Глава 1. ДОКТОР ТОРОБАН

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1. ДОКТОР ТОРОБАН

ПОЧЕМУ У НАС НE ПОЛУЧАЕТСЯ ЖИТЬ

…гремел Гомер,

шептал Экклесиаст:

все суета, и пошлостью воздаст

величие, и пыль покроет имя…

Трудами и победами своими

мы можем лишь самих себя растить,

и нужен полный свет, чтоб осветить

наживку демагога — чувство долга.

Как медленно прозрение. Как долго

я сочинял ненужного себя,

как будто, заикаясь и сипя,

искал волну детекторный приемник,

как будто полз

к святым местам паломник

и вдруг его настиг крылатый конь,

и Бог живой, смеясь, простер ладонь…

…Все тлен и прах,

но есть необходимость

преобразить в вещественность и зримость

восторг души, ночующей во мне,

как ласточка

в простреленной стене…

У моего старинного Великого Стола две цены. Одна — рыночная, для всех: стоит столько-то. Сколько именно — знать не знаю и не хочу.

Другая цена — моя личная, деньгами не измеряемая.

Венецианский шедевр в стиле то ли позднего барокко, то ли раннего рококо (всегда их позорно путаю), львино-лапый красавец в золотистом литье.

Такой стол мебелью не назовешь, это уже существо.

Дух изысканно-живой, беззаботный, пьющий на брудершафт с Вечностью, сотворил это произведение руками неведомого мастера и теперь звучно приветствует меня всякий раз, как зашелестит строчка прозы, зашевелится зачаток стиха…

Милостиво разрешает присаживаться пациентам, выслушивает их снисходительно-умудренно, иногда проборматывает некие напоминания, благоволит усилиям понимания… Но не выносит, когда на нем пишут рецепты или деловые бумаги. Что такое, вопрошает, к чему эта буфетная суета, эта возмутительная возня?.. Стыдно и оскорбительно. Я и так многое претерпел…

Это правда: Великий Стол пережил восемь войн и по меньшей мере три революции. Гнутые ореховые ноги уже лет сто восемьдесят взывают о скорой помощи; грудастые бронзовые рожицы побурели; врезная, цвета спелой маслины кожа столешницы изуродована царапинами и вмятинами, кое-где вспухла; на черной тисненой кайме зияет кошмарный шрам, выжженный сигаретой, — увековечил себя мой подвыпивший приятель с подружкой…

Реставрировать недосуг, да и не по карману…

…И молча, как рыба, ныряя на дно,

вдыхаю миазмы чужих природ —

несчастий так много, счастье — одно,

а надо бы наоборот…

В скудный наш дом этот ссыльный аристократ перекочевал из Старой Европы, из Бельгии, где в приморском граде Антверпене родилась моя мама. Такой же точно — близнец? — я увидал мельком в кинохронике: в роскошном королевском дворце (Версале?) за ним сидел президент де Голль, подписывал договор…

Плохо это, неправильно — зависеть от вещей, знаю и понимаю — глупо, унизительно для души…

А я от Великого Стола явно зависим. Сейчас, правда, уже не настолько сильно, как раньше, когда, бывало, и месяца не мог прожить где-нибудь в отдалении, чтобы не затосковать, не возжаждать снова и снова притронуться рукой, глазом, дыханием к добротному дружелюбному дереву, к звонко зовущим извилистым вензелям, к гениально-легким литым фигуркам…

Я терял без него работоспособность и вдохновение жить. Спрашивал себя, в чем же дело, почему я готов отдать за этот музейный экспонат если не жизнь, то пожалуй, ногу, а то и руку. Эстетическая ценность — да, я к красоте чувствителен; средоточие родовой памяти — да, и это… Но и еще что-то…

Личная значимость, внутренняя цена, привязанность и зависимость — вот мы и начали разговор об этом.

Самая что ни на есть конкретная психология.

Голова в песке — не бывать тоске

психологема сверхценности

Чья жизнь вам дороже: отца, матери, ребенка или ваша собственная? Катастрофа, пожар, землетрясение — кого спасать первым?.. Кто-то скажет: конечно, ребенка.

