Глава 22 Постоянный читатель

Глава 22

Постоянный читатель

1

Верность покупающей публики данной газете ничем не обусловливается. Практически в любой другой сфере потенциальный клиент заключает соглашение, в котором оговариваются его самые мимолетные желания. По крайней мере, он платит за то, что получает. В издании периодики наиболее близким аналогом соглашению является оплаченная на определенный период подписка, и она, насколько я знаю, не является значительным фактором в экономике ежедневной газеты, выходящей в большом городе. Читатель является единственным судьей своей верности, и против него нельзя возбудить дело за нарушение обещания или отказ в поддержке.

Хотя все зависит от постоянства читателя, традиция донесения этого обстоятельства до его сознания полностью отсутствует. Постоянство читателя зависит от его самочувствия или привычек. А эти факторы, в свою очередь, зависят не столько от качества новостей, сколько от ряда непостижимых стихий, которые мы, находясь в случайных отношениях с прессой, обычно не стараемся понять и осознать. Самая важная из них — это склонность каждого из нас к суждению о газете (если мы вообще о ней судим) на основании трактовки новостей, к которым мы чувствуем себя причастными. Газета имеет дело с множеством событий за пределами нашего опыта. Но она также имеет дело и с теми событиями, которые находятся в пределах нашего опыта. И именно по тому, как она трактует последние, мы обычно решаем, нравится она нам или не нравится, доверять ей или отказываться от нее. Если в газете предлагается удовлетворительное освещение того, что, как нам кажется, мы знаем — нашей сферы бизнеса, нашей церкви, нашей партии, то совершенно очевидно, что газета неуязвима перед нашей резкой критикой. Неужели для человека, читающего газету за завтраком, есть лучший критерий ее оценки, чем то, что мнение газеты совпадает с его собственным? Большая часть людей полагает, что газета ответственна не столько перед обычными читателями, сколько перед теми, чей конкретный опыт она освещает.

Очень редко бывает так, что кто-либо, кроме заинтересованной в данном вопросе стороны, способен проверить точность сообщения. Если освещаются местные новости и если между отдельными изданиями существует конкуренция, то редактор знает, что человек, считающий, что данное в газете описание — нечестное или неточное, скорее всего, даст о себе знать. Но если новости не местные, то количество уточнений уменьшается с увеличением расстояния между местом публикации и местом, где произошло описанное событие. Только члены организаций, способных нанять специалистов по связям с общественностью, имеют возможность откорректировать неверное, с их точки зрения, отображение фактов в газете, издаваемой в другом городе.

Интересно отметить, что обычный читатель (general reader) газеты не имеет никаких юридических прав, если считает, что был введен в заблуждение новостями. Только потерпевшая ущерб сторона может подать в суд за клевету. При этом она должна доказать нанесение ей материального ущерба. Закон следует традиции, в соответствии с которой общие новости (general news) не должны волновать всех[361], за исключением тех случаев, когда ситуацию можно описать как нарушение морали или социального порядка.

Однако основная часть новостей, хотя она в целом и не проверяется нейтральным читателем, состоит из компонентов, относительно которых у многих читателей есть вполне определенные представления и предрассудки. Эти компоненты служат предметом суждения читателей. А те новости, к которым читатели не прилагают собственных критериев точности, оцениваются ими по другим критериям. Поскольку в этом случае читатели имеют дело с предметом, неотличимым для них от художественной литературы, то критерии истинности здесь неприменимы. Читатели не сосредоточиваются на таких новостях, если те соответствуют их стереотипам, и продолжают их читать, если они кажутся им интересными[362].

2

Существуют газеты, в том числе и в больших городах, издание которых основано на принципе, что читатели хотят читать о самих себе. Согласно этому принципу, если достаточное число людей достаточно часто видит в газете собственные имена, если они могут читать о свадьбах, похоронах, дружеских встречах, зарубежных поездках, профсоюзных заседаниях, школьных наградах, пятидесятилетних юбилеях, шестидесятилетних юбилеях, серебряных свадьбах, экскурсиях, на которых они присутствовали, то обеспечат газете достаточный тираж.

Классическая формула такой газеты содержится в письме, написанном Горацием Грили 3 апреля 1860 года «Другу Флетчеру», собравшемуся издавать местную газету[363].

Начиная дело, следует хорошо понять, что для обычного человека предметом глубочайшего интереса является он сам; затем идут его ближние. Азия и острова Тонго находятся очень далеко от вышеуказанных предметов… Организация новой церкви, появление новых членов в уже существующей общине, продажа фермы, постройка нового дома, запуск мельницы, открытие магазина, а также любой факт, интересный десятку семей в округе, — все это должно быть непременно, пусть и кратко, отражено на полосах вашей газеты. Если фермер срубил дерево, вырастил гигантскую свеклу, небывалый урожай пшеницы или кукурузы, расскажите об этом факте столь коротко и столь выразительно, сколь это возможно.

