Гангстер и Евангелие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Гангстер и Евангелие

Джим Вос был перехватчиком сообщений гангстера Микки Коэна. Как и я, он стал христианином в ноябре 1949 года, услышав проповедь Билли Грэма. Есть фотография, на которой мы все запечатлены: Вос, Стюарт Хэмблен (поющий ковбой), Грэм и я.

Коэн был малолетним преступником, боксером и заядлым игроком. Он помог в свое время Багзи Сайджелу открыть отель «Фламинго» в Лас-Вегасе и работал с ним бок о бок, пока того не убили в 1947 году. Говорят, дружки разочаровались в его управленческих навыках. Во всяком случае, такова легенда.

Когда Сайджел умер, Коэн стал бандитом номер один в Лос-Анджелесе, из-за чего постоянно цапался с шефом полиции Уильямом Паркером.

Я был знаком с Микки Коэном. В то время для бегуна первого класса подобные знакомства были обычным делом. Мне нравилось общаться с ним гораздо больше, чем со многими моими друзьями.

В книге «Дьявол, наступающий мне на пятки» есть фотография, на которой я встречаю свою будущую жену в аэропорту Бербанка незадолго до нашей свадьбы. Для меня Синтия была самой красивой девушкой в мире – а Микки Коэн любил спортсменов и красивых девушек. Полагаю, мы с Синтией полностью отвечали его требованиям, потому что однажды он сказал Джиму Восу: «Я хочу познакомиться с Замперини». Вос, не так давно ставший человеком воцерковленным, был только рад все устроить, понадеявшись, что, возможно, мой образ жизни зацепит и Коэна.

Последний пригласил нас с Синтией на обед. Мы встретились в BrownDerby, ресторане в форме шляпы; его тогда перенесли с родной улицы на бульвар Уилшир, 3377. Чтобы попасть внутрь, нужно было пройти вдоль козырька.

Мы с удовольствием поговорили о жизни, американском футболе в Университете Южной Калифорнии, вспомнили мои истории времен войны и немного коснулись темы христианства. Ему было интересно все. Он то и дело просил прощения и удалялся в туалет каждые десять минут. Я думал, у него проблемы с кишечником, но, как оказалось, он просто страдал мизофобией[17].

После того раза он часто приглашал нас на обед, когда какая-нибудь из его девушек находилась в городе. Однажды он попросил меня прийти к его галантерейщику, чтобы познакомиться с его новой пассией, полногрудой блондинкой по имени Кэнди Барр, ставшей известной стриптизершей и танцовщицей бурлеска. Она была очень милой и приветливой, хотя и немного наивной. Полагаю, он надеялся, что мы перестанем воспринимать его как бандита, потому что у него такая славная девушка. Наши встречи прекратились, когда в 1951 году он угодил на четыре года в тюрьму за уклонение от уплаты налогов.

Однажды, уже после освобождения, он позвонил мне как-то вечером, когда я уже собирался ложиться спать, объяснил, где живет, и настоял на том, чтобы я к нему тут же приехал. Только колеса моей машины коснулись полукруглой подъездной дорожки, как включилась автоматическая подсветка. Тут же сбежались охранники. Они и проводили меня к входной двери. Внутри полным ходом шла вечеринка. На столе стояло блюдо с половиной индейки и большим куском ветчины. Джим Вос тоже присутствовал. Микки предложил мне поесть, но уже было за полночь, и я отказался. Он решил показать мне дом. Мы остановились возле его гардеробной со стеклянными дверями. Комната была длинной, как пенал. У него, наверное, были сотни и сотни костюмов и пар обуви. А также пальто. «Если тебе что-нибудь подойдет, можешь взять», – сказал он. Я знал, что ничего не подойдет. Он был коренастым, а я – худощавым. Да я бы и так ничего не взял. Скорее, Джиму бы что-то подошло, ведь у них был один размер. Ему досталось красивое пальто.

Затем Коэн показал мне тайный ход на случай внезапной облавы или попытки какого-нибудь другого гангстера пристрелить его. Дверь закрывалась автоматически, и Микки оказывался в подвале.

«Когда я сидел в тюрьме, ни один из друзей не пришел навестить меня, – пожаловался Коэн (выглядел он действительно расстроенным). – Только христиане». Он добавил это, потому что, когда мы встретились впервые, он проявил интерес к вопросам религии. Я не совсем понимал его намерений, но поскольку уже через несколько часов должно было взойти солнце – а у меня была назначена встреча на полдень, – я сказал, что мы сможем поговорить об этом в любое время. Я подумал, что, если Коэна это и правда волнует, мне не следует его подгонять.