А кто-то — мать, ведь она единственная, а детей может быть много… Для большинства же сама мысль, сама возможность рассуждений об этом кощунственна и невыносима. Не все нужно заранее знать, и вообще — не все знать, не все!.. Сверхценностью это называется.

Жизнь ребенка для нормальных родителей, конечно, сверхценна. Жизнь родителей для нормальных детей тоже сверхценна. Сверхценна и собственная жизнь — для нормального или, скажем, для обычного человека…

А внутренняя защита в положениях непосильного выбора — непроизвольное отталкивание, вытеснение, а то и просто потеря сознания… Похоже на метод страуса — голову в песок, но так и решаются проблемы неразрешимые. Так женщины забывают о родовых муках. Так живем мы, забывая о смерти и о войне, об уродствах и о долгах, о совести, об изменах своих и чужих, о страшных ударах по самолюбию…

Но такое забвение никогда не бывает полным.

И важно знать: страусиное наше сознание в неразрешимых проблемах нуждается. Природа наша требует запредельности, экстремальности. Если проблем нет, мы начинаем их создавать!..

Чо-то в нас ищет безоговорочной полноты и приравнивает ко всей жизни то одно, то другое — то результат футбольного матча или поединка между своим мозгом и автоматом, то содержимое кошелька, то чью-то оценку, то собственную фантазию…

Если этого не происходит, существование обретает характер смертельной скуки, и это уже проблема проблем.

Да, сверхценности нам нужны — это хозяева наших желаний. А когда мы находим их, непременно вступает в силу великий и ужасный закон…

Законом Бревна я его назвал — так вот простенько, и сейчас попробую пояснить, почему он важен для понимания этой книги и всей нашей жизни.

О ПАРАДОКСЕ БРЕВНА

пять рассуждений

Давным-давно, давным-давно я рассказал вам про бревно… Вот на земле лежит оно, и по нему пройти дано любому чудаку — и мне, и вам уютно на бревне при подходящей толщине сего бревна…

Но толщина порой не так уж и важна. Вот поднимается бревно на высоту затылка… Но теперь так просто не пройдешь — в поджилках страх, в коленках дрожь… Прошел, однако же, едва-едва… Кружилась голова, клонилось тело вниз и вбок, но совладать я с этим смог… И вот бревно на высоте пятиметровой… На кресте у всей России на виду меня распните — не пойду! — Да почему же? — Упаду! — Да почему же упадешь? Бревно все то же! — Ну и что ж?

Теперь другая высота, теперь уверенность не та, опасно стало… — Но бревно все то же! — Это все равно — уже при мысли о бревне все напрягается во мне…

С юных врачебных лет занимаюсь исследованием и лечением парадоксальных состояний, как я назвал их, — и самочувствие человека на высоко поднятом бревне остается для этого наипростейшей наглядной моделью.

Не скажу, правда, что она всем понятна и до конца понятна мне самому. Все ясно было бы, если б речь шла только о бревне физическом, деревянном. Речь о тех бревнах, которые — там, внутри…

Уровень риска, или Как одна очевидность перешибает другую

рассуждение первое

В ситуации «я иду по бревну» значимы две величины — две очевидности: толщина бревна и высота, на которой оно находится.

Когда бревно лежит на земле или висит достаточно низко, чтобы при спрыгивании с него я не рисковал жизнью или здоровьем, для меня значима только толщина бревна — только то положительное его свойство, от которого зависит возможность пройти, — и я легко прохожу.

Высота, на которой бревно находится, не имеет значения до тех пор, покуда не достигает уровня риска — для большинства этот уровень начинается с высоты примерно в две трети собственного роста.

Когда уровень риска достигается, игнорируется уже толщина бревна, а значимым делается отрицательное (уже отрицательное!) свойство — высота нахождения.

Я уже словно загипнотизирован высотой и, хоть и могу пройти — уже не могу! — могу, но не могу! Парадокс! Одна очевидность перешибает другую… Но почему?!. Разве не я сам решаю, на что обращать внимание, чему придавать значение, а что игнорировать?..

