Глава 23 Природа новостей

Глава 23

Природа новостей

1

Даже если бы все репортеры мира работали двадцать четыре часа в сутки, они не смогли бы быть свидетелями всех происходящих в мире событий. Да и вообще, репортеров в мире не так много. И ни один из них не обладает способностью находиться в данный момент времени более чем в одном месте. Репортеры не ясновидцы, они не могут посмотреть в хрустальный шар и увидеть, в соответствии с их желанием, любую часть мира. Они не умеют перемещаться в пространстве силой мысли. Если бы их работа не представляла собой стандартизованную рутину, считалось бы чудом, что сравнительно немногочисленная группа людей охватывает столь большое информационное поле.

Газеты не стремятся к тому, чтобы неусыпно следить за всем человечеством[370]. Они посылают наблюдателей в определенные места, такие, как главное управление полиции, приемная следователя, администрация округа, муниципалитет, Белый дом, Сенат, Палата представителей и т. п. Они наблюдают или, в большинстве случаев, принадлежат к объединениям, нанимающим специальных людей для наблюдения за «сравнительно небольшим числом мест, куда поступает информация, если чья-то жизнь… отклоняется от обычного течения или происходят события, заслуживающие освещения в прессе. Представим себе такую ситуацию. Джон Смит становится брокером. В течение десяти лет он спокойно следует по своему жизненному пути и никого особенно не интересует, за исключением близких друзей и клиентов. Для газет он не существует. На одиннадцатый год своей работы он терпит тяжелые убытки; и когда его ресурсы окончательно иссякают, Смит обращается к адвокату и договаривается о встрече, чтобы составить документ о передаче прав. Адвокат отвечает ему через приемную администрации округа, и соответствующий чиновник делает отметку в документах. Этого достаточно, чтобы материал о Джоне Смите попал в газеты. Покуда чиновник пишет некролог на бизнес Смита, репортер заглядывает ему через плечо, и несколькими минутами спустя журналисты узнают о проблемах Смита и становятся столь же осведомленными о положении его дел, как если бы специальный репортер дежурил у дверей его конторы ежедневно, в течение всех десяти лет ее существования»[371].

Когда Гивен говорит, что газетам становится известно о проблемах Смита и состоянии его дел, Гивен не имеет в виду, что репортеры знакомы со Смитом или что Арнольд Беннетт[372] знает их всех, раз он сделал Смита героем своего трехтомного романа. Газетам стали известны «буквально через пять минут» только голые факты, зафиксированные в приемной администрации округа. С помощью этого физического действия «обнаруживаются» новости, касающиеся Смита. Будет ли эта тема развиваться — другой вопрос. Прежде чем ряд событий становятся новостями, они обычно должны проявиться в некотором более или менее открытом действии. Чаще всего это действие бывает подчеркнуто открытым. Друзья Смита в течение многих лет могли знать, что он любит рисковать. Эти слухи могли достигать ушей редактора раздела финансовых новостей, если эти друзья были не в меру разговорчивы. Но, не говоря уже о том, что подобные слухи нельзя опубликовать, так как они были бы расценены как клевета, в них не содержится конкретных фактов, на основании которых можно было бы сделать газетный материал. Должно произойти нечто определенное и имеющее однозначную форму. Это может быть акт объявления себя банкротом, пожар, столкновение, оскорбление, массовые волнения, арест, расторжение договора, принятие постановления, речь, голосование, митинг, выступление известного человека, редакционная статья в газете, распродажа, график выплаты заработной платы, изменение цен, предложение о постройке моста, демонстрация… Ход событий должен принять определенную форму, и до тех пор, пока он не вступит в такую фазу, когда некий его аспект является свершившимся фактом, новости не могут быть выделены из массы возможных истин.

