и дискотек.

• Одноразовый секс в более или менее комфортных условиях, дома или в гостинице.

• Сексуальное партнерство, где люди связаны между собой только более или менее регулярным сексом.

• Более или менее длительные партнерские отношения, предполагающие какие-то взаимные обязательства.

• Сожительство с общим проживанием и совместным ведением домашнего хозяйства.

• Юридически оформленное домашнее партнерство или брак.

Проще всего сказать: «Это хорошо, а это плохо». На самом деле разные типы отношений (они есть и в гетеросексуальной среде) отвечают разным психологическим потребностям, а степень их распространенности зависит от множества конкретных условий.

Возьмите хотя бы «туалетный» секс. «Вонючие храмы Приапа», как назвал парижские писсуары Харольд Норс, были важным элементом мужской гомосексуальной культуры с момента своего возникновения. Многие психиатры видят в этом свидетельство эмоциональной ущербности и неспособности геев к психологической интимности, любви и принятию связанных с ними обязанностей. Но в условиях дискриминации и полицейских преследований у гомосексуалов часто не было выбора; сегодня в цивилизованных странах, где мужчинам нечего бояться, удельный вес «туалетных» контактов стал гораздо меньше, да и сами туалеты изменились.

Даже в России, где общественные туалеты никогда не отличались особой чистотой, престижный «голубой» клуб обязан иметь кабинки, приспособленные для одноразового секса, но в них должна быть идеальная чистота и отсутствие запахов. Тем не менее туалетный секс сохраняется.

Как замечает американская писательница Камилла Палья, «анонимный секс в темном закоулке — уплата дани мечте о мужской свободе (в России это назвали бы членскими взносами — И. К.). Незнакомый чужой мужчина — это странствующий языческий бог, а алтарем, как и в древности, может быть любое место, где ты преклоняешь колени. Натуральные мужчины, посещающие проституток, также героически стараются освободить секс от эмоций, долга, семьи, другими словами, — от общества, религии и детородной Матери Природы».

Многих мужчин, независимо от их сексуальной ориентации и социальных условий, в сексе больше всего привлекают новизна, доступность, разнообразие и отсутствие ответственности. В гомосексуальных отношениях это качество просто гипертрофируется.

«Слово „доверие“ сейчас не применимо ни к кому… Я всегда брал мальчика на ночь, и мне становилось плохо наутро. Денег я не жалел, но было паршиво от осознания своей ничтожности, что ли. Комплексы не исчезали. Наоборот, они усиливались. Сначала было интересно, ибо я чувствовал себя хозяином: мог поставить тебя раком, на голову, и ты бы не сказал, что тебе так неудобно. Потому как за все уплачено. Я знаю, это примитивно, но на первых порах мужское самолюбие удовлетворяет. Но наутро так погано».

Дмитрий Лычев, «Полуденный коллбой»

Что анонимный секс — не столько гомосексуальный, сколько мужской феномен, экспериментально подтвердил психолог Дарил Бем. Он предложил своим студентам анонимно ответить на вопрос, хотели бы они посетить некое банно-спортивное заведение, где можно без огласки, на добровольных началах, заниматься безопасным гетеросексуальным сексом. Посетить такое заведение единожды пожелали в 2.3 раза, делать это «иногда» — в 4 раза и ходить туда регулярно — в 16 раз больше мужчин, чем женщин!

Одноразовый секс ради удовольствия не столь безличен, как его рисуют моралисты, а отсутствие интимности и любви кое-кому заменяет своеобразное чувство мужской солидарности: «Я ощущаю чувство братства со всеми мужчинами, с которыми я трахался».

Своеобразная поэтика одноразового секса хорошо описана в коротких рассказах современного французского писателя Рено Камю (родился в 1946, по профессии — преподаватель философии) «Трики».

Английское слово trick, обозначающее ремесло проститутки и клиента проститутки, в гомосексуальном сленге означает также одноразового коммерческого сексуального партнера.

Рассказы Камю — просто фрагменты из жизни, дневниковые записи.

