С

С

САМОАКТУАЛИЗАЦИЯ

В наши дни психологическая терминология широко внедрилась в повседневную лексику. Даже не очень эрудированный обыватель вместо беспокойства говорит о стрессе, плохое настроение именует депрессией, а крайнюю степень обескураженности спешит выразить клинической формулой: «Я в шоке!» При этом он даже не отдает себе отчета, насколько неадекватно использует специальные термины.

Увы, нечто подобное можно с сожалением наблюдать даже в среде профессионалов. Отчасти виной тому многозначность некоторых психологических понятий, отсутствие четких дефиниций и трактовок. Нередко разные специалисты не могут прийти к взаимопониманию, поскольку в одни и те же слова вкладывают разный смысл.

Особенно в этом отношении «везет» популярным терминам, вошедшим в моду вместе с соответствующими теориями. Так, по мнению многих, эдиповым комплексом можно «страдать», забывание объясняется преимущественно вытеснением, да и вообще под психоанализом понимается едва ли не всякий анализ поведения, чужого и собственного (в результате «психоаналитиков» за несколько лет стало больше, чем сантехников).

В последние годы одним из таких модных (как в профессиональном сообществе, так и за его пределами) словечек стало одно из центральных понятий гуманистической психологии – самоактуализация. Психологические словари трактуют этот термин весьма расплывчато (что, впрочем, вообще характерно для терминов гуманистической психологии). И индивидуальные трактовки, даже среди профессионалов, возникают неоднозначные. Одна из них, весьма популярная, подразумевает, что самоактуализироваться означает просто-напросто стать самим собой. Для этого, разумеется, необходимо понять, кто же ты есть на самом деле, освободиться от предрассудков, иллюзий и комплексов. Потом остается только сказать: «Вот таков я! Принимайте меня таким, каков я есть. Кому не нравится, я не виноват». В итоге самоактуализирующейся личностью начинает считать себя любой безответственный Нарцисс с дурными манерами, который не только не стремится преодолеть свои очевидные недостатки, но и начинает гордиться ими, так как якобы получил этому научное обоснование. Автор сборника психотерапевтических анекдотов иронизирует по этому поводу: «На ближайшей сессии начните почесываться, рыгать и сплевывать на пол. Настоящий психолог-гуманист воспримет эти спонтанные проявления как явные свидетельства вашего личностного роста».

Разумеется, настоящий психолог гуманистической ориентации воспримет нарисованную картину как пародию, в которой гиперболизация одних аспектов и недооценка других привели к грубому искажению самой идеи самоактуализации. Поэтому, дабы не впадать в такой карикатурный дилетантизм, необходимо разобраться, в чем же состоит суть этой идеи.

Д.А.Леонтьев, которого по праву можно отнести к представителям гуманистического направления отечественной психологии, так определяет это понятие: «Самоактуализация – процесс развертывания и созревания изначально заложенных в организме и личности задатков, потенций, возможностей». И далее он цитирует А.Маслоу, которому принадлежит наиболее подробная и популярная теория самоактуализации: «Разные авторы называют ее по-разному: самоактуализация, самореализация, интеграция, психическое здоровье, индивидуализация, автономия, креативность, продуктивность, – но все они согласны в том, что все это синонимы реализации потенций индивида, становление человека в полном смысле этого слова, становление тем, чем он может стать».

Но тут возникает серьезный вопрос: если в некоем конкретном человеке заложены низменные влечения, порочные и даже преступные наклонности, то во что же, не приведи Господь, выльется его самоактуализация?! Здесь мы сталкиваемся с принципиальным моментом гуманистической теории, согласно которой ничто порочное и низменное в человеке изначально не заложено, а потому естественным образом развернуто быть не может. Наоборот, природа человека изначально позитивна (в некоторых трактовках – по крайней мере нейтральна), и любые деструктивные тенденции возникают вследствие деформаций естественного развития. Ответственность за такие деформации несет общество, которое искусственными условностями и ограничениями, а то и прямыми репрессиями подавляет и искажает подлинные проявления человеческого естества… В этом принципиальное отличие гуманистической теории от психоанализа. По Фрейду, если дать людям полную волю, они примутся насиловать друг друга, и только социальные ограничения сдерживают деструктивную человеческую природу.

Проблема состоит в том, что ни одна из противоположных точек зрения не может быть обоснована научными методами. Неудивительно, что и упреки в адрес диаметрально разнящихся подходов во многом схожи: и фрейдистская, и гуманистическая доктрины многими исследователями объявляются ненаучными. Поскольку их постулаты невозможно исследовать и доказать, они могут выступать лишь предметом веры, а это уже иная духовная сфера, отнюдь не наука. Тут невольно вспоминается упрек, высказанный однажды в адрес теории Леопольда Сонди: «Это не наука, это идеология». На что ученый возразил: «Горе науке, которая не стремится стать идеологией!» Не вдаваясь в бесперспективную дискуссию по данному вопросу, хочется лишь добавить: горе идеологии, которая выдает себя за науку.