2

Естественно, существует много разных мнений относительно того, какой должна быть форма событий, чтобы репортер мог сообщить о них в газете. Хороший журналист чаще находит новости, чем литературный поденщик. Если опытный журналист видит опасно накренившееся здание, то ему не нужно ждать, пока оно упадет, чтобы подготовить материал для колонки новостей. Воистину гениальным был репортер, который угадал, кто станет следующим вице-королем Индии, услышав, что лорд имярек интересовался климатом. Истории журналистики известны случаи гениальных догадок и открытий, однако число людей, способных сделать их, невелико. Обычно именно стереотипная форма, которую принимает некое событие, происходящее в обычном для происшествий месте, помогает увидеть в нем сюжет для освещения в разделе новостей. Чаще всего это случается там, где люди соприкасаются с органами государственной власти. De minimis поп curat lex[373]. Именно в казенных учреждениях становится известно о заключении браков, регистрации рождений и смерти, заключении контрактов, объявлении банкротства, прибытиях и отъездах, правовых спорах, беспорядках, эпидемиях и стихийных бедствиях.

Следовательно, новости являются не зеркалом социальных обстоятельств, а сообщением об обозначившемся событии. Из новостей вы не узнаете, как в семечке, помещенном во влажную почву, просыпается жизнь, но журналисты сообщат вам, когда первый росток пробьется на поверхность земли. Вы также можете узнать, что сказал какой-нибудь человек о процессе зарождения этой жизни. Вам непременно сообщат, если росток не появился вовремя. И чем больше моментов, когда могут быть зафиксированы, описаны, измерены и названы какие-то события, тем больше моментов, в которые могут появиться новости.

Так, если в один прекрасный день законодательное собрание, исчерпав все возможные способы улучшения человеческого рода, запретит ведение счета во время игры в бейсбол, возможность играть в какую-то похожую игру сохранится. В ней рефери, согласно своим собственным представлениям о честной игре, будет определять продолжительность матча, очередность подачи и называть победителя. Если бы такая игра освещалась в разделе новостей, то журналисты сообщали бы о решениях рефери, о выкриках болельщиков, а также, в лучшем случае, делились бы смутными впечатлениями о том, как люди, не занимающие определенной позиции на поле, перемещались по неразмеченной части спортивной площадки. Чем больше вы пытаетесь представить себе логику столь абсурдной ситуации, тем яснее становится, что для сбора новостей (не говоря уже об участии в игре) невозможно ничего сделать без инструментов и правил присваивания имен, ведения счета и записи. Поскольку этот механизм далеко не совершенен, жизнь рефери ужасна. Многие решающие игры он должен судить «на глаз». Остатки спорных моментов могли бы быть устранены из игры, как это произошло в шахматах, где люди подчиняются правилам, если бы кто-то взял на себя труд фотографировать каждую игру. Именно киносъемка позволила разрешить сомнения многих репортеров, возникшие из-за медлительности человеческого глаза, какой именно удар Демпси сразил Карпентьера.

Там, где существует хорошая техника записи, современная служба новостей работает с большой точностью. Такая техника используется на фондовых биржах, где новости о колебаниях цен моментально высвечиваются на табло. Схожий механизм используется при подсчетах голосов на выборах, и когда подсчеты и составление таблиц выполняются точно и аккуратно, результаты выборов в государственные органы обычно становятся известными в ночь после выборов. В цивилизованных обществах данные о смертях, рождениях, заключении браков и разводах фиксируются и являются доступными, за исключением тех случаев, когда они либо скрываются, либо не принимаются во внимание. Существует техника учета некоторых (но далеко не всех) аспектов функционирования промышленности и органов управления, в частности (с разной степенью точности) служб безопасности, финансовых структур, важнейших рынков, безналичных расчетов между банками, риэлтерских сделок, шкал заработной платы. Она применяется для регистрации импорта и экспорта, так как осуществляются через таможню и поэтому могут быть напрямую зафиксированы. Она значительно реже применяется во внутренней торговле, в особенности в тех случаях, когда сделки заключаются без посредников.

