2. Моя история

2. Моя история

Существует две формы ОКР. «Стандартная», или традиционная форма ОКР – это когда присутствуют спайки и выполнение физических ритуалов, чтобы ослабить беспокойство, связанное с этими спайками. Например, одни могут думать, что если они не будут убирать свой дом каждый день щеткой и отбеливателем, они заболеют смертельной болезнью. Спайк или нежелательная мысль это «если ты не убираешь дом каждый день щеткой, ты заболеешь». Хотя человек осознает, что это иррационально, он/она вынуждены выполнять физический ритуал уборки дома щеткой каждый день, чтобы ослабить беспокойство, вызванное спайком. Навязчивость это спайк, принуждение это физический ритуал. Это, безусловно, самая распространенная форма ОКР. Хотя в моей жизни такая традиционная форма была в течение короткого периода времени, моя первичная форма была другой, известная как Просто Навязчивая форма ОКР, или «Pure-O» (от англ. «Pure Obsessive»-чистая навязчивость). При такой форме навязчивость – спайк, но принуждение это больше психический, чем физический ритуал. Я не выполнял физических ритуалов, таких как навязчивая уборка или уклонение. Моим ритуалом была попытка «разгадать» спайк и заставить его уйти.

Мой первый спайк произошел, когда мне было 14. Я был на девятой ступени баскетбольной команды и был очень хорошим бомбардиром. Я правша. Один раз я заметил, что мой левый большой палец сгибается, когда я забиваю. Я всегда так делал, но когда я обратил на это внимание, я не мог выкинуть это из головы. Это было все, на чем я мог сосредотачиваться и мои броски в корзину шли к черту. Я не мог ничего поделать, и из-за меня наша команда проиграла наши первые 8 игр. В течение следующей половины сезона я прилагал сознательные усилия, чтобы держать мой левый большой палец, в то время как я забиваю. Это срабатывало. Я начал забивать так же, как я делал это раньше, и мы выиграли наши последние 9 игр. Я знаю, что хотя я был способен работать без этой проблемы, семя ОКР было посажено. Внезапно я стал понимать, насколько сильным и разрушительным может быть мой разум.

Следующий раз ОКР посетило меня где-то год спустя. Я отчетливо помню, как я, второкурсник, сидел на уроке биологии. Я всегда был хорошим студентом с небольшими проблемами, связанными с изучением нового материала. Внезапно я подумал, «Интересно, если я скажу себе, что я не могу понять то, что читаю, буду ли я способен понять это?» Конечно, не я не смог. Все, на чем я мог сфокусироваться – это была эта мысль в голове. Это было, как будто я читаю чистые страницы. Хотя это был второй спайк в моей жизни, он был первым, который действительно приносил вред и затрагивал мою жизнь. В баскетболе мне было достаточно просто физически приспособиться и проблема была решена. Но сейчас я был подавлен. Как я мог добиваться цели и даже выживать в мире, будучи неспособным что-нибудь прочесть? Этот спайк стал основой большинства моих спайков: самосаботажные мысли, которые что-то забирали от меня. Этот день мой мир официально изменился.

За следующий год или около того мой спайк, связанный с чтением, возникал несколько раз в день ежедневно. Как я мог быть веселым, когда я теперь я не способен читать. Я не был домоседом, но волею судьбы стало иначе. Подсознательно я думал: «Когда я говорю себе, я не могу читать, и я не могу, все нормально. Я могу продолжать быть забавным и веселым». Это работало, я стал намного более популярным среди друзей в моем классе. Реагируя таким образом на мой спайк, я придавал большее значение тому, чтобы быть забавным, а не чтению. Он так же был для меня источником уверенности. Каждый раз, будучи способным делать это, чтение переставало быть чем-то важным для меня, и я снова был способен читать! Хотя это было подсознательно и неумышленно, это умение справляться с трудностями так изменило мою жизнь, как спайк чтения, я только не понимал, почему намного позже.

