А. Ф. Лазурский Наклонности, относящееся к вниманию[12]

Если мы обратимся к психологам с вопросом, что такое внимание, то получим различные ответы в зависимости от той точки зрения, которой придерживается каждый отдельный автор. По мнению одних, внимание является самостоятельным психическим актом, тогда как другие видят в нем лишь известную сторону нашей душевной жизни, необходимое условие, без которого ни один психический процесс не может осуществиться. Еще более расходятся взгляды относительно того, в чем заключается сущность внимания, какой именно из разнообразных элементов, входящих в состав этого сложного проявления душевной жизни, следует считать наиболее важным и характерным. Одни склонны отождествлять внимание с сознанием; они полагают, что единственной постоянной и в то же время наиболее характерной стороной процесса является «вхождение представления в фиксационную точку сознания», т. е. приобретение им возможно большей ясности и отчетливости; все остальные элементы представляются, по их мнению, добавочными, несущественными. Другие отождествляют внимание с волей, рассматривая его как одну из разновидностей волевого акта; в зависимости от того, будет ли волевой акт простым или сложным, сопровождается ли он актом выбора и т. д., следует различать отдельные виды внимания. По мнению третьих, центр тяжести лежит в ассоциации представлений, причем особенно важную роль играют те представления, которые находились в сознании в момент, предшествовавший восприятию; только благодаря той или иной «констелляции сознания» делается возможным тот факт, что некоторые, даже незначительные раздражения тотчас же и вполне отчетливо воспринимаются нами (сосредоточивают на себе наше внимание), тогда как другие, гораздо более сильные, проходят совершенно незамеченными. Четвертые склонны придавать особенно важное значение различным чисто физиологическим моментам, как-то: усиленному раздражению и кровенаполнению известных участков мозговой коры, подготовке соответствующих органов чувств, усиленному сокращению или, наоборот, задержке движений в некоторых мышечных группах и т. д.; по мнению этих авторов, напряжение, испытываемое нами в случаях произвольного внимания, зависит исключительно от того, что для более успешного сосредотачивания внимания нам приходится усиленно сокращать некоторые из мышц нашего тела, подавляя в то же время, насколько это возможно, все остальные движения. Наконец, некоторые авторы особенно подчеркивают значение чувства, считая, что оно играет первенствующую роль во всех случаях так называемого пассивного внимания.

Едва ли мы, однако, ошибемся, если скажем, что все эти разногласия относятся исключительно к объяснению того сложного явления, которое мы называем процессом внимания, а никак не к его описанию. Что же касается собственно описательной стороны, то здесь мы почти не встречаем противоречий. Во всяком более или менее полном описании мы находим всякий раз одни и те же элементы. Разногласие появляется лишь тогда, когда возникает вопрос, какие из этих элементов надо считать главными и какие побочными. Если мы оставим на время этот вопрос в стороне и попытаемся представить по возможности полную (хотя, конечно, схематичную) характеристику тех сложных проявлений душевной жизни, которые описываются обычно под рубрикой «внимание», то получим приблизительно следующее.

В каждый данный момент человек может сознавать только очень небольшую часть тех раздражений, которые он получает извне и которые возникают в нем самом. Кроме того, и это небольшое количество принятых раздражений сознается им далеко не с одинаковой ясностью: некоторые из них выступают чрезвычайно отчетливо, тогда как другие воспринимаются довольно смутно или даже проходят едва замеченными. Иногда, в минуты так называемой рассеянности, все содержание сознания представляется одинаково тусклым и неясным, так как ни одно из представлений не в состоянии подняться над остальными и занять господствующее место. Затем благодаря каким-нибудь внутренним переменам или появлению интенсивного внешнего раздражителя внимание пробуждается, т. е. некоторые представления начинают занимать фиксационную точку сознания.

Число восприятий или представлений, сознаваемых вполне ясно и отчетливо, может быть в различные моменты и у разных людей различно. Кроме того, внимание не может сосредоточиваться чересчур долго на одной и той же группе представлений; после некоторого более или менее длинного промежутка времени господствующие представления начинают сознаваться менее отчетливо и, наконец, исчезают на время или окончательно; фиксационная точка сознания замещается другими представлениями или же остается незамещенной, т. е. человек снова впадает в состояние рассеяния. Всякий раз, когда внимание сосредоточивается на каком-нибудь внешнем восприятии, мы замечаем в сознании или же косвенным путем убеждаемся в существовании группы других представлений, по своему содержанию родственных тому, которое становится объектом внимания. Существование такой группы представлений значительно благоприятствует сосредоточению нашего внимания на данном объекте. Иногда некоторые из этих родственных представлений заранее выдвигаются в сознании, подготовляя его к предстоящему восприятию (так называемое выжидательное внимание, или преперцепция).

Как сосредоточение внимания, так и поддержание его сопровождаются обыкновенно чувством усилия, активного напряжения, которое некоторыми лицами почти не ощущается, у других же, наоборот, могут достигать чрезвычайной интенсивности. Очень часто (однако, по-видимому, далеко не всегда) представление, становящееся объектом внимания, отличается более или менее значительной эмоциональной окраской. Наконец, всякое сколько-нибудь значительное сосредоточение внимания сопровождается сокращением известных мышечных групп, а также задержкой движений в других мышечных группах. Когда же внимание направлено на внешние восприятия, то кроме этого требуется также известное приспособление соответствующих органов чувств.

Вот та схема процесса внимания, которой мы будем придерживаться в дальнейшем изложении.

Легкость привлечения (возбудимость) внимания

Определение качества. Большая или меньшая наклонность ко вхождению какого бы то ни было представления в фиксационную точку сознания — вот как можно было бы определить данное качество. У некоторых людей всякое интенсивное внешнее раздражение, всякая новая и интересная мысль тотчас же овладевают на некоторое время сознанием, оттесняя на задний план все остальные мысли и чувства. У других же, наоборот, требуются особенно благоприятные обстоятельства или чрезвычайно сильные раздражители для того, чтобы какой бы то ни было объект привлек, наконец, к себе их внимание. Долго ли продлится такое сосредоточение на одном и том же объекте, для нас пока безразлично, так как условия, от которых зависит устойчивость внимания, будут рассмотрены нами ниже. Здесь же мы имеем в виду только первую часть процесса, а именно — момент привлечения внимания, более или менее легкую его возбудимость.

Проявления возбудимости внимания могут быть довольно разнообразны, но сущность их всегда сводится к тому, что человек обнаруживает признаки усиленного внимания при действии всякого, даже самого незначительного, раздражителя. Все происходящее вокруг него он рассматривает с видимым интересом, ко всякому разговору прислушивается, всякую перемену тотчас же замечает. Одним из наиболее частых и очевидных признаков того, что внимание человека привлечено каким-либо внешним объектом, является обращение глаз в сторону данного объекта. Движение это, соединенное часто с подобным же движением головы, является почти непроизвольным и чрезвычайно характерно для людей с живым и легковозбудимым вниманием. Если у человека не утомленного и хорошо выспавшегося «веки остаются вяло опущенными в то время, как на него действуют интенсивные физические или душевные раздражители, то глаза его приобретают выражение индифферентности; по этому выражению можно судить о безучастии и равнодушии данного человека, о том, что воспринятые им впечатления не в состоянии были пробудить и привлечь его внимание». Идиоты, отличающиеся иногда полным отсутствием внимания, не в состоянии бывают фиксировать глазами какой бы то ни было предмет, а бесцельно и беспорядочно водят ими вокруг себя.