Рено встречается с мужчиной, приводит его к себе или идет к нему. Они осматривают и ощупывают друг друга, о чем-то разговаривают, большей частью ни о чем, раздеваются, занимаются сексом, спят и расстаются, чтобы, за редкими исключениями, больше никогда не встретиться. Ни любви, ни исповедей, ни переживаний. Каждый эпизод существует сам по себе: новый партнер — всегда новое отношение. Это не порнография, автор не старается развлечь или возбудить, а скупые мужские дневниковые записи.

На первый взгляд, все просто и стандартно. Камю «снимает» молодых мужчин строго определенного типа, сильных, мускулистых, обязательно волосатых. Тем не менее, каждый случай индивидуален. При всей его скоротечности, этот секс весьма избирателен. Хотя двое мужчин ничего не знают и не хотят знать друг о друге, кроме того, что они возбуждают друга друга, их встреча по своему индивидуальна, и каждый в ней без слов раскрывается. При этом действует принцип равенства: мужчины предлагают, но не навязываются, часто застенчивы, боясь нарваться на отказ. В постели Рено внимательно следит за реакциями партнера, стараясь угадать и сделать то, что ему приятно. Полностью уважается право на уход, настаивать на чем-то не принято. Хочешь — пожалуйста, не хочешь — твоя воля.

Однако секс со многими случайными партнерами несет в себе смертельную эпидемиологическую угрозу. Почти все люди, ведущие такой образ жизни, периодически лечатся от венерических заболеваний, многим пришлось заплатить за этот опыт собственной жизнью или жизнями своих близких. Он почти неизбежно вовлекает человека в криминальную среду, сексуальный контакт или его попытка нередко заканчивается ограблением, избиением и даже убийством. Велики и его психологические издержки — отчуждение, без-любовность, дефицит человеческого тепла и интимности, «голубое одиночество».

Сменяющиеся партнеры приносят приятное разнообразие, но интимность и самораскрытие требуют постоянства и исключительности.

«Это — как путешествие… Только ты освоился на новом месте — где жить, где питаться, что смотреть и чего не смотреть, как уже пора уезжать. И ты начинаешь все сначала в другом городе».

Эндрю Холлеран

Кочевая жизнь приятна не всем и не всегда.

Мои ночные дороги,

Мои хожденья без толку:

Так носит голодной зимою

По лесу старого волка.

Мои оскалы и рыки,

Чтоб спрятать слезы и горечь,

А в след мне слышатся крики,

Что я последняя сволочь.

Уткнуться лицом в снег талый —

Закрыть глаза и забыться.

Мне нужно от вас так мало,

Чтоб было кому присниться…[14]

Голубые мужчины не хуже остальных различают «любовь» и «секс» и так же точно мечтают о «настоящей», всепоглощающей любви. Потребность любить и быть любимыми безоговорочно назвали важнейшим условием своего личного счастья 70 % восточногерманских геев, причем ориентация на любовь статистически коррелирует с силой влечения и с постоянством сексуальной ориентации. Однако удается это далеко не всем.

Потребность в постоянном партнере психологически автономна от сексуальных потребностей и зависит преимущественно от типа личности.

С суждением «Я чувствую себя в последнее время одиноким» согласились в четыре раза больше немецких гомо-, чем гетеросексуалов (29 % и 7 %). У самих геев острота переживания одиночества зависит в первую очередь от наличия постоянного партнера: среди имеющих постоянного партнера сильное одиночество чувствуют 9 %, а среди не имеющих — 57 %. От этого же зависит чувство счастья (45 % против 6 %) и сексуальной удовлетворенности (66 % против 9 %).

Техника однополого секса также многообразна, как и гетеросексуальная. Отсутствие у однополых пар анатомической взаимодополнительности гениталий компенсируется повышенной эмпатией, т. е. способностью настроиться на эмоциональную волну партнера, почувствовать, что именно доставляет тому удовольствие и действовать соответственно этому. Вообразить себя на месте человека своего пола легче. Это обогащает эротический репертуар геев и лесбиянок, тем более что геи эмоционально чувствительнее обычных мужчин.

