1.3. Новое супружество родителей
1.3. Новое супружество родителей
К важнейшим и решающим переживаниям детей в послеразводные годы относится появление у родителей новых партнеров. Появление у ребенка новой семьи в результате нового брака отца или матери роднит «разведенных» детей с теми детьми, у которых один из родителей умер; новая семья является частью судьбы этих детей. Следует отметить, что чувства и фантазии, появляющиеся при возникновении такой новой семьи, вновь оживляют переживания развода. Поэтому мы должны рассмотреть эту тему подробнее.
Может ли отчим заменить отца?
Зная о том, какое огромное значение для ребенка имеет отец в качестве любовного объекта и объекта идентификации, можно предположить, что новый брак матери представляет собой большой шанс для детей. И не только для тех детей, которые потеряли всякий контакт со своими отцами. Как бы положительно ни влияли продолжающиеся отношения с отцом на психическое развитие ребенка, нельзя закрывать глаза на то, что в быту ребенку по-прежнему его недостает. Однако посмотрим поближе на роль родного отца после того, как у матери появился новый партнер, который любит детей и к которому дети тоже привязаны.
Многие матери начинают считать, что при таких обстоятельствах родной отец как бы теряет свои функции. Особенно те матери, чьи отношения с бывшим супругом все еще достаточно напряженны. Им кажется, что их желание все начать сначала, подведя черту под всеми разочарованиями прошлого, наконец-то могут исполниться и дети при этом тоже что-то выиграют, у них теперь есть «отец», который постоянно присутствует и может о них заботиться. И, может быть, даже больше, чем это когда-либо делал родной отец.
Конечно, в этой аргументации что-то есть. Но ошибка заключается в том, что нельзя отцовские функции целиком отделять от личности отца. Любовные объекты или объекты идентификации не позволяют просто так заменить себя другими объектами. Если бы это было возможно, то не было бы любовного страдания и в жизни взрослых. Представьте себе весь абсурд следующего заявления матери: «Итак, у тебя сейчас есть Ганс, так что папа тебе теперь совсем не нужен!». А ведь нечто подобное случается нередко. Конечно, нельзя предположить, что такие матери не имеют представления о том, что такое любовь, а это значит, что здесь, скорее всего, речь идет о горячем желании наконец-то окончательно избавиться от бывшего супруга. Когда мне приходилось относительно долго работать с такими матерями, это мое предположение неизменно подтверждалось. Благодаря испытываемому ко мне доверию они начинали откровенно раскрывать передо мной свои чувства.
Несколько оправдывает таких матерей то обстоятельство, что многие дети сами помогают им в этом, а именно, они сами отказываются от отца и принижают его значение. Но мы видели, что в большинстве случаев это лишь результат бессознательной зашиты против невыносимых конфликтов лояльности. Итак, что следует сделать, так это дать ребенку возможность опять любить своего отца, вместо того чтобы окончательно его устранять. (На этой почве часто личные потребности родителей превращаются в «педагогические» формулировки, в чем выражается одна из форм «рационализирования»[31], относящаяся к классическим механизмам защиты. Те специалисты, которым приходилось консультировать пары, могут подтвердить, что большая часть обоюдных упреков аргументируется именно «благополучием детей». С методическими выводами из этого обстоятельства мы познакомимся позже[32]).
Тот факт, что отчим не в состоянии просто так перенять отцовские функции, поскольку чувства и идентификации ребенка все еще привязаны к родному отцу, является не единственной причиной огромного значения продолжения отношений ребенка с родным отцом. Сколько бы хорошего ни давал ребенку отчим, обрыв контактов с родным отцом в любом случае означает, что после частичной разлуки из-за развода теперь он окончательно потерял своего отца. Как влияет такая потеря на психическое развитие ребенка, мы уже говорили. Таким образом, все беды травмы развода (пусть даже уже более или менее переработанной) снова оживают и потенциально травматические переживания развода «приходят в действие».
Отец играет также важную роль и в развитии отношений между ребенком и отчимом. Конечно, бывает, что дети, и прежде всего мальчики в латентном возрасте[33], упрашивают матерей найти себе нового мужа, который вначале и правда воспринимается ими с большим энтузиазмом. Но в большинстве случаев все же дети относятся к новому пришельцу со скептической отчужденностью и неприязненно. В этой ситуации мать становится противником или предателем: это она привела в дом этого чужака. Более того, она любит его (больше, чем меня?). Итак, где в этой ситуации ребенок может облегчить свое сердце, где он найдет поддержку, чтобы суметь снова удостовериться в своей любви? Мы уже говорили о взаимосвязи конфликтов в отношениях матери и ребенка с триангулирующей функцией разведенного отца, так вот, именно в этой ситуации она приобретает наибольшее значение. В то время как ребенок совершает эмоциональный побег к отцу, домашние события облегчаются: «Они могут делать что хотят, у меня есть папа, и если это будет необходимо, я вообще уйду к нему!..». Пусть это и ничего не меняет в реальном положении, но новый мамин супруг уже не кажется угрозой самому существованию и с ним нет необходимости постоянно бороться. Благодаря этому ослаблению конфликта возникает помещение, где ребенок может себе позволить приобрести новый опыт. Так, он может обнаружить, что «Ганс» в общем не такой уж и глупый, как казалось вначале, что с ним даже интересно играть в «подкидного» и вообще в те игры, в которые ни мама (и ни папа) играть не хотят; а какое это чудесное чувство, когда предпринимаешь что-то втроем и когда тебя держат за руки и справа, и слева, и мы снова «настоящая семья»; и как это хорошо снова иметь рядом сильного мужчину, который поддерживает тебя иногда даже в маленьких ссорах с мамой, а та вначале протестует, но потом уступает, смеясь, и это не приводит к скандалу; папа тоже в свое время занимал мою сторону в ссорах с мамой и т. д. Итак, уже одним своим существованием отец становится своего рода «терапевтом», который облегчает ребенку переход к новым, совсем другим жизненным отношениям.