Вялость внимания и трудную его возбудимость не следует, однако, смешивать с рассеянностью человека, углубленного в свои мысли. Тот факт, что Архимед, погруженный в свои чертежи, не заметил, как неприятель занял Сиракузы, не говорит нам еще ничего о слабой возбудимости его внимания. Степень развития этой последней мы можем оценивать только в тех случаях, когда сознание человека более или менее свободно, когда внимание его не приковано всецело к известной, ограниченной группе идей, делающих его на время недоступным для всякого рода внешних раздражений.

Всех возбудителей внимания можно разделить по их происхождению на внешние и внутренние; первые составляются из ощущений (resp. восприятий), вторые — из воспроизведенных представлений. По способу же действия следует различать непосредственных возбудителей, которые сами по себе обладают свойством привлекать наше внимание, и опосредствованных, которые сами для нас безразличны, но зато тесно связаны при помощи ассоциаций с другими представлениями, близко нас интересующими. Хороший пример действия опосредствованного возбудителя приводит Генле в своих Antropologische Vortrage: мать, спящая у колыбели своего ребенка, в состоянии иногда проспать пожарную тревогу и в то же время пробуждается от малейшего шороха ребенка в колыбели. Очевидно, что звук шороха пробуждает ее не сам по себе, а лишь благодаря тем полубессознательным мыслям, которые он в ней вызывает.

Непосредственными внешними возбудителями внимания, как это оказали недавние опыты К. И. Поварнина[13], являются следующие: а) известные свойства полученных восприятий, например интенсивность, качество, протяженность (чересчур большая или слишком маленькая величина объекта по сравнению с другими объектами, находящимися в том же поле зрения); b) способ проявления ощущений, например быстрота, внезапность; с) отношения данного ощущения к предыдущему, например контраст (по содержанию, форме и цвету). Известно, что внимание ребенка скорее всего возбуждается блестящей игрушкой, звонком, погремушкой. Другой род внешних возбудителей, приводимый Джемсом, стоит, по нашему мнению, на границе между непосредственными и опосредствованными. Это именно те объекты, которые воздействуют на какое-нибудь природное наше стремление: странные предметы, движущиеся вещи, дикие животные, блестящие, красивые металлические вещи, слова, удары, кровь и проч. Наконец, чрезвычайно важную роль в деле привлечения внимания играет качество и интенсивность того чувства, которое связано с действующим на нас впечатлением.

Изменяемость наклонности. Внимание развивается у детей довольно поздно. Только на 7-й неделе Прейер[14] впервые заметил у своего ребенка признаки внимания, а именно фиксацию глаз при интенсивных зрительных и слуховых раздражениях. По мере роста человека изменяется не только степень возбудимости его внимания, но также и те условия, при которых оно проявляется. У идиотов, как и у маленьких детей, преобладают внешние возбудители, а из внутренних те, которые находятся в непосредственной связи с ощущениями: неудовлетворение различных чисто физиологических потребностей, чувство боли и т. д. Внимание взрослых привлекается, наоборот, чаще всего внутренними возбудителями; внешние события интересуют взрослых людей обыкновенно лишь в том случае, когда они бывают связаны с чувствами и представлениями, имеющими для данного человека важное значение. Недаром поэтому способность сосредоточиваться на собственных мыслях и внутренних переживаниях считается вообще признаком значительного духовного роста.

Анатомо-физиологический коррелят возбудимости внимания Генле видит в бессознательном тонусе чувствительных нервов и всего вообще воспринимающего нервного аппарата. Подобно мышцам, чувствительные нервы нашего тела никогда не бывают совершенно бездеятельны, а всегда находятся в состоянии некоторого напряжения, так называемого тонуса. Тонус этот поддерживается бесчисленными мелкими, неуловимыми раздражениями, исходящими как из окружающей среды, так и из нашего собственного организма. Чем он значительнее, тем меньшая прибавка требуется к нему для того, чтобы возбуждение воспринимающего аппарата достигло известной границы и выдвинуло в нашем сознании те или иные представления.

Связи и отношения. Для того чтобы какое-нибудь представление заняло на время фиксационную точку сознания, нужно, чтобы данное живое существо (например, ребенок) уже было способно жить сознательной жизнью. Необходимо наличие хотя бы некоторых ощущений, как воспринятых, так и воспроизведенных, а также способность комбинировать эти ощущения, образуя из них более или менее отчетливые восприятия. Необходимы также координированные движения, придающие органам чувств положение, наиболее удобное для восприятия. Таким образом, возбудимость внимания является высшей по отношению к целому ряду других наклонностей, предполагая их уже заранее существующими. Далее, значительное развитие чувствований и их повышенная возбудимость в высшей степени облегчают привлечение внимания. Само содержание чувства не имеет в этом случае особенного значения. Более других способствуют привлечению внимания: любопытство, удивление, страх, боль и т. п.; однако и всякое другое чувство, если только оно в человеке сильно развито, неизбежно приведет к тому, что внимание будет усиленно привлекаться объектами, так или иначе связанными с этим чувством. У идиотов слабое развитие чувствований является как раз одной из главных причин их полной неспособности фиксировать свое внимание на каком бы то ни было определенном объекте.

Гораздо менее тесная зависимость существует между возбудимостью внимания и силой сосредоточения его (см. ниже). На первый взгляд казалось бы, что чем сильнее внимание, тем легче оно возбуждается, и наоборот. Однако опыт далеко не подтверждает такого предположения. Особенно поучительны в этом отношении наблюдения над больными, страдающими маниакальным возбуждением. Интерес их ко всему окружающему чрезвычайно повышен. Каждое новое лицо, новый предмет, всякая самая незначительная перемена в окружающей их обстановке тотчас же привлекают их внимание. Это дало повод прежним авторам говорить о… маниакальных больных, т. е. об усилении у них внимания. На самом же деле, как это справедливо замечает Крепелин, внимание у них является скорее пониженным, так как все впечатления воспринимаются такими больными с гораздо меньшей ясностью, отчетливостью и подробностью, чем здоровыми людьми. Повышенная привлекаемость внимания в данном случае прямо-таки вредит его концентрации, так как обилие восприятий и быстрая их смена не дают сосредоточиться как следует ни на одном из них. Подобное же явление, только, конечно, в гораздо менее резкой степени, приходится очень часто встречать также и у людей совершенно здоровых. Что касается активности внимания, то значительное развитие этого качества может как благоприятствовать вхождению какого-нибудь представления в фиксационную точку сознания, так и наоборот, мешать ему, смотря по тому, насколько это соответствует конечным целям данного человека. Таким образом, здесь существует опосредствованная зависимость, обусловленная в каждом отдельном случае не только прямым отношением, существующим между обеими наклонностями, но также тем или иным стечением обстоятельств, действующих на человека в данную минуту.

Наряду с только что разобранным нами качеством можно различать также большую или меньшую быстроту сосредоточения внимания. Опыты с измерением скорости умственных процессов (так называемые опыты с реакциями) показали следующее. Продолжительность реакции, представляющая обыкновенно довольно значительные колебания даже в течение одного и того же сеанса, делается гораздо равномернее в том случае, если раздражению всякий раз предшествует известный условленный заранее сигнал; это происходит оттого, что испытуемый, услышав сигнал, успевает сосредоточить все свое внимание на следующем за ним раздражении и благодаря этому никогда не бывает захвачен, так сказать, врасплох. И вот опыт показывает, что у каждого лица можно установить определенный, наиболее выгодный и удобный для него промежуток времени между сигналом и раздражением. Другими словами, быстрота сосредоточения внимания у разных лиц бывает различна, и описанный метод позволяет до некоторой степени исследовать ее индивидуальные колебания[15].