В гетеросексуальном мире многие сленговые эротические слова табуированы, «мужской» язык неприемлем и оскорбителен для женщин, а другого словаря у людей нет. Гей обладают развитой эротической лексикой и свободнее выражают свои сексуальные чувства и переживания. Хорошо развита у них и невербальная коммуникация.

В барах и дискотеках мужчины могут почти ничего не говорить, в некоторых ситуациях разговаривать вообще не принято, все происходит молча, разве что «спасибо» в конце, тем не менее, они отлично понимают друг друга. Секс сам по себе — мощное средство общения, позволяющее выразить самые разнообразные чувства и потребности — желание, нежность, ласку, заботу, господство, подчинение, интерес, скуку, ненависть, удовольствие, любовь.

В геевской субкультуре эротические предпочтения нередко обозначаются специальными опознавательными знаками. Отправляясь на поиски секса, мужчины показывают, что именно они хотят или готовы делать, с помощью специальных знаков, размещенных по разным сторонам тела. Левая сторона обозначает активную, правая — пассивную, рецептивную сексуальность. Серьга или ключ на боку слева или кольцо на левой руке означают желание играть активную, доминантную роль. Предпочитаемый вид сексуальной активности обозначается цветом: белый цвет означает мастурбацию (белый платок слева — мужчина хочет, чтобы мастурбировали его, справа — готовность мастурбировать партнера), голубой — оральный секс, синий — анальный секс, черный — садомазохистские склонности. Темно-зеленый цвет означает, что нужен военный мундир. Горчичный платок слева означает, что его хозяин обладает большим членом, справа — запрос на таковой. Одежда и украшения из черной кожи — знак «кожаного мужчины», который любит сильные ощущения (связывание, порку, опасный секс) и т. д.

Зачем нужны эти знаки, ведь гораздо интереснее открывать друг друга постепенно, в процессе общения?

Геи ценят флирт как самоценную часть процесса ухаживания не меньше «натуралов». Но их субкультура долгие годы была подпольной и закрытой и нужны были опознавательные знаки, по которым можно узнать своих и которые были бы непонятны для посторонних. Кроме того, в отличие от не поддающейся определению любви, сексуальные желания можно обозначить более или менее четко.

Быстрый и функциональный секс предполагает, что любой товар должен иметь понятную этикетку. Как в обувном магазине: если вам нужны туфли 42 размера, зачем примерять 38 или 45, которые заведомо не подойдут?

Наконец, в отличие от разнополых отношений, предполагающих в качестве всеобщей нормы половой акт (хотя на самом деле некоторые люди предпочитают другие сексуальные практики, проститутки даже имеют на них разную таксу), в гомосексуальных отношениях нет единой общепринятой техники: есть люди, которые занимаются только анальным или только оральным сексом или только взаимной мастурбацией. Если не уточнить условия заранее, неизбежны разочарования.

Впрочем, эти знаки не универсальны и не обязательны, в России они вообще мало распространены.

Всякая сексуальная техника одновременно индивидуальна и культурно, — специфична. Хотя эрогенность всех телесных отверстий известна с незапамятных времен — древнейшее изображение фелляции, в виде медведя, лижущего извергающий семя член, относится к каменному веку — разные общества имели на этот счет разные предписания и предпочтения. Кроме того, сексуальная практика зависит от конкретных жилищных, гигиенических и других условий.

В начале XX в., по наблюдениям М. Хиршфельда, 40 % гомосексуалов практиковали взаимную мастурбацию, столько же — фелляцию, 12 % удовлетворялись трением друг о друга и только 8 % занимались анальным сексом. С тех пор многое изменилось.

Самой статистически массовой формой гомосексуального удовлетворения является мастурбация. Разумеется, она не специфична только для геев. Ею занимаются не только почти все гетеросексуальные подростки, но и многие взрослые, состоящие в браке, мужчины и женщины. Мастурбация — самый доступный, безопасный и контролируемый секс. Кроме того, она позволяет людям «проигрывать» их нереализованные сексуальные сценарии.