Но значение отца распространяется далеко за пределы этой трудной переходной фазы даже тогда, когда между ребенком и отчимом установились добрые отношения. Непрерывность отношений с отцом нельзя переоценить в том, что касается доверия ребенка к надежности любовных и дружеских отношений, и это относится как к надежности партнера, так и к своей собственной. Отец уже является первым отношением ребенка к мужчине. То, чем он уже однажды стал, не может быть никем заменено. И это имеет огромное значение для развития чувств ребенка, а также для развития его сознательных и бессознательных представлений о том, чем являются любовные отношения; очень важно, чтобы отношения эти не были преданы – ни отцом, ни им самим. Среди прочего существуют еще два события в жизни ребенка, пережившего развод, в которых родной отец имеет решающее значение для его душевного развития: это рождение единокровных (родных по матери) братьев или сестер и пубертат (переходный возраст) или ранняя фаза адолесцентного периода (ранняя юность). Не только с появлением отчима, но и в тех ситуациях, когда разгораются внешние конфликты с матерью и отчимом, значение родного отца в качестве триангулярного объекта вновь необыкновенно возрастает. Во время этого кризиса он снова играет роль своего рода «терапевта». Ревность к новорожденному вместе со всеми другими бедами и страхами старшего ребенка сейчас значительно больше, чем при рождении новых детей в «нормальной» семье. Если ребенку повезет и родители окажутся в состоянии с пониманиемотнестись к его страхам, то после рождения маленького соперника обычно зарождается новая констелляция отношений: неизбежные потери во внимании и привязанности матери восполняются отцом, который в это время усиливает свою заботу. И все это больше, чем простая замена: отношение к отцу активизирует в ребенке прогрессивные силы его стремления к автономии и он теперь испытывает меньше необходимости конкурировать с младенцем за внимание матери, «потому что я большой и сильный и мне это не так уж нужно!». Таким образом, братишка или сестренка может стать для старшего – то есть соперника, который побеждает в своем соперничестве, – фактором значительного возрастания чувства собственной полноценности.
Если же такая триангулярная коалиция не удается, то старший ребенок оказывается пойманным в силки конкуренции за мать (где он неизменно проиграет, потому что младший является «более совершенным» младенцем), а это неизбежно отразится на его чувстве собственной полноценности. К сожалению, второй вариант более характерен для семей с отчимом по той причине, что новорожденный является первым ребенком в этой новой семье, а часто и первым ребенком отчима, что придает событию огромное эмоциональное значение. Отчим просто не способен к этой коалиции со старшим ребенком, который «всего лишь» пасынок или падчерица.
Стоит ли упоминать о том, что в переходном возрасте семейные конфликты значительно усиливаются? Так же и здесь, в новой семье, в это время возникает особенно острая ситуация: одной из причин, почему в это время напряжение между родителями и детьми так велико и почему родителям так трудно бывает с уважением относиться к проявлениям подростков, заключается в том, что им просто несимпатичны черты характера, поведение подростков, их манера одеваться, разговаривать, думать. Для того чтобы быть в состоянии не чувствовать себя разочарованными и оскорбленными, чтобы не отвернуться от детей, необходимо испытывать к ним безусловную любовь, которую и испытывает большинство родителей. Отчим, по вполне понятным причинам, такой любви, как правило, испытывать не может. Ведь он познакомился с ребенком и полюбил его в определенном возрасте, когда тот обладал определенными чертами. В подростковом возрасте многие из этих черт пропадают, и отчим видит перед собой совсем не того ребенка, который тогда был ему симпатичен. Это ведет к тому, что отчимы гораздо меньше понимают подростков и относятся к ним более авторитарно и отчужденно, чем родные отцы. К этому добавляется ревнивое отношение к матери, поскольку она все чаще вынуждена защищать своего ребенка. Это приводит к тому, что отчим начинает конкурировать с подростком за любовь матери, а мать, в свою очередь, попадает в тяжелый конфликт лояльности между ребенком и мужем. Результатом становятся тяжелые конфликты в супружестве, из-за чего давление на ребенка усиливается вдвойне.
Но помощь родного отца в это тяжелое время состоит не только в том, чтобы оставаться в распоряжении ребенка в качестве облегчающего триангулярного объекта. Такую же огромную роль играет (по Erikson) чувство идентификации[34], то есть то чувство, которое говорит мне, кто я, откуда я родом и где мой дом. Все эти три аспекта хорошо выражены в одном предложении: «У меня тоже есть настоящий отец, я его хорошо знаю и горжусь им, и он тоже мною гордиться!». Обладая такой уверенностью, гораздо легче пережить оба кризиса – рождение младенца в семье и пубертатный период.
