Знаковая организация пространства
Знаковая организация пространства
Основная проблема социального обеспечения и, следовательно, морального климата армии — это конфликт личности и пространства. Пространство создают вещи. Вещь в культуре социальна, поскольку запечатляет информацию о своем хозяине, которую ретранслирует в общество, и общество воспринимает эту информацию как своего рода эманацию. Так, посредством вещи человек реализуется как субъект социального и физического пространства: он оформляет свою территорию, завоевывает себе пространство, помещая в него cвою вещь.
В армии пространственная экспансия личности по определению сопряжена с нарушением устава, поскольку устав лишает человека права на пространственную автономию. Этика устава предполагает отказ от собственности на вещи, а эстетика — их полное единообразие и строгий геометрический порядок.
Жилое пространство казармы не оставляет человеку ни малейшей возможности для самовыражения. В этом и состоит ее социальная направленность: лишить личность лица, насильственно вписав ее в это пространственно детерминированное единообразие, научить ее не чувствовать и самой потребности в самореализации. Здесь говорят: «казарма дисциплинирует», и любое проявление воли называют «бардаком».
Минимум личного пространства, ограниченного койкой и половиной тумбочки, включает строго регламентированный набор вещей, которые солдатам разрешается иметь. Даже средства личной гигиены — зубные щетки, пасты и т. п. — старшины периодически закупают централизованно, чтобы порадовать начальственный глаз при смотре тумбочек геометрическим единообразием их содержимого. Устав допускает, что у солдата может быть некий набор вещей, например, фотоаппарат, но это все должно храниться в каптерке, под замком. Такими вещами разрешается пользоваться только в строго определенное время с разрешения командира; эти вещи не участвуют в обычной жизнедеятельности своих владельцев, равно, как и в повседневной организации пространства.
Разумеется, солдат пытается как-то эстетически реализоваться в пространственном контексте своего бытия, и с момента последнего смотра тумбочек начинает накапливать разные мелкие «неположенные» предметы, приклеивать на внутреннюю сторону дверцы непотребные журнальные картинки и т. д. Все это сохраняется лишь до очередного смотра. В качестве примера приведем сцену из жизни, ставшую перлом армейского фольклора:
Открыл тумбочку и обнаружил там трех голых женщин, — вещает проверяющий. — Двух я отодрал на месте сам, а про третью решил, что я не мальчик! Дежурный по роте! Суточному наряду отодрать с горячей водой и мылом и доложить не позже 12:00!
(Армейский фольклор)
Одежда, как ближайший пространственный субститут тела, должна быть помечена фамилией и номером военного билета ее владельца. На противогазах должны быть такие же бирки.
Пространственно-архитектурное значение форменной одежде придает институт построения. Подавляющее большинство построений в армии проводится с целью проверки степени единообразия одежды. Особенно показательна в этом плане шинель. Функция шинели сугубо архитектурная: данная вещь меньше всего напоминает одежду, но больше всего — фасад дома. Даже пуговицы ее нефункциональны и прикрепляются к ней для красоты, при том гвоздями.
Эстетика шинели целиком подчинена эстетике строя. Например, нижний ее срез должен находиться на определенной высоте. Поэтому, чтобы строй выглядел красиво, старшина строит всех в ряд и на установленной высоте мелом проводит по полам шинелей единую линию, по которой их каждому следует обрезать. Сверху строй ровняют построением по росту, придавая головам одинаковую форму: все головы, во-первых, стригут, во-вторых, выводят бритвой нижний срез волос на затылке в ровную линию. Это составляет целый институт армейской эстетики, посредством которого на каждом построении личность редуцируется до состояния строевой единицы.
Ярким примером являются построения всего личного состава, вызванные визитом в воинскую часть высокого начальства. Генерал обходит строй, за ним следует командир части и свита, и все вглядываются в геометрию человеческой массы, пытаясь найти изъян. За спиной солдат замерли старшины, сжимающие в потных от волнения руках механические машинки для стрижки волос и готовые стричь солдат по первому сигналу. И, что самое примечательное, некоторых действительно стригли прямо на плацу, публично демонстрируя воздействие власти на голову подчиненного.