Спрашивается теперь, можно ли считать качество это основным, имеющим важное, первостепенное значение для индивидуальной психологии? Нам кажется, что на этот вопрос следует ответить отрицательно. Правда, быстрота сосредоточения внимания находится, вероятно, в тесной связи со многими из основных наклонностей, например с возбудимостью внимания, скоростью умственных процессов, быстротой выбора, возбудимостью чувствований и т. д. Однако она не удовлетворяет другим требованиям, предъявляемым нами ко всякой основной наклонности. Индивидуальные колебания ее, как кажется, не особенно велики. Кроме того, качество это не играет в нашей душевной жизни такой важной роли, как другие основные наклонности. Оно не обладает значительным количеством проявлений, с большим трудом констатируется даже при внимательном наблюдении. Составляя слишком ничтожную по своему значению часть акта внимания, качество это обычно стушевывается другими, более важными. Все эти соображения заставляют нас отказаться от мысли занести его в число основных наклонностей человеческого характера.

Сила сосредоточения внимания

Определение наклонности. Одна из наиболее характерных сторон акта внимания состоит в том, что одно какое-нибудь представление или группа представлений занимает господствующее положение в сознании, подавляя или даже совершенно вытесняя из него на время все остальные душевные переживания. Именно это неравенство элементов, находящихся в сознании человека в каждый данный момент, это господство одних из них над другими и составляет как раз то, что называют сосредоточением внимания. Сила этого сосредоточения бывает весьма различна как у разных людей, так и у одного и того же человека в различное время. Иногда, в так называемые минуты рассеянности, ни одно из представлений не выделяется сколько-нибудь заметно перед другими: все они одинаково тусклы и неясны.

«Огромное большинство людей, — говорит Джемс, — по всей вероятности, несколько раз в день впадают в психическое состояние примерно следующего рода: глаза бесцельно устремлены в пространство, окружающие звуки и шумы смешиваются в одно целое, внимание до того рассеяно, что все тело воспринимается сразу как бы одно целое и „передний план сознания“ занят каким-то торжественным чувством необходимости заполнить чем-нибудь пустоту времени…»

Такова крайняя степень того, что мы называем рассеянием внимания. Существуют промежуточные степени между этим состоянием и противоположным ему явлением сосредоточенного внимания, при котором поглощение человека интересом минуты так велико, что нанесение физического страдания является для испытуемого индивида нечувствительным[16]. В момент сильного сосредоточения внимания никакое, даже самое сильное раздражение не может отвлечь человека от созерцания объекта, приковавшего к себе его внимание. Наоборот, при слабой концентрации достаточно бывает малейшего неблагоприятного условия для того, чтобы представление, на котором сосредоточивалось наше внимание, перестало выделяться и сделалось таким же тусклым и неясным, как и все остальные.

Проявления. Значительное сосредоточение внимания на каком бы то ни было объекте отражается прежде всего на двигательной сфере. Человек делается неподвижным, «застывает на месте». Все побочные движения, не относящиеся непосредственно к акту внимания, совершенно прекращаются или по крайней мере сводятся до минимума. Гальтон однажды во время скучной лекции наблюдал за слушателями, сосчитывая у них общее количество движений, какие только ему удавалось подметить. В моменты, когда лекция становилась интереснее и слушатели делались внимательнее, общее количество движений уменьшалось приблизительно наполовину, а сами движения делались быстрыми и менее значительными.

Наряду с уменьшением общего числа мышечных сокращений замечается также усиленное напряжение тех мышечных групп, которые в данный момент способствуют акту внимания. Здесь нужно, впрочем, различать два рода внимания: внешнее и внутреннее; в первом случае объектом внимания является какое-нибудь внешнее восприятие (или целый ряд их), во втором — свои собственные мысли, воспоминания, образы, созданные фантазией, и т. д. Физиологические проявления этих родов внимания несколько отличаются друг от друга. При сосредоточении внимания на каком-нибудь внешнем объекте человек поворачивает к этому объекту голову или оборачивается к нему всем телом и неподвижно фиксирует его своим взором. Глаза широко раскрыты, даже в том случае, если воспринимать приходится не зрительные, а какие-либо иные впечатления (слуховые, осязательные и др.). Брови несколько приподняты, на лбу появляются складки. У некоторых лиц ноздри слегка раздуваются. В более резких случаях сосредоточения внимания, особенно пассивного, замечается также легкое раскрытие рта: нижняя челюсть несколько отвисает, так что нижняя губа отходит назад по сравнению с верхней. Это раскрытие рта некоторые (например, Генле) объясняют тем, что когда наше внимание поглощено внешними впечатлениями, то все мышцы тела, в том числе и жевательная, расслабляются, и нижняя челюсть отвисает благодаря собственной тяжести. В пользу этого мнения говорит, по-видимому, тот факт, что при активном внимании губы, наоборот, плотно сжаты. Другие (Пидерит) объясняют раскрытие рта тем, что при этом слабые звуки могут проникать в полость уха не только через барабанную перепонку, но также через евстахиеву трубу и поэтому легче могут быть восприняты; согласно такому мнению, раскрытие рта в моменты усиленного внимания особенно часто наблюдается у людей с ослабленным слухом. По-видимому, следует предположить, что причины описанного явления в разных случаях бывают различны, так что каждое из двух вышеприведенных объяснений имеет свои основания.

Мимика внутреннего внимания несколько отличается от внешнего.

«Когда человек погружен в свои мысли… или, как говорят, находится в задумчивости, то он не хмурится, но глаза его представляют полную неопределенность выражения. Нижние веки обыкновенно приподняты и сморщены таким образом, как в случае, когда близорукий человек старается различить отдаленный предмет, а верхние круговые мускулы в то же время слегка сокращены».

«Глаза в это время не фиксируются на каком-либо предмете, а стало быть, и не всматриваются, как я воображал раньше, в некоторый отдаленный предмет. Зрительные линии обоих глаз часто даже становятся слегка расходящимися между собою» (Ч. Дарвин)[17].

Мышцы тела представляются более или менее расслабленными, голова свешена на грудь или опирается на руку, общая поза — неподвижная, спокойная или слегка напряженная.

Есть одно психическое состояние, которое как по своим возбудителям, так и в особенности по физиологическим проявлениям стоит чрезвычайно близко к сильному сосредоточению внимания (внешнего). Это состояние удивления или изумления. В психологическом отношении оно значительно способствует развитию внимания, заставляя с силой фиксировать его на том или ином внешнем объекте. Что же касается внешних проявлений того и другого состояния, то такие исследователи, как Дарвин и Пидерит, прямо отождествляют их, рассматривая мимику внимания как более слабую степень тех физиологических проявлений, которые наблюдаются в состоянии изумления. «Внимание, — говорит Дарвин, — если оно внезапно и пристально, переходит в удивление, а это последнее — в остолбенение… Внимание обнаруживается слабым приподнятием бровей, а когда это состояние переходит в удивление, то брови подымаются до гораздо большей степени, причем глаза и рот широко раскрыты». Сюда присоединяются фиксация взором объекта, вызвавшего изумление, поперечные складки на лбу, общая неподвижность — словом, все те симптомы, которые мы уже рассмотрели выше, когда речь шла о признаках внимания. Нам кажется, однако, что, несмотря на значительное сходство внешних признаков, необходимо все же различать эти два состояния, так как они далеко не всегда встречаются вместе. Правда, удивление, как и всякая другая эмоция в значительной степени способствует развитию пассивного внимания, но зато внимание со всеми его внешними проявлениями может возникнуть и поддерживаться при полном отсутствии удивления, если только имеются налицо какие-нибудь другие эмоции или же соответствующие внешние возбудители (см. выше).