Полагаю, со временем будет обнаружена прямая связь между надежностью новостей и системой их записи. Если вы вспомните пункты главных обвинений реформаторов против прессы, то увидите, что они относятся к тем сюжетам, где газеты выступают в позиции судьи бейсбольного матча, в котором не ведется счет. Все новости о состоянии сознания относятся к этому типу. Сюда же можно отнести все описания личностей, искренности, вдохновения, мотивации, намерений, массовых настроений, национальных чувств, общественного мнения, политики иностранных государств, а также большую часть событий, которые должны вот-вот произойти, вопросы, связанные с частной прибылью, личным доходом, заработной платой, условиями труда, эффективностью труда, возможностями получения образования, безработицей, здоровьем, дискриминацией, несправедливостью, ограничениями торговли, отходами, «отсталыми народами», консерватизмом, империализмом, радикализмом, свободой, честью и справедливостью. Данные, касающиеся этих тем, записываются, в лучшем случае, эпизодически. Эти данные могут быть скрыты из-за цензуры или традиций приватности. Они могут отсутствовать потому, что никто не считает нужным их регистрировать, или потому, что их регистрация считается примером бюрократизации или никто до сих пор не придумал объективной системы их измерения. Поэтому новости об этих темах или вызывают споры, или их вообще игнорируют. О событиях, которым нельзя вести счет, сообщают либо как о личных или общепринятых мнениях, либо они не являются новостями. Они не принимают специальной «новостной» формы до тех пор, пока кто-то не выразит протеста, не займется их исследованием или публично (в этимологическом смысле этого слова) не сделает их предметом обсуждения.

Для этого и существует представитель по связям с прессой (press agent). Из-за колоссальной неопределенности того, какие события и какие впечатления заслуживают освещения в прессе, любая организованная группа людей, независимо от того, хочет ли она избежать публичности или, напротив, добиться ее, не может полагаться на репортеров. Спокойнее нанять представителя по связям с общественностью для выполнения роли посредника между группой и газетами. После того как он нанят, возникает сильное искушение использовать его стратегическое положение. «Незадолго до войны, — пишет Фрэнк Кобб, — нью-йоркские газеты предприняли подсчет агентов по связям с прессой, которых регулярно нанимали на работу и регулярно аккредитовывали. Они обнаружили, что существует около тысячи двухсот специалистов данного профиля. Не могу сказать, сколько их в настоящее время (1919), но я точно знаю, что многие прямые каналы поступления новостей были перекрыты и информация на пути к общественности фильтруется агентами по связям с прессой. Они служат в больших корпорациях, в банках, на железных дорогах, в частных предприятиях, социально-политических организациях, являясь источниками новостей. Их услугами пользуются даже государственные деятели»[374].

Если бы репортаж сводился исключительно к обнаружению очевидных фактов, то задачи специалиста по связям с прессой были бы ненамного шире задач обычного чиновника. Но поскольку факты, касающиеся большинства важных тем, не просты и отнюдь не очевидны, а являются вопросом выбора и мнения, то естественно, что каждый желает сам выбирать факты, подлежащие освещению в печати. Именно этим занимается агент по связям с общественностью. И, делая это, он, разумеется, избавляет репортера от массы хлопот, представляя ему ясную картину ситуации, из которой тот без помощи посредника не смог бы извлечь ничего интересного. Однако отсюда следует, что публика получит картину, устраивавшую агента. Он цензор и пропагандист и несет ответственность только перед работодателями. Доля ответственности представителя по связям с общественностью перед истиной зависит от того, насколько истина согласуется с представлением работодателя о его собственных интересах.

Развитие функции, которую выполняет агент по связям с общественностью, явно говорит о том, что факты современной жизни облекаются в публичную форму не сами собой. Им придают эту форму специалисты. Поскольку погруженные в ежедневные профессиональные заботы репортеры этим заниматься не могут, а беспристрастных умов существует мало, потребность в оформлении фактов удовлетворяется заинтересованными лицами.

3

Хороший агент по связям с общественностью понимает, что положительные стороны освещаемого им вопроса не могут служить предметом новостей, за исключением тех, что резко выделяются в рутине повседневной жизни. И это не потому, что газеты не любят позитив, а потому, что не имеет смысла говорить, что ничего не произошло, если никто не ожидал никаких происшествий. Поэтому если агент по связям с общественностью хочет на что-то обратить внимание публики, то он, если точно выразиться, должен что-то устроить. Он прибегает к помощи трюков: останавливает движение, пристает к полиции и каким-то образом умудряется связать своего клиента или его дело с событием, которое является само по себе новостью. Это знали сторонники равноправия женщин. Они не испытывали особенного удовольствия от этого знания, но действовали в соответствии с ним, и им удавалось сохранять избирательное право в качестве темы для новостей в течение долгого времени после того, как аргументы «за» и «против» избирательного права для женщин навязли у всех в зубах и люди уже почти привыкли считать, что суфражистское движение — это один из обычных институтов американской жизни[375].