Данный род построений, на наш взгляд, воспроизводит алгоритм тотальной власти в семиотике публичной казни. Показательно, что знаковое подавление личности человека осуществляется через демонстративное пострижение его головы. По крайней мере, какой-то реальной необходимостью этот «театр» трудно объяснить. И приведенное выше описание отнюдь не гротеск, а эпизод ответственного построения в бригаде связи Главкомата Юго-Западной группировки войск в 1989 г., на котором автор лично присутствовал.
Ритуалом обрезания шинелей и стрижкой голов старшина оформляет человеческую массу в геометрическую фигуру. В геометрии толпы заключается эстетика военного построения и этика тоталитарного общества. Достаточно вспомнить, как проводились всенародные праздники советского времени. Апофеозом праздника в общественном сознании россиян до сих пор остается парад: колонны техники и шеренги людей, марширующих как единая механическая машина, перестроения живой массы в форме букв, звезд и прочих фигур.
Сам акт облачения в форму лишает человека права на пространство. Надеть форму — значит внедрить себя в ячейку некой макроструктуры, о задачах и принципах существования которой рядовому знать не положено, не говоря о том, чтобы творчески на нее влиять.
Отсюда, ничто так не ценится в армейских подразделениях и колониях заключенных, как возможность хотя бы временной пространственной автономии. Но пространство специально организовано так, чтобы свести эту возможность к минимуму. Отсюда ценность всех пространственно выдающихся участков казармы, таких, как койка у стены (у окна, с краю), а также популярность некоторых видов нарядов, обеспечивающих возможность уединения и пространственной мобильности. Например, в нашей части особенной популярностью пользовались наряды на свинарник, несмотря на грязную работу, а в наряде по КПП семиотика пограничной точки между той и этой стороной забора перевешивала даже такой негативный фактор, как близость к начальству.
Конкуренция, возникающая по поводу распределения пространства, — один из предметов доминантных отношений, и в ней целиком реализует себя неуставная иерархия.
Л. С. Клейн также отмечал пространственный фактор самовыражения личности в экстремальных группах на примере лагерной субкультуры. Сам он имел статус «углового», которого добился в силу определенных качеств своего характера, несмотря на интеллигентское происхождение и неуважаемую в блатном мире статью. По статусу ему полагалась угловая койка. Признаки «элитной» койки — стены с боков, создающие ощущение изолированности, усугубляемое наличием второй ярус кровати сверху; человек в стремлении к автономии инстинктивно пытается спрятаться «в ящик».
В армии, так же как и в лагере, опущенные на низшие ступени иерархии индивиды занимают пространство, семиотически соответствующее их лиминальному (деперсонифицированному) состоянию. В казарме это самые неудобные кровати: находящиеся на виду, в проходах ближе к выходу и на втором ярусе. Символизм верхней койки заключается не столько в вертикальной оппозиции нижней, сколько в степени изоляции: если пространство нижней койки напоминает ящик (максимальная изоляция), то верхней — платформу (отсутствие изоляции).
Итак, качество пространства есть знак качества личности. В доминантной и агрессивной среде более светлым и более «защищенным» пространством владеет более сильная и доминантная личность, и наоборот.
Устав борется за порядок посредством борьбы с личностью. Пространство в армии — не пустота, наполняемая вещами, и не конфигурации вещей. В армии единственный конституирующий пространство предмет — геометрически оформленная человеческая масса. Строй — единственно легитимное пространство индивида. В армии человек вне строя асоциален и подозрителен. В некоторых образцово-показательных, «уставных» частях в моменты приступов служебного рвения запрещалось перемещаться по территории вне строя шагом, но только бегом. «Солдат без сопровождения должен передвигаться по территории части бегом. При встрече с офицером переходить на строевой шаг для отдания чести», — гласит инструкция. Предполагается, что он либо живет по коллективному распорядку, либо расторопно выполняет важное поручение.