Я сидел в баре с группой новых друзей, с которыми я познакомился в Государстве парней, семинаре для почетных студентов, изучающих правительство, когда возник мой следующий спайк. Я занимался обычными делами, будучи таким веселым, как только мог. Мы все пришли в бар после того, как поболтали о всяких глупостях. Со мной всегда все напивались вдрызг, рассказывая шутки и истории. Я присел передохнуть и посмотрел на стену. Сам не знаю, почему я подумал: «Интересно, если я скажу себе, что я не могу быть смешным, смогу ли я быть таким?». Внезапно я не смог. Это было, как будто кто-то еще вошел в мое тело, а я его покинул. Я помню, что все спрашивали у меня, все ли со мной в порядке, и так до конца недели, потому что я стал замкнутым, едва разговаривая со всеми. Это было впервые в жизни, когда я почувствовал, что такое настоящая депрессия. Было не смешно, она забрала у меня способность учиться и мою личность.

Сейчас я понимаю, что я был другим. Что я такого сделал, что заслужил такое? Я начал размышлять о своей жизни, стараясь понять, что я сделал не так. Я был высокомерным ребенком. Я думал, что я – это подарок Бога миру. Может, это был его способ уничтожить меня. Неважно, хотя со сколькими теориями я не сталкивался, насколько правильными они не были, ничего не менялось. У меня была сейчас новая реальность, и я застыл. Я так ужасно хотел, чтобы эти мысли пошли прочь. Я так тяжело старался силой выкинуть их из моего мозга, сосредоточиться на чем-нибудь еще. Это не работало. Одно открытие, которое я сделал в течение этого периода времени, было понимание того, почему эти самосаботажные спайки работали. Я не мог помнить, что я читал, потому что все мои мысли были о спайке чтения. Я сосредотачивался на нежелательной мысли больше, чем на материале. Я не мог быть веселым из-за той же причины. Поток случайных мыслей, что нужно быть веселым, был остановлен и заменен отдельной мыслью, а это принесло страх в мое тело. Я, наконец, понял, что это было фокусирование на проблеме, но это не помогло мне освободиться от этих самосаботажных нежелательных мыслей.

По иронии, мой следующий спайк был тоже связан с баскетболом. Это не был спайк, связанный с большим пальцем, это был более сильный и общий спайк. Я говорил себе, что если я не могу хорошо забивать, и я не мог. Человек, который однажды зарекомендовал себя как главный игрок колледжа, теперь ничего не стоил. Я был второкурсником и был просто предназначен для того, чтобы быть в команде колледжа. Внезапно я потерял свое лучшее оружие как игрока, свои броски, и все изменилось. Все удивлялись, что же произошло с моей игрой. Я знал, как я мог пресечь это в корне: я ушел. Я говорил каждому, что я хотел сконцентрироваться на своих оценках, но мы знаем правду. Опять мои спайки атаковали важную часть моей жизни и забрали ее у меня. По сегодняшний день люди подходят ко мне и спрашивают: «Вы были так хороши, забивая мячи в сетку, что случилось?».

Я был младшим в средней школе и следующие три года был во власти моих спайков чтения и веселья. Я был новым человеком, меня многие не знали. Однажды я снова подсознательно начал учить себя другому навыку. Я основательно закружился в потоке спайков. Когда у меня был спайк чтения, я пользовался возможностью быть веселым. Когда у меня был спайк веселья, я делал свою домашнюю работу. Это срабатывало и помогало мне выживать. Опять же, подсознательно, это срабатывало, потому что когда у меня был спайк чтения, я не беспокоился о том, что я веселый или мог быть им. Мой страх был сосредоточен на том, чтобы не быть способным читать. И наоборот. Когда у меня был спайк веселья, мой страх был сосредоточен на том, чтобы не быть способным веселиться, и способность читать не имела значения. Следовательно, я мог запомнить прочитанный материал. Хотя это срабатывало, я все еще был в депрессии, потому что моя жизнь диктовалась этими мыслями. То, кем я был в любой момент, зависело от того, какой спайк в моей голове. Для них я был рабом, но я изучил, что это работает лучше, чем то, когда я пытаюсь победить их.

Я был из тех, кто имел возможность получить стипендию Рональда Рейгана чтобы поступить в Колледж Эврика, его альма матер. Она давалась только 5 студентам страны каждый год. Присуждалась студентам, получившим широкое образование. Академики, спортсмены, студенческие общественные деятели – все играли некоторую роль. Я не говорил вам, но это был удар для меня, потому что важно было то, что я увидел моего нового себя, с неконтролируемыми мыслями, кружащими в голове. Прежде всего, это послужило мне источником уверенности. Я был очень горд, что мог достигнуть этого во время борьбы с моими спайками. Это было первое главное позитивное достижение, с тех пор как начались мои спайки. Впервые за долгое время я надеялся, что смогу что-нибудь сделать со своей жизнью, несмотря на спайки. Самая важная вещь, которую я понял – подсознательно я смог принять эти мысли как часть себя, потому что я мог достигать позитивного результата с ними. Как вы сможете увидеть, впереди у меня еще много черных дней, но это была та концепция, на которую я мог оглянуться и многому поучиться.