Существует, правда, еще бихевиористский подход, вовсе отрицающий врожденные задатки: все личностные образования расцениваются как привнесенные извне. Соответственно воспитание сводится к поощрению позитивных реакций и подавлению негативных. И еще ни в какую доктрину не оформился родственный подход, который признавал бы наличие в человеке разнонаправленных тенденций: человек по природе своей не ангел и не животное, он изначально несет в себе и то и другое, и в зависимости от того, что будет подавляться, а что – поощряться, и возобладает соответствующая тенденция. Может быть, в оформлении такого подхода и состоит будущее психологической мысли? Время покажет. Ясно лишь, что, если такой подход возобладает, само понятие самоактуализации выйдет из моды. Но до этого пока далеко. Хотя гуманистическая психология в качестве «третьей силы» в мировой психологической науке реально сошла на нет, ее идеологический пафос продолжает окрашивать идеи многих современных психологов, а плодов ее практического применения (в частности, свободного воспитания, политкорректности и т. п.) еще недостаточно, чтобы ее окончательно дискредитировать.

Сама по себе идея самоактуализации высказывалась задолго до оформления гуманистической психологии в реальную «третью силу». Ее истоки можно найти в работах Адлера, Юнга, Хорни и даже Маркса. Идея реализации заложенного в человеке потенциала звучит и у С.Л. Рубинштейна. Впервые идея самоактуализации получила концептуальное оформление в работах Курта Гольдштейна (его имя у нас малоизвестно, хоть он и считается идейным предтечей сразу нескольких научных школ, в частности гештальтпсихологии). Гольдштейн выступал, с одной стороны, против господствовавшего в современной ему биологии и психологии принципа гомеостаза, редукции напряжения как основной движущей силы поведения, а с другой стороны, против элементаристского подхода к целостному живому организму (этот принцип целостности и подхватили гештальтисты). Организмом, согласно Гольдштейну, движет тенденция максимально полно актуализировать заложенные в нем возможности, способности, свою «природу». Гольдштейн противопоставлял идею самоактуализации как единственной потребности живого организма постулированию многих частных «так называемых потребностей». Он связывал осуществление заложенной в индивиде тенденции к актуализации с неизбежным конфликтом с силами внешнего окружения. Нормальный и здоровый организм, актуализируясь, преодолевает препятствия, порождаемые столкновением с миром. Позднее Гольдштейн переместил акценты с биологической актуализации на сущностную реализацию человека. Невозможность самореализации предстает одновременно как причина и как главное следствие душевных недугов.

Много общего с идеями Гольдштейна содержится в концепции «стремления к актуализации» Карла Роджерса. Под стремлением к актуализации Роджерс понимает свойственную всем живым организмам направленность – «стремление к росту, развитию, созреванию, тенденцию проявлять и активизировать все способности организма в той мере, в какой эта активизация способствует развитию организма или личности (self)».

Для Абрахама Маслоу идея самоактуализации выступила краеугольным камнем не только теории личности, но и целой философско-мировоззренческой системы. Теория Маслоу началась с эмпирического обобщения и выделения особого типа людей – самоактуализирующихся личностей, которые, по его оценке, составляют всего около 1 % населения и представляют собой образец психологически здоровых и максимально выражающих человеческую сущность людей. (Правда, поставив перед собой задачу привести конкретные примеры, Маслоу не смог насчитать свыше четырех дюжин персон, более или менее отвечающих его критериям.) Маслоу, однако, признавал наличие стремления к самоактуализации у большинства (а возможно, и у всех) людей, более того – наличие у большинства людей способности самоактуализироваться, хотя бы в принципе. Неутешительная реальность объясняется отчасти тем, что многие люди не осознают своего потенциала и не понимают пользы самоусовершенствования. К тому же социальное и культурное окружение часто подавляет тенденцию к актуализации определенными нормами по отношению к какой-то части населения (примером могут служить культурные, а по сути своей искусственные стереотипы мужественности и женственности). Исходя из этого, актуализация высших потенциалов в общей массе возможна только при «хороших условиях». Или, более того, людям нужно «способствующее» общество, в котором можно раскрыть свой человеческий потенциал наиболее полно. По мнению Маслоу, ни одно общество в истории человечества не предоставляло максимальной возможности для самоактуализации всех его членов. Соответственно, необходимы глобальные культурные и политические трансформации, а это, честно говоря, уже сильно напоминает очередную социальную утопию.

Критика в адрес понятия и теории самоактуализации, прежде всего в ее наиболее развитой форме – в теории Маслоу, была постоянной и обильной. Основные критические замечания сводятся к следующим: 1) исследование самоактуализирующихся личностей, выполненное Маслоу, не отвечает критериям научной достоверности; 2) критерии выбора этих людей субъективны и связаны с системой ценностей самого автора; 3) самоактуализация в понимании Маслоу является не единственным механизмом развития и самоосуществления личности, что обнаруживается, в частности, в сравнительно-культурных исследованиях; 4) концепция самоактуализации в соответствии с выделенными Маслоу критериями рисует образ эгоцентричной личности, не учитывая моменты социальных взаимодействий; 5) самоактуализация не может выступать как конечная цель развития, она достигается как побочный продукт сознательной ориентации на что-то иное; 6) не все потенции, заложенные в человеке от рождения, могут и должны быть реализованы, развитие предполагает выбор, какие потенции реализовывать, а какие нет; 7) концепция самоактуализации не позволяет объяснить конфликты и кризисы в индивидуальном развитии… Впрочем, этот длинный список можно продолжать еще долго. Давайте просто отдавать себе отчет, что, воспевая самоактуализацию, мы солидаризируемся с отнюдь не однозначной и не бесспорной концепцией – не столько психологической, сколько мировоззренческой. Хотя о том, что позитивное мировоззрение лучше негативного, спору нет.