Ребенок не принимает отчима
Итак, мы видим, что жизнь в новой семье приносит ребенку известные трудности даже тогда, когда ему с отчимом удается завязать достаточно добрые отношения (к сожалению, такое случается не часто). На что мне хотелось бы обратить особое внимание родителей, так это на то, что вначале скепсис, недружелюбие, неприятие ребенком нового партнера матери – явления вполне обычные и не должны вызывать тревогу. Собственно, скорее следовало бы удивиться, если ребенок тотчас кинется на шею совершенно незнакомому человеку, мало того, мужчине, который вдруг так много значит для матери, то есть когда на его глазах, можно сказать, расцветает новая любовь и он видит, что не он является единственным источником счастья матери. Не может ли это быть доказательством того, что условия жизни ребенка до такой степени неудовлетворительны, что любое изменение этих условий воспринимается им как улучшение ситуации? Итак, скорее следовало бы рассчитывать на то, что «усыновление» новым партнером ребенка не может произойти без трения: два чужих друг другу человека просто нуждаются во времени, чтобы привыкнуть друг к другу, открыть друг друга для себя и суметь развить товарищеские отношения.
Мне хочется сейчас коснуться тех случаев, когда ребенок избегает любого сближения, а его скепсис и неприятие не только остаются без изменения, но порой даже усиливаются. Одной из причин этого бывает то обстоятельство, что мать или ее новый супруг слишком нетерпеливы и не дают ребенку времени, которое необходимо для заключения новых отношений. Часто это происходит так: «Познакомься, это Ганс, мой друг. Он переезжает к нам и будет твоим папой. Ты должен говорить ему "папа"!». И достаточно уже того, что оборонная позиция ребенка встречается матерью и ее новым другом обидой, раздражением и упреками. Бывает, что новый супруг матери не только сразу же пытается стать старшим другом, но и со всей силой проявляет отцовский авторитет: вмешивается, отдает распоряжения, устанавливает запреты, делает замечания, отчитывает и наказывает. Часто это случается слишком рано, слишком поспешно, ребенок в это время еще не успел воспринять отчима как «отеческий объект» и поэтому сопротивляется его авторитету. Дети вообще способны воспринимать авторитет только тех людей, которых они любят или которые занимают позицию, вызывающую у них уважение (например, учителя, воспитателя и т. д.). В других случаях ребенок лишь подчиняется силе, то есть слушается из страха. Итак, если ребенок еще не любит нового партнера матери, а место отца ему в любом случае не принадлежит, то только страх может заставить его подчиняться – страх перед властью и силой чужого мужчины, страх потерять любовь матери или даже страх за мать, если у ребенка появляется ощущение, что ей придется «расхлебывать» его непослушание. Так можно привить подчинение дисциплине, но ни в коем случае не любовь.
Чаще всего основным мотивом неприятия нового партнера матери является ревность. В этой ревности бессознательно сливаются две вновь активизированные тяжелые кризисные ситуации из жизни ребенка: уже однажды пережитое рождение нового ребенка (или опасение такового) и эдипов конфликт, когда новый партнер матери становится одновременно как бы новым ребенком в семье, но в то же время и эдиповым соперником[35]. В качестве младшего брата – это еще ничего. Младший лишь тогда представляет собой угрозу, когда старший верит, что мать любит того больше. Но одновременно старший – по сравнению с младшим – сам себе начинает казаться больше, сильнее и умнее, и если он в это время находит в отце сильного союзника, то все не так уж и страшно. Но этот «братик» (отчим) не только отнимает у ребенка «большую часть» матери, но еще и является настоящим мужчиной, который во всем превосходит ребенка. (Итак, мы видим, как необходим здесь родной отец в качестве «союзника».) Активизация эдипова конфликта тоже происходит в отягощенных условиях, поскольку по отношению к родному отцу ребенок знал, что он любим своим «конкурентом». Это, конечно, усиливало укоры совести, но зато смягчало угрозу. Тогда он, невзирая на всю свою печаль, а также ярость и страх, все же был уверен в том, что отец его не уничтожит и что он не потеряет мать насовсем. Это была борьба за преимущество. Теперь же, с новым партнером матери, для многих детей вопрос стоит слишком остро: быть или не быть – «Этого конкурента не привязывает ко мне любовь, и он хочет отнять у меня мою маму целиком, а от меня ему хотелось бы лишь избавиться!». С другой стороны, агрессивность самого ребенка в этом случае не сдерживается чувством любви и поэтому может заходить слишком далеко. Но следует отдавать себе отчет в том, что агрессивность эта в большой степени порождается страхом.
Как и в «негативной» эдиповой констелляции, конфликт ревности, касающийся нового партнера матери часто имеет свою обратную сторону. Для многих детей этот мужчина, проникший вдруг в их жизнь, имеет также и известную привлекательность. И эта привлекательность нередко превалирует над угрозой. Дети принимают его и домогаются его расположения, часто с успехом, поскольку, если его намерения по отношению к матери серьезны, он сам желает завоевать симпатии детей. Так что вполне может случиться, что ревность ребенка вначале направлена против матери, то есть мать рассматривается как «конкурентка». И когда ребенок вдруг обнаруживает, что не он в первую очередь интересует этого мужчину, симпатия может легко улетучиться и новый партнер превратится в «незавоеванный» объект, приносящий одни разочарования. Результирующее дальнейшее неприятие в первую очередь основано на нарциссической обиде, которая усиливается из-за активизации ранних нарциссических ран, например тех, которые появились у ребенка в ходе развода. Если партнер матери разочаровал ребенка, это первый шаг к тому, что тот начнет воспринимать его как угрозу. В подобных случаях ревность оборачивается своей другой стороной: ребенок начинает бороться за мать.
