Порядок – добрая половина дела

Моделью, иллюстрирующей, как действует этот принцип в понимании того, как устроен и работает окружающий нас мир, является теория схем памяти. Мнения ученых относительно того, что это в точности обозначает, несколько расходятся. Однако существенная черта, которую признают все школы, состоит в том, что схемы выводятся на основании ранее приобретенного знания, что их надо рассматривать как сеть из фрагментов информации, причем конкретные факты в этой сети не хранятся, и что такая сеть обеспечивает одновременно гибкость и стабильность обучения. Например, в наш мозг может быть встроена схема поведения при совершении покупок в супермаркете. При этом мы вовсе не должны помнить все покупки в супермаркетах, сделанные нами в течение жизни; это было бы пустой тратой объема памяти. Но, когда мы идем за покупками, эта схема активируется и мы делаем все необходимое без всяких лишних усилий, не особенно задумываясь над тем, что мы делаем. Схема накладывает отпечаток на наши ожидания. Мне полагается скидка? Это очень приятно. Фирменный товар? Дорого, но зато качественно. В некоторых случаях схема мешает, потому что товар может оказаться некрасивым или некачественным, но в целом схема помогает нам наилучшим образом справляться с вызовами обыденной жизни. Например, у нас есть схема поведения с собаками, и мы следуем ей, когда нам на улице попадается собака.

Схемы позволяют также быстро заучивать информацию, укладывающуюся в определенный образец. Ваш ближайший супермаркет получил новый товар, который вы с удовольствием покупаете? Уже с первого или со второго раза вы запомните, где он выставлен. Если же что-то меняется, перестает укладываться в схему, то немедленно возникают трудности. Как часто, например, вы по инерции ищете в том же супермаркете весы для взвешивания овощей, прежде чем усвоите, что теперь овощи взвешивает кассир? Но в конечном счете гибкость схемы обеспечивает включение в нее и этого изменения. Без таких схем нашему мозгу пришлось бы заново запоминать каждый супермаркет, каждую собаку и каждый новый предмет по отдельности.

Только правила и схемы позволяют нам действовать в жизни достаточно эффективно, хотя иногда ценой ошибочных суждений, когда, например, милый щенок оказывается на поверку злобным кусачим существом, или ценой незнания в отдельных случаях деталей. Если, например, я попрошу вас через несколько дней после посещения супермаркета описать в подробностях, что вы там делали, вы опишете мне обычную последовательность действий: припарковали машину, пошли к тележкам, вернулись в машину, чтобы взять там забытую монету в 1 евро, чтобы внести залог за тележку, вошли в торговый зал, нагрузили тележку продуктами, встали в очередь в кассу, расплатились и отвезли купленные продукты к машине. Вы рассказываете то, что происходит каждый раз при посещении супермаркета. О подробностях и каких-то деталях совершения покупок в прошлый раз, а тем более в позапрошлый вы едва ли сможете вспомнить.

То, как мозг работает со схемами и помогают ли схемы обучению, исследовали в Институте Дондерса, в Неймегене, где я, между прочим, работаю. В ходе одного исследования определенные предметы помещали либо в подходящее, либо в неподходящее окружение, и испытуемым предлагали это запомнить. Когда предмет укладывался в своем окружении в привычную схему, запоминание было быстрым и надежным – например, нахождение пластиковой утки в ванной комнате, потому что эта игрушка, согласно нашим схематическим ожиданиям, и должна находиться в ванной. Результат указывает также на то, что эта форма обучения локализована в лобной доле мозга. Представляется, что именно там хранятся схемы и там же локализованы способности к принятию решений и высшим формам мышления, каковые поддерживаются схемами. Если что-то не укладывается в схему, например нахождение пластиковой утки в ящике для игрушек, то испытуемые запоминают эту информацию хуже.