Первые 2 года колледжа были хорошими для меня. Как я говорил, я чувствовал себя уверенным в себе, будучи стипендиатом Рейгана. Я сохранял свои навыки и подсознательно развивал, наряду с новым: пьянством. Хотя, как вы можете представить, это случилось со мной позже, вместе с проблемами, выпивка давала мне новое оружие против моих мыслей. Я не выпивал ни капли алкоголя в средней школе. Я не знал, какой эффект он дает на мозг. Я изучил, что когда мои навыки не работали или когда у меня возникали стрессовые ситуации, я напивался и заставлял свои мысли уйти прочь. Как благополучно свидетельствовали мои сокурсники, я был страшно пьян. Я ввязывался в драки, оскорблял людей, и, что хуже всего, ездил пьяным. Но мне было все равно. У меня была проблема (мои самосаботажные мысли), которые меня беспокоили. И это действовало на них. Мне было все равно, если было 6 утра, если мне нужно посетить общественное собрание, а я пьян. Это называлось самолечением, и я знал, что делаю что-то неправильное каждый раз, когда напивался. В это время казалось, что это единственный путь избавиться от этих преследующих мыслей. Хотя я был пьяным половину времени, будучи первокурсником и второкурсником, я наслаждался этими годами. Мне становилось удобнее с моими спайками чтения и веселья, потому что я знал, как я могу спрятаться от них за бутылку, когда мне это нужно.

Мой мозг, должно быть, ощущал комфорт, когда у меня случались спайки, что в мой первый год послал мне маленький подарок: новый вид разрушающего спайка. Я сидел в классе и обратил внимание на то, что мой язык трется прямо напротив верхних зубов. Это немного отличалось от моих остальных спайков. Они не были спайком «скажи себе, что я не мог что-то делать и не могу», но производили одинаково разрушительные эффекты. Я не мог отвлечься от моего языка, который терся напротив зубов. Это было даже более разрушительно, потому что не имело значение, насколько я пьян, я всегда мог чувствовать свой язык, трущийся напротив зубов. Я стал более депрессивным, чем когда-либо. Каждый раз, когда я хотел побыть непосредственно самим собою, мой мозг нападал на меня другим, более мощным способом. Я стал пить больше, время от времени находясь на грани отравления алкоголем, начал курить, стал более одиноким. Впервые в жизни я был готов уйти: уйти из жизни. Я начал размышлять о самоубийстве и о том, как это сделать. Только по одной причине я не сделал этого: я был очень близок с родителями и знал, что бы это сделало с ними. Моей жизнью было 24 часа страха в день. Впервые я подумал о том, чтобы рассказать родителям о своих мыслях, но я не сделал этого, потому что подумал о том, что они начнут стыдиться меня или винить себя. Я корпел над собой, и над тем, что мне нужно, чтобы выживать каждый день. Я даже начал исследование нескольких вещей. Я изучал свои верхние зубы, чтобы объяснить свой самый последний спайк. Я пытался понять, останутся ли со мной спайки в случае амнезии. Я хотел стереть все из моего мозга и забыть, что я мог с собой сделать. Но такого не получилось. Я помню, я съезжал с дороги, в надежде что кто-нибудь столкнется со мной; не убьет меня, только достаточно повредит, чтобы у меня была амнезия. Это были самые черные дни, какие у меня только были.

