ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ МОЛЧАНИЯ
ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ МОЛЧАНИЯ
Март 1990 года я провел в тишине баварского леса в Хофштетте, где у паллотгинцев дом обучения и отдыха. Мы – девять послушников – должны были, под иезуитским руководством, пройти здесь упражнения по примеру Святого Игнатия в молчании. Каждый – для себя. С первого же дня я стал вести дневник о том, как протекали эти четыре недели. Я хочу привести здесь эти записи без изменений, ибо они лучше всего передают то настроение, которое сопровождало меня на протяжении всего этого времени.
Первая неделя
Мне тяжело медитировать четыре часа в день; я борюсь с рассеянностью мысли и усталости. Ощущаю духовную сухость и вынуждаю себя выстоять положенное время или вернее выстоять его на коленях.
Во время чтения псалма 139, мысль моя неожиданно обращается вдруг к моему собрату Александру, чью дружбу я сумел завоевать и у которого мог бы позаимствовать его открытость. Я упрекаю себя в том, что отводил глаза от ищущих привязанности и любви взглядов моих собратьев – из страха быть вовлеченным.
Из разговора с нашим руководителем по упражнениям отцом Паргом, мне становится ясно, что я слишком рационально подхожу к слову Божьему. В памяти всплывают обиды школьного времени, нападки некоторых учителей оставили, как оказалось, более глубокие раны, чем я мог себе представить. Я молюсь за них. Большинство послушников не соблюдают последовательно обета молчания и я изредка обмениваюсь словами с другими – особенно с Алексом, который стал мне так дорог. Каждый вечер я переправляю ему юмористическое стихотворение с рисунками – это делает «одиночное заключение» более терпимым.
Ощущение, что я не расту духовно, раздражает меня. Один из собратьев подумывает даже прервать упражнения: ему невероятно трудно переносить «ничегонеделание». Я начинаю писать молитвы и стихи.
Молюсь, размышляя о крестном пути, и думаю об ищущих молодых людях, о страждущих, которых некому утешить, о моих бывших пациентах… Распознаю свой крест в чувстве одиночества, которое меня так часто обуревает, и в нетерпеливости, усилившейся во время послушания. – Вечером разговор с Алексом. Я обнаруживаю в нем необычайно глубокую духовность и склонность к мечтам. Мы оба должны следить за тем, чтобы своими способностями не ущемлять самолюбия своих собратьев. Мы задумали выпустить книгу молитв, стихов, рассказов и песен на тему: «Вера и юмор». Он блестяще пишет музыку и тексты (За это время издательство J. F. Steinkopf, Штуттгарт, 1991, уже выпустило книгу и кассету с песнями: Йорг Мюллер и Александр Динсберг, Verrueckt – ein Christ hat Humor – «С ума сойти: верующий – с чувством юмора!")
Вторая неделя
Время проходит слишком медленно. К четырехчасовым медитациям я привык. Временами накатывают слезы, когда я думаю о своей ограниченности. Иногда мне кажется, что легче одним махом отдать свою жизнь Богу, чем оставаться верным Ему всю жизнь.
С сегодняшнего утра я ощущаю глубокую умиротворенность и хорошее настроение, несмотря на бессонную ночь из-за полнолуния.
Размышляю о Божественном руководстве моей жизнью и убеждаюсь как щедро был я одарен; только вопрос остается открытым: что я сделал до сих пор со всеми этими дарами?
Получаю заказное письмо одна женщина из Любляны просит провести с ней терапию. Я отказываю и в утешение обещаю сделать это на следующий год, хотя и не представляю себе, что тогда буду делать. Неопределенность гложет меня. Молю Бога дать мне силы для расставания.
В размышлениях о причинах того, что я стремлюсь стать священником, для меня становятся ясны две вещи: нужно быть призванным Богом и посланным общиной – чтобы свидетельствовать о Нем в мире, который срочно нуждается в покаянии. Я того мнения, что священники будущего должны работать сообща, а не в одиночку; миряне и священники, женщины и мужчины должны в будущем сплотиться в духовную общину и оттуда общими усилиями вести душеспасительную работу; все остальное – не эффективно.
Тот факт, что один священник занимает, огромный приходской дом, возмущает меня, такого не должно быть.
Третья неделя
Сегодня был свободный день. Мы поехали в Регенсбург, чтобы посмотреть город и сделать покупки. Вместе с Алексом мы разыскали китайский ресторан; после чего пообедав, купили себе по кимоно. У нас было ощущение, что мы должны что-то выкинуть сумасшедшее. Кто-то заметил, что когда мы появляемся на горизонте, подымается занавес. Какая-то доля истины в этом, пожалуй, есть.
«Благодарение» – тема моей медитации. Я благодарю Бога за то, что Он открыл мне путь к паллоттинцам.
Общество Католического Апостольства полностью, в духе его основателя Винценца Паллотти, посвящает себя делу евангелизации воспитания, обучения, заботе о людях, находящихся на обочине общества, поддержке нуждающихся и калек – в цирке, в аэропорту с привлечением ко всему этому мирян. Ощущается мужество дерзания, мужество новых путей.
Читаю как раз Иоанна: 13 – об омовении ног. Пугающая мысль охватывает меня: до сих пор я слишком мало мыл другим ноги, скорее – головы. Пора встать на колени.
Размышляю о страстях Христовых. Высший суд – лучше бы сказать: Нечистый суд, который заносчиво считал себя высшим.
Я спрашиваю себя, где мое место в этих страстях; сперва вижу себя в Симоне из Киринеи, несущим по своей воле чужое бремя, потом – в Петре, столь жалко посрамившем себя; и снова – привратником, причиняющим боль.
Третья неделя приближается к концу. Я чувствую себя легко и свободно. На дворе прекрасная солнечная погода, способствующая хорошему настроению; рядом слышится смех Алекса: он как раз читает одно из моих стихотворений. Я рад, что он совершает духовные упражнения не так остервенело, как два других наших собрата. Некоторые, несомненно, хорошие христиане, но они выказывают так мало духовной раскованности.
Марк 16: Иисус завещает своим ученикам исцелять больных. Я спрашиваю себя, почему сегодня так мало священников думают об этом и почему этот завет Христа настолько забыт ими? Не должны ли мы усиленнее молиться о даре исцеления, утешения, учения? Я верю, что этот завет и сегодня остается в силе и что Бог хочет одарить нас своими дарами, но страх и чрезмерная рациональность стоят нам поперек дороги.
Четвертая неделя
Меня посетил один из собратьев. У нас была продолжительная беседа. Он жалуется на одиночество и отсутствие друзей. Вечером я вставляю ему в дверь стихотворение, написанное мною специально для него.
Ожидание окончания упражнений делает продолжительные медитации почти невыносимыми; и мои мысли разбегаются. Я выхожу на двор и заряжаюсь живительными солнечными лучами.
Мне становится не по себе, когда я думаю о множестве писем, которые набрались за эти четыре недели. Следующие недели снова будут заполнены писанием, телефонными разговорами и чтением нововозникших книг.
Я подвожу итоги. Помимо некоторых горьких выводов, я испытываю чувство благодарности, уверенность и радость при мысли о плодах медитаций: ясность в осознании своего призвания, поощрение следовать и дальше по этому пути, уверенность, что я любим. Я осознаю, сколь многим я обязан своим родителям, которые своим толерантным и без устрашений воспитанием, внушили мне образ милостивого Бога.