Среди опрошенных в 1996 г. немецких студентов, 77 % мужчин и 86 % женщин считают ее не эрзацем чего-то недостающего, а самостоятельной формой сексуальности.

У геев, вследствие больших культурных запретов, нереализованных фантазий и трудностей нахождения партнера, мастурбация развита еще больше, чем у «натуралов». Как уже говорилось, они начинают мастурбировать раньше и делают это интенсивнее «натуралов».

У взрослых частота мастурбации зависит прежде всего от наличия партнера, но даже если таковой имеется и пара ведет активную сексуальную жизнь, мастурбация обычно не прекращается, это самостоятельная форма сексуального удовлетворения.

В 1987 г. у немецких гомосексуалов на мастурбацию приходилось 71 % всех семяизвержений. Если гетеросексуальные 18-летние немецкие студенты мастурбировали в среднем 11 раз в месяц, то гомосексуалы — 25 раз, среди 26—30-летних аналогичные цифры — 7 и 15 раз в месяц. Отвечая на анкету Gay.ru, 45 % гомосексуалов признались, что мастурбируют ежедневно (среди гетеросексуалов так ответили 11 %) и 24 % делают это 2–3 раза в неделю (напоминаю, что эти данные не репрезентативны, мы не знаем даже возраста респондентов).

С мастурбацией связаны некоторые психологические проблемы. Аутоэротизм, когда сексуальные интересы человека замыкаются на самого себя, не синоним гомоэротизма. Однако у «натуральных» подростков такие чувства дополняются и перекрываются гетеросексуальными фантазиями, тогда как у гомосексуалов такого психологического противовеса нет. В дальнейшем это может способствовать развитию у некоторых людей нарциссической самоизоляции, — самоудовлетворение лишено коммуникативного начала, в нем невозможно ни самораскрытие, ни чувство слияния с другим. К сожалению, вытекающие отсюда клинические и психологические проблемы, которым уделял большое внимание психоанализ, в политически ангажированной геевской психиатрии недооцениваются.

Вторая по степени распространенности гомосексуальная практика — оральный контакт, фелляция. Разные культуры относились к ней по-разному. Папуасы самбия смакуют и обсуждают запах и вкус семени с таким же упоением, как наши гурманы — вкус сыра или букет вина, а у их соседей это вызывает отвращение. Сильное предубеждение против орального секса существовало и в викторианской Европе.

Английский писатель Джо Рэндольф Акерли (1896–1967) рассказывает, что когда в студенческие годы более искушенный приятель описал ему свои сексуальные отношения, в которых фелляция занимала центральное место, это показалось Акерли настолько отвратительным, что долгое время он думал об этих людях с величайшим отвращением, как о чудовищах, хуже зверей, и, однажды встретив их, удивлялся, что у них вполне обычные лица. Эти предрассудки разделяли и социальные низы. Когда, преодолев свои колебания, Акерли «отсосал» у юного матроса, в которого был страстно влюблен и который относился к нему с уважением и симпатией, тот сразу же прервал отношения, найдя такие ласки недостойными джентльмена.

Сегодня оральный секс считают нормальным и практикуют 75–80 % гетеросексуальных мужчин и женщин. У геев фелляция — второй по частоте, после мастурбации и взаимной мастурбации, способ сексуального удовлетворения.

Деление партнеров по оральному сексу на «активных» и «пассивных» сексологически нелепо: рецептивный партнер, который сосет, лижет и т. д., часто активнее инсертивного, соответствующие умения и навыки высоко ценятся в геевской среде. Выбор позиции чаще всего — дело индивидуального вкуса, причем партнеры нередко меняются ролями. Однако старшим или менее привлекательным мужчинам чаще приходится выполнять рецептивную функцию, которая некоторым кажется унизительной и женственной. Различаются они и в коммерческом сексе.

Многие хаслеры (мужчины-проституты) позволяют клиенту «обслуживать» себя, но сами к нему не прикасаются. Это помогает им поддерживать представление о себе как о гетеросексуальных мужчинах. Такую психологию исповедуют и многие подростки: пока кто-то сосет или лижет меня, я «нормален», но ответный жест сделает меня презренным «гомиком».