Трудности ребенка с (будущим) отчимом исходят не из простых констелляций отношений между ним, матерью и ее новым другом. Непрерывность отношений с родным отцом и здесь чрезвычайно важна, но в это тяжелое время из (непоколебимой) любви к отцу тоже может вырасти большая проблема. А именно, когда ребенок попадает в конфликт лояльности между своими чувствами к отцу и к отчиму: если отчим ему нравится и он наслаждается его присутствием в семье, он начинает считать себя предателем по отношению к отцу. Как и в послеразводном конфликте лояльности, о котором говорилось выше, сейчас ребенок тоже видит себя обязанным принять решение, и оно может оказаться не в пользу отца. Однако, если у ребенка существуют тесные отношения с отцом, он может принять решение против отчима – лишь для того, чтобы не потерять отца.
Бывает, что ребенок все еще лелеет сознательную надежду, что отец, может быть, вернется в семью. Тогда ему одновременно приходится бороться на трех фронтах: с матерью и отчимом против их любовных отношений, чтобы избавиться от нежеланного пришельца; далее, он всеми силами стремится нравиться отцу и доказывать ему свою верность, а иногда даже пытается заставить отца предпринять все возможное со своей стороны; и, наконец, он борется с самим собой, чтобы не допустить никаких добрых чувств по отношению к отчиму.
Боязнь потерять отца или мать – самый распространенный из всех мотивов неприятия отчима. То же самое происходит и по отношению к новой жене отца, только в соответственно смягченной форме[36]. Неприятие новых партнеров родителей может происходить и из чистой ненависти, а именно в тех случаях, когда ребенок считает это партнерство повинным в разводе родителей. И эта ненависть часто бывает довольно сильной, потому лишь, что новый партнер, собственно, необыкновенно хорошо годится для того, чтобы оттянуть на себя ярость, которую на самом деле вызывают в детях оба родителя. Огромную роль здесь играет чувство вины самого ребенка. Это передвижение[37] ненависти имеет то преимущество, что оно способствует непосредственной разрядке напряжения ребенка: «Это не мама и не папа причинили мне зло, я тоже не сделал ничего неправильного, это все этот чужак, это он все разрушил!». С чужим бороться или его наказывать легче, чем с родителями или с самим собой, поскольку чувства по отношению к этому чужому не амбивалентны, они достаточно однозначны. Трудно предсказать, как будут развиваться отношения ребенка к новому супругу или супруге матери либо отца в этих условиях. Такое встречается довольно часто, не только тогда, когда развод действительно произошел из-за новой любви; между новыми отношениями и разводом могут лежать месяцы, а то и годы, что, однако, не мешает многим детям тайно или явно винить в разводе нового партнера[38].
Назовем последнюю проблему, одолевающую детей, родители которых имеют новых партнеров: это сексуальные отношения родителей. Конечно, родные отец и мать, которые живут вместе, тоже имеют сексуальные отношения, но по многим причинам они гораздо меньше бросаются ребенку в глаза: во-первых, родители в течение многолетней совместной жизни нашли возможность интегрировать свою сексуальную жизнь в будничное существование, чего, конечно же, нельзя ожидать от «свежих» отношений. Мать не ночует дома, ребенка почему-то вдруг отсылают из дому прочь или друг матери проводит ночь у них дома. Ребенок замечает, что с матерью что-то происходит, чего раньше не было, и он из этого исключен, и это исключение еще более однозначно, чем высылка его из родительской спальни. Во-вторых, дети разведенных родителей больше задумываются над характером отношений между матерью (отцом) и ее (его) новым другом (подругой). Отношения между матерью и отцом задавали ребенку намного меньше загадок: они были просто его родителями, то есть дети определяют обоюдные отношения родителей через свою собственную персону. Новые же отношения существуют независимо от него. Думая об этом, он думает также – в соответствии с имеющейся у него на этот счет информацией – о загадках любви между мужчиной и женщиной. В-третьих, между любовью пары, которая уже давно живет вместе, и любовью нововлюбленной пары есть существенная разница в интенсивности отношений, в обоюдном вожделении и аффективных оценках. Ребенок чувствует эту интенсивность, с которой он тоже не в состоянии конкурировать. Кроме того, эта сторона образа матери или отца ему еще неизвестна.
Задачи и проблемы взрослых
Buhler и Kachele (1978) установили, что новый брак родителей стоит на втором месте (после развода) среди причин, которые вынуждают их обращаться к детским психологам. При всем своем осторожном отношении ко всякого рода статистике[39] мы можем, тем не менее, подтвердить, что появление нового партнера у родителей вносит те изменения в жизнь ребенка, которые обрушивают на него большие переживания. Точно так же стоит вне сомнения то, что здесь детям (снова) открывается большой шанс для дальнейшего благополучного развития, во всяком случае, если им удается этот кризис преодолеть.
А преодолеть его вполне возможно. Но для того, чтобы суметь это сделать, детям необходима, как и после развода, активная поддержка взрослых.
Первым делом они должны быть готовы уважать трудности ребенка, а это значит, что ребенку следует дать время и терпимо относиться к его борьбе за самоутверждение, а также постараться не принимать его «выходки» «на свой счет».