Верно, однако, и противоположное. Если противоречие существующей схеме настолько велико, что мы отмечаем его сознательно, то запоминание происходит легче. Это означает, что нахождение пластиковой утки в ящике для игрушек является для нас в какой-то степени неожиданным, но не кажется слишком уж неподходящим. Если же утка обнаруживается в холодильнике, то противоречие становится настолько сильным, что курьез осознается и хорошо запоминается – во всяком случае, теми, кому не приходится ухаживать за маленькими детьми, или страдающими деменцией пациентами, так что нахождение игрушки в холодильнике этим людям представляется странным, если не гротескным.

Важно отметить следующее: запоминание такой противоречивой информации осуществляется не в лобной коре, а в гиппокампе, который воспринимает абсолютно новую информацию и служит местом ее временного хранения.

Такой же эффект схемы наблюдают и в тех случаях, когда испытуемым предлагают запомнить какую-нибудь историю. Тот, кто смотрит в неискаженном виде первую часть какого-нибудь фильма, может позже, при просмотре второй части, сравнительно легко запомнить содержащуюся во второй части новую информацию. Однако некоторым испытуемым демонстрировали другую первую часть, в которой те же события происходили в ином порядке, и события второй части не являлись логическим продолжением событий первой. Даже если вторая часть была абсолютно нормальной, содержащуюся в ней новую информацию испытуемые запоминали хуже.

Мы все обладаем большим объемом предшествующих знаний – о категориях предметов, о событиях и их протекании, а также знаний об исключениях. Естественно, эти предшествующие знания тоже объединены в сеть и являются многослойными. При совершении покупок в супермаркете активируется не только схема поведения в супермаркете, но и схема, касающаяся овощей, когда я, например, стою перед полкой с брокколи, или схема друзей, когда я выбираю напитки для вечеринки и вспоминаю, кто и что будет пить. Кроме того, у нас в мозге есть схема денег, которая работает, когда я решаю, дорог или нет какой-либо товар, даже если я не помню, сколько платил за него в прошлый раз. Эти схемы и модели позволяют нам быстро ориентироваться во множестве разных ситуаций; схемы позволяют мозгу экономить силы и энергию, а нам быстрее решать, что надо делать.

Обучение часто означает усвоение умения выводить правила и схемы из единичных примеров. Действовать все время осознанно очень трудно. Повторения, подтверждения и нарушения существующих правил важны для постоянного оттачивания образцов. Именно поэтому заучивание какой-то совершенно новой информации сначала особенно трудно, так как для нее пока нет соответствующих правил. Например, самое трудное – это заучить первые пятьдесят китайских слов, а для заучивания следующих я уже могу применять появившуюся у меня в голове схему. Самое трудное – это заработать первый миллион, скажет вам любой бывалый капиталист. Все последующие идут легче, так как имеется правило и схема, как это вообще делается. То, что касается китайского языка, я могу подтвердить собственным опытом, в отношении миллионов это лишь предположение, так как у меня пока нет первого миллиона. При случае я вернусь к этой теме в новом, переработанном издании.

Кстати, именно так действует на нас остроумие и юмор. Мы смеемся, потому что рассказчик нарушает наши ожидания. Однако для этого должно быть ожидание. В большинстве случаев такое ожидание формируется затравкой анекдота, которая активирует в мозге определенную схему. Развязка анекдота ломает ожидание, и возникает комический эффект. Например: «Встречаются после летнего отпуска два старых друга. “Как прошел отпуск?” – “Сказочно. Превосходный отель на берегу романтической бухты, да и в постели мне наконец было хорошо”. – “О, так, значит, ты был в отпуске с женой?” – “Что? Нет, ее-то как раз и не было”».

Затравка активирует схемы «романтический отпуск» и «супруги снова потянулись друг к другу», а значит, порождает соответствующее ожидание. Развязка показывает, что это ожидание было ложным – супруги в отпуске не было. Тем самым активируется другая схема: схема супружеской измены. Это нарушение ожидания порождает комический эффект. Мы находим это смешным, но на самом деле смешным это находит наша память, которую высмеял рассказчик анекдота.