Более проблематичным кажется анальный секс. Анальная интромиссия больше всего напоминает коитус, поэтому многие ассоциируют гомосексуальность именно с ней. В то же время это самое неудобное, негигиеничное и трудоемкое сексуальное действие. В европейской культуре анальный секс всегда подвергался наибольшей стигматизации, вызывая множество возражений, от религиозно-философских до гигиенических, именно его подразумевали под «неназываемым пороком». Поскольку рецептивная анальная позиция ассоциировалась с феминизацией и потерей мужского достоинства, многие мужчины, которым она нравилась, старались заменить ее чем-то другим. К тому же оральный секс легче, быстрее и незаметнее практиковать в общественных местах.

Хотя опыт анального секса имеют 20–30 % молодых гетеросексуальных мужчин, систематически практикуют его немногие (во Франции — только 3 %).

В середине XX в. анальный секс стал более распространенным, но в конце столетия, под влиянием эпидемии СПИДа, в гетеросексуальной среде, особенно среди более образованных людей, он снова пошел на убыль. Среди голубых дело обстоит иначе.

В Германии конца 1980-х его практиковали четыре пятых, в Англии начала 1990-х — 70 % опрошенных геев. Однако отношение к нему не у всех одинаково. С мнением, что анальная пенетрация — самая приятная форма секса, согласились только четверть, а полностью — лишь 11 % опрошенных, зато 47 % сказали, что без него они просто не представляют себе секса, также, как «натуралы» не могли бы обойтись без вагинального полового акта.

На вопрос Gay.ru: «Как часто вы занимаетесь анальным сексом?», 59 % сказали, что не занимались этой практикой. Возможно, это отчасти связано с молодостью респондентов.

Хотя большинство геев не отождествляют гомосексуальность с анальным сексом, они считают его уникальным переживанием, в котором нет ничего постыдного.

Сексуальная техника связана с глубинными психологическими процессами личности. У. Оден предполагал, что в акте фелляции символически представлено отношение мальчика к матери, тогда как анальная интромиссия — иноформа отношений мужчины и женщины; поэтому, чтобы понять психологию гомосексуала, надо знать, что именно он делает в постели. Однако ни достоверных клинических данных, ни теорий по этому вопросу нет.

Главное отличие современной гомоэротики от традиционной состоит в том, что позиционно-ролевые различия — кто кого «трахает» — становятся из заданных и социально-иерархических индивидуальными, добровольными и значительно менее жесткими.

Помимо устойчивых индивидуальных предпочтений (рецептивную позицию часто предпочитают мужчины, которые в детстве отличались атипичным, женственным поведением, но это не обязательно), многое зависит от ситуации и характера партнерских отношений. Анальным сексом чаще занимаются с постоянными, чем со случайными партнерами, причем с постоянным партнером позиции обычно чередуются, а со случайными — нет.

Среди немецких геев, практикующих анальный секс, исключительно инсертивную, «активную» роль выполняли 18 %, только рецептивную, «пассивную» — 12 %, а 70 % обследованных в разных пропорциях чередовали обе позиции. Среди английских геев «активную» роль предпочитали 43 %, «пассивную» — 40 %, но практически большинство (61 %) чередуют обе позиции.

На вопрос Gay.ru: «Какую сторону в сексе вы предпочитаете?»

20 % определенно предпочитают «пассив»,

22 % — «актив»,

28 % считают себя «универсалами»,

8 % не имели сексуального опыта.

«Активная» позиция ближе к гетеросексуальной практике, не обременена стигмой и легко позволяет достичь оргазма. Рецептивная позиция выглядит менее физиологичной, ассоциируется с подчиненностью и требует специальной физиологической (смазка) и психологической (умение расслабиться, преодолеть чувства страха и тревоги) подготовки. Популярные руководства по гомоэротике подчеркивают, что первый анальный контакт физиологически и психологически не менее сложен, чем дефлорация девушки, поэтому с неопытным или эгоистичным партнером, который будет спешить и думать только о себе, лучше не связываться.