Новый супруг не может ожидать, что привязанность ребенка к нему уже предусмотрена заранее в качестве своего рода довеска к любви матери; это значит, что он должен постараться завоевать расположение ребенка. Если новый супруг (супруга) уже успешно завоевал(а) любовь матери (отца), то теперь он(а) должен (должна) точно также постараться завоевать расположение ребенка.
Мать и ее новый супруг должны смириться с тем, что не существует будущего без прошлого и что историю жизни невозможно просто так стереть или переписать: у ребенка есть отец и он ему нужен также и в будущем (то же относится к отцу и его новой супруге по отношению к матери ребенка).
Очень важно, чтобы отец (мать) понимал(а), что теперь в жизни ребенка есть третий, «чужой» человек, который, тем не менее, играет в этой жизни значительную роль. Тогда он (она) избавит собственного ребенка от дополнительных конфликтов лояльности и окажет ему большую помощь.
По моему мнению, важнее всего, чтобы новая пара была уверена в своих обоюдных чувствах и намерении остаться вместе, что помогло бы обоим правильно воспринимать реакции ребенка. Все дело в том, что лишь когда ребенок видит новую семью как данность, как нечто неизменное, он в состоянии воспринимать ее как данность. В противном случае дети начинают сознательно и бессознательно бороться за восстановление старых отношений.
Конечно, на практике все происходит иначе, по той причине, что возникновение нового супружества представляет собой трудную жизненную ситуацию не только для детей, но и для взрослых. В восьмидесятых годах был опубликован целый ряд теоретических обзорных работ[40] об опыте матерей и отцов[41] в этой области. Мне хочется обратиться к проблемам матерей, отцов и их новых супругов, с которыми я хорошо знаком по моей консультативной работе. Именно эти проблемы значительно снижают, а то и вовсе уничтожают способность взрослых помочь детям в этой объективно тяжелой ситуации.
Проблемы матерей
Как часто бывает, что разведенные матери не уверены в том, что действительно любят этого нового мужчину и хотели бы всю жизнь прожить с ним вместе! Как часто спрашивают они в сомнении, а любит ли он меня, сложатся ли наши отношения или они снова разрушатся, как это уже случилось однажды? Имею ли я право идти на такой риск в отношении моих детей, да и по отношению к себе самой?
Говорят, человек учится на опыте, а это значит, что из горького опыта, скорее всего, рождается только страх. И здесь возникает соблазн предоставить решить этот вопрос детям: «Если он найдет общий язык с детьми, то!..». Тогда все выглядит так, будто мать совершает свой поступок не только ради себя, но и, прежде всего, ради детей. Да и не являются ли хорошие отношения между новым партнером и детьми непременным условием того, чтобы совместная жизнь вообще была возможна? Кроме того, если мужчина с любовью заботится о детях, то легче поверить в серьезность его намерений. И наконец, многие разведенные матери склонны собственную любовь ставить в зависимость от того, может ли новый избранник вообще «обращаться с детьми». Часто создается впечатление, будто у мужчины, проявляющего привязанность к детям, вообще нет необходимости завоевывать любовь матери как женщины – словно одно лишь умение обращаться с детьми делает этого мужчину уже достаточно эротически привлекательным.
Но если мать сделала это, то первое слабое место для развития дальнейших трудностей уже образовано. Поскольку, как я уже говорил, вероятность, что дети с первого момента испытают симпатию к новому партнеру матери, намного меньше ожидания, что они встретят его отчужденно. Хотя ребенок часто бывает соблазнен этой ролью своего рода судьи, но она для него, тем не менее, чрезвычайно обременительна. И если мать в этом вопросе будет целиком полагаться на детей, то ее с каждым новым другом будут преследовать одни и те же проблемы. Тогда она встанет перед выбором: либо навсегда остаться одной, за что так или иначе, пусть даже бессознательно, ненависть падет на тех же детей, либо со вторым или с третьим кандидатом она изменит свою стратегию и станет открыто действовать «против воли детей». Но для ребенка гораздо труднее оказаться лишенным власти, которую он уже однажды имел, чем не иметь ее вообще: лишение власти внушает дополнительный страх, ребенок спрашивает себя, что же случилось, что изменилось в его отношениях с мамой, и, скорее всего, он воспримет этот поворот как потерю любви матери.
Для того чтобы не дать детям возможности отклонить нового партнера как отчима, некоторые матери прибегают к одной уловке: они представляют его вначале в какой-либо «безопасной» роли: в качестве «няни» или «одного знакомого». Но эти уловки, конечно же, – ложь, а ложь редко остается неотмщенной. Мужчину, который вероломно забрался к ним сердце в качестве «товарища», дети, как правило, заметив, что на самом деле здесь речь идет о матери, а не о них, в огорчении отталкивают от себя. Мало того, они не прощают матери того, что она их обманула. «Как же можно вообще и дальше доверять этим двоим?» Подобные маневры увенчиваются успехом лишь в одном случае: если дети сами были готовы без проблем принять нового друга матери, а значит и в самой уловке не было надобности.