В связи с приведенными фактами интересным представляется взгляд Мишеля Фуко: «Единичное тело становится элементом, который можно разместить, привести в движение, соединить с другими элементами. Его основными определяющими переменными являются не доблесть или сила, а занимаемое место, отрезок, который оно собою закрывает, правильность и надлежащее расположение, с которым оно согласует свои перемещения. Солдат прежде всего фрагмент подвижного пространства и только потом мужество или доблесть».{49}
Время в армии подавляет пространство. Распорядок не предусматривает возможности уединения: нет ни одной минуты, в которую человек легально может остаться один на один с пространством. Пространственно-временной континуум детерминирован тотальной геометрией толпы. Под беспорядком понимается любое самовыражение личности в пространстве и во времени, и пресечение этого «бардака» командиры всегда начинают с построения. Это креативное действие восстанавливает статус-кво власти на пространство и время, придавая акту построения значение ритуала.
Особенно эффективны ночные построения или такие приемы, как многократное чтение списка вечерней поверки, когда в ответ на шевеление и разговоры (что, по сути, есть психологический выход личности за пределы строя) начинают читать заново весь список, в котором имя значит меньше, чем порядковый номер. Об этом говорит и М. Фуко: «В дисциплине элементы взаимозаменяемы, поскольку каждый из них определен местом, занимаемым им в ряду других, и промежутком, отделяющим его от других. Следовательно, единицей является не территория (единица господства), не место (единица расположения), а ранг».{50} Но если «дисциплина — искусство ранга и техника преобразования размещений»,{51} то в формальной статусной системе дисциплина по определению остается не достижимым идеалом: как нежизнеспособен устав, отрицающий de facto естественную иерархию, так же трагикомична роль молодого сержанта, «командующего» дедами и дембелями.
Распределение статусов в пространстве напрямую зависит от того, какая сила — внешняя или внутренняя — собрала людей вместе. Если повод официальный — формальное собрание в клубе, построение на плацу, политзанятие — то неофициальная элита располагается на заднем плане, за спинами духов — тех, чей статус в системе неуставной иерархии равен нулю. Если повод неофициальный — просмотр телевизионных передач после отбоя или кино в том же клубе — то деды занимают первые ряды и центр. Одно и то же пространство имеет два принципа его социально знаковой организации, в зависимости от качества происходящего в нем события.
Если солдату по должности положен собственный рабочий угол, хотя бы для временного пользования: радисту — рубка, фотографу — лаборатория, каптерщику — каптерка, фельдшеру — санчасть, повару — кухня и пр., статус его резко повышается. Более того, престижность этих специальностей во многом связана с пространственной автономностью специалиста.
Каждый солдат, из обладающих собственным углом, не просто им владеет и находит там уединение, он оформляет свой казенный угол как дом. Известны случаи, когда водители использовали скромный ресурс кабины, устраивая там некие «нычки» — тайнички с неуставными вещами. Кстати, само слово «нычка» (от «заначка», «заныкать») обозначает не только такой тайник, но и способ несанкционированного уединения («упасть в нычку»).
Таким образом, социальная динамика в армии отражена в переходе человека из объектов пространства в субъекты пространства. Положение субъекта пространства связано с повышенным социальным статусом, и наоборот. Духи социально аморфны и как бы растворены в воздухе. Не имея права пользоваться пространством, они им целиком подавлены: их жизнь посвящена его обслуживанию — непрерывному наведению порядка. Каждое утро они оформляют пространство казармы — застилают все кровати, выравнивают их по нитке, придают постели строгую геометрическую форму посредством изощренных технологий (формирование строгой геометрии постели набиванием граней тапочкой и табуретом, начесыванием стрелок щеткой и т. п.), моют полы. При этом они не имеют права пользоваться пространством в неуставное время: сидеть, а тем более лежать, как это «положено» дедам. Духи должны «летать», т. е. быть постоянно в работе.
Разнарядки на бытовые работы производятся согласно иерархии. Особо репрессивное значение имеет чистка унитазов, которая вменяется в наказание проштрафившимся духам. Этим также постоянно занимаются парии общества — чмыри. Считается общественно ценным заставить чмо, дослуживших до увольнения в запас, «драить очко в дембельской парадке». Семиотически они, что называется, «смешаны с дерьмом», а «очко», которое они «драят» в день демобилизации, символически тождественно воротам воинской части, через которые они ее покидают.