Физиологически склонность к рецептивной позиции может быть связана с повышенной индивидуальной чувствительностью анального отверстия, предстательной железы и прямой кишки. Некоторые гетеросексуальные мужчины и женщины также любят, чтобы во время любовных ласк им раздражали и щекотали задний проход. Но главное здесь, как в любом сексе, не физиологические рефлексы, а психические переживания.

Психологические смыслы анального секса многообразны. Некоторые геи видят в нем ядро своей сексуальной идентичности:

• «Это больше, чем что-нибудь другое, позволяет мне чувствовать себя геем».

Для других это, прежде всего:

• «Восхитительное чувство, я просто не могу без этого»;

• «Мне нравится, когда меня трахают».

Некоторым анальный секс дает самый сильный оргазм:

• «Трахать кого-то — самый лучший и наиболее физиологичный путь к оргазму»;

• «Кончить, когда кто-то находится во мне, — величайшее наслаждение».

Анальная интромиссия ассоциируется с максимальной телесной близостью, любовью и интимностью:

• «Главное — абсолютная близость, телесная открытость»;

• «Это высшее проявление любви и интимности».

«Пассивный» партнер реализует таким образом свою потребность в безоговорочной самоотдаче, а «активный» — в овладении другим.

Если одни мужчины подчеркивают момент доверия и релаксации, то другие — мотивы власти, господства и подчинения:

• «Это демонстрация могущества и власти»;

• «Это делает меня сильным, мне нравится быть сверху»

или

• «Мне приятно чувствовать себя беспомощным, когда меня трахают и кто-то обладает властью надо мной».

Один американский морской пехотинец (некоторые из этих бравых парней, вопреки стереотипу, охотно выполняют рецептивную роль) на вопрос, считает ли он себя «верхом» или «низом», ответил, что он ни то, ни другое: «Я — верх, которому нравится, когда его трахают. В большинстве случаев я играю доминантную роль, и чем мужественнее тот, кем я овладеваю, тем больше моя гордость. Но если встречается кто-то более сильный, я готов отдаться ему, в этом тоже есть элемент самоутверждения».

Но это не обязательно связано с сексуальной позицией. Некоторые мужчины, предпочитающие быть «снизу», говорят, что именно в этой позиции они обладают наибольшей властью над партнером, от них зависит не только «дать» или «не дать», но и как именно это сделать. То есть опять-таки на первом плане оказываются индивидуальные различия.

Особенно деликатная проблема гомоэротики — так называемый «авторитарный», «кожаный секс» (Leather sex) или «связывание и дисциплина» (bondage and discipline); психиатры называют это садомазохизмом (СМ).

Существуют по крайней мере три разных сексуальных сценария, которые лишь с натяжкой можно считать разными степенями «одного и того же».

1. Господство и подчинение не требует от участников ни боли, ни унижения, оно только жестко инсценирует разные степени и формы властных отношений: учителя и ученика, отца и сына, тюремщика и заключенного, начальника и подчиненного. Господствующий партнер («Хозяин» или «Верх») обладает властью и инициирует все сексуальные действия, а подчиненный («Низ», «Мальчик», «Раб») несвободен и подвергается танталовым мукам: его наказывают задержкой или лишением удовольствия, сексуально возбуждают, дразнят, не позволяя получить желаемую разрядку.

2. Связывание и дисциплина усугубляет ролевое неравенство безусловной физической зависимостью одного партнера от другого, включая связывание, специальные упражнения и наказания. Беспомощность освобождает человека от ответственности за участие в сексуальных действиях: не я делаю, а со мной делают. Это позволяет проигрывать и такие фантазии, в которых он сам себе не признается (не он мастурбирует, а его мастурбируют, не он сосет, а его заставляют сосать).

3. Собственно садомазохизм прибавляет к этому чувство унижения и физической боли. Хотя границы допустимого устанавливаются в самом процессе сексуальной игры — иначе она была бы неинтересна — она является добровольной. Как только «низ» или «раб» подаст заранее оговоренный сигнал, «пытка» прекращается. Склонность к «авторитарному» сексу распространена среди гетеро-, гомо- и бисексуалов приблизительно одинаково. Однако геи, в отличие от «натуральных» мужчин, чаще предпочитают подчиненные, зависимые роли, мазохизм им ближе садизма.