Многие разведенные матери и матери-одиночки, прибегающие к подобным уловкам и перекладывающие на детей решение вопроса их будущего партнерства, проявляют тем самым удивительную регрессию в отношениях с собственными детьми. Здесь происходит, собственно, обмен позициями: дети решают вопрос о «женитьбе», а мать прибегает к «невинной лжи» из страха, что дети могут «рассердиться»... Но начинается это много раньше, а именно с чувства вины перед детьми уже при первом свидании, когда мать говорит, что встречается с подругой или идет заниматься гимнастикой в спортивный клуб. Такое поведение, собственно, характерно для детей-подростков или к нему прибегают при совершении супружеских измен. Richter (1989) предполагает, что причины этих регрессий намного глубже реальной заботы о том, как дети воспримут любовные отношения матери. Возможно, здесь у матери активизируется старое, давно вытесненное (сексуальное) чувство вины, испытываемое в детстве по отношению к собственным родителям, и оно теперь бессознательно переносится на детей. То есть они воспринимают свои новые отношения (и связанное с ними удовольствие) как нечто, что в принципе запрещено.
Вернемся к проблемам, возникающим в новой семье, – они вращаются вокруг ревности и конфликтов лояльности. Любое напряжение или ссора между детьми и новым партнером матери вызывают в ней бурю чувств.
• Верность ребенку, чьи страхи ей хорошо понятны (выражаясь языком психоанализа, она может идентифицировать себя с ним), неизбежно приводит к конфликтам с супругом.
• Как следствие, у нее появляется страх потерять мужа и растет ярость к детям, которые подвергают опасности ее надежды на любовь и счастливую жизнь.
• Возникает и ярость к мужу, который «не умеет обращаться с детьми», что в ее глазах отнимает у него часть его привлекательности, а это не может не отразиться на сексуальных отношениях.
• Обычным результатом подобных конфликтов лояльности становится чувство вины по отношению к детям, а порой и к мужу.
• Чувство вины влечет за собой чувство собственной никчемности и образует мощный фундамент для возникновения агрессивности, при помощи которой осуществляется защита – минимум, в настоящий момент – против этих невыносимых чувств.
И наконец, если дети и новый супруг, напротив, хорошо понимают друг друга, это еще не гарантия хорошего самочувствия матери, поскольку не исключено, что в этом случае она станет ревновать детей и почувствует себя ненужной. Более того, может случиться, что мать будет даже недовольна слишком внимательным и товарищеским отношением ее партнера к детям, в то время как на нее ложатся все неприятные задачи воспитания. Под бременем повседневных нагрузок она будет желать, чтобы он, оставаясь ей верным, проявлял побольше авторитета по отношению к детям, иными словами, чтобы он перенял все отцовские функции. И это может случиться в то время, когда дети еще не созрели для того, чтобы признать за ним этот авторитет и эти функции.
Матери может также показаться, что она в столь короткое время потеряла большую часть своего значения для нового партнера. Кроме того, восхищение детей новым другом может заставить ее почувствовать, что она, может быть, как мать и как женщина не в состоянии дать своим детям все то, в чем они так нуждаются.
Проблемы нового мужа матери
Проблемы нового партнера разведенной или одинокой матери тесно связаны с чувствами и ожиданиями самой матери: одни из них, можно сказать, повторяют ее проблемы, другие же им прямо противоположны.
Он тоже не всегда уверен в своей любви и в любви своей избранницы. Он тоже задумывается над тем, станет ли это партнерство длительным и как отнесутся к нему ее дети.
Многие мужчины испытывают такое чувство, будто хороший контакт с детьми, возникший уже с первой встречи, должен стать как бы доказательством их мужской привлекательности, своего рода пробой потенции. Одни рассчитывают получить это доказательство путем завоевания привязанности детей, другие же – путем борьбы за признание их собственного авторитета. Если отношение к детям действительно подлежит такой «сексуализации», то оно чаще всего терпит неудачу. В одних случаях потому, что мужчина таким образом теряет свою позицию ответственного взрослого и сам как бы перевоплощается в ребенка, ожесточенно и боязливо борющегося за признание и любовь. В других случаях он преобразует свой страх в агрессивную борьбу за власть.
С сексуальным чувством вины корреспондирует – при всей заботе о детях – амбивалентное желание любовных отношений, в которых не были бы помехой эти дети. Тогда мужчина неизбежно попадает в регрессивную ситуацию «поддержания отношений за чьей-то спиной» (здесь – отношений с матерью за спиной детей). Это повышает амбивалентность его чувств к детям, что осложняет развитие добрых отношений.
Конфликты лояльности заставляют страдать также и (потенциальных) отчимов. Чью сторону он должен занять, когда мать и дети ссорятся? Если он станет на сторону матери, то ухудшит отношения с детьми; если же он возьмет под защиту детей, то, возможно, разочарует мать в ее ожидании верности, но и при этом нет гарантии, что дети примут его поддержку и вознаградят его.
Из всего этого истекают дальнейшие характерные проблемы, которые предстоит преодолеть новому партнеру матери.
То обстоятельство, что совместная жизнь с любимой женщиной неизбежно означает стать вдруг «отцом» ребенка, а то и нескольких детей, само по себе внушает известный страх: «А смогу ли я осилить это душевно? По силам ли мне такое вообще?».
Опасение недружелюбия со стороны детей требует, между тем, огромной терпимости и способности выносить связанную с этим обиду, не теряя, тем не менее, при этом готовности к добрым отношениям, что доступно далеко не каждому.
Наконец, огромную роль в отношениях новых партнеров играет чувство ревности, а именно чувство ревности к продолжающимся отношениям ребенка с его родным отцом.