К счастью, суфражистское движение, в отличие от феминистского, ставило перед собой вполне конкретную и очень простую цель. То, что символизирует участие в выборах, — совсем не просто. Это было хорошо известно как наиболее компетентным сторонникам женского равноправия, так и его противникам. Но право голоса является простым и знакомым правом. В полемике о проблемах труда, которая сейчас является, пожалуй, главным пунктом обвинения против газет, право на забастовку, подобно избирательному праву, является достаточно простым. Но причины и цели данной конкретной забастовки, подобно причинам и целям женского движения, являются исключительно тонкими.

Предположим, что забастовка вызвана плохими условиями труда. Но как оценивается качество этих условий? Согласно определенной концепции нормального жизненного уровня, гигиены, экономической безопасности и достойного существования. Условия труда в данной отрасли промышленности могут далеко отставать от теоретических норм данного сообщества, но рабочие могут быть слишком измученными, чтобы протестовать. Условия труда могут находиться выше теоретической нормы, но при этом рабочие могут выражать сильный протест. Таким образом, норма в лучшем случае является очень неопределенным условием начала забастовки. Однако допустим, что условия труда и быта находятся ниже нормы, как она понимается редактором газеты. Поэтому, не дожидаясь, пока рабочие начнут угрожать началом забастовки, и послушавшись совета социального работника, он посылает репортеров, чтобы они разузнали обстановку, и тем самым привлекает внимание к плохим условиям труда и жизни рабочих. Понятно, что он не может делать этого часто. Ведь добывание подобной информации стоит времени, денег, особого таланта. Кроме того, освещение этой темы занимает много места на полосе. Для того чтобы репортаж об условиях труда и жизни выглядел убедительно, он должен занять несколько колонок. К примеру, чтобы сообщить правду о сталелитейщиках в округе Питсбурга, потребовалось создать специальную группу для расследования ситуации, было затрачено много времени, а печатные материалы составили несколько толстых томов. Невозможно предположить, что какая-нибудь ежедневная газета может ставить одной из своих задач регулярные Обследования Социально-экономической Ситуации в Питсбурге или даже Межцерковные Доклады о Состоянии Дел в Сталелитейной Промышленности. Поиск новостей, которые достаются такими трудами, не под силу ежедневной газете[376].

Плохие условия жизни и труда как таковые не являются новостями, потому что за исключением каких-то необычных ситуаций журналистика не является сообщением о фактах, полученных из первых рук. Это сообщение о материале после того, как он уже подвергся стилизации. Так, плохие условия могут стать новостями, если Комиссия по Здравоохранению сделает сообщение о необычайно высокой смертности в каком-нибудь промышленном районе. Не подвергнутые подобной обработке факты не могут стать новостями, до тех пор пока рабочие не объединятся в организацию и не предъявят свои требования работодателям. И даже если они предъявляют требования, но сделка между сторонами легко достижима, то ценность новостей низка, независимо от того, решается ли в результате проблема улучшения условий труда и жизни или нет. Но если отношения между сторонами выливаются в забастовку или захват здания, то ценность новостей повышается. Если прекращение работы влечет за собой нарушение обслуживания, в котором заинтересованы читатели газеты, или нарушение порядка, то ценность новостей возрастает еще больше.