САМОНАБЛЮДЕНИЕ – метод самопознания, при котором объектом наблюдения являются состояния и действия самого наблюдающего человека. Самонаблюдение – субъективный процесс, опосредованный индивидуально-психологическими особенностями наблюдающего, в первую очередь – его самооценкой. Это накладывает существенные ограничения на достоверность подобного наблюдения. Самонаблюдение никогда не ограничивается констатацией того или иного ощущения или переживания; его результаты окрашены эмоциональной оценкой. В процессе самонаблюдения человек стремится не только отметить некоторый факт, но и дать ему соответствующее объяснение. В качестве такого объяснения человек бессознательно избирает наиболее приемлемое для себя, не позволяющее поколебать сложившуюся самооценку. При этом срабатывают своеобразные механизмы психологической защиты, когда человек старается оградить себя от неприятных переживаний и склоняется к благоприятному толкованию своих побуждений и поступков.

Методическая проблема, которую ставит самонаблюдение перед психологией, состоит в том, в какой функции и форме его можно использовать в практике психологического исследования, сохраняя за последним объективный научный характер.

Проблема самонаблюдения имела длительную историю в философии, прежде чем она стала предметом обсуждения в экспериментальной психологии. В концепции «аналитической интроспекции» В.Вундта и особенно его ученика Э.Титченера собственно самонаблюдение как наблюдение, осуществляемое в условиях психологического эксперимента и удовлетворяющее основным принципам научного метода, было противопоставлено «внутреннему восприятию», протекающему в естественных условиях. С другой стороны, самонаблюдению, проходящему при «наивной», обыденной установке наблюдателя, противопоставлялось наблюдение при особой аналитической установке, позволяющей непосредственно постигать психологическую реальность. При этом психологически реальным признавалось только то, что могло быть описано в терминах основных элементов сознания – ощущений, представлений, чувств и их атрибутов – интенсивности, длительности во времени и протяженности в пространстве. Все, что не укладывалось в эту жесткую схему, должно было устраняться из интроспективного описания как «ошибка стимула».

Коренному пересмотру положения «аналитической интроспекции» подверглись в гештальтпсихологии, согласно которой целое не складывается из суммы элементов. Поэтому представилось необходимым заменить расчленяющую «аналитическую» установку на естественную, «феноменологическую», предполагающую свободное и непредвзятое описание характера переживаемых во всей полноте и конкретности способов, которыми оно обнаруживает себя наблюдателю.

В целом самонаблюдение нельзя признать самостоятельным методом психологии; оно лишь поставляет исследователю эмпирический материал, в котором объект изучения представлен в требующей специального истолкования форме.

Как средство самопознания самонаблюдение оказывается весьма полезным, если приняты во внимание неизбежные ограничения, которые наложены субъективным характером этого процесса. Рациональные и полезные выводы на основе самонаблюдения возможны тогда, когда оно совмещается с трезвым и осознанным самоанализом. Для достижения большей объективности последнего необходимы знания о психологических закономерностях становления и функционирования личности.

САМООПРЕДЕЛЕНИЕ

Один из серьезных недостатков психологии, который, по мнению многих, не позволяет ей претендовать на статус серьезной науки, – многозначность и расплывчатость ее основных категорий. Любое психологическое понятие – личность, сознание, интеллект и др. – имеет десятки, если не сотни определений, весьма различающихся между собой, а порой и категорически несовместимых. Правильнее сказать, что в психологии существуют не категории, а проблемы, которые в истории развития науки получают разную трактовку, в частности терминологическую.

Проблема самоопределения стара как мир. Девизом философских и психологических исканий человечества многие называют речение, которое, по преданию, древние греки высекли на стенах знаменитого храма в Дельфах: «Познай себя». А для чего стремится человек к самопознанию? Чтобы понять, кто он такой, то есть чтобы самоопределиться. По сути дела, труды всех мыслителей древности и современности так или иначе затрагивают эту проблему, хотя само понятие самоопределения встречается лишь у некоторых авторов. Традиционно данная проблема рассматривалась в терминах самосознания, и эта традиция по сей день прослеживается в отечественной психологии. Она восходит к суждению Канта (хотя ее истоки, вероятно, можно проследить и глубже): «Сознание моего собственного наличного бытия есть одновременно непосредственное осознание бытия других вещей, находящихся вне меня». Таким образом, самосознание – это переживание целостности и специфичности своего Я, наделенного собственными мыслями, чувствами и желаниями и существующего в окружении внешнего мира, но в то же время отдельно от него. Непосредственно о самоопределении рассуждал предшественник экзистенциализма Кьеркегор, а также представители современного экзистенциализма – Ясперс, Хайдеггер и Сартр. Однако их идеи оказали лишь некоторое влияние на довольно узкий круг психологов. Современные отечественные авторы, освещая данную проблему, предпочитают говорить именно о самосознании.

