Мусор, мусор повсюду

Первый из факторов, поддерживающих маску тролля, – связь между подачей информации в СМИ и диссоциативным юмором. Кристи Дэвис определяет эту связь в своей работе «Шутки, которые следуют за освещением катастроф в СМИ, в эпоху глобального телевидения»{247}. Дэвис утверждает, что смех на фоне насилия или других трагических событий не столько выражение бесчувственности, сколько свидетельство определенного набора исторических и технологических условий. Как объясняет Дэвис, «больной» юмор существует с незапамятных времен, по крайней мере с изобретения письменности, когда люди начали записывать анекдоты. Но даже самые «больные» шутки никогда не принимали форму современных шуток о катастрофах. Кроме того, хотя люди, безусловно, комментировали страшные новости, эти комментарии никогда не выливались в отслеживаемые циклы шуток (группы шуток, которые появляются в ответ на трагическое событие, развиваются и со временем сходят на нет). Знаменательные исторические события породили немало анекдотов «задним числом» – например, катастрофа «Титаника» или убийство Авраама Линкольна, – но Дэвис утверждает, что этот тип юмора стал заметным только после того, как соответствующие события были широко популяризованы кинематографом{248}.

Как пишет Дэвис, первый масштабный цикл шуток такого рода последовал за убийством президента Джона Кеннеди и совпал с тем, что Дэвис описывает как «тотальную победу телевидения»{249}. Дэвис приводит три причины такой связи. Во-первых, сообщения о катастрофах по телевизору обрамлены «ерундой», что создает нелепый набор для отклика, усложняя или просто делая невозможным нормальные проявления человеческой эмпатии. Во-вторых, телевидение размывает границу между реальностью и вымыслом, фактом и фикцией. Транслируемые в прямом эфире катастрофы сливаются с кинообразами катастроф, не позволяя зрителю искренне поверить в реальность происходящего и ослабляя воздействие реальной трагедии. И наконец, переживание показываемой по телевизору трагедии опосредуется пространством, временем и географией, облегчая эмоциональное отстранение (а порой даже вынуждая к нему), а значит, и циничный или «юморной» отклик{250}.

Хотя анализ Дэвиса сосредоточен на способах, которыми телевидение инициирует циклы шуток о катастрофах, – автор, конечно, рассматривает и Интернет. Хотя его работа написана в начале 2000-х, когда в Паутине видели скорее бесконечную электронную доску объявлений, чем активно созидающее социальное пространство{251}, – его рассуждения прямо применимы к современному Интернету. Я бы сказала, что сегодняшний Интернет, который более разнороден, чем самое бессистемное варьете-шоу, и разрушает границы между реальностью и фантазией еще больше и еще больше отдаляет зрителя от зрелища, легко даст фору телевидению.

Конечно, я хочу избежать допущений (с которыми Дэвис, похоже, заигрывал), что технический прогресс сам по себе привел к возникновению новых моделей поведения и, более того, что потребители массмедийного контента так наивны и несамостоятельны, что стоит корпорациям их легонько подтолкнуть, как они теряют способность отличить вымысел от реальности. Но основное положение Дэвиса – что освещение событий СМИ порождает эмоциональное дистанцирование, и это эмоциональное дистанцирование делает возможным отстраненный, фетишистский юмор – чрезвычайно содержательно, особенно в контексте троллинга.

Рассмотрим весьма фетишистское отношение троллей к атаке 11 сентября 2001 г. В числе популярнейших фотожаб и гифок – рестлеры, разносящие башни-близнецы на мелкие куски; Уилл Смит в образе Принца из Беверли-Хиллз, отбивающий чечетку на фоне падающей первой башни; Канье Уэст, обращающийся к башням со словами «Йоу, “Аль-Каида”, поздравляю, я дам вам закончить, но война 1812 г. была лучшей в истории атакой на Америку!»; Нян-кот, врезающийся в башни, с подписью «Незабудем»; герой развивающих книжек для детей Уолли, вылетающий из клубов пыли в маске тролля; возникающий из обломков башен человечек из рекламы Kool-Aid; Оби-Ван Кеноби, отпускающий расистские шутки про «песчаных людей»; башни в клубах дыма, грубо анимированные так, что напоминают две фигурки, раскуривающие косячок, и т. д. и т. п. В других изображениях кадры из выпусков новостей сопровождаются гротескными надписями, включая неявные отсылки к мемам и нарочито плохие каламбуры («Только подумать, через что прошли люди в этих самолетах! – Через здания?», «9/ 11 американцев не поймут эту шутку») и подтверждения ироничной отстраненности (подпись под знаменитым снимком выбросившегося из окна человека: «Пожалуй, это было чересчур драматично»).

Хотя обыгрывание троллями 11 сентября может показаться особенно бездушным, оно представляет поразительный пример взаимодополняющих отношений между юмором троллей и освещением трагедий в СМИ – в данном случае электронных. Ведь попав в Интернет, видео и фотографии атак на здания ВТЦ оказывались в водовороте абсурдного контента, от картинок с хорошенькими котами до жесткого порно. Плюс реклама – на одной веб-странице могло быть выложено больше десятка рекламных баннеров, флэш- и аудиороликов, и все они задавали фрейм и умаляли то, на что, как думал просматривающий страницу человек, он смотрит. Если телевизионный показ атак эмоционально отчуждал – тем самым приглашая к комедийным реакциям, как писал специалист по фольклору Билл Эллис в своем исследовании циклов шуток, непосредственно последовавших за терактами 11 сентября{252}, – то оцифрованные репосты атак отчуждали несравнимо сильнее.

Умение троллей трансформировать артефакты в визуальные шутки еще больше расширяет эту эмоциональную пропасть. В отличие от зрителей, которые видели теракт 11 сентября в прямом эфире, у троллей было почти 15 лет на манипуляции с кадрами атак для удовлетворения своих потребностей в троллинге. Наиболее заметная из них – потребность совмещать смерть и разрушение с поп-культурной иконографией. Как мог бы предсказать Дэвис, чем больше отрывались от контекста эти изображения и чем больше загромождалось поле зрения аудитории (в прямом и в переносном смыслах), тем выше была вероятность, что эти изображения станут заготовками для дальнейшей меметизации, еще больше увеличив эмоциональную дистанцию и еще больше привлекая троллей.

Поэтому использование троллями терактов 11 сентября в своих целях не просто не должно удивлять. Оно – непосредственный результат хаоса и эмоционального расщепления, обусловленного современным медийным ландшафтом, который можно описать как «тотальную победу Интернета». С этой точки зрения игры троллей с трагедией – то, что происходит, когда текущие события становятся контентом – термин, часто (и цинично) использующийся в блогосфере для описания пестрых лоскутков цифрового мусора, которые можно распространять, перемешивать и, разумеется, монетизировать через рекламу.