Социальная проблема фигурирует в новостях в виде некоторых легко распознаваемых симптомов: выдвижения требований, забастовок, беспорядков. С точки зрения рабочего или нейтрального сторонника справедливости, выдвинутое требование, забастовка или беспорядок являются лишь составляющими сложного процесса. Но поскольку все непосредственные реалии лежат за пределами непосредственного опыта как репортера, так и особой публики, благодаря которой существует большинство газет, они обычно должны ждать какого-то сигнала в виде явного действия. Когда этот сигнал поступает, — скажем, где-то начинается забастовка или вызывают полицию, — он активизирует стереотипные представления людей о стачках и беспорядках. Реальные перипетии внутренней борьбы сторон недоступны для публики. Они наблюдают за ней как за абстракцией, и эта абстракция впоследствии оживляется непосредственным опытом читателя и репортера. Очевидно, их опыт существенно отличается от опыта бастующих, которые на своей шкуре испытывают гнев бригадира, раздражающую монотонность станка, духоту цеха, поденную работу жен, шалости детей, шумные ссоры соседей по дому. Лозунги забастовки наполнены этими чувствами. Но репортер и читатель видят только стачку и плакаты. Они наполняют это зрелище собственными чувствами. А они чувствуют, что могут потерять место из-за того, что бастующие задерживают поставку материалов, необходимых им для работы, что возникнет дефицит и поднимутся цены и что все это чертовски неудобно. И это тоже реальность. А когда они осмысливают короткое сообщение о том, что забастовка была объявлена, то, понятное дело, их симпатии оказываются не на стороне рабочих. Природа существующих производственных отношений такова, что новости, связанные с бедами и надеждами рабочих, практически всегда подаются читателю как неприкрытая атака на производство.

Таким образом, существуют жизненные обстоятельства во всей своей сложности; явное действие, которое сигнализирует о наличии этих обстоятельств; стереотипный бюллетень, который освещает этот сигнал; значение, которое читатель ему придает, выводя его из непосредственно влияющего на него опыта. Таким образом, опыт читателя, связанный с забастовкой, может быть, в действительности, очень важным, но с точки зрения главной проблемы, спровоцировавшей забастовку, он весьма эксцентричен. Однако это, странное, значение автоматически становится наиболее интересным[377]. Вникнуть путем воображения в главную проблему для читателя означает выйти за границы собственного Я и вступить в совершенно другую жизнь.

Отсюда следует, что при сообщении о забастовках простейший путь — обнаружить новости посредством какого-то явного действия и при описании события рассказать, какими жизненными сложностями оно грозит читателю. Именно так привлекается его внимание и возбуждается интерес. Значительная (и, по-моему, основная) часть того, что рабочему и реформатору кажется преднамеренным искажением, допущенным газетами, возникает из-за практической сложности доведения новостей до читателя и психологической сложности превращения отдаленных фактов в интересные сообщения, если мы, как говорит Эмерсон, не можем «воспринять (их) всего лишь как новый вариант знакомого нам опыта» и не «можем сразу же заняться их переносом на параллельно протекающие события нашей жизни»[378].

Если вы обратитесь к исследованию того, как забастовки освещаются в прессе, то увидите, что социальная проблема очень редко выносится в заголовок или описывается в первых абзацах публикации. Иногда о ней вовсе не упоминается. Трудовой спор, разворачивающийся в другом городе, должен быть крайне важным, чтобы в новостях появилась какая-то определенная информация о предмете спора. Такова рутина новостей, которая с небольшими вариациями имеет место и в случае политических и международных новостей. Новости — это описание явных стадий события, которые представляют интерес. При этом на газету оказывается давление с той целью, чтобы она придерживалась этой рутины. Оно оказывается из-за экономии, которая требует замечать только стереотипизированную стадию ситуации. Давление осуществляется в связи с тем, что сложно найти журналистов, которые могут видеть то, что их не учили видеть. Оно также исходит от практически неизбежной сложности нахождения достаточного пространства, в рамках которого даже лучший журналист может показать как вероятную — точку зрения, не являющуюся общепринятой. Давление исходит от экономической необходимости заинтересовать читателя максимально быстро и от экономического риска, заключенного в ситуации, когда его не удалось заинтересовать совсем или когда журналисты неожиданно обидели его тем, что плохо или недостаточно подробно описали какие-то новости. Все эти сложности в сумме заставляют редактора колебаться, когда речь идет об опасных публикациях, и, естественно, приводят к тому, что он отдает предпочтение несомненному факту и такой его трактовке, которую легче всего приспособить к интересу читателя. Несомненный факт и легко вызываемый интерес — это сама забастовка и неудобства читателя, ею вызванные.