В американских компьютерных объявлениях, авторы которых выражали желание «поиграть» в связывание, доминантную роль хотели играть 71 % гетеросексуальных мужчин, 11 % гетеросексуальных женщин и только 12 % гомосексуальных мужчин, тогда как подчиненно-рецептивную роль предпочитали 29 % «натуральных» мужчин, 89 % женщин и 88 %геев. Также выглядят надписи и рисунки в мужских туалетах: 71 % гомосексуалов предпочитают подчиненно-рецептивную роль, 21 % — доминантно-активную и 2 % хотели бы меняться позициями.

Отвечая на вопрос Gay.ru «Занимались ли вы садомазохизмом?» (формулировка, прямо скажем, не из удачных) «да» ответили только 14 %, но еще 33 % хотели бы его попробовать.

Психиатры долго и безуспешно пытались найти «этиологию» садомазохизма или единый тип «садомазохистской перверсии». На самом деле какие-то элементы ее присутствуют во всех эротических фантазиях и действиях. Добровольные садомазохисты, в отличие от психотиков, в своей эротической игре не пытают и не унижают, а дразнят, тантализируют и затем удовлетворяют друг друга. Их странное поведение — театр, игра как психологическая самозащита против импульсов враждебности, жестокости или вины. С настоящими насильниками и террористами эти люди предпочитают дела не иметь и считают их сумасшедшими.

Сущность мазохизма, по определению французского философа Жиля Делеза, — переживание ожидания и подвешенности: «Форма мазохизма — это ожидание. Мазохист — это тот, кто переживает ожидание в чистом виде. Чистому ожиданию свойственно раздваиваться на два одновременных потока: один представляет то, чего ожидают и что по сути своей запаздывает, всегда задерживаясь и всегда оказываясь отложенным; другой же представляет то, чего ждут, чего поджидают и что одно только и могло бы ускорить пришествие того, чего ожидают. Само собой разумеется, что подобную форму, подобный ритм времени с двумя его потоками, заполняют те или иные сочетания удовольствия-боли. Боль осуществляет то, чего ждут, удовольствие — то, чего ожидают. Мазохист ожидает удовольствия как чего-то такого, что по сути своей всегда задерживается, и ждет боли как условия, делающего, в конце концов, возможным (физически и морально) пришествие удовольствия».

Авторитарная сексуальная практика уходит своими историческими корнями в древние обряды мужских инициаций, пережитки которых до сих пор сохраняются в некоторых закрытых мужских сообществах. Эти ритуалы имеют три главных этапа:

1. Отделение — инициируемый изымается из привычной среды и лишается своих обычных атрибутов;

2. Переход — период испытаний, трудностей и пыток, когда мальчик сам себе не принадлежит, освобождается от прежней идентичности и обретает новую;

3. Инкорпорацию — включение в новую общность и обретение новых прав и обязанностей.

Ритуал вступления в сообщество включает связывание посвящаемого, раздевание его догола, привязывание или подвешивание к чему-то, осмотр и ощупывание его гениталий, шлепанье или настоящую порку, иногда символическое или реальное изнасилование. Социальный смысл этих ритуалов — безоговорочное подчинение группе и ее лидерам, готовность принять ради членства в ней боль и унижение. Посвящаемый/испытуемый не знает, что его ждет. Необычное состояние вызывает у него сильное сексуальное возбуждение, которое разряжается столь же непривычным и независящим от его воли способом, и только тогда, когда захотят и позволят «братья». За этой добровольно-вынужденной потерей маскулинности следует ее новое обретение в виде признания со стороны мужского братства, новая мужская идентичность, не данная от рождения, а полученная от старших мужчин.