Все в жизни подобно

рассуждение второе

Вот далеко не полный список жизненных положений и состояний, где все происходит по тому же образчику — когда человек не может, что может (или не-может-не — то, что может-не):

— бессонница

— заикание

— застенчивость общая и избирательная — при общении с лично-особо-значимыми людьми

— неврозы соревнований — с «перегоранием» и снижением результатов в сравнении с тренировочными

— неврозы ответственных выступлений — злокачественное волнение, мешающее выступать(у артистов — невроз сцены)

— невроз ответственного исполнителя дела

— невроз ответственного руководителя и прочие неврозы ответственности, несть им числа

— неврозы страха, разнообразные фобии, где «бревном» становятся собственная жизнь, здоровье и самочувствие

— всевозможные навязчивые состояния

— неврозы отношений со временем — чрезмерное напряжение при ожидании, судорожная спешка, когда можно и не спешить и, наоборот, затягивание решений и действий, когда спешить нужно

— неврозы воли, неврозы «надо» — заклинивания, торможения в делании именно того, что необходимо, и в их числе творческие запоры

— импотенция у мужчин и фригидность у женщин

— многие случаи плохой обучаемости у детей

— все родительские неврозы в отношении к детям, особенно к единственному ребенку

— трудности освобождения от всевозможных зависимостей — алкогольной, табачной, лекарственной, пищевой, любовной и многих иных (может-не, но не может…)

— ревность без достаточных оснований

— множество случаев осложнения и разрушения отношений между супругами, между родителями и детьми, когда планка — «бревно» — взаимных ожиданий-претензий завышена

— очень многие депрессии…

Оставляем пока перечисление без комментариев и того довольно, если читающего что-то приостановит…

Все это — парадоксальные состояния.

Зависимость и застресс

рассуждение третье

Если бы это бревно было толстым, как дом, я бы не побоялся пройти по нему на какой угодно высоте… только не по самому краю!.. Только чтобы не видно было — что там, внизу, как высоко я нахожусь и как близко к…

Вот в чем дело: мое самочувствие на высоте показывает мне мою зависимость от земного тяготения. Мой парализующий и провоцирующий упасть страх обнажает лицо Хозяина — моего Агента Зависимости.

В этой зависимости — в поле этого Хозяина — живут все существа, обитающие на Земле. Как и в зависимости от пищи, от температуры, от света…

И все в полном порядке, спокойно все, покуда мы этой зависимости не противодействуем, не бросаем вызов Хозяину, не дерзаем, не поднимаемся вверх…

С первого вставания с четверенек, с первых детских шажков — как только я осмеливаюсь своим поведением показать Тяготению, что я не букашка, прилипшая к земной поверхности, а существо свободное, вольное перемещаться и по горизонтали, и по вертикали, — Тяготение, как злобный тиран, начинает давить на меня, угрожать, наказывать, а за гранью допустимого риска, едва ее перейду, готово тут же прибить — не шуточки…

Вот я и напрягаюсь, впадаю в стресс, еще только когда граница риска лишь приближается — напрягаюсь с перестраховкой, с избытком, как тот курильщик, у которого остается еще полпачки сигарет, а он уже беспокоится, где купить…

Всякий поступок, идущий вопреки нашей зависимости, против Хозяина, — всякая, говоря иначе, прибавка свободы без подготовки и без привычки к этому — вызывает реакцию защитного внутреннего напряжения: симостный стресс, или, как я его сокращенно называю, застресс.

Если человеку трудно с другими или с самим собой — мой первейший вопрос: какая зависимость напрягает его? Что вызывает застресс? Кто Хозяин его подсознания, какое бревно внутри?..

С наркоманом в состоянии ломки происходит практически то же самое, что с человеком, находящимся без подпор на бревне, поднятом на высоту километра!..

О Фиолетовом Крокодиле и внушенных событиях

рассуждение четвертое

Вернемся к бревну. Чем или кем определяется уровень риска? Кто оценивает вероятности неприятностей?..

Инстинкт самосохранения: опыт предков в генах плюс опыт личный — опыт падений, травм…

Инстинкт плюс опыт — они и сидят в подсознании.

Почему так трудно «не думать о Белой Обезьяне»?