Мои последние два года в колледже не были хорошими. Отходя от моих новых спайков, выпивка начала вовлекать меня. После повторных препирательств с братьями из моего братства, они исключили меня. Все препирательства случались, когда я был пьян. Так или иначе, я был способен продолжать получать выдающиеся оценки и раньше закончить половину семестра. 2 ночи до этого я шел домой, напивался и в сотый раз ездил. На сей раз я бросил два очка. Меня арестовали за вождение в нетрезвом состоянии. Когда меня вытащили из тюрьмы и отправили домой, я понял, что это нарушение стоило мне стипендии. Материально это не имело значения. Я бы так или иначе учился. Как вы знаете, я был очень горд этой стипендией, сейчас же мне запрещалась любая деятельность, связанная с этой программой в будущем. Я знал, что мне грозит катастрофа, и, наконец, это случилось. Но казалось что пьянство это единственный выход, который прогонит мои спайки. Я не думал, что я алкоголик, хотя мог понять, почему так считают другие. Я выпивал только тогда, когда мне нужно было выступить публично, и я не мог справиться с моими спайками сам. В остальное время я не пил. Цель у моего пьянства была одна: раздавить мысли. Но это тема для другого разговора.

Когда я вернулся домой, мое резюме все еще говорило о том, что я Стипендиат Рейгана с идеальным средним академическим баллом. Это давало надежду. Под стипендиатами Рейгана предполагалось юристы, политики и другие уважаемые профессионалы. Это пугало меня до такой степени, что выбило всю дурь из головы. Но тем временем, мои спайки разделились на, как я назвал это, Большую 3: чтения, веселья и зубной спайк. Любой из них мог сделать меня непригодным. Я снова жил дома и после штрафа за управление автомобилем в состоянии опьянения и не мог больше заливать алкоголем свои мысли. Я все еще пытался управлять собой с помощью утверждений «если у меня спайк чтения, тогда я могу быть веселым и т.д.», но это создало новую проблему. Мое резюме дало возможность пройти практику в ведущей бухгалтерской фирме в Луисвилле. Я надеялся произвести впечатление, сдать экзамен, чтобы стать квалифицированным бухгалтером и таким образом получить постоянную должность в фирме. Но если я не мог понять, что я читаю, то я не мог восполнить это, устанавливая свои порядки. Я был испуган. До этого в колледже я мог сам устанавливать свое расписание: когда я учился, когда общался и т.д., но сейчас мне нужно было суметь понять довольно сложный материал и чужой распорядок. И снова то, что в резюме было написано о стипендии Рейгана, мне не помогло. Я просил их о разрешении поработать в одиночестве. Я использовал офисы во время их отпуска. Это немного помогло, но не отвлекло меня, я знал, что все еще обречен. Посередине стажировки меня проинформировали, что мне не предложат постоянной должности. Сюрприз, сюрприз! Я знал наверняка, что после первого года работы я стану таким же, как и они, и они захотят сделать меня партнером. Это действительно смешно: после того, как они сказали мне об этом, я, наконец, смог расслабиться и начал работать лучше, чем остальные стажеры. Они говорили так: «Очень жаль, что вы не могли работать так раньше». Если бы они знали. Однажды я заметил, что когда я ни о чем не беспокоюсь, спайки перестают действовать. Когда я говорил себе, что не могу читать, но не волновался, я мог читать. Все еще подсознательно, но я начинал понимать эту систему. В это время я не мог найти смысл и просто смущался себя. Конечно, мои родители и друзья говорили мне, что это не моя вина. Я подыгрывал им таким образом, что они не были разочарованы.

Мне было 23 года. В течение следующего года я сменил несколько работ бухгалтером с похожим результатом. В течение этого периода у меня также развился новый спайк. Я говорил себе, что я мог понимать то, что кто-то говорит мне, и я не мог. Это было разрушительно, поскольку могло повлиять на мою профессиональную и социальную жизнь. Только представьте себе, как много времени я оскорблял тех, кто обращался ко мне и я не был в состоянии ответить из-за того, что не имел представления о том, что они сказали. Я был сосредоточен только на своем спайке. Как обычно, я только смотрел, кивал головой и, стыдясь, уходил. Я снова оказался на низшей точке. Я снова начал пить, обычно по выходным. Я лгал своим родителям и говорил, что только я не пью алкоголь в клубе. Или если пью, я никогда не сажусь за руль. И если быть честным, я обычно не садился за руль, но всегда выпивал. Каждую ночь я молил Бога забрать эти мысли. Я старался договориться с ним. Я бы сделал все, что он хочет, стал бы монахом или кем бы то ни было, если бы я мог проснуться следующим утром без воспоминаний о том, что я мог сделать с собой.