Кроме мимических признаков о способности человека к большему или меньшему сосредоточению внимания можно судить по некоторым другим, более сложным проявлениям. Одно из них заключается в том, что человека, сильно углубившегося в какую-нибудь работу или созерцание какого-нибудь объекта (внешнего или внутреннего), трудно бывает оторвать, отвлечь от предмета его созерцания: приходится несколько раз окликнуть его по имени, тронуть за плечо и т. д. Штерн предлагает в подобных случаях пользоваться одним экспериментальным приемом, пригодность которого, впрочем, до сих пор еще не была никем проверена. Прием этот состоит в том, что испытуемому дают какую-нибудь трудную работу и просят выполнить ее с возможно большим напряжением внимания. Когда же он углубится в работу, начинают применять — без его ведома — какое-нибудь чувственное раздражение (шум, свет, тактильное или температурное ощущение), сначала очень слабое, затем постепенно все усиливающееся. Чем больше сосредоточенность испытуемого, тем позже заметит он это раздражение. Не вдаваясь в подробную оценку этого метода, скажем только, что проверка его представляется очень желательной. Что касается других методов, применяющихся для исследования отвлекаемости, то о них мы скажем ниже, когда речь будет идти о неустойчивости внимания.

Другой косвенный признак, которым часто пользуются при оценке разбираемого нами качества, состоит в том, что смотрят, насколько отчетливо было воспринято то или иное впечатление. Чем внимательнее был человек, тем точнее и подробнее заметил он все то, на чем было сосредоточено его внимание; наоборот, рассеянный человек воспринимает окружающую его действительность очень неточно и с большими пробелами. Разумеется, тут всегда необходимо считаться с различными дефектами восприятия, зависящими не столько от слабой сосредоточенности внимания, сколько от несовершенства органов чувств (близорукость, глухота) или от разных неблагоприятных условий, при которых происходит акт восприятия (нахождение объекта на периферии поля зрения, слишком большая его отдаленность и т. д.).

Степень развития разбираемого качества может колебаться в самых широких пределах, причем крайние степени этих колебаний как в максимальном, так и в минимальном направлении переступают уже границы нормы. Полное почти отсутствие способности сосредоточивать внимание наблюдается у некоторых идиотов, имбецилов и слабоумных, резко сказываясь как на их мимике, так и на всем их поведении. Наиболее же ярким примером максимального сосредоточения внимания Рибо считает навязчивые идеи и состояния экстаза. В этом последнем случае какой-нибудь образ или отвлеченная идея до такой степени овладевают сознанием, что вытесняют из него на некоторое время все остальное, и человек делается совершенно неспособным двигаться или ощущать какие-нибудь внешние раздражения. В таком состоянии находились христианские мученики, не чувствовавшие боли во время пыток. Нечто подобное, только в более слабой степени, представляют из себя попытки лиц, подвергающихся операции или телесному наказанию, сосредоточить свое внимание на чем-нибудь постороннем, чтобы хоть отчасти заглушить мучительную боль.

Что касается возбудителей, то в этом отношении едва ли можно провести резкую границу между данной наклонностью и той, которая была разобрана в предыдущем параграфе (большая или меньшая легкость привлечения внимания). То же деление возбудителей на внешние и внутренние, на непосредственные и посредственные; те же особенности внешних возбудителей (цвет, величина, быстрота проявления), усиливающие их действие; то же влияние эмоций, значительно способствующих сосредоточению нашего внимания на данном впечатлении. Если же необходимо указать на особенного, специфического возбудителя, вызывающего усиленную концентрацию внимания, то таким является, быть может, значительное несоответствие в степени отдельных раздражений, действующих одновременно на наше сознание: в то время как большинство из них слишком слабы и малодейственны, одно или несколько сильных раздражений резко выделяются на этом бледном фоне и приковывают к себе наше внимание (сильный шум или крик среди полной тишины, яркий свет в темноте, появление нового человека в скучной, однообразной, давно надоевшей среде и т. д.). Если же все впечатления, действующие на человека в известный момент, одинаково способны привлечь к себе его внимание, то хотя общее напряжение внимания может быть очень велико, но о сосредоточенности его на одном или нескольких впечатлениях не может быть и речи. Точных сведений относительно анатомо-физиологического коррелята сосредоточенности внимания мы в настоящее время еще совершенно не имеем, так что здесь приходится ограничиться только самыми общими данными. Так, известно, что всякие моменты, истощающие нервную систему (хронические болезни, анемия, недостаточное питание, сильная усталость и проч.), значительно понижают умственную работоспособность, делая почти невозможной усиленную концентрацию внимания на каком бы то ни было объекте. Подобным же образом влияют алкоголь, гашиш и другие яды, парализующие высшие корковые центры; деятельность низших центров может при этом сохраниться в полной своей силе, благодаря чему возникает обильное количество ярких образов, быстро сменяющих друг друга, но концентрация внимания делается совершенно невозможной. Нечто подобное наблюдается также в бреду и в состоянии маниакального возбуждения.

Связи и отношения. Возможно ли значительное сосредоточение внимания на низком уровне душевного развития? Рассуждая теоретически, трудно допустить подобную возможность. Не говоря уже об активном внимании, доступном только существам, сравнительно высоко стоящим в отношении психического развития, пассивное внимание также требует для своего сосредоточения многих условий: необходимы ясные, более или менее отчетливые восприятия, сильно развитое чувство, выдвигающее одни восприятия перед другими, наконец, известное постоянство, устойчивость этих чувствований. Для того чтобы поддерживать сосредоточение внимания в течение известного времени. Ввиду этого нам кажется не совсем правильным мнение Штерринга, который утверждает, будто внимание может встречаться даже на низших ступенях психического развития — у идиотов, слабоумных, отсталых и т. д. По его мнению, для того чтобы сосредоточение внимания было возможно, требуется не столько абсолютная сила того или иного впечатления, сколько разница в силе между отдельными впечатлениями — а такая разница есть и у слабоумных. Но ведь если эта разница невелика (а у слабоумных она едва ли может быть особенно велика), то и концентрация внимания не может достигнуть сколько-нибудь значительных размеров. Всякая апатичная, непродолжительная остановка идиота или слабоумного на каком-нибудь впечатлении, плохо им воспринимаемом, не есть еще сосредоточение внимания. Главные особенности разбираемого качества, а именно сила концентрации, резкое различие в интенсивности между впечатлением преобладающим и другими, оттесненными им на задний план, — все эти условия едва ли можно встретить на низших ступенях душевной жизни. Кроме слабого развития умственной и эмоциональной сферы сосредоточению внимания могут препятствовать также обильные движения и быстрая смена представлений. Как те, так и другие «развлекают» внимание. Правда, нередко человек, напряженно думающий о чем-нибудь, начинает ходить по комнате, потирать себе лоб, вертеть в руках какой-нибудь предмет и т. д.; но все эти движения служат не для того, чтобы лучше сосредоточить внимание, а для того, чтобы усилить умственную деятельность, чтобы увеличить количество возникающих представлений и их комбинаций. О связи разбираемого нами качества с некоторыми другими особенностями будет сказано ниже, при рассмотрении этих последних.