Среди множества психологических словарей, изданных в последние годы, наиболее авторитетными следует признать «Краткий психологический словарь» под редакцией академиков Петровского и Ярошевского и «Психологический словарь» под редакцией Зинченко и Мещерякова (также расширенное издание словаря 1983 г.). Первый трактует самоопределение довольно узко и конкретно – как «сознательный акт выявления и утверждения собственной позиции в проблемных ситуациях». Собственно, вся статья, посвященная данному понятию, состоит из этой дефиниции и еще одной фразы: «Особыми формами самоопределения личности являются самоопределение личности в группе и профессиональное самоопределение». Во втором словаре, в котором имеется статья о самосознании, о самоопределении не упоминается вовсе. А вот в «Российской педагогической энциклопедии», которая содержит изрядный психологический раздел, имеется довольно пространная статья о самоопределении. «Самоопределение – центральный механизм становления личностной зрелости, состоящий в осознанном выборе человеком своего места в системе социальных отношений. Появление потребности в самоопределении свидетельствует о достижении личностью довольно высокого уровня развития, для которого характерно стремление занять собственную, достаточно независимую позицию в структуре информационных, идеологических, профессиональных, эмоциональных и прочих связей с другими людьми». Данная дефиниция, хоть и по-энциклопедически емкая, наверное, тоже не безупречна.

Если речь идет не о внутригрупповом или профессиональном самоопределении, а о личностном самоопределении в широком смысле, то этот вопрос обычно рассматривается в терминах становления самосознания. Здесь дефиниции различаются непринципиально, во многом пересекаются и дополняют друг друга. Сравним: «одно из проявлений сознания как выделение себя (Я) из объективного мира («не Я»); осознание, оценка человеком себя, своего места в мире, своих интересов, знаний, переживаний поведения и т. д.» (К.К. Платонов); «осознание себя как некоей устойчивой, более или менее определенной единицы, которая сохраняется независимо от меняющихся ситуаций (сознание своей идентичности)» (И.С. Кон).

Последнее определение интересно в связи с тем, что в нем, наверное, впервые в отечественной науке (процитирована работа 1967 г.) упомянуто понятие идентичности, лишь недавно получившее у нас широкое распространение, хотя по сей день далеко не всем понятное. Дело в том, что привычное понимание идентичности вполне соответствует у нас определению из наспех переведенной с немецкого философской энциклопедии: «тождественность, одинаковость, полное совпадение чего-нибудь с чем-нибудь». В психологии же понятие идентичности имеет особый смысл, который ему придал Э.Эриксон. При этом он, по его словам, опирался на представление Фрейда, который действительно употребил понятие «идентичность», но всего лишь однажды, причем в публичном выступлении, весьма далеком по содержанию от психологической проблематики (в качестве почетного гостя на конгрессе Всемирной еврейской ассоциации Фрейд упомянул о своей национальной идентичности). Ч.Райкрофт в своем «Критическом словаре психоанализа» так определяет представление Эриксона об идентичности: «чувство непрерывности своего бытия как сущности, отличной от всех других». Небезынтересно, что в последующих строках этот автор не без некоторой неуверенности утверждает: «Чувство идентичности, вероятно, является синонимом самосознания, и его можно рассматривать как субъективный эквивалент эго». И далее: «Неясно, является ли поиск идентичности, которым озабочены многие американские авторы, поиском роли или поиском углубленного самосознания». Определение, которое приводит в своем «Психоаналитическом глоссарии» наш соотечественник В.И. Овчаренко, похоже, немного проясняет ситуацию и невольно заставляет возвратиться к привычной терминологии: «понятие, обозначающее чувство обретения, адекватности и стабильного владения личностью собственным Я независимо от изменения Я и ситуации». Перекличка с дефинициями самосознания и самоопределения налицо!

Нельзя не упомянуть и еще один терминологический оборот. Уже упоминавшийся «Краткий психологический словарь», трактующий самоопределение несколько односторонне, от определения самосознания и вовсе уходит, давая ссылку на другое понятие – «Я-концепция». Раскрывается оно так: «относительно устойчивая, в большей или меньшей степени осознанная, переживаемая как неповторимая система представлений индивида о самом себе, на основе которой он строит свое взаимодействие с другими людьми и относится к себе». Хотя данное понятие, наряду с идентичностью, в последние годы глубоко укоренилось в отечественной психологической терминологии, для непредвзятого взгляда очевидно, что им описывается то же самое явление, трактовки которого изложены выше. «Я-концепция» – это перевод-калька. Если отбросить склонность российских психологов к попугайским заимствованиям и терминологическому позерству, становится ясно, что self-concept – это и есть самосознание.

По сути дела, самоопределение – это поиск человеком ответа и сам ответ на вопрос: «Кто я такой?» Самоопределение может быть внутригрупповое – обретение и осознание своей роли в кругу людей, профессиональное – поиск и нахождение своего места в системе человеческих занятий, половое – осознание себя как представителя того или другого пола, национальное – отождествление себя с собственным народом в отличие от прочих и т. д. В целом его можно определить как поиск и обретение человеком своего места в мире – поиск мучительный, нередко безуспешный. Может быть, психология, по большому счету, для того и существует, чтобы облегчить этот поиск.

САМООЦЕНКА – элемент самосознания, характеризующийся эмоционально насыщенными оценками самого себя как личности, собственных способностей, нравственных качеств и поступков; важный регулятор поведения. Самооценка определяет взаимоотношения человека с окружающими, его критичность, требовательность к себе, отношение к успехам и неудачам. Тем самым самооценка влияет на эффективность деятельности человека и развитие его личности. Самооценка тесно связана с уровнем притязаний, целей, которые человек перед собой ставит. Адекватная самооценка позволяет человеку правильно соотносить свои силы с задачами разной трудности и с требованиями окружающих. Неадекватная (завышенная или заниженная) самооценка деформирует внутренний мир личности, искажает ее мотивационную и эмоционально волевую сферы и тем самым препятствует гармоничному развитию.