Потому что человек не догадывается или не умеет думать о Фиолетовом Крокодиле… Что побуждает дернуться и пролить полный стакан, если велено не пролить ни капли? «Нельзя» плюс неумение предоставить несущей руке свободу. Что заставляет начинающего велосипедиста непременно наехать на препятствие в стороне от дороги? Все то же «нельзя» плюс сверхконтроль…

Во всех этих случаях и в иных подсознание назначает предполагаемым событиям свои вероятности.

Когда бревно низко, когда падать не опасно — вероятность падения в расчет не берется. Когда бревно высоко, когда падать нельзя — вероятность падения принимается за максимальную и событие прогнозируется с такой силой, с такой убедительностью, что действительно происходит! — оно ВНУШАЕТСЯ!..

Сознание: «Этого не случится, потому что этого не должно быть». Подсознание: «Этого не должно быть, значит, это может случиться!..»

Есть парадоксы и противоположного знака — защитные вытеснения, когда явные неприятности и угрозы непостижимым образом игнорируются…

Итак, получается, что не я оцениваю ситуацию и не я принимаю ответственные решения, а мое подсознание?..

Оно за меня решает, на что мне обращать внимание и что игнорировать, бояться мне или нет, напрягаться или не очень… И ставит сознание перед свершившимся фактом: боюсь, напрягаюсь… И рождает события, с которыми само же и борется!..

Мое подсознание главнее меня? Это мое правительство? Но я ведь не выбирал его, я его не хочу!..

Менять высоту бревна, не сходя с него

рассуждение пятое, но не последнее

Не устану повторять: мы сами себе лучшие учителя.

Мы — образцы совершенства, но образцы, увы, очень часто беспомощные, не умеющие собою воспользоваться.

Как мы противостоим своей постоянной зависимости от земного тяготения? Почему не падаем при вертикальном стоянии, при ходьбе, беге, прыжках, при лазании?

Потому что двигаемся. Потому что пребываем в потоке движения. Потому что перемещаем себя в пространстве даже при, казалось бы, неподвижном стоянии.

Заставляем работать на себя своего Хозяина — само Тяготение. Опираемся на его же силу для удержания себя в равновесии, упреждая его воздействие, распределяем свой вес — играем, танцуем с ним, балансируем…

Кто пройдет по высоко поднятому бревну без дополнительных опор?.. Пройдет акробат, тренированный канатоходец — свободно, легко, при этом еще жонглируя — жонглирование и помогает…

Пройдет человек, глубоко загипнотизированный, которому внушено: либо что бревно низко, либо что он бесстрашен. (Один загипнотизированный мною подросток, нескладный и трусоватый, которому я внушил, что он великий канатоходец, легко прошелся по верхней штанге футбольных ворот туда и обратно).

Пройдет человек просто привычный — рабочий-высотник. «Если тебе удалось отвлечься и думать о чем угодно, только не о высоте, все в порядке», — говорил мне один из них. Иными словами: застресс снимается уменьшением мотивации, а это достигается подключением другой цели — дополнительной или соперничающей.

Пройдет (пробежит!) и спасающийся или — еще вернее! — кого-то спасающий, на себя наплевав, от смертельной опасности. Такие случаи описаны многократно: спасаясь или спасая, люди чуть ли не по нитке одолевали пропасти, не успевая подумать… «Клин клином».

Пройдет человек, умеющий самонастраиваться.

Я не эквилибрист, но, когда вышел на некий уровень управления тонусом мышц, а через них — психикой, а через психику — телом, стал замечать, что пребывание на высоте дается мне несравненно легче, чем раньше.

В нескольких случаях проверил себя над пропастью…

И в жизни, на бревнах невидимых, все точно так же.

Парадоксом по парадоксу

Человек соткан из противоположностей, из противоречий, из полюсов. Каждый из нас состоит из великого множества противоборствующих и непримиримых начал, и если одно побеждает — другое ищет себе компенсации, возмещения в чем-то (или в ком-то) другом: сила—в слабости, доверчивость — в подозрительности, страстность — в холодности, дисциплина — в хаосе, мужчина — в женщине, и наоборот…

Противоположности живут в людях и разбросаны среди них, как разноцветные камни в необъятной мозаике, как зловония и ароматы, как свет и тень.