Функционировать в качестве «печатного дневника родного города», говоря словами Ли, должна в определенной мере каждая газета, независимо от того, где она выходит. А там, где крупнейшие газеты (general newspapers), распространяемые большими тиражами, не могут выполнять эту функцию, к примеру в больших городах, подобных Нью-Йорку, существуют маленькие газеты, издаваемые по модели Грили, для отдельных районов города. В таких районах Нью-Йорка, как Манхэттен и Бронкс, существует, вероятно, в два раза больше местных ежедневных, чем крупнейших, газет[364]. И они дополняются всякого рода специализированными публикациями, рассчитанными на людей определенных профессий, религий, национальностей.

Эти «дневники» печатаются для тех, кто считает собственную жизнь интересной. Но существует также огромное число людей, которые полагают, что живут скучно, и хотят, подобно Гедде Габлер[365], получать больше впечатлений. Для них издаются несколько газет и существуют специальные разделы в обычных газетах, посвященные личной жизни особой породы воображаемых людей, чьи великолепные злодеяния помогают читателю идентифицировать с ними себя. Неослабевающий интерес Херста[366] к сливкам общества угождает людям, не имеющим надежды попасть в высший свет, но тем не менее умудряющимся почувствовать себя более значительными благодаря ощущению причастности к жизни, о которой они читают в газетах. В больших городах «печатный дневник родного города» имеет тенденцию превращаться в печатный дневник событий из жизни фешенебельного общества.

А это — те самые ежедневные газеты, на которых, как мы отмечали выше, лежит ответственность за донесение новостей об отдаленных событиях до частных лиц. Но определенный уровень тиража поддерживают, в первую очередь, не политические и социальные новости, интерес к которым носит эпизодический характер. Лишь немногие издатели полагаются только на него. Поэтому газета публикует материалы на разнообразные темы, которые предназначены для того, чтобы удерживать внимание читателей, не способных критиковать содержание сообщений о важнейших новостях. Более того, в том, что касается информирования читателей о значительных событиях, соревнование между газетами, циркулирующими в данном сообществе, не очень серьезно. Пресс-службы стандартизируют сообщения об основных новостях. И очень редко какой-то газете удается опередить другие в опубликовании сенсации. Очевидно, найдется не так много читающей публики для столь массивного объема информации, который в последнее время превратил «Нью-Йорк таймc» (New York Times) в совершенно необходимое издание для людей самых разных мнений. Большая часть газет для привлечения постоянной публики и создания собственного неповторимого характера должна выйти за пределы общих новостей. Журналисты обращаются к жизни высших слоев общества, пишут о скандалах и преступлениях, спорте, живописи, актрисах, помещают советы для людей, потерпевших крах в сердечных делах, заметки о жизни старших школьников, советы покупателям, кулинарам и садоводам, шахматные задачи, секреты игры в вист, анекдоты — и это не потому, что издатели и редакторы интересуются всем, кроме новостей, а потому, что они должны найти способ удержать внимание вышеупомянутой аудитории, которая, согласно некоторым критикам прессы, страстно жаждет правды и только правды.

Редактор газеты находится в странном положении. Его предприятие зависит от косвенного налога, которым его рекламодатели облагают его читателей, а благосклонность рекламодателей зависит от искусства редактора сохранить эффективную группу покупателей. Эти покупатели выносят суждения на основе своего частного опыта и стереотипных ожиданий, поскольку они в принципе не могут иметь независимого мнения относительно большей части новостей, о которых читают. Если суждение благоприятно, то тираж по крайней мере окупается. Но для обеспечения тиража редактор не может полностью рассчитывать на сведения о более широкой среде. Он, разумеется, старается подать новости в максимально интересной форме, однако качество общих новостей, особенно касающихся общественных дел, не является само по себе достаточным, чтобы большое число читателей смогло различить ежедневные газеты.

Эти причудливые взаимоотношения между газетами и общественной информацией отражаются на заработках газетчиков. Репортажи, теоретически составляющие фундамент всего института прессы, — самая низкооплачиваемая и наименее уважаемая работа в газете. Обычно способные люди занимаются ею либо в силу необходимости, либо для приобретения опыта и стремятся как можно быстрее перейти на другую работу. Ведь репортажи с места событий обычно не приносят лавров. Лавры в журналистском труде могут заслужить люди, создающие особые материалы, типа авторских статей на уровне передовицы; специалисты в каких-то конкретных областях и люди, обладающие собственным творческим почерком. Это, несомненно, обусловлено тем, что экономисты называют доходом с таланта. Но этот экономический принцип проявляется в журналистике с такой силой, что сбор новостей не привлекает того числа способных и подготовленных людей, какое необходимо в этой области в силу ее особой общественной значимости. Тот факт, что способные люди начинают заниматься репортажами с мест, изначально намереваясь оставить эту работу как можно быстрее, является, с моей точки зрения, основной причиной, почему в этой области до сих пор не развились в достаточной мере те корпоративные традиции, которые придают профессии престиж и ревниво оберегаемое самоуважение. Ведь именно эти корпоративные традиции, порождающие профессиональную гордость, способствуют повышению требований допуска в корпорацию, обеспечивают способы наказания за нарушение профессионального кодекса и придают представителям данной профессии силу настаивать на своем особом статусе в обществе.

