Диалог со смертью. Шах и мат

Она кликнула: «Доброе утро!», но ответа не было. Тогда она подошла к постели, раздвинула полог, видит: лежит бабушка, надвинут чепец у нее на самое лицо, и выглядит она так странно-странно.

На мгновение останавливая акт пожирания, я бы хотела задержаться на некоторых, на мой взгляд, немаловажных подробностях, описываемых в ранних версиях «Красной Шапочки», которые были опущены братьями Гримм; и самая важная среди них – кровавая трапеза Красной Шапочки: она пьет кровь и поглощает мясо бабушки, прежде чем сама становится жертвой кровожадного хищника. Во многих версиях волк (или отвратительное волосатое чудовище) кладет на тарелку кусочек бабушкиного «мяса» и наполняет кувшин ее кровью, а уже затем проглатывает и саму бабушку. Он уговаривает, а в некоторых версиях заставляет силой проголодавшуюся после длительной прогулки внучку съесть припрятанные заранее части бабушкиного тела, и тем самым Красная Шапочка становится в некотором смысле соучастницей преступления.

Подобная сцена кажется нам невероятной, но она вытекает из восприятия мира, в корне отличающегося от нашего. В правильном контексте она может трактоваться как почти «безобидный» отголосок древнего культового обряда смерти и возрождения, по замыслу которого женщина, впервые переступающая порог женского шатра (со всеми его секретами и премудростями), должна вобрать в себя женщину старшего возраста, которая этот шатер покидает.

Закономерности жизнь – смерть – рождение заново и их воплощение в циклообразном ритме женского организма заложены, в первую очередь, в самом теле женщины, и поэтому отведать бабушкиной крови и плоти означает обогатиться ее знанием и познать ее природу. То же отношение к плоти и крови имеет важнейший христианский ритуал причащения, когда верующий вкушает священный хлеб и вино, в которых, согласно библейскому преданию, воплощены тело и кровь Иисуса Христа, тем самым он как бы приобщается к своему божеству.

Когда волк предлагает Красной Шапочке отпить из кувшина с бабушкиной кровью, он словно бросается вниз головой в бездонную глубину святейшего из табу; а так как, с нашей точки зрения, в данном случае волк является неразделимой, активной и необходимой, хоть и коварной, частью самой бабушки, то и акт, когда Красная Шапочка вынуждена заключить в себя бабушку, видится нам действием, подобным насильственному окунанию в купель: в судорогах извивается тело, легкие молят о воздухе, сердце заклинает о жалости, но вот опять все наполняется светом, возникает необъяснимое ощущение, что внутри родилось и поселилось что-то новое.

Красная Шапочка, пьющая кровь из сосуда женского табу, получает заложенную в глубокой древности способность к деторождению, а вместе с ней – всегда настигающую через постоянные промежутки времени малую смерть – женский месячный цикл; и большую смерть, которая в этом повествовании приняла форму кровожадного волка – депрессии, неизбежно ведущей к обновлению.

Красная Шапочка шагает по сказочным тропам с алым «сигнальным флажком» на голове; она несет на себе наружный знак, который свидетельствует о ее внутренней сущности: это девушка в начале своего полового созревания, в возрасте первой менструации, распускания бутонов женственности, первых проявлений готовности к деторождению. И вот, вооруженная тем самым пурпуром, воинственным и амбивалентным, словно пропитанным кровью (он и в самом деле – кровь), который, казалось бы, должен указывать на то, что она не пригодна для свиданий, а в действительности только привлекает к ней волчье внимание, она отправляется в женский шатер, расположенный в лесу[60].