Зная, что не смогу выжить на рынке труда с этими мыслями, я нуждался в альтернативе. К счастью, для дополнительного заработка я подрабатывал тем, что косил траву. Я решил, что стоит законно создать компанию по заботе о лужайке и работать сам на себя полный рабочий день. Таким образом, большую часть времени я мог работать сам и контролировать свой график так, как я привык. Конечно, все были разочарованы. Как я говорил, стипендия Рейгана не предполагала, что обернется стрижкой травы. Но это не беспокоило меня. Я думал о выживании, а не об успехе. Я говорил им, что могу заработать больше денег, работая сам на себя, и что это нравится мне больше. Выяснилось, что для меня это лучшее решение. Я много думал о причине, по которой я был способен продолжать получать хорошие оценки и добиться успеха в некоторых аспектах моей жизни, когда я был способен сосредоточиться на чем-нибудь еще, кроме моих спайков. Одержимая часть меня могла быть направлена на достижение позитивных результатов. Я не знал, но я надеялся, что это правда большинства людей с ОКР. Сейчас у меня было то, где я мог применить свои усилия. Я создал компанию, быстро сделав ее рентабельной, успешно функционирующей. Я уделял внимание каждой детали, чтобы убедиться в том, что я делаю работу лучше, чем кто-нибудь еще. В это время мне было хорошо, потому что работа страстно захватывала меня и была источником уверенности. Я стал замечать то, что когда я уверен в достижении чего-либо, я мог намного лучше справляться со своими спайками. Они у меня были все еще часто, но мне легче стало их контролировать.

Последующие года моя уверенность в себе продолжала расти вместе с расширением и процветанием компании. Я стал настоящим трудоголиком. Пока я работал, я был способен облегчить свои саботажные мысли. Как только я заканчивал работу или делал перерыв, мои страдания возобновлялись, что было нехорошо для бизнеса, который был сезонным. В течение сезона (Апрель-Ноябрь) я чувствовал себя хорошо, но как только наступал «не сезон» я постепенно погружался в депрессию. Я терял свой источник уверенности в себе и мысли начинали одолевать меня снова. Когда сезон начинался, мне опять становилось лучше. Этот круг продолжался, и это приводило к фрустрации. Я начал замечать, что моя зависимость от работы помогает мне избегать моих мыслей. Я не хотел работать 12 часов в день, 7 дней в неделю, чтобы избегать своих спайков. Я осознал важность того, чтобы быть страстно чем-то увлеченным, но я не хотел быть зависимым от этого.

В течение этого периода у меня также появился новый спайк. Опять это был спайк, не похожий на «скажи себе, что ты не можешь делать что-то, и ты не сможешь это делать». Этот спайк был больше похож на зубной. Один раз, когда я бегал трусцой, я почувствовал, что мой большой правый палец ноги хрустнул. Внезапно я почувствовал хруст при каждом шаге. Это застряло у меня в голове. Когда я не думал об этом, я не мог чувствовать хруст, но как только вспоминал, я мог чувствовать хруст при каждом шаге. Это сводило меня с ума. Я не мог сконцентрироваться на чем-нибудь еще.