Когда одного специалиста по связыванию спросили: «Что ты скажешь мужчине, которого ты только что связал?» — Тот ответил: «Мужчину не связывают. Связывают мальчика. Младшего брата. Сына. Мужчины — те, которые связывают». Раздетый и связанный мужчина низводится до положения маленького мальчика (сходство иногда усугубляют сбриванием волос на теле), который отдается во власть другого, «настоящего» мужчины, каким он может стать лишь после того, как на следующем витке своей карьеры он сам «превратит в мальчика» другого. Это заставляет вспомнить многие жутковатые вещи, вроде армейской дедовщины.

Хотя практикующие такие ритуалы мужские сообщества отличаются публичной мизогинией (женоненавистничество) и крайней гомофобией, в них всегда присутствует сильный латентный гомоэротизм. Недаром ритуалы (большей частью выдуманные) посвящения в мужские студенческие или воинские братства широко представлены в гомосексуальной эротической литературе и порнографии.

Некоторые геевские теоретики возмущаются поэтизацией насилия и отношений господства и подчинения, считая, что в основе ее лежит ненависть гомосексуалов к самим себе и потребность воспроизводить собственное прошлое унижение: еврейские дети не играют в Освенцим, черные не играют в невольничий рынок, а геям зачем-то нужно пороть друг друга или строить игрушечные камеры пыток!

Но мазохистская эротика не обязательно связана с опытом реального унижения и рабства (разве что в мальчишеских играх в казаки-разбойники), она большей частью компенсаторна: «низом» хотят быть образованные, состоятельные и высокопоставленные мужчины, которые в реальной жизни находятся как раз «наверху».

«Перевертывание» отношений представлено и в гомоэротическом фольклоре. В реальном быту младших подростков нередко унижают и сексуально эксплуатируют старшие братья и сестры. В интернетном же собрании любительских гомоэротических рассказов часто проигрывается противоположная ситуация: с помощью друга-сверстника младший брат раздевает, связывает и подвергает сексуальным унижениям (мастурбация, сбривание волос на лобке, принудительный оральный секс и полное сексуальное рабство) старшего, причем последний не только принимает подчиненный статус, но и получает от этого удовольствие.

Психофизиологически, садомазохистский секс создает стрессовую ситуацию. При больших физических перегрузках, организм выделяет естественные опиоиды, так называемые эндорфины, вызывающие у человека блаженное состояние эйфории и одновременно блокирующие передачу в мозг болевых сигналов, повышая тем самым порог терпимости; человек уже не чувствует боли и не может сказать «довольно!». Это очень опасный момент, когда власть и ответственность Господина становятся абсолютными. Но за напряжением и болью наступает легкость, похожая на религиозный или наркотический экстаз эйфория, а между Господином и Рабом возникает особая, почти мистическая, психическая связь.

Учитель математики и физики и одновременно — буддийский монах, знаток антропологии и истории религии Норман МакКлелланд, в отношениях со своим нынешним партнером — Раб, но в других ситуациях он бывает и Господином. На вопрос, действительно ли ему нравится испытывать боль или это только ее игровая имитация, Норман ответил, что ему нужна настоящая, сильная, едва выносимая боль. Зачем? Чтобы снять избыточный самоконтроль. Нормана воспитывала мать-алкоголичка и мальчику пришлось очень рано взять на себя ответственность не только за себя, но и за нее. Профессия учителя также требует самоконтроля. И хотя для Нормана это привычно и вполне органично, у него есть также потребность расслабиться, почувствовать себя слабым и маленьким. Это достигается связыванием и поркой.

Боль, заставляющая мужчину кричать и плакать, снимает его внутреннее напряжение и приносит не просто семяизвержение, а очищение, освобождение, настоящий оргазм. Это своего рода момент истины, где нет ни стыда, ни самоуважения, ни условностей, все вывернуто наизнанку. После этого можно снова жить и работать. А партнер Нормана получает удовольствие от своей власти над ним и от того, как он преображается от его усилий.

К сожалению, разграничить условное, игровое и реальное насилие не всегда легко. Если в роли Господина окажется психологически неуравновешенный человек, склонный к злоупотреблению властью или просто неопытный, игра может закончиться плачевно. Когда хозяина ограбленной квартиры обнаруживают голым и связанным, это еще не самое страшное.