Все более тонкие и глубокие истины при современной организации промышленности становятся очень ненадежными. Сюда относятся суждения об уровне жизни, производительности труда, правах человека, которые могут служить предметом бесконечных дискуссий в условиях отсутствия точной их записи и количественного анализа. А поскольку их в промышленности не существует, то новости о ее организации могут, как сказал Эмерсон, процитировав Исократа, «сделать из канав горы, а из гор — канавы»[379]. Там, где в промышленности не существует конституционной процедуры и ни один эксперт не занимается оценкой фактов и претензий, сенсационным для читателя оказывается тот факт, который будет искать практически каждый журналист. При текущем состоянии дел в промышленности даже там, где имеют место его обсуждение и арбитраж, но не существует независимого отбора фактов, необходимых для принятия решений, проблема, представленная читающей публике, не будет совпадать с проблемой, актуальной для промышленности. Таким образом, попытка обсуждать актуальные проблемы на страницах газеты возлагает на газеты и читателей бремя, которое они не способны нести. Постольку поскольку реальных закона и порядка не существует, большая часть новостей, если она сознательно и героически не корректируется, работает против тех, кто не располагает законными и упорядоченными методами самоутверждения. Сообщения с места действия скорее сообщат о проблемах, которые привели к затруднениям в результате борьбы за права, чем о причинах этой борьбы.

4

Этими сообщениями занимается редактор. Он читает их, сидя в кабинете, и ему очень редко представляется возможность наблюдать за развитием описываемых событий в течение продолжительного времени. Редактор должен добиваться внимания по крайней мере части своих читателей каждый день, потому что они, не задумываясь, оставят его газету, если конкурирующее издание затронет их воображение. Он находится под колоссальным давлением, потому что в соревновании между газетами часто счет идет на минуты. Каждое сообщение требует немедленного, но сложного суждения. Оно должно быть осмыслено, соотнесено с другими, тоже осмысленными, сообщениями, принято к печати или отвергнуто в зависимости от того, насколько вероятен, в понимании редактора, интерес к нему со стороны публики. Без усреднения, без стереотипов, без банальных суждений, без безжалостного огрубления редактор быстро скончался бы от избытка чувств. Окончательный вариант полосы имеет определенный размер и должен быть готов к определенному сроку; на полосе должно содержаться определенное число заголовков, и в каждом заголовке должно быть определенное число букв. Всегда существуют сомнительные потребности покупающей публики, закон о клевете и возможность для бесконечных волнений. И всем этим нельзя было бы управлять без систематизации, поскольку стандартизированный продукт дает экономию времени и усилий, а также частичную гарантию против неудачи.

Именно тут части газеты влияют друг на друга особенно сильно. Так, когда разразилась война, американские газеты столкнулись с тематикой, в освещении которой у них до сих пор не было опыта. Некоторые ежедневные издания, достаточно богатые, чтобы оплачивать телеграфные сообщения, получали новости первыми, и их способ представления новостей стал образцом для всей прессы. Но откуда происходил этот образец?

Он был взят из английских газет, но не потому, что американскими газетами владел Нортклифф[380], а потому, что, во-первых, им было проще покупать английские информационные сводки, и, во-вторых, потому, что американским журналистам было проще читать английские газеты, чем какие-либо другие. Лондон стал телеграфным центром новостей, и именно в Лондоне возникла определенная техника репортажей о военных новостях. Аналогичный процесс протекал во время русской революции. В этом случае доступ в Россию был закрыт военной цензурой, как русской, так и союзнической, и он усугублялся трудностями русского языка. Но, кроме того, он был закрыт для эффективного сообщения новостей в силу того, что труднее всего на свете — делать репортаж о хаосе, хотя этот хаос возникал постепенно. Поэтому создание российских новостей у самых их истоков в Гельсингфорсе, Стокгольме, Женеве, Париже и Лондоне было отдано в руки цензоров и пропагандистов. И в течение долгого времени их никто не проверял. И до тех пор, пока они не выставили себя на посмешище, следует признать, что им удалось создать из подлинного водоворота российских событий множество стереотипов, столь насыщенных ненавистью и страхом, что величайший инстинкт журналистов — желание идти, смотреть и сообщать — был надолго заглушен[381].