Самооценка складывается, во-первых, под влиянием тех оценок, которые дают человеку другие люди. Человек склонен оценивать себя так, как, по его мнению, он оценивается окружающими. Пренебрежение к такого рода «внешней» оценке редко бывает искренним, человек так или иначе ее учитывает. Во-вторых, самооценка формируется в результате сопоставления образа реального «Я» (каким человек видит сам себя) с образом идеального «Я» (каким человек желал бы себя видеть). Высокая степень совпадения между этими образованиями соответствует гармоничному душевному складу.

САМОСОЗНАНИЕ – осознание и оценка человеком самого себя как субъекта практической и познавательной деятельности, как личности (то есть своего нравственного облика и интересов, ценностей, идеалов и мотивов поведения). Самосознание свойственно не только индивиду, но и обществу, классу, социальной группе, нации, когда они поднимаются до понимания своего положения в системе общественных отношений, своих общих интересов и идеалов. В самосознании человек выделяет себя из всего окружающего мира, определяет свое место в круговороте природных и общественных событий. Самосознание тесно связано с рефлексией, где оно выходит на уровень теоретического мышления.

Поскольку мерой и исходным пунктом отношения человека к себе выступают прежде всего другие люди, самосознание по самому существу носит общественный характер.

САМОУБИЙСТВО

Любой врач был бы счастлив, если б созданный им медицинский прибор приобрел всемирную известность. Американец Джек Кеворкян, похоже, является исключением. В последние годы его имя не сходит с газетных полос, однако чаще всего соседствует с обвинениями в тяжком преступлении. Дело в том, что доктор Кеворкян – создатель «машины самоубийства» и поборник права человека на добровольный уход из жизни. Он утверждает, что начиная с 1991 года он помог покончить с собой примерно полусотне безнадежно больных пациентов. Развернувшаяся на эту тему дискуссия далеко выходит за рамки медицины. Означает ли право на жизнь также и неотъемлемое право с нею расстаться? Гуманно ли заставлять человека жить вопреки его воле?

Джек Кеворкян демонстрирует устройство для ухода из жизни

Доктор Кеворкян в свое оправдание утверждает, что все умерщвленные им люди были неизлечимо больны и вскоре приняли бы естественную смерть. Но оставшийся отрезок жизни был наполнен для них тяжкими страданиями. Поддерживать жизнь в таких людях было равносильно пытке, и медицинский долг подсказывал помочь им прекратить страдания единственным доступным способом. Тем более что это решение каждый пациент добровольно принимал сам.

Юристы затрудняются однозначно оценить убедительность этих аргументов. Однако вполне очевидно, что признание правоты Кеворкяна грозит опасными последствиями. Его оправдание означает официальное признание права на самоубийство при наличии «уважительных» причин. Но существуют ли такие причины?

Отказ неизлечимо больного человека от жизни можно если не оправдать, то хотя бы понять. Однако невыносимые телесные страдания лишь в редких случаях выступают побудительной причиной такого шага. Согласно статистическим данным большинство людей, пытавшихся свести счеты с жизнью, вполне здоровы физически, более того – как правило, довольно молоды. «Пик» самоубийств приходится на возраст 16–18 лет. Среди американских студентов самоубийство является самой распространенной причиной смертности после дорожно-транспортных происшествий.

К счастью, из 8—10 юношеских попыток покончить с собой только одна приводит к трагическому исходу. Этот факт, а также результаты психологического обследования оставшихся в живых позволили специалистам сделать важный вывод: в подростковом и юношеском возрасте большинство таких попыток носят (преднамеренно или неосознанно) демонстративный характер. Вспомним известного литературного героя: Том Сойер, однажды разобидевшись на родственников, принялся рисовать в воображении картины своей смерти и похорон, предвкушая, как станут раскаиваться при этом его обидчики. Марк Твен гениально подметил характерную особенность подростковой психики, на которую указывают и многие психологи: в юные годы мысли о смерти как форме протеста или мести приходят едва ли не каждому человеку. Чаще всего дальше фантазий дело не идет. Но кое-кто решается сыграть в эту игру всерьез. В этом проявляется юношеский максимализм, импульсивность, завышенные притязания. Подстегивают и провокационные примеры поп-идолов вроде Джанис Джоплин или Курта Кобейна. Молодой человек, еще не научившийся ценить жизнь и не умеющий решать встающие перед ним серьезные проблемы, при столкновении с разочарованием, неудачей, изменой впадает в самоубийственную крайность. Особых профилактических мер на этот случай просто не существует. Единственной надежной профилактикой служит здоровая атмосфера семейного воспитания с самого раннего детства. Ведь большинство покушающихся на самоубийство жалуются на отсутствие взаимопонимания с родителями, утрату жизненных ориентиров. Человеку, взрослеющему в атмосфере любви и доверия, не придет в голову нелепо жонглировать своей жизнью.