Ранее я упоминал, что хотя моя первоначальная форма ОКР была «Чистое О», без физических ритуалов, но у меня был в жизни период, когда у меня была традиционная форма. Это было также во время этого периода. Первый ритуал, который я выполнил, было полоскание рта после чистки зубов. 3 всегда было моим любимым числом, и я убедил себя, что если я прополощу свой рот три раза, мои мысли не будут беспокоить меня так сильно на следующий день. Сначала это работало, потому что я верил в то, что это работает. Но если после третьего полоскания я не чувствовал себя хорошо, то мне нужно было полоскать 6 раз, в общей сложности 9 раз. Последнее полоскание должно было быть кратным 3. Если после третьего или девятого полоскания я не чувствовал себя хорошо, я вынужден был делать 27 полосканий и так далее. Я вспоминаю, что стоя над умывальником я думал: «Это смешно», но я не мог остановиться. Облегчение на следующий день было более важно. Как вы можете себе представить, иногда я проводил часы, занимаясь полосканием рта после чистки зубов. Мой второй ритуал имел отношения к запиранию замка в двери. Каждый раз, когда я запирал дверь, я вынужден был запирать ее 3 раза. И снова, если после третьего замыкания двери я не чувствовал себя хорошо, я вынужден был делать это 9 раз, потом 27, потом 81…Я помню, члены семьи и друзья смотрели на меня как на сумасшедшего. Я говорил им, что провожу эксперимент и расскажу о нем позже. Третий и последний физический ритуал, который я выполнял, был связан с тем, что я разворачивался возле уличного знака. Этим я имел обыкновение избегать спайка «треск пальца ноги» до того, как совершить пробежку. Я убедил себя в том, что если я развернусь возле уличного знака в конце моей улицы 3 раза, хруст пальца ноги не произойдет, когда я буду бегать. Но снова, после третьего разворота я должен был почувствовать себя «хорошо», или после 9-27-81…разворота. Хотя люди, ехавшие за рулем, с интересом смотрели, что, черт возьми, я делаю, я вынужден был каждый раз закончить ритуал. Эти три ритуала начали вторгаться в мою жизнь. Они затягивали меня и я вынужден был часами выполнять их каждый день. Я выполнял ритуалы в течение 6 месяцев. Один раз я проснулся и решил, что я лучше буду жить со своими спайками, чем тратить все дни на выполнение ритуалами. Что подтолкнуло меня к тому, чтобы начать управлять своими мыслями, если вся моя жизнь тратилась на выполнение этих глупостей? Это был последний раз, когда я выполнил физические ритуалы. Сейчас я вспоминаю этот период как благословение. Я понял, как это чувствовать себя таким образом, когда не имеет значения, насколько смешно выглядят физические ритуалы и ты вынужден выполнять их в любом случае. Это помогло мне хорошо понять традиционную форму ОКР.

Мне 26 лет и учитывая все обстоятельства, все у меня хорошо. Моя уверенность в себе все еще растет, в большей степени из-за моей компании по уходу за газонами. Я все еще сражаюсь со своими пятью спайками (чтения, слушания, смеха, зубной и связанный с пальцем ноги) каждый день. Много работая, я справлялся со своими спайкам. Потом самое худшее и самое случилось со мной. Я встретил девушку, которую полюбил. До этого случая я умышленно выбирал девушек, которые мне нравились, но которых я не любил. Также я выбирал девушек, которые все время посвящали работе и были очень независимыми, таким образом, я мог делать все что нужно, когда необходимо было справиться со своими спайками. Это была тактика выживания и она работала. Ничего не имею против моих бывших, они были прекрасными людьми, которые заслуживали лучшего, чем я мог предложить. Но мне самому было лучше, когда я был с кем-то, не нуждающимся в моей заботе. Мне требовалось много сил, чтобы быть «нормальным», и я не смог бы справиться с дополнительным внешним давлением. У меня было все, чтобы я мог справиться со своим мозгом. Я был представлен этой девушке и почувствовал любовь впервые в своей жизни. С одной стороны, я был очень счастлив, с другой стороны – очень обеспокоен. Я знал, что когда она узнает о том, что я делаю с собой со своими мыслями, она уйдет. Первые несколько месяцев я держался. Я выпивал перед тем, как идти на свидание, таким образом, я мог быть веселым. Чем дольше продолжались наши отношения, тем больше я понимал, что я нашел девушку для себя. Когда сезон подошел к концу, я был раздавлен. Я все время плакал. Я прекратил на неделю встречаться со своей девушкой, потому что мне нужно было понять, что я собираюсь делать. Это было даже хуже, чем раньше, потому что теперь у меня было то, что я хотел. Наконец, после 13 лет прятанья от того, что творилось в моей голове, я впервые рассказал об этом своим родителям. Они не стыдились и не осуждали. Они были расстроены только из-за того, что я не рассказал им об этом раньше. Они сказали мне, что мне нужно с кем-нибудь увидеться. Хотя я не верил, что кто-нибудь может помочь мне, я согласился. Мне часто становится интересно, какая была бы у меня жизнь, если бы я рассказал им об этом, когда это впервые началось. Сколько боли я мог избежать? Я верю, что была причина для этого. Мне предназначалось прожить такую жизнь, чтобы я потом мог помочь людям с ОКР.