Произвольность внимания (внимание активное и пассивное)

Определение наклонности. Значительное большинство людей обладают способностью по своему желанию сосредоточивать внимание на том или ином объекте. Если человек утомлен или если его окружающие условия не благоприятствуют такому сосредоточению, то для достижения его приходится употребить известное усилие, хорошо знакомое каждому из его собственного опыта. Именно это усилие и является самым характерным элементом активного внимания. В субъективном отношении оно близко напоминает собою различные положительные проявления волевого усилия (см. ниже), а также то напряжение, которое испытывается нами в актах физической и психической задержки. Многие авторы даже прямо отождествляют внимание с волей, рассматривая активное внимание как одно из проявлений сложного волевого акта. Как бы то ни было, между названными особенностями душевной жизни существует, несомненно, тесная зависимость, сводящаяся, по всей вероятности, к тому, что мы выше назвали взаимным родством душевных качеств.

Активное внимание всегда бывает апперцептивным, т. е. вполне сознательным. Человек всегда сознает более или менее отчетливо то усилие, которое ему пришлось употребить, чтобы в силу каких-нибудь отдаленных побуждений сосредоточить внимание на скучном и неинтересном объекте. Однако сознательность вовсе не составляет отличительного признака активного внимания, так как она бывает свойственна в не меньшей мере также и вниманию пассивному. Здесь кстати будет сказать несколько слов о том противоположении, которое часто делают между активным и пассивным вниманием. Нам кажется, что нельзя считать их прямо противоположными друг другу. В первой части этой книги уже говорилось о том, что полное отсутствие какого-нибудь качества необходимо предполагает наличие качества противоположного. Между тем если человек совершенно не способен заставить себя сосредоточиться на чем бы то ни было, то из этого вовсе не следует, что у него сильно развито пассивное внимание: это последнее представляется, в сущности, сложным качеством, основу которого составляет возможность сосредоточивать внимание под влиянием какого-нибудь сильно действующего чувства. Разбираемому нами качеству правильнее было бы противополагать не пассивное внимание, а более или менее полную пассивность внимания, т. е. неспособность к активному его сосредоточению.

Еще один элемент, присутствующий нередко в более или менее сильной степени в процессе активного внимания, — это наличие известных руководящих представлений, а также представлений, соответствующих тому объекту, на котором должно быть сосредоточено внимание, и, следовательно, как бы предвосхищающих этот объект в нашем сознании (преперцепция). Особенно резко выступает этот элемент в так называемом выжидательном внимании, когда мы всецело сосредоточиваемся на том впечатлении, которое будет нами воспринято в ближайший момент. Однако и процесс ожидания со всеми его особенностями также не представляется сколько-нибудь характерным для активного внимания. Ожидание может быть как активным, так и пассивным, может сопровождаться чувством как напряжения, так и беспокойства, подавленности и т. д. Когда человек неожиданно встретил в лесу медведя и с ужасом ожидает, что тот на него бросится, то «преперцепция» очень резко выражена, но об активном внимании здесь, конечно, не может быть и речи. Таким образом, единственным существенным элементом, характеризующим разбираемое нами качество, является более или менее значительное усилие, сопровождающее (или вызывающее) сосредоточение нашего внимания на том или ином объекте.

Что касается проявлений данного качества и его возбудителей, то эти две стороны вопроса так тесно между собою связаны, что удобнее будет рассматривать их вместе. Необходимость прибегнуть к произвольному усилию появляется, вообще говоря, в тех случаях, когда человек в силу каких-либо отдаленных побуждений желает сосредоточиться на одном или нескольких малозаметных и неинтересных впечатлениях, отвлекаясь на время от того, что его гораздо более интересует. Именно этим путем вырабатывается активное внимание у людей: чтобы понять значение заинтересовавших его картинок, ребенок заставляет себя сосредоточиться над трудным и скучным процессом чтения; для того чтобы порадовать мать, он играет на фортепиано, учит немецкий язык и т. д.

«В области наших чувств, — говорит Джемс, — мы прибегаем к произвольному вниманию, когда нам нужно уловить какой-нибудь едва уловимый оттенок в зрительном, слуховом, вкусовом, обонятельном или осязательном ощущении, а также когда мы хотим выделить какое-нибудь ощущение из массы подобных других или когда стараемся сосредоточиваться на предмете, обыкновенно имеющем для нас мало привлекательности, и при этом противодействуем влечениям в направлении более сильных стимулов. В области умственной мы применяем произвольное внимание в совершенно аналогичных случаях, например когда мы стараемся выделить и отчетливо представить себе идею, которая лишь смутно таится в нашем сознании, или когда мы с величайшими усилиями стараемся различить оттенки значения в синонимах, или когда мы упорно стараемся удержать в границах сознания мысль, которая настолько резко дисгармонирует с нашими стремлениями в данную минуту, что, не будь особых усилий с нашей стороны, она быстро уступила бы место иным образам более безразличного характера»[18].

Одним из самых частых проявлений произвольного внимания является систематический труд в физической или умственной сфере. Рибо называет труд наиболее конкретной и осязательной формой волевого внимания, рассматривая происхождение этого последнего параллельно с происхождением способности к систематическому труду. У дикарей как волевое внимание, так и способность к труду развиты в минимальной степени. Вообще, наблюдения над тем, как человек работает, могут доставить нам много материала для суждения о степени развития у него способности к произвольному вниманию: насколько энергично может он сосредоточиться над скучной работой, в состоянии ли он, если бы это оказалось необходимым, тотчас оставить интересное занятие и сосредоточиться на чем-нибудь другом и т. д.

Чем более развита у человека способность по произволу сосредоточивать свое внимание на трудной и неинтересной работе, тем равномернее будет сама работа, тем меньше будет так называемое «среднее колебание», т. е. величина, получающаяся путем особого вычисления и указывающая на то, как велики колебания работы за известный промежуток времени. Некоторые психологи придают в данном случае среднему колебанию такое большое значение, что называют его «динамометром внимания» (Буккола). Само собой разумеется, что чем труднее работа, тем больше колебания внимания у одного и того же субъекта. Так, Эрн нашел, что величина средней вариации равняется: при письме под диктовку — 2,6 %, при чтении вслух — 3,4 %, при счете букв по 1–4,2 %, при сложении однозначных чисел — 4,6 %, при счете букв по 3–5,0 %, при заучивании наизусть чисел — 14,7 %, при заучивании слогов — 27, 4 % того времени, которое требуется для выполнения какой-нибудь единицы работы.