Телесными муками и инфантильной безответственностью список мотивов самоубийства не исчерпывается. Бывает, к роковой черте подходят зрелые и вполне здоровые люди, которые, однако, настолько разочарованы в жизни, что предпочитают с нею расстаться. Если их удается спасти, в качестве мотивов своего поступка они приводят невосполнимую утрату, невыносимые условия жизни, неразрешимые личные проблемы. К самоубийству подталкивают потеря любимого человека, крах личных и профессиональных устремлений, неспособность удовлетворить значимые для человека потребности.

Сегодня, когда очень многие жалуются на жизнь, можно предположить, что побудительные причины для самоубийства значительно усилились. Действительно, жизнь многих людей сегодня насыщена тяжелейшим стрессом и проблемами, которые кажутся неразрешимыми. Мировой опыт, однако, свидетельствует, что политические и социально-экономические условия жизни не являются в этом отношении значимым фактором. В восьмидесятых годах, когда уровень жизни в Англии год от года снижался, столь же неуклонно снижался уровень самоубийств.

Необъяснимым образом к началу 90-х, когда экономическая ситуация стала улучшаться, количество самоубийц заметно увеличилось.

Вероятно, в целом тяжелые условия жизни являются не столько деморализующим, сколько мобилизующим фактором. Казалось бы, что может быть ужаснее жизни в нацистском концлагере. По сохранившимся данным, в лагере Терезиенштадт с февраля 1941 г. по август 1944 г. погибло около 40 тысяч человек, причем число самоубийств составило 259. Чтобы лишить себя жизни, достаточно было прикоснуться к колючей проволоке под высоким напряжением. Тем не менее лишь немногие пошли на это. Психотерапевт Виктор Франкл, переживший лагерный ужас, вспоминает слова Ницше: «Если имеешь Зачем жить, можно вынести почти любое Как». Стремясь сохранить жизнь ради продолжения мирных дел, ради встречи с близкими людьми, заключенные гнали от себя соблазн броситься на проволоку. Тот, кто утрачивал веру в жизнь, был обречен.

Значит, побудители самоубийства лежат не вне человека, не в условиях его жизни, сколь бы тяжелыми и даже ужасными они ни были. Мотивы надо искать в самом человеке, в его душе.

Подавляющее большинство попыток самоубийства осуществляется в состоянии эмоциональной подавленности, опустошенности, которую специалисты называют депрессией. Депрессивные состояния возникают в жизни почти любого человека, но у большинства они носят эпизодический характер и не приводят к трагическому исходу. Исследования, проведенные в США и Западной Европе, показывают: примерно один человек из ста страдает склонностью к тяжелым и затяжным депрессиям. В случае отсутствия необходимой медицинской помощи каждый пятый из этих несчастных кончает с собой. Среди них английская писательница Вирджиния Вульф, всю жизнь пытавшаяся понять «гнетущие настроения души», от которых страдала; в 1941 году она утопилась. Это и Эрнест Хемингуэй, выстреливший в себя из охотничьего ружья в зените писательской славы. Список можно продолжать бесконечно.

Депрессивные расстройства принято называть эндогенными, то есть скрытыми в недрах души. Но это означает лишь то, что до сих пор никто не знает, чем они провоцируются. Впрочем, последние научные открытия приоткрывают завесу над этой тайной.

Патологоанатомическое обследование мозга самоубийц выявило наличие странных узелков в нервных клетках. Поначалу этому факту не придали значения. Однако оказалось, что подобные изменения наблюдаются в нервной ткани животных, пораженных так называемым вирусом Борна. Этот вирус – «дальний родственник» возбудителей бешенства и кори, который внедряется в мозг с током крови и приживается там. Вирусологи из Берлинского свободного университета предприняли исследование крови у людей, страдающих хроническими депрессиями в сравнении с обычными здоровыми людьми. Результат: в контрольной группе иммунная реакция на вирус Борна отмечена всего в 1–2 % случаев, тогда как в группе остро больных – в 25 % случаев. Более того – концентрация вируса в крови колеблется в зависимости от самочувствия больных. Если пациент чувствует себя плохо, соответственно высока и активность возбудителя. И наоборот: начинает действовать лекарство – активность вируса становится ниже, пациент успокаивается. Если симптомов болезни нет, возбудитель вообще не фиксируется.

Пока неизвестно, каким образом происходит инфицирование вирусом Борна, но ясно одно: он, весьма вероятно, причастен к каждому случаю тяжелой депрессии, приводящей к самоубийству. Полученные результаты открывают обнадеживающие перспективы: не исключено, что скоро потенциальных самоубийц можно будет выявить с помощью анализа крови и в каждом конкретном случае – предотвратить роковой шаг, например серией профилактических уколов.

Разумеется, человеческая жизнь никогда не станет беспроблемной. Но смысл ее, наверное, и состоит в решении проблем, а не в отказе от попыток решения. Смерть – закономерный итог жизни, но здоровый человек не станет ее торопить. Прогресс науки обещает укрепление нашего душевного здоровья. А в памяти человечества в конце концов останутся поборники права на жизнь, а не права на смерть.

СЕКСУАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Коли вести речь о сексуальной революции, то ее подлинным идеологом следует назвать вовсе не Фрейда, а одного из его последователей – австрийского коммуниста Вильгельма Райха. Именно Райху впервые пришла в голову идея совместить идеи Фрейда с теорией еще одного фантазера – Карла Маркса. Их обоих Райх считал величайшими мыслителями, каждый из которых внес неоценимый вклад в дело освобождения человечества. Правда, по его мнению, и Маркс, и Фрейд подошли к этому важнейшему вопросу несколько односторонне. Маркс убедительно вскрыл природу эксплуататорского общества и обосновал необходимость и неизбежность социальной революции, освобождения угнетенных классов от экономической эксплуатации. А вот проблемам пола он внимания фактически не уделял, если не считать вызывающего тезиса об обобществлении жен (его толкование всегда приводило в смущение советских преподавателей марксизма). Со своей стороны, Фрейд вскрыл природу сексуального гнета, когда репрессивное общество с помощью искусственных норм и запретов подавляет человеческое естество. По Райху, освободить человечество – значит избавить его от гнета и того и другого рода. То есть социальной революции должна сопутствовать и революция сексуальная (сам этот термин предложен именно Райхом).

Воплощая свою теорию в жизнь, Райх принялся за организацию просветительских клубов для рабочих (оно и понятно – не для буржуев же!). Кстати, Фрейд пролетариями брезговал ввиду их неплатежеспособности, обосновывая это тем, что бесплатную помощь люди не принимают всерьез, а потому она практически бесполезна.

Идеи, которые проповедовал Райх, с позиций сегодняшнего дня могут показаться банальными. Но для своего времени они были поистине революционны. Райх призвал: а) отказаться от ханжеского культа буржуазного брака, узаконить внебрачные связи, снять все ограничения для развода; б) легализировать аборты; в) свободно предоставлять противозачаточные средства всем, кто в них нуждается; г) способствовать искоренению венерических заболеваний и устранению сексуальных проблем путем широкого сексуального просвещения; д) вместо наказания за сексуальные правонарушения лечить лежащие в их основе расстройства и т. д.

Теория Райха и его попытки воплотить ее в жизнь пришлись не по вкусу как его коллегам-психоаналитикам, так и товарищам по партии. Почти одновременно он был исключен из Психоаналитической ассоциации и из компартии. И все последующие годы проповедник сексуальной революции претерпевал сплошную череду гонений и лишений и в середине просвещенного ХХ вв. кончил жизнь в захолустной американской тюрьме.

Отчего же и марксисты, и фрейдисты так ополчились на своего соратника? Все дело в том, что сама идея сексуальной революции абсолютна чужда и тем, и другим.

Вопреки обывательскому мнению, фрейдистский психоанализ – вовсе не апология сексуальности, но ее критика. Фрейд писал: «Психоанализ освобождает невротика от оков сексуальности», имея при этом в виду отнюдь не сексуальное раскрепощение. Вся процедура психоанализа направлена на осознание глубинных комплексов с целью избавления от них. Бессознательные влечения, сексуальные по своей сути, должны быть преодолены, а их энергия – сублимирована, то есть направлена в полезное, приемлемое русло.

Со своей стороны, коммунистам идея освобождения сексуальности явно претила. Да, по революционному Петрограду некоторое время разгуливали совершенно голые сторонники движения «Долой стыд!», но длилось это недолго. Да, салонная мессалина Коллонтай оказалась приближена к большевистской верхушке и даже обнародовала свою теорию «стакана воды» (утоление половой потребности должно быть столь же простым и бесхитростным, как утоление жажды стаканом воды), однако сама, похоже, утолила свои сексуальные искания в браке с матросом, да и вождь мирового пролетариата ее теоретические изыски резко одернул. Авторитарному обществу свободная сексуальность оказалась противопоказана, ибо сексуальность по природе своей индивидуальна, а индивидуальность неподконтрольна.

Советская идеология в этой сфере, по существу дела, оставалась на протяжении десятилетий сугубо фрейдистской. Хотя упоминать о самом Фрейде и его идеях считалось дурным тоном, принцип сублимации половой энергии фактически был поднят на щит. Если почитать «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата», написанные Ароном Залкиндом еще в начале 20-х, становится понятно, отчего в нашей стране «не было секса». Сам Залкинд, в дореволюционные годы активно увлекавшийся фрейдизмом, впоследствии поспешно отошел от выходившего из моды учения и даже публично каялся в прошлых заблуждениях, однако фактически сохранил приверженность фрейдистской доктрине. Согласно его тезисам утоление половых нужд не должно отвлекать революционный пролетариат от исполнения его исторической миссии, классовые интересы должны преобладать. Соответственно должен осуществляться и половой подбор – исходя из принципов классовой, революционной целесообразности. Причем общество вправе даже вмешаться, если индивид допускает ошибку в своем выборе. Куда уж там Райху с его свободной любовью! Секс, по Залкинду, допустим в умеренных (читай – весьма скромных) количествах в моногамном браке ради того, чтобы дать жизнь новым пахарям и воинам во имя мировой революции.

Так, по Залкинду, мы и жили 70 лет. Запад встрепенулся раньше – в 60-х. Поколение молодых бунтарей Америки и Европы подняло на щит идеи Райха, воплощение которых в виде секс-шопов и иллюстрированной «Кама Сутры» докатилось до нас спустя четверть века. Нравится нам это или нет – сексуальная революция свершилась. Правда, до этого социальная революция, совершенная по марксистским заветам, пришла к своему закономерному краху. Понадобилось 70 лет, чтобы осознать: сколько ни пали из Авроры – кто был ничем, так ничем и останется. Еще с полвека, наверное, уйдет на осознание того простого факта, что человеческое счастье достигается не на уровне гениталий. Но об этом со знанием дела напишут уже наши внуки.