Тот факт, что в поздних версиях сказки кажущийся невинным красный цвет шапочки приходит на смену запретному алому цвету бабушкиной крови, объясняется неравнозначным, двойственным, отношением патриархата, определяющего и формирующего культурные традиции, к самому явлению месячных кровотечений: с одной стороны, эта кровь считается нечистой, поганой, неприкасаемой, а с другой – свидетельствует о готовности к продолжению рода, которую необходимо реализовать. И в самой реализации скрываются противоречия: если следовать патриархальным законам, утверждающим право собственности отца/мужа на женщину, на кровь, на младенца и на имущество, то это «хорошая кровь», имущество, которое надо гордо выставить всем на обозрение наутро после первой брачной ночи. Если же эта готовность к оплодотворению может привести к ослаблению патриархальной гегемонии (к примеру, связи вне брака или не с целью продолжения рода), то это кровь, несущая зло, позорная тайна. В некоторых племенных общинах даже «чистая» кровь девственниц считалась опасной, таящей в себе угрозу, и поэтому с ней предписывалось обращаться с большой осторожностью – она вызывала страх и отвращение. Так, на юге Индии дефлорация перед первой брачной ночью входила в обязанности священника – брахмина (или брахмана), а в других сообществах эту функцию выполнял предводитель общины или знахарь – шаман. На острове Самоа девственную плевру разрывал сам муж с помощью палки или пальцем, обмотанным белой тканью, и при поддержке сочувствующей публики[61]. Этот загнанный в тупик образ – образ испуганного завоевателя – вовсе не остался где-то там, в тумане веков, за горами «примитивности».

Мишель Лейрис, французский писатель и этнолог, живший и творивший в XX веке и причислявший себя к последователям идей гуманизма, писал о себе, что чаще всего он склонен видеть женский половой орган как что-то грязное или как открытую рану. Это, по его словам, не делает его (орган) менее влекущим, пленительным, но делает его опасным, как все, источающее кровь, слизь или гной[62].

Еще одна деталь, которая из-за излишнего пуританства отсутствует в изложении братьев Гримм, но существует почти во всех, если не во всех, ранних версиях сказочного сюжета: прежде чем Красная Шапочка приближается к бабушкиной кровати, волк просит ее раздеться, и она безоговорочно выполняет его просьбу.

Подобно Инанне, вынужденной сбросить с себя одежду – символ избранности и принадлежности к богам – прежде чем спуститься в подземелье и предстать обнаженной, униженной и побежденной перед «теневой» частью своего личного «я», оказывается обнаженная Красная Шапочка беззащитной перед внутренним кровожадным хищником, и он без труда целиком проглатывает свою добычу.

Пожираемая тяжелой депрессией, Сильвия Плат записывает в своем дневнике: «Как будто меня живой положили на жертвенник – как будто я должна была опуститься на самое дно, перестать существовать, погрузиться в глубины непреодолимого ужаса, прежде чем я смогу встать и подняться»[63].

И все же Инанна, которая добровольно спускается в подземное царство, или Красная Шапочка, подробнейшим образом объясняющая волку дорогу к домику бабушки, хотят ли они на самом деле стать добычей коварного злодея? Красная Шапочка – единственная из героинь сказок «возвращения из небытия», которая доходит до того, что берет интервью у своего безжалостного хищника, имя которому – депрессия.

И вот, как это происходит:

– Ой, бабушка, отчего у тебя такие большие уши?

– Чтоб лучше слышать!

– Ой, бабушка, а какие у тебя большие глаза!

– Это чтоб лучше тебя видеть!

– Ой, бабушка, какой у тебя, однако, страшно большой рот!

– Это чтоб легче было тебя проглотить!

В других версиях диалог еще продолжается: Красная Шапочка спрашивает волка, почему у него такие длинные руки, которыми, оказывается, он сможет крепче ее обнять; и почему у него такие большие ноги, с помощью которых, оказывается, он сможет быстрее убежать. А так как мы знаем, что это хищное чудовище говорит от имени бабушки, являясь ее официальным представителем, и выражает волю той самой великой старухи из леса, то теперь нам будет легче понять ту волю, которой нам приходится противостоять; те силы, которые зарождаются в нашей душе и влекут нас в покрытые мраком глубины подземелья: они помогут нам услышать себя, они помогут нам увидеть себя, познать себя, обнять себя покрепче и бежать, подобно волку Ла Лобы, который на бегу превращается в счастливую женщину.

Волк – это сильнейшее орудие: он похищает Красную Шапочку и швыряет ее в бездну внутренней преисподней, где у нее будет возможность познать себя; но одновременно он сам и есть преисподняя – для этого он пожертвовал своим брюхом, куда Красная Шапочка будет проглочена и из глубин которого появится вновь.