Спустя две недели я был в «Колизеуме» на матче по американскому футболу и проходил вверх по рядам в поисках разносчика еды. Вдруг меня окликнул Джон Феррано из комиссариата (позже выяснится, что он был самым опытным членом совета Лос-Анджелеса, с огромным стажем): «Эй, Замперини! Что ты делал у Коэна дома пару недель назад?»

– Вам прекрасно известно, что я там делал! – крикнул я ему в ответ, четко понимая, что он и сам все знает. Как будто меня могла задеть такая уловка.

На мое удивление, Коэн и правда проникся идеями христианства.

Он мне часто звонил, а однажды даже объявил: «Я говорил с братьями Сика о Христе, но мне не хватает знаний. Не мог бы ты пойти со мной и рассказать им об Иисусе?»

Братья Сика были крупными мафиози. О них постоянно писали в газетах, они шантажировали всех и каждого. Но я подумал: почему бы и нет.

Мы с Коэном поехали в большой цветочный магазин на Вермонт-авеню, рядом с Олимпийским бульваром. «Зачем нам сюда? – спросил я. – Вы собираетесь купить еще цветов своей девушке?»

Наши действия напоминали сцену из какого-нибудь старого гангстерского фильма. Мы прошли через одни двери, затем еще одни и наконец попали в частный кабинет.

Там-то мы и нашли братьев Сика.

Коэн был вне себя от радости, я же просто чувствовал волнение оттого, что мне предстоит обсуждать с ними свою судьбу.

Когда я им все объяснил, они сказали: «Но мы католики».

– Это не имеет значения, – ответил я. – Тут неважно, какое у вас вероисповедание.

Коэн рассказал им, через что мне пришлось пройти во время войны, и, казалось, им было очень интересно послушать об этом. После того, как я сам пересказал свою историю, они поблагодарили меня за визит и многозначительно глянули на Коэна.

На обратном пути я купил своей жене цветы.

Микки Коэн отчаянно хотел познакомиться с доктором Билли Грэмом. Несмотря на все наши многочисленные беседы, он не желал признавать Христа спасителем, пока в церковь его не приведет именно Грэм.

Вос и Хэмблен тоже сильно за это ратовали и потому договорились с одним нашим другом из Модесто, у которого был двухмоторный самолет марки «Бичкрафт», что он прилетит в Санта-Монику, заберет Коэна и отвезет его к Грэму.

У меня было очень странное чувство. «У вас ничего не получится, – говорил я. – Зачем ехать к Билли Грэму, чтобы обрести Господа? Этот путь может указать и десятилетний ребенок».

Встретившись в церкви в Бейкерсфилде, мы поехали в Санта-Монику ждать самолет. Всю дорогу они пытались убедить меня, что их план сработает. «Да он же преступник, – возражал я. – Он только голову всем морочит. Его цель – добиться публичности за счет Билли Грэма».

Но парни упорствовали. «Я понятия не имею, что будет, но уверен, что у вас ничего не выйдет», – повторял я.

Конечно же, они мне не верили. «Самолет прибудет в Санта-Монику через полтора часа, – сказал Вос. – Мы подготовили Микки, он не против лететь к Билли Грэму».

Когда мы подъехали к аэропорту, Коэн уже ждал. Мы услышали звук приближающегося «Бичкрафта». Пилот посадил самолет и стал рулить по взлетно-посадочной полосе, отгоняя его к стоявшим на стоянке воздушным судам.

Из-за того, что ночной сторож не стал включать все огни взлетно-посадочной полосы ради одного самолета, пилот не заметил элементов дренажной системы. Когда он их увидел, самолет уже ушел носом в четырехфутовую канаву. Мотор ему вырвало с мясом.

Я не стал говорить: «А ведь я предупреждал».

Коэн все равно в итоге добился своего. Как сообщал журнал Time в апреле 1957 года, гангстер, вышедший двумя годами ранее из тюрьмы, уверял, что пытается начать новую жизнь, и потому встретился с Грэмом на Манхэттене. Грэма публичность абсолютно не изменила. Он признался, что действительно работал с Микки в 1949-м и выражает большую надежду на то, что «тот всерьез раскаивается».

А что же говорил сам Коэн? «Я очень стараюсь жить по-христиански. Однажды Билли подошел ко мне и, прежде чем разделить со мной трапезу, прочитал – как вы это называете? Ну, как называется то, что вы говорите, прежде чем сесть за стол? Благодать? Да, точно, благодать. А потом мы долго говорили о христианстве и тому подобном!»

В июле 1957 года журнал Time сообщил, что Грэм однажды сказал о Коэне: «У него задатки одного из величайших проповедников всех времен и народов».

Но Коэн никогда не следовал его учению. Как по мне, у него были лишь задатки отличного мошенника.