Мимика произвольного внимания в общем сходна с мимикой внимания непроизвольного и подобно этой последней изменяется в зависимости от того, направлено ли внимание на внешние объекты или на собственные внутренние переживания. В первом случае появляются те же признаки, о которых мы говорили выше: полная или почти полная неподвижность, широко раскрытые глаза, горизонтальные складки на лбу благодаря сокращению лобной мышцы, легкое раскрытие рта и т. д. Во втором случае (при напряженном размышлении, при всякой серьезной умственной работе) веки могут быть прищурены, глаза устремлены вдаль; но к этому присоединяются при произвольном внимании также мимические признаки волевого усилия: брови сдвинуты и выпрямлены, между ними проявляется вертикальная складка, губы плотно сжаты. Дыхание замедляется, делается более поверхностным, а иногда на короткое время и совершенно приостанавливается («затаив дыхание»); глубокий вздох или зевота, наступающие обычно после усиленного сосредоточения внимания, является естественным следствием временной дыхательной задержки. У детей, по словам Прейера[19], значительное напряжение внимания сказывается, между прочим, также своеобразным выпячиванием губ вперед. В раннем детстве движение это является весьма характерным; иногда его удается подметить также и у взрослых (например, при игре на фортепиано), причем нередко оно сопровождается также высовыванием вперед кончика языка.

Изменяемость качества. Как у отдельных индивидов, так и у целых народов волевое внимание вырабатывается лишь постепенно, являясь продуктом воспитания, культуры и более или менее значительного умственного развития. У диких народов способность к активному вниманию ничтожна. У ребенка Прейер на 7 нед. замечал своеобразное настроение при слышании или видении сильных внешних раздражителей; самостоятельное же обращение к предмету и внимательную остановку на нем в течение нескольких мгновений удалось подметить только на 16 и 17 нед., когда ребенок рассматривал свое изображение в зеркале. Способность к длительному сосредоточению внимания вырабатывается значительно позже, иногда только в юности и даже в зрелом возрасте.

Анатомо-физиологический коррелят активности внимания и в настоящее время не может считаться еще сколько-нибудь установленным. «Мышечная теория» внимания, предложенная Рибо, вызывает целый ряд возражений и едва ли может считаться соответствующей действительности. Нередко приходится наблюдать, как люди, обладающие хорошо развитыми мышцами, прекрасно владеющие ими и испытывающие, следовательно, обильное количество интенсивных мышечных ощущений, оказываются, однако, совершенно неспособными к активному вниманию. Не менее часты и обратные примеры, особенно при сосредоточении внимания на внутренних переживаниях. По-видимому, центр тяжести лежит здесь не в одной только задержке мышечных движений, но также и в каких-то других, еще не известных нам процессах, происходящих в мозговой коре и имеющих тесную связь с физиологическим механизмом волевого усилия вообще. Несомненно только одно: напряжение активного внимания есть работа столько же физиологическая, сколько и психологическая, работа, требующая значительной затраты сил и вызывающая усиленное распадение мозговой ткани. Человек усталый, изнуренный, выздоравливающий от тяжелой болезни, измученный бессонницей, почти не способен к сколько-нибудь значительному напряжению произвольного внимания. Продолжительный отдых и хорошее питание могут в подобных случаях значительно способствовать восстановлению рассматриваемой нами наклонности в ее прежней силе.

Связи и отношения. Чтобы у человека могло образоваться произвольное внимание, он уже должен обладать более или менее развитым вниманием непроизвольным. Только в том случае, если какая-нибудь отдаленная цель, значительно интересующая нас, привлекает к себе все наше внимание, мы можем ради этой цели, имея ее постоянно в виду, заставить себя насильно сосредоточиться над трудным и скучным занятием. Таким образом, развитие произвольного внимания предполагает наличие целого ряда душевных качеств: существование руководящих, направляющих идей и стремлений, более или менее сильные чувства, соединенные с этими идеями и выдвигающие их в нашем сознании, значительное развитие сознательной жизни и т. д. По отношению ко всем этим качествам разбираемая нами наклонность является высшей. Далее, способность к произвольному сосредоточению внимания представляется, несомненно, очень близкой (родственной) волевому усилию вообще, а также к различным видам задержки, как физической, так и психического. Можно не считать явления физиологической задержки единственной и исключительной основой произвольного внимания, но тем не менее нельзя отрицать тесной связи между этими двумя процессами. Обилие ненужных движений точно так же, как обилие ненужных впечатлений и мыслей, чрезвычайно затрудняет произвольное сосредоточение внимания. Недаром дети и люди сангвинического темперамента совершенно к нему не способны. Способность координировать движения необходима для того, чтобы наилучшим образом приспособить органы чувств в нужном направлении. Наконец, обдуманность поступков, систематичность сложных действий и некоторые другие качества также находятся, по-видимому, в тесной связи с произвольностью внимания, но только подробным выяснением этой связи до сих пор еще сравнительно мало занимались.

Устойчивость или неустойчивость внимания

Определение качества. Фиксационная точка нашего сознания не может быть в течение долгого времени занята одними и теми же объектами. В ней происходит постоянная смена впечатлений, или, другими словами, внимание наше постоянно колеблется, сосредоточиваясь то на одном, то на другом из бесчисленного множества впечатлений, воспринимаемых нами в каждый данный момент. Даже в тех случаях, когда человек углубляется в продолжительное рассмотрение одного какого-нибудь небольшого объекта (портрет, монета и т. д.), он, в сущности, разглядывает попеременно различные части и стороны этого объекта и таким образом непрерывно подновляет, так сказать, свой интерес и оживляет свое внимание. Необычайная способность некоторых великих умов (Ньютон, Дарвин) сосредоточиваться в течение очень долгого времени, на одной какой-нибудь идее объясняется, по мнению некоторых, вовсе не тем, что внимание у них сильнее развито, чем у других людей; причина лежит скорее в том, что, обладая обширным кругозором и наблюдательностью, гениальные люди в каждом объекте, в каждой идее находят гораздо больше содержания и пищи для своего ума, чем простые смертные. Опыты Урбанчича, Н. Ланге[20] и других показали, что если заставить себя в течение долгого времени прислушиваться к едва уловимым непрерывным или ритмически меняющимся звукам (тиканье часов среди ночной тишины, шум отдаленного водопада), то можно заметить, что звуки эти периодически то ослабевают, то выступают с новой силой. Объясняется это, по мнению Ланге, не какими-либо периферическими процессами в воспринимающем органе, а постоянно происходящими в нас колебаниями внимания, периодическим ослаблением и усилением тех направляющих представлений, которые составляют необходимое условие ясного и отчетливого восприятия.

Итак, полной устойчивости внимания не существует. Даже в случаях наиболее сильной и продолжительной концентрации внимания существуют мелкие и частые колебания, которые можно обнаружить путем точного наблюдения. Однако не эти малозаметные колебания, присущие вниманию всех без исключения людей, интересуют нас в данном случае; для индивидуальной психологии, как уже сказано, представляют интерес только те психические особенности, которые значительно варьируют у разных людей но степени своего развития. И таким именно качеством является тот вид колебаний внимания, который недавно стали называть «отвлекаемостью» внимания (…). Некоторые люди совершенно не способны сосредоточиться в течение сколько-нибудь продолжительного времени над одним каким-нибудь объектом. Спустя короткое время они уже оказываются менее внимательными, и достаточно малейшего воздействия извне для того, чтобы все их внимание направилось в совершенно другую сторону. Здесь речь идет уже не о колебаниях в области одного и того же объекта, не о периодическом усилении или ослаблении одного и того же ощущения, а о постоянных скачках, более или менее значительных, о частой и быстрой смене того общего направления, в котором текут наши мысли.