Некоторые мужчины страдают и от другой ревности, которая чаще всего вытесняется: от ревности к прежним отношениям жены с родным отцом детей. И если ревность, касающаяся детей, имеет достаточную реальную основу, то в данном случае речь идет о довольно распространенных невротических (в широком смысле) реакциях переноса[42]. Треугольник отношений «мать – новый партнер (отчим) – родной отец» способствует бессознательной реактивизации эдиповых конфликтов. В этой констелляции новый партнер чувствует себя «сыном», который изгнал отца и теперь, оставшись один с матерью, опасается наказания. (Мы еще будем говорить о том, что эта бессознательная фантазия напоминает фантазии и некоторых родных отцов, поскольку она содержит в себе один как бы реалистический аспект.) В этом чувстве эдиповой ревности ничего не меняется и тогда, когда мать говорит о своем бывшем муже только в пренебрежительных тонах или жалуется, как она с ним страдала. В этом случае ее новому супругу совсем уж непонятно, как же она могла любить «такого человека». А ее страдания делают бывшего мужа еще сильнее и опаснее, поскольку в его бессознательных фантазиях это становится впечатляющим доказательством потенции «соперника». Все эти, пусть даже бессознательные, представления могут породить ярость по отношению к матери и пренебрежение к ней. Или они могут возбудить тайное опасение, что он просто не в состоянии конкурировать с такой потенцией.
Все эти проблемы разведенных матерей и их новых партнеров могут являть собой опасность для счастья новой семьи, будь то по причине слишком больших конфликтов между матерью и ребенком или между отчимом и ребенком. В любом случае страхи и беды ребенка усиливаются, а вместе с ними усиливается его сопротивление новой семье, в результате чего он сам, может быть, лишается именно того большого шанса, который могла предоставить для его дальнейшего развития эта новая семья. Опасность заключается и в том, что новые отношения (взрослых) по причине трудностей, испытываемых детьми, могут придти в упадок.
Есть еще одна вероятность. В истории человечества социальные общности всегда использовали внешнюю угрозу для урегулирования внутренних конфликтов, а то и вовсе – для возможности отрицания этих конфликтов внешний враг создавался искусственно. Тогда все силы и вся агрессивность направлялись наружу, в сторону (предполагаемой) угрозы.
Итак, в той ситуации, когда новая семья подвергается опасности из-за имеющегося в ней внутреннего напряжения, кто годится для роли «внешнего врага» лучше, чем родной отец ребенка? Отведение ему роли жизненно опасного агрессора, от которого непременно следует избавиться, является, можно сказать, гениальной психодинамической находкой: отчим избавится от эдипова соперника и соперника в его отношениях с детьми; если он целиком отнимет детей у отца, он, может быть, таким образом удовлетворит желание мести со стороны матери, пережившей в свое время от этого человека большие обиды; и она сможет, наконец, исполнить свое заветное желание – окончательно оставить прошлое позади и начать совсем новую жизнь; общая борьба объединяет новых супругов и оживляет их любовь. В этих мотивах нет ничего необычного, они вполне человеческие и даже, пожалуй, слишком человеческие! Борьба эта обставляется так, что удовлетворению тайных желаний уже не может помешать Сверх-Я: определение отца в агрессоры в первую очередь избавляет от чувства вины по отношению к детям («мы делаем это только потому, что все это беспокойство, которое исходит от родного отца, вредит детям, лишает их уверенности и покоя и отнимает у них возможность наслаждаться счастьем новой семьи, итак, мы действуем во имя блага детей!»). Такая позиция избавляет и от чувства вины по отношению к самому отцу, от сознательного или бессознательного чувства вины матери по отношению к мужчине, которого она когда-то любила, и, наконец, от большой доли эдипова чувства вины нового партнера (когда он, уже отняв у него жену, теперь отнимает еще и детей).
Проблемы родного отца
Конечно, если бы отцы относились к своим бывшим женам и их новым спутникам жизни лояльно, то есть если бы они понимали беды своих детей, помогали им во всем, в том числе и в признании нового партнера матери (вместо того, чтобы только усиливать отчуждение), если бы они помогали детям понимать мотивы матери и таким образом избавляли их от страха (вместо того, чтобы присоединяться к их упрекам и осуждать мать), если бы они не создавали трудностей с уплатой алиментов, если бы они с пониманием относились к тому, что с появлением нового партнера могут возникнуть изменения в расписании посещений и отпусков, и так далее, короче, если бы отцы вели себя в этом смысле лояльно, то матерям (и их новым мужьям) было бы чрезвычайно трудно характеризовать их как агрессоров. Но психическая ситуация самого отца не только осложняет, чаще всего она делает невозможным такое понимание.
Самая большая проблема возникает из страха потерять собственных детей, идет ли речь об их любви (которую теперь у него может отнять отчим), или о теперь и без того слишком небольшом влиянии на их развитие, а то и о полном исключении из их жизни.
С этими страхами неизбежно связана ревность к новому партнеру матери. На фоне этих сознательных страхов у отца, как и у нового партнера матери, активизируются бессознательные эдиповы чувства конкуренции и ревности, которые ничем не отличаются от тех, которые испытывает отчим: отец воспринимает другого мужчину как более сильного и могущественного, а себя самого считает исключенным из отношений, «кастрированным» ребенком. Это объясняет также и тот факт, что многие разведенные мужья ревнуют не только детей, но и своих бывших жен, даже в тех случаях, когда они сами были инициаторами развода и у них уже давно есть новая семья.