3

Все это, однако, не касается корней дела. Хотя экономика журналистики такова, что она принижает ценность труда, связанного с созданием репортажей о новостях, я уверен, что это ложный детерминизм, которым нельзя ограничиваться при анализе. Подлинная сила репортера, с моей точки зрения, является столь значительной, а число талантливых людей, которые начинают с репортажей, столь велико, что должна существовать какая-то серьезная причина, по которой предпринимается так мало усилий для подъема этой профессии на уровень медицины, техники или права.

Эптон Синклер, выражая широко распространенное среди американцев мнение[367], говорит, что он обнаружил эту, более глубокую, причину в том, что он называет «Грошовым Чеком» (The Brass Check)[368].

Получая зарплату за неделю, вы обнаруживаете в конверте Грошовый Чек — вы, создающие, печатающие и распространяющие наши газеты и журналы. Грошовый Чек — это цена вашего стыда. Вы овладеваете честным и прекрасным телом истины и продаете его на базарной площади; вы продаете девственные надежды человечества в омерзительный бордель Большого Бизнеса[369].

На основании этого высказывания может сложиться впечатление, что существует тело известной людям истины и множество обоснованных надежд, на которых наживаются вступившие в более или менее сознательный заговор богатые владельцы газет. Если эта теория верна, то из нее следует определенный вывод: прекрасное тело истины останется неприкосновенным в прессе, которая никак не связана с Большим Бизнесом. Но если случится так, что пресса, не контролируемая Большим Бизнесом и даже не находящаяся с ним в дружеских отношениях, каким-то образом все-таки не будет освещать истину, то это будет означать, что в теории Синклера что-то не так.

Такой прессы не существует. Странно, но, предлагая способ борьбы с пороком, Синклер не советует своим читателям подписаться на местную радикальную газету. А почему? Если проблемы американской журналистики связаны с Грошовым Чеком, выписанным Большим Бизнесом, почему средство решения этой проблемы не усматривается в чтении газет, которые не принимают Грошовых Чеков от Большого Бизнеса? Зачем финансировать «Национальные новости», с их огромным советом директоров «всех возможных вероисповеданий и профессий», для того чтобы печатать газету, в которой сообщается о фактах ущерба, «независимо от того, кому наносится ущерб: «Стил траст» (Steel Trust) или профсоюзной организации «Индустриальные рабочие мира» (I.W.W.), «Стандард ойл компани» (Standard Oil Company) или социалистической партии?» Если проблема заключается в Большом Бизнесе, то есть в «Стал траст», «Стандард ойл компани» и т. п., то почему не призывать людей к чтению газет, выпускаемых «Индустриальными рабочими мира» или социалистической партией? Этого Синклер не объясняет. Причина, по которой он этого не делает, проста. Он не может убедить никого, даже самого себя, что антикапиталистическая пресса является средством борьбы против капиталистической прессы. Он не принимает во внимание антикапиталистическую прессу ни в теории Грошового Чека, ни в конструктивных предложениях. Но если вы хотите поставить диагноз американской журналистике, то вы не можете не принимать ее во внимание. Если вас интересует «прекрасное тело истины», то вы не можете допустить грубую логическую ошибку, собрав все примеры нечестного поведения и лжи, которые можно найти в ряде одних газет, проигнорировав все подобные примеры, которые можно найти в ряде других газет, и затем приписать производство лжи исключительно кругу тех изданий, которыми вы ограничили свое исследование. Если вы хотите обвинить в ошибках прессы «капитализм», то вам придется доказать, что эти ошибки существуют только в изданиях, находящихся под контролем капитализма. То, что Синклер не может этого сделать, видно из того факта, что если свой диагноз дефектов он строит, апеллируя исключительно к капитализму, то, прописывая лекарство от этих дефектов, он игнорирует как капитализм, так и антикапитализм.

Невозможность взять какую-то некапиталистическую статью в качестве модели истинности и знания дела должна была бы заставить Синклера и тех, кто с ним соглашается, посмотреть более критично на свои исходные посылки. Они должны были бы задаться, например, вопросом: где найти прекрасное тело истины, на котором проституирует Большой Бизнес, но к которому у Противников Большого Бизнеса, по-видимому, нет доступа? Ведь этот вопрос подводит, насколько я понимаю, к самому сердцу этого дела, то есть к вопросу о том, что такое новости.