Не следует смешивать разбираемое качество с той апатичной слабостью внимания, которая наблюдается, например, у идиотов: под влиянием какого-нибудь интенсивного раздражения, например при сильном и внезапном шуме, идиот ограничивается тем, что оборачивается или поворачивает глаза в сторону раздражения и затем тотчас же опять впадает в свое обычное апатичное состояние. Тут непродолжительность внимания зависит не от неустойчивости его, а просто от слабой его напряженности: те незначительные проблески сознания, которые доступны идиоту, могут вызываться и поддерживаться только сильными возбудителями и притом преимущественно в первые моменты после их наступления, когда возбуждающее действие их наиболее велико; в последующий момент действие раздражителя становится уже менее сильным и, следовательно, недостаточным.

Проявления. Неустойчивость внимания относится к числу таких качеств, которые обычно нетрудно бывает обнаружить даже при поверхностном наблюдении. Она сказывается в том, что человек даже при сильном желании или в случае необходимости не в состоянии бывает сосредоточиться сколько-нибудь долгое время на одном и том же объекте. Имбецилы, отличающиеся, по словам Солье, крайне неустойчивым вниманием, с необычайной легкостью переходят от одного предмета к другому, и между всем тем, что они говорят, нет никакой связующей нити. Они отвечают на ваш вопрос лишь после того, как вопрос повторен несколько раз; ответив на него несколькими словами, тотчас же снова начинают болтать или петь. Из вашей речи они улавливают начало и дальше уже не слушают; беспрерывно перебивают. Во время прогулки забрасывают вопросами по поводу всего окружающего, не дослушивая объяснений.

То же непостоянство обнаруживают подобные лица и во время занятий каким бы то ни было делом, хотя бы даже дело это было для них интересно. После нескольких минут сосредоточенной работы они уже делаются рассеянными и при малейшем отвлечении готовы тотчас же отложить свое занятие в сторону, чтобы взяться за что-нибудь другое. Если же в силу необходимости они продолжают работать, то работа их делается крайне неравномерно и плохо в качественном отношении. Этим воспользовались некоторые психологи для того, чтобы исследовать экспериментальным путем степень отвлекаемости внимания у разных лиц. Испытуемому дается какая-нибудь работа, более или менее равномерная и продолжительная, например сложение однозначных чисел, выбирание буквы в печатном тексте, заучивание чисел или слогов. Проводился ряд опытов с измерением скорости простых и сложных реакций и т. д. Результаты работы все время регистрировались. В одних опытах работа производилась при полном сосредоточении внимания, в других вводился какой-нибудь фактор, постоянно отвлекающий испытуемого от занятия и мешающий ему сосредоточивать на нем свое внимание: отдельные раздражения, слуховые, зрительные или осязательные, свет, падающий прямо в глаза, непрерывный звон электрического звонка над ухом, чтение экспериментатором вслух какого-нибудь связного отрывка и т. д. При такой постоянной помехе работа делается, конечно, менее продуктивной как в количественном, так и в качественном отношении. Сравнение результатов, полученных при отвлечении внимания и без него, указывает на степень отвлекаемости внимания у испытуемого субъекта.

При этом надо, однако, считаться с тем фактом, что испытуемый мало-помалу привыкает к постороннему раздражителю и начинает работать если и не так хорошо, как при полном внимании, то все же значительно лучше, чем в начале отвлечения. Эта способность привыкания к внешнему раздражению (…) также представляет, по словам Крепелина, значительные индивидуальные колебания и является для некоторых лиц весьма характерной. Таким образом, мерилом отвлекаемости внимания служит снижение работоспособности в первые моменты действия постороннего раздражителя, тогда как постепенное улучшение работы к концу действия этого раздражителя указывает на степень развития привыкаемости.

Способность быстрого привыкания к внешним раздражениям лежит, по-видимому, в основе того, что Штерн называет «эластичностью» внимания. Представьте себе натуралиста, с которым вы, прогуливаясь по саду, ведете разговор, сильно интересующий вас обоих. Как ни сосредоточено внимание вашего собеседника, однако он время от времени отрывается от разговора, чтобы посмотреть на любопытное насекомое или сорвать какое-нибудь растение для своей коллекции. Тем не менее вы не назовете его внимание неустойчивым, так как после минутного отвлечения он тотчас же с прежним вниманием возобновляет прерванный разговор. Неустойчивость внимания есть недостаток, слабость, тогда как эластичность его является во многих случаях качеством положительным и очень полезным.

Наиболее значительной степени неустойчивость внимания достигает в некоторых патологических случаях (психозы от истощения, маниакальное возбуждение, прогрессивный паралич, demencia praecox). Здесь дело доходит иной раз до полной невозможности не только разговаривать с больным, но даже получить от него хотя бы короткий ответ на заданный вопрос; болтая без умолку, поминутно перескакивая с одной темы на другую, больной не может сосредоточиться даже настолько, чтобы понять самый несложный вопрос, предложенный ему собеседником. Возбудителями данного качества или по крайней мере обстоятельствами, способствующими его проявлению, являются разнообразие и изменчивость окружающей обстановки, обилие впечатлений, шумное и непостоянное общество, в котором приходится вращаться человеку, и т. п. Наоборот, однообразная и мало изменяющаяся среда способствует, по-видимому, более положительному сосредоточению внимания на немногих объектах. Внимание детей именно потому, быть может, и отличается значительной неустойчивостью, что они еще мало живут внутренней жизнью и гораздо более, чем взрослые, подчиняются влиянию внешних раздражителей; между тем внешняя среда представляется всегда гораздо более изменчивой и непостоянной, чем наши внутренние привычки и переживания.

Анатомо-физиологический коррелят. Связи и отношения. Существует несомненная связь между неустойчивостью внимания и истощением центральной нервной системы. Всякие истощающие моменты: бессонница, переутомление, продолжительная болезнь, голодание — делают нас на время неспособными внимательно следить за длинным рядом впечатлений, воспринимая каждое из них с одинаковой отчетливостью. После непродолжительной попытки мозг наш в таких случаях отказывается работать, и мы делаемся рассеянными. Однако мне кажется, что анатомо-физиологический коррелят неустойчивости внимания не исчерпывается всецело быстрой истощаемостью центральной нервной системы. Истощенный человек уже не способен, по крайней мере временно, ни к какой работе, ни к каким новым впечатлениям. Между тем неустойчивость внимания характеризуется именно тем, что всякое новое впечатление воспринимается в первый момент с такой же яркостью, как и предыдущее, и если внимание случайно будет перенесено на объект, оставленный незадолго перед тем, то он будет воспринят вторично с такой же живостью и отчетливостью, как и в первый раз. Очевидно, причина лежит здесь не в быстрой истощаемости нервной системы, а в каких-то других, еще не известных нам особенностях мозговой деятельности.

Устойчивость (resp. неустойчивость) внимания тесно связана с целым рядом качеств, относящихся к волевой сфере: активностью внимания, наличием или отсутствием руководящих идей и стремлений, устойчивостью решений, сопротивляемостью внешним влияниям и др. Активное внимание всегда будет более устойчивым, так как дает возможность путем волевого усилия удерживаться дольше на каком-нибудь объекте. Впрочем, подобную же роль в случаях пассивного внимания могут играть сильно развитые чувствования, если только сами они отличаются значительной продолжительностью. Поэтому и пассивное внимание также может быть очень устойчивым, но только по отношению к тем объектам, которые непосредственно и притом надолго способны заинтересовать данного человека. Связь с остальными перечисленными качествами понятна сама собой, и было бы важно путем систематических наблюдений проверить, насколько часто все эти особенности характера встречаются вместе. Интересно было бы также установить, в каком отношении находится рассматриваемое нами качество к скорости восприятия и обилию движения, так как названные особенности издавна объединяются с неустойчивостью внимания в тип так называемого сангвиника.