Таким образом, отец по отношению к матери и ее новому мужу попадает в душевную ситуацию, идентичную позиции детей, борющихся за мать. И отец, и ребенок боятся потерять друг друга. Эта похожесть их (бессознательных) чувств делает из них невольных союзников. И чем сильнее страх и ревность, тем меньше остается от «тихого» союза, в котором оба лишь изредка доказывали бы друг другу свою верность. Часто дело доходит до борьбы, причем, дети ведут эту борьбу – открыто или скрыто, активно или пассивно – внутри новой семьи, а отцы – снаружи. Они постоянно вмешиваются, чего-то требуют, налагают финансовые «санкции», ругают мать и ее нового мужа, а порой дело доходит даже до судебного пересмотра права на воспитание. Таким образом, версия об опасном отце, которая бессознательно должна служить объединению новой пары и защите от чувства вины, действительно подтверждается. Базируется она в большой степени на реальности, повышающей вероятность того, что мать и ее новый друг продолжат всеми силами защищать эту латентную версию и станут бороться против отношений отца и детей.
Отцовская борьба происходит на фоне его объективного безвластия: дети – его единственные союзники – реально и эмоционально целиком зависят от матери и контакт с ними, независимо от решения суда о посещениях, может осуществляться лишь при ее участии[43]. Эта зависимость отца – заклад в руках матери, который она может использовать против него и его нежелательной активности. Едва ли в этом случае можно рассчитывать на помощь суда. Однако безвластие и беспомощность слишком унизительны и приводят людей, в особенности мужчин, к совершенно невыносимому нарциссическому страданию. В этом унижении мне видится, с одной стороны, основная – и для посторонних часто совершенно необъяснимая – причина агрессивности отцов по отношению к новому партнеру бывшей жены. С другой стороны, унижение это настолько невыносимо, что именно оно становится мощным мотивом к стремлению самому прервать отношения с детьми.
Замечания о «злых мачехах»
Проблемы, описанные выше, в общем, действительны и для ситуации, когда у отца появляется новая подруга. Правда, с той поправкой, что ребенок видит отца лишь время от времени и ему не приходится жить вместе с его подругой. Поэтому беды и конфликты, переживаемые им в этих отношениях, менее мучительны. Внешнее впечатление, конечно, может быть обманчивым, но, по моему опыту, детей, которые принимают новую подругу отца с открытой агрессивностью, все же меньше. Хотя далеко не все дети действительно приветствуют и любят ее. Так, я встретился в моей практике с десятилетней Бабси. «У меня проблема с моим папой, – начала она, – я просто не знаю, что мне дальше делать». С Бабси мы были знакомы уже раньше. Вскоре после развода родителей, около трех лет назад, она не желала больше видеться со своим отцом. Причиной оказался конфликт лояльности, и в итоге нескольких бесед с матерью, отцом и девочкой мне удалось помочь ей преодолеть этот кризис. С тех пор она видится со своим папой, которого очень любит, каждые две недели. Бабси и по сей день испытывает ко мне большое доверие, что и побудило ее попросить мать договориться со мной об этой встрече. Полтора года назад ее отец женился во второй раз и, казалось, между девочкой и папиной женой Андреей установились хорошие отношения. И вот она сидит передо мной и жалуется: «Я не выдерживаю эти выходные у папы. Я просто не выношу ее! Я не хочу больше ходить туда!». Вечно эта Андреа должна кругом присутствовать, объясняет Бабси, она не может ни на минуту оставить меня с папой вдвоем; Андреа ведет себя так, как если бы она была моей мамой, она постоянно играет в семью и вечно вмешивается в разговор; и вообще все в эти выходные делается так, как хочется Андрее. Тогда я спрашиваю Бабси, как она сама ведет себя по отношению к Андрее? Оказывается, Бабси старается быть милой и приветливой и даже говорит ей «мама». В ответ на мое удивление она объясняет: «Я делаю это только ради папы, это он попросил меня, чтобы я была с нею хорошей и ничего не говорила против нее». И, подумав, добавляет: «Иначе ему будет больно, и он обидится и, может быть, совсем не захочет меня больше видеть!».
Мне уже не раз приходилось видеть, что дети из страха потерять любовь отца часто проявляют чудеса приспособления. И даже те, которые бесстрашно проявляют свою агрессивность дома, по отношению к матери или к отчиму. Все дело в том, что в любви матери – при всей амбивалентности их отношений – они уверены больше, чем в своих отношениях с (разведенным) отцом. Приспосабливание, однако, означает, что условия, к которым приспосабливаются, должны считаться неизменяемыми. Если бы у Бабси не было возможности обратиться ко мне за помощью, эти воскресные посещения, насыщенные разочарованиями, скорее всего, постепенно разрушили бы ее чувства к отцу и в ней выросла бы уверенность, что она значит для своего отца гораздо меньше, чем хорошее настроение его жены[44].
Является Андреа «злой мачехой»? «Конечно, нет», – поспешим ответить мы, ведь Бабси жалуется не на то, что она плохой человек; просто Андреа действует девочке на нервы, потому что Бабси хотелось бы побольше времени проводить со своим отцом. Наконец, у нее, Бабси, есть ее настоящая мать, которая, в отличие от отца, живет не где-то далеко, а дома, и она видит ее каждый день. Неудивительно, что обычно новой жене отца совсем не нравится, чтобы ее называли словом, которое – благодаря сказочному литературному наследию – у различных народов означает не способную к любви злую женщину.