Я почувствовал, как покинуло меня тяжкое бремя и ощущение облегчения, когда я сломал тишину этих 13 лет. Это не решило моих душевных проблем, но, наконец, я мог поговорить с кем-нибудь об этом. Я также рассказал своей девушке. Она, которая сейчас моя жена уже 6 лет, также поняла меня. Сначала мои родители стали немного излишне опекать меня, как и все родители. Но большей частью, то, что я открыл свою тайну, было лучшее решение, которое я принял в жизни. Это помогло мне получить просвещение и информацию об ОКР вместо неведения и безнадежности. У меня все еще длинный путь, который необходимо пройти, но, по крайней мере, это путь наконец начался.

Весь следующий год я увидел, наверное, 6 или 7 докторов и консультантов. Они все поставили мне диагноз ОКР. Я изучил, что такое ОКР и прочитал несколько книг по этой теме. Хотя эти профессионалы и книги дали мне много информации, они не помогли мне избавиться от этих мыслей. Одна ценная вещь, которую я осознал, было то, что я не один человек в мире, который думает так же, как я. Таких людей как я – миллионы. Знание того, что я был не один, как я думал раньше, давало мне дополнительное облегчение. Несколько докторов прописали мне антидепрессанты. Кажется, они вообще мне не помогли. Позже я опишу, что от них мне стало хуже. В течение года у меня развился другой спайк. Я говорил себе, что я не мог смеяться, и я не мог это сделать. Я не понимал, что вообще делать со своим смехом или насколько это вошло в мою жизнь, пока я не убрал это из себя. Это привело к еще более черным дням, пьянству и моему второму штрафу за вождение в нетрезвом состоянии. Хотя я продолжал время от времени посещать врачей, ничего из того, что они говорили мне, не помогало мне избавиться от моих спайков, особенно от последнего.

В следующем году мы с моей девушкой поженились и купили дом. Мне было страшно делать и то, и другое из-за натиска того, что это могло бы повлечь за собой, но я отреагировал не так, как думал. Сейчас я понимал, что несу ответственность за другого человека, который зависел от меня. Я не собирался позволять ОКР захватить наш дом. Это было то, на чем я мог сосредоточиться, кроме моих мыслей и работы. Это давало равновесие, к котором я нуждался. Был 1999 год и это был год большого достижения для меня. Прорыв случился, когда я съезжал с Грин Валлей Роад. Я помню это как вчера. В этот момент я решил, что даже если со мной случается спайк, я могу контролировать мою физическую реакцию на него. Вместо того чтобы сосредотачиваться и пытаться избавиться от спайка, я впервые сознательно сосредотачиваюсь на своей реакции на него. Это было мое сознательное вступление к универсальной правде об ОКР, о которой мы поговорим в следующей главе. Обычно когда у меня спайк, я психологически и физически «замораживаюсь» и сопротивляюсь. Сейчас я говорю себе «когда у меня спайк, хорошо, но я не позволю им забрать мою энергию». Я специфически использовал слово энергия. Таким образом, я осознал, что я могу контролировать свою физическую реакцию на спайк. Я пообещал себе, что независимо от того, когда или какой спайк охватывает меня, я не позволю ему влиять на меня физически. Я стал активным и энергичным. Это изменило мою жизнь. Наконец, у меня был некоторый контроль над своей жизнью. Не над спайками – но над моей реакцией на них.

Этот год был лучшим в моей жизни. Каждый день я просыпался, с радостью смотря в будущее. Я так много потерял из-за того, что боялся удара спайка, но мне больше не было страшно. Это было как утопия. Меня все интересовало и приносило удовольствие. Я все еще наслаждался работой, но мне было хорошо и так. Это было, как будто я был в худшей тюрьме в течение 14 лет и, наконец, вышел.

Мое первое испытание произошло в межсезонье 1999-2000 гг. Я, конечно, с нетерпением ждал сезона, когда все начинают стричь лужайки. Когда он наступил, я уже был способен полностью наслаждаться собой без работы. Все становилось лучше – мои отношения с женой, семьей и друзьями, все процветало. У меня все также были спайки каждый день, я продолжал сосредотачиваться на физической реакции на них. Все было хорошо.