Объем внимания (широта или узость его)

Определение качества и его проявления. В сознании каждого человека в любой данный момент может находиться лишь ограниченное, сравнительно небольшое количество представлений (resp. восприятий, чувствований, стремлений и т. д.). Кроме того, не все эти представления сознаются с одинаковой ясностью и отчетливостью; некоторые из них особенно сосредоточивают на себе наше внимание или, как говорится, занимают фиксационную точку сознания, тогда как другие сознаются лишь смутно и неясно, оставаясь вне сферы сосредоточения внимания. Вопрос о том, какое максимальное количество представлений может одновременно вместиться в сознании человека, подвергся, как известно, в последнее время экспериментальной разработке. Одни авторы изучали объем внимания при одновременном восприятии целой группы зрительных впечатлений, например точек или букв, правильно или неправильно расположенных на белой бумаге; другие измеряли объем внимания при воспроизведении двух рядов ударов метронома или двух рядов точек, последовательно одна за другой воспринятых испытуемым и затем воспроизведенных им одновременно в своем сознании. Оказалось, что максимальное количество простейших зрительных или слуховых представлений, могущих вместиться в сознании человека, колеблется в зависимости от целого ряда условий: от формы и величины объектов, от их расположения и группировки, от той быстроты, с которой отдельные впечатления следуют одно за другим, и т. д. Подробное изложение результатов этих опытов можно найти в «Основах физиологической психологии» В. Вундта. (Об одновременном воспроизведении последовательно воспринятых зрительных впечатлений см. работу Лазурского и Шипова[21].) Нас же здесь интересует не абсолютная величина объема внимания, найденная различными авторами, и не влияние, оказываемое на нее разными, чисто внешними условиями вроде перечисленных выше, а те индивидуальные колебания, которые, несомненно, оказываются в этом отношении у различных испытуемых. К сожалению, лица, работавшие над объемом сознания, оставили почти без внимания эту сторону вопроса, а между тем было бы очень интересно проверить, насколько данные относительно широты или узости внимания отдельных лиц, полученные в подобных опытах, согласуются с данными, касающимися более сложных проявлений широты внимания у тех же самых лиц.

Эти более сложные проявления нам приходится наблюдать в жизни постоянно. Один человек схватывает одновременно целый ряд происходящих вокруг него разнородных явлений и соответствующим образом реагирует на них, тогда как другой в каждый данный момент способен сосредоточиться только на одном каком-нибудь объекте, иначе его восприятия будут ошибочными и неполными. Во время разговора с университетским профессором Сергей Кознышев, обладавший широким кругозором и значительным объемом внимания, мог, не теряя нити разговора, становиться одновременно на точку зрения Левина и понимать его своеобразные реплики, тогда как более «узкому» профессору это представлялось всегда гораздо более затруднительным («Анна Каренина»), Очень многие люди не способны делать больше одного какого-нибудь дела зараз, между тем как Наполеон, говорят, мог одновременно диктовать несколько писем, выслушивать различные донесения, отдавать приказания и т. д. Необходимо иметь в виду, конечно, что только правильное и отчетливое выполнение двух (или более) дел одновременно может свидетельствовать о широте внимания; в противном случае мы будем иметь дело просто с неустойчивостью внимания, неспособного сосредоточиться сколько-нибудь времени на одном и том же объекте. Дети и легкомысленные люди очень склонны хвататься за несколько дел одновременно, но ни одного из них не делают как следует.

Существуют экспериментальные методы, позволяющие определять сравнительную степень широты внимания у отдельных лиц. Методы эти основаны в общем на том, что испытуемого заставляют следить одновременно за двумя рядами явлений или совершать одновременно две разные работы, причем результаты его наблюдений или его работы должны точно регистрироваться. Так, например, пускают в ход два метронома, скорости которых несколько отличаются друг от друга; испытуемый должен сосчитывать общее число ударов обоих метрономов, что представляется делом нелегким и требует одновременного и притом значительного сосредоточения внимания на обеих сериях звуков. Обыкновенно испытуемые, по словам Бине и Анри, сильно затрудняются уже в том случае, когда метрономы установлены один на 50, другой на 60 ударов в минуту, между тем знаменитый счетчик Иноди мог правильно считать даже в том случае, когда метрономы были установлены на 100 и 110 ударов. Другой способ заключается в том, что испытуемого заставляют читать вслух печатный текст и в то же время беспрерывно писать карандашом на бумаге одну какую-нибудь букву, например букву «а», или 2–3 буквы («ас»), что уже гораздо труднее. Затем сравнивают количество прочитанных за известный промежуток времени строк с тем количеством, которое испытуемый мог прочесть, если его не заставляли одновременно писать буквы.

Сюда, наконец, принадлежат, по нашему мнению, некоторые из тех методов, которые были предложены для отвлечения внимания и в которых речь идет, собственно говоря, не об отвлечении, а о раздвоении внимания между двумя сознательно и произвольно совершаемыми умственными актами. Можно, например, заставить испытуемого производить на бумаге арифметические действия над данными ему однозначными числами, причем в одних опытах он будет одновременно с этим считать также вслух удары метронома. Мы не будем приводить дальнейших примеров, так как очевидно, что, исходя из указанного выше принципа — заставить испытуемого исполнять одновременно две различные работы, — можно придумать целый ряд методов, одинаково пригодных для исследования объема внимания.

Связи и отношения. Объем внимания находится, несомненно, в самой тесной связи с тем, что называют обыкновенно «кругозором» данного человека, т. е. запасом его сведений, широтой понятий, обилием доступных ему точек зрения и т. п. Чем шире кругозор данного человека, тем больший круг явлений может привлечь к себе его внимание и тем больше фактов способен он уловить и оценить одновременно. Приведенный выше пример из «Анны Карениной» подтверждает это предположение. Значительное сосредоточение внимания на одном каком-нибудь акте или явлении может до известной степени сузить общий объем сознания. Опыты Жане над истеричными показали, что это сужение может достигать у них очень большой степени. Жане исследовал у своих больных поле зрения. Затем он вторично производил то же самое исследование, но предварительно помещал в фиксационной точке несколько мелко написанных строк или цифр и просил испытуемую во время исследования поля зрения внимательно читать эти строки или производить арифметические действия над числами. Оказалось, что сосредоточение внимания на умственной работе значительно (на 15–35 град, и даже на 60 град) сужало поле зрения, что Штерринг справедливо объясняет сужением поля ясного сознания. Надо сказать, впрочем, что у здоровых это явление наблюдалось в гораздо меньшей степени: у некоторых поле зрения при умственной работе совершенно не изменялось, у других оно сужалось всего на 5-10 град. Что касается активности внимания и сильно развитых чувствований, то они могут, по-видимому, способствовать как расширению, так и сужению объема внимания, смотря по тому, насколько велико число впечатлений, имеющихся в нашем сознании в данный момент и способных заинтересовать нас и пробудить в нас более или менее сильное чувство.