СЕМЬЯ

Рассказывают: когда один из учеников Сократа собрался жениться, но все же испытывал некоторые колебания по этому ответственному вопросу, он обратился к учителю за советом. Тот уклончиво ответил: «Поступай как знаешь – все равно потом будешь сожалеть!» А подумав – добавил: «Пожалуй, все-таки женись. Попадется хорошая жена – будешь счастлив, плохая – станешь философом». (По преданию, собственную семейную жизнь Сократа трудно было назвать счастливой.)

Наш современник М.Е.Литвак, посвятивший профессии психолога интересную книгу, расценивает этот античный анекдот как первый яркий пример семейного консультирования, а самого Сократа называет одним из первых практических психологов. Если придерживаться такой трактовки, то психология семьи ведет историю с древнейших времен. Большинство истин, которыми современные психологи пытаются просветлить умы запутавшихся супругов, на самом деле были изречены еще в античности. Вот, например, блестящее высказывание, приписываемое Пифагору (который, кстати, сам никогда семьи не имел): «Благоразумная жена! Если желаешь, чтоб муж твой время проводил с тобою, то позаботься о том, чтобы ни в каком ином месте он не находил больше приятности, чем дома». Надо ли говорить, что к мужьям это относится в не меньшей мере! А большинство рекомендаций, которыми современные психологи-консультанты пытаются гармонизировать пошатнувшиеся браки, по сути дела – лишь комментарии к этому древнему совету.

О семейной жизни на протяжении веков высказывались многие мыслители (причем на удивление наиболее меткие и удачные суждения принадлежали холостякам). Однако к психологии в строгом смысле их рассуждения все же имеют косвенное отношение и составляют скорее предысторию психологии семьи. Как известно, в качестве самостоятельной науки психология оформилась в конце XIX в., но семейная проблематика высветилась в ней далеко не сразу. Правда, мнение о том, что психологу, как знатоку человеческой души, следует хорошо разбираться в хитросплетениях семейной жизни, утвердилось довольно прочно. Коли человек не умеет найти гармонию в собственной семейной жизни, невольно возникает вопрос: хороший ли он психолог? Супружеская неверность стоила карьеры основоположнику бихевиоризма Джону Уотсону, а «отец английской педагогической психологии» Сирил Бёрт тяжело переживал свой развод как свидетельство профессиональной несостоятельности. Впрочем, в кругу психологов многие оспаривали такой подход. Психоаналитик Вильгельм Райх, идеолог сексуальной революции, был женат трижды, и его пример далеко не единственный.

Очень хотелось бы верить, что психолог – это еще обязательно и безупречный семьянин, замечательный родитель. Увы, бесчисленные примеры опровергают эту иллюзию. Крупнейший знаток детской психологии Анна Фрейд сама детей не имела и никогда не была замужем, а по некоторым данным, и вовсе придерживалась нетрадиционной сексуальной ориентации. На холодную отчужденность матери жаловались дочери Карен Хорни. Покончили с собой один из сыновей Уотсона и внук знаменитого доктора Спока (противоречивой натуре «американского Айболита» в этом номере посвящен особый материал). Видно, не каждый врач в состоянии сам себя вылечить, и уж совсем не с руки парикмахеру самому себя постричь. И в семейной психологии «сапожники без сапог» встречаются на каждом шагу. Что, однако, вовсе не означает, будто психология семьи в силу своей несостоятельности не имеет права на существование. Она благополучно существует, причем приносит ценные плоды. Не отказываемся же мы от услуг парикмахера на том основании, что сами не умеем дотянуться до своего затылка!

Потребность в психологическом знании о семейной жизни возникла сравнительно недавно и была подстегнута радикальными переменами векового семейного уклада. Вплоть до начала ХХ в. даже в тех странах, которые принято называть развитыми, господствовала патриархальная модель семейных отношений, в рамках которой супружеские и родительские роли были строго регламентированы и ритуализированы. На фоне многообразных функций семьи, в первую очередь – экономической, эмоциональная сторона отношений отступала на второй план, а то и вовсе игнорировалась. Более того, считалось, что сильные чувства семье противопоказаны. На протяжении веков мировая литература живописала любовь как пагубную страсть, влекущую людей к гибели (трагически кончаются истории любви Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты, от любви гибнут – в буквальном смысле! – красавица Кармен, Анна Каренина и еще десятки героев и героинь, настигнутых «любовным недугом»). Терзающуюся от любви Татьяну Ларину увещевает мудрая нянюшка: «…в наши лета мы и не знали про любовь». Сама Татьяна в итоге выходит-таки замуж и намерена хранить верность мужу, но… вопреки сохранившемуся девичьему любовному порыву. Фактически семейная жизнь миллионов людей из века в век строилась на сословно-имущественных основаниях, подчинялась стандартным правилам, а высокие порывы исключала. И мало кто от этого страдал, ибо так жили все, и это считалось нормальным. Напротив, сильные чувства расценивались как опасное отклонение от нормы, ибо могли нарушить веками сложившуюся систему. Вопрос психологической совместимости супругов решался по стандартной формуле «стерпится – слюбится».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.