5

Каждая газета, доходящая до читателя, является результатом серии выборов: какой материал печатать, сколько места он должен занимать в газете, где он должен располагаться, какие акценты в нем необходимо сделать. Здесь не существует никаких объективных норм, никаких конвенций. Возьмите две газеты, вышедшие в одном и том же городе, в одно и то же утро. Заголовки одной гласят: «Британия обещает оказать помощь Берлину против французской агрессии. Франция открыто поддерживает поляков». Заголовок другой сообщает: «Еще одна любовь госпожи Стильман». Какой из них вы предпочтете — вопрос вкуса, и не только вкуса редактора. От его оценки зависит, что в течение получаса будет занимать внимание некоторого числа читателей его газеты. Проблема обеспечения внимания со стороны читателей никоим образом не сводится к проблеме подачи новостей в духе религиозного учения или какой-то формы этической культуры. Это проблема того, как возбудить эмоциональную реакцию читателя, как создать у него ощущение личного участия в событиях, о которых он читает. Новости, не обеспечивающие этой возможности, не могут быть привлекательными для широкой аудитории. Аудитория должна участвовать в новостях, точно так же, как она участвует в театральной драме, идентифицируя себя с героями борьбы. Точно так же, как зритель сдерживает дыхание, когда героиня спектакля в опасности, или замирает, когда Бейб Рут замахивается битой, читатель газеты, пусть и в более незаметной форме, но принимает участие в описываемых новостях. Для того чтобы он смог это делать, он должен обнаружить в тексте какую-то зацепку, и такой зацепкой служат стереотипы. Так, если в газете об ассоциации сантехников говорится как о «группировке», то уместно отнестись к ним враждебно, а если она называется «группой ведущих бизнесменов», то это является сигналом к благосклонной реакции.

Именно в сочетании этих элементов заключена власть создавать мнение. Эта власть усиливается редакционными статьями. Редакционные статьи в ситуациях, когда новости слишком запуганы, дают читателю ключ, посредством которого он становится участником событий. Этот ключ нужен ему, как и большинству из нас, если требуется узнать о новостях на ходу. Читателю требуется указание, следуя которому он, человек, который воспринимает себя так-то, сможет интегрировать свои ощущения и новости, о которых он узнает через газету.

«Кто-то сказал, — пишет Вальтер Бейджхот, — что если вы убедите англичанина, принадлежащего к среднему классу, что на Сириусе водятся улитки, то у него вскоре образуется свое собственное мнение по этому поводу. Его трудно будет в этом убедить, но если он в конце концов в это поверит, то он не сможет оставаться в стороне от обсуждения этого вопроса, он должен принять некое решение. И это относится к любой самой обычной теме. Торговец овощами имеет вполне развернутое мнение относительно зарубежной политики, а его молодая покупательница — исчерпывающую теорию таинств, и оба они не сомневаются в своих мнениях»[382].

В то же самое время у торговца овощами будет масса сомнений относительно ведения дел в своей лавке, а у молодой женщины, абсолютно уверенной в смысле таинств, будет масса сомнений, выходить ли ей замуж за торговца, а если не выходить, то прилично ли принимать его знаки внимания. Способность оставаться в стороне свидетельствует или об отсутствии заинтересованности в результате, или о живом представлении об альтернативных моделях. В случае с зарубежной политикой или таинствами интерес к результатам велик, тогда как возможности проверить свое мнение ничтожны. Отсюда проистекают сложности, на которые наталкивается читатель при ознакомлении с основными новостями. Если он их читает, то должен ими интересоваться, то есть должен как-то участвовать в ситуации и задумываться об ее исходе. Но если читатель в нее вовлекается, то он не может оставаться в стороне, и если не существует средств проверки указаний, полученных им через газету, сам по себе факт, что он интересуется этими новостями, препятствует достижению равновесия мнений, которое может оказаться максимально приближенным к истине. Чем глубже он вовлечен в ситуацию, тем больше будет негодовать не просто по поводу другого мнения, а по поводу мельчайшей детали, не согласующейся с его мнением. Именно поэтому многие газеты однажды обнаруживают, что, честно приобретя приверженцев, они не могут резко изменить позицию, даже если редактор видит, что этого требуют факты. Если такое изменение необходимо, переход к другой позиции должен осуществляться с величайшей деликатностью и умением. Обычно газеты не предпринимают столь рискованных шагов. Гораздо легче и безопаснее загасить огонь, не подкладывая новых дров, то есть постепенно свести информацию о предмете, требующем новой интерпретации, на нет.