В январе 2000 я решил, что если я сейчас чувствую себя хорошо, то это как раз удачное время снова попробовать принимать антидепрессанты, чтобы было еще лучше. Может быть, если бы я принимал их достаточное долгое время, они бы помогли навсегда избавиться от спайков. Через два дня после того, как я начал принимать их, все случилось наоборот – мне стало гораздо хуже. Перед тем как продолжить, я должен сказать, что с моей стороны было бы безответственно говорить, что антидепрессанты или другие лекарства для лечения ОКР и других психических расстройств – плохая идея. Я не знаю. Как вы знаете, я не доктор. Если вы сейчас принимаете антидепрессанты, не прекращайте их прием без консультации с вашим доктором. Сейчас я всего лишь делюсь своим собственным опытом и тем, как они повлияли на меня. Как я сказал, после того как я начал их принимать, мои спайки начали овладевать мною. Я больше не мог контролировать свою реакцию на них. Доктора говорили, что я должен продолжать принимать их, и что результат будет действительно заметен через 3 месяца. Мне было так плохо, как никогда не было до этого. Сейчас у меня были обязанности, и я не мог соответствовать им, когда я не могу читать или понимать английский. Если я смотрел телевизор, я думал: «Я не смог работать на телевидении, потому что я не могу понять ничего, письменно или устно». Если я смотрел на ковер, я думал: «Я не смог бы сшить ковер, потому что я не могу ничего понять». Я не мог понимать ничего написанного и ничего сказанного кем-либо мне. Я каждый день просыпался, шел в гостиную, укрывался одеялом, скручивался и спал дальше. Только во время сна мне было хорошо. Доктора начали выписывать противотревожные препараты, такие как Валеум и Ксанакс. Они приносили временное облегчение, но однажды просто перестали действовать и наступил ад. Я больше не хотел жить. Я считал, что это препараты так действовали на меня, но я думаю, что никогда не смогу забыть, что я был способен сделать с собой в тот период. Наконец, меня поместили в психиатрическую больницу. Там доктор также сказал мне, что эти препараты нужно принимать в течение 3 месяцев. Мне сказали, что обычно становится хуже перед тем, как лекарство подействует и станет лучше. Я не знал, сколько «хуже» мне еще терпеть. Я пробыл тут в течение 2 недель. Я мог немного расслабиться в больнице, потому что я знал, что тут у меня нет никаких обязанностей. Не нужно было оплачивать счета, ничего не нужно было. Здесь меня не так сильно беспокоили спайки, потому что тут никому не было дела до того, могу ли я читать или понимать что-нибудь. Но я все еще был напуган перспективой возвращения домой. Ад, в котором я жил, начался снова. Оплата счетов приносила так много беспокойства, я собрался прекратить это. Я начал нарушать прием антидепрессантов, которые были выписаны мне. Все, что я мог сделать, это убегать от оков моего нынешнего мира. Был март и начинался сезон. Я думал, что это хорошая новость. Я надеялся, что это поможет мне избавиться от хандры, охватившей меня. Но не в этот раз. Тревога продолжалась, и я едва мог работать. И только одно давало мне надежду. Я считал дни, когда я мог сказать, что я пропил курс лекарств и перестану их принимать. 3-месячный период закончился в 2 апреля 2000 года. В этот день я не принял лекарство, на следующий тоже, и чувствовал себя хорошо. Теперь я смог сосредоточиться. И мое «открытие» снова работало. Я поистине был изумлен тем, как один день может все изменить.

Хотя те 3 месяца, безусловно, были самыми худшими в моей жизни, я вспоминаю их с благословением. Во-первых, мне нужно было знать, помогут ли антидепрессанты мне бороться со своими мыслями, если я буду принимать их в течение рекомендованного периода. Во-вторых, я гордился собой, что я мог выдержать тот период, не уйдя из жизни и не покинув компанию при самой худшей форме ОКР. Это также дало мне новый ориентир. Какими трудными не были мои времена, они несравнимы по тяжести с тем опытом. Самое важное то, что именно в то время я нашел доктора, о котором говорил ранее, который действительно понимал ОКР. Первый раз в жизни я разговаривал с тем, кто по-настоящему чувствовал, что происходит у меня в голове. Он выразил словами то, что у меня было, сначала подсознательно, потом сознательно. Его зовут Доктор Стивен Филипсон, его веб-сайт ocdonline.com. Я бы очень рекомендовал посетить его сайт или пообщаться с ним лично. Он не живет в Нью-Йорке, но проводит консультации в телефонном режиме. То, что он сказал мне, объясняло, почему мой «прорыв», о который я совершил в 1999, работал. Он устно дополнил то, что я называю универсальной правдой об ОКР.