Нет способности, не имеющей своего дефекта. Нет идеи, не имеющей контридеи. Нет характера, не имеющего антихарактера. И болезни нет, которая не имела бы антипода в виде другой, обратной болезни.

В потоке психотерапевтической практики полярности часто приходят вместе или сразу же вслед друг за другом: работает странноватый закон парности, или, как называют его статистики, закон кучности редких событий.

Вот и я некое время назад, имея уже успешный опыт парадоксального лечения женской фригидности и мужской импотенции, столкнулся почти одновременно с двумя случаями невроза одного и того же органа — мочевого пузыря, по симптоматике прямо противоположными.

В одном — человек испытывал позывы, как только оказывался в незнакомой обстановке или среди незнакомцев; в другом — наоборот, не мог сделать это простое дельце в присутствии кого-либо, даже за дверью…

В обоих случаях зашкаливающее внутреннее напряжение создавала чрезмерная зависимость от эмоционального поля окружающих — оба страдальца (один из них — женщина) относились к разряду так называемых медиумических натур. Уйма лекарств, гипноз, аутотренинг и прочее, перепробованное до обращения ко мне, не дало толку. «Последняя надежда на вас…»

Оба были излечены с помощью индивидуальных приложений Парадоксального Метода. Убедил стараться сознательно делать то, что само собой делает глупое подсознание — бороться наоборот.

«Вы меня вылечили от такого ада, какого я и врагу не пожелал бы», — благодарил меня со слезами на глазах один из исцеленных. — «Вылечил вас не я. Вылечил Доктор торобоаН.» — «Кто, простите?..» — «Доктор Наоборот, написанный наоборот».

Птица Франкль

Тем, кто спрашивает меня, кто мои учителя, вдохновители и божества, отвечаю: один из них — Виктор Франкль, австрийский психотерапевт, прошедший фашистский лагерь смерти, выживший и помогший выжить еще многим… Великий оптимист, великий гуманист и великий доктор.

Мне посчастливилось увидать Франкля. В возрасте 86 лет он приехал в Москву с лекциями, выступал перед психологами. Легкий, сухой, изящный, упруго-подвижный, вневозрастный, с лучезарным лицом и летающими руками, он был похож на какую-то инопланетную птицу.

Читал, вернее, почти пропевал свои лекции на английском молодым голосом с такими ясными, мощными интонациями и такой выразительной мимикой и жестикуляцией, что его можно было понимать и без слов.

Франкль не только сам понял, что жизнь каждого человека, какою бы ни была, имеет великий и сокровенный непреходящий смысл, но и предложил многовариантный системный способ доказательства этого самому человеку.

Способ этот он назвал Логотерапией — буквально: лечение смыслом, смысловое лечение. Подробно об этом позже, а сейчас — только о малой частности.

Упертость против упертости

Метод лечения неврозов «от противного» в своем исполнении Виктор Франкль назвал «парадоксальной интенцией». Интенция — намерение, стремление; обратное, значит, стремление.

Тот самый симптом, от которого пациент страдает и хочет избавиться, вменяется ему в обязанность, становится его заданием, его долгом, его «надо».

Если, например, у человека «писчий спазм» — неуправляемое напряжение мышц руки, держащей карандаш или ручку, то ему предлагается вызывать у себя этот спазм нарочно и как можно сильнее — и… спазм исчезает. Если человека мучает страх или парализующее волнение — перед выступлениями, например, перед полетом на самолете или перед поездкой в лифте, — психотерапевт предлагает боящемуся вызывать у себя эти страхи намеренно, заблаговременно и как можно сильнее, при этом еще и как можно выразительнее изображать их, возводить в степень автокарикатуры, гротеска! — и страх уменьшается, а затем и вовсе уходит.

«Не спите ночью? — говорил Франкль пациентам с бессонницей. — Прекрасно. Старайтесь не спать! Старайтесь изо всех сил, бодрствуйте! Боритесь со сном! Боритесь, как ребенок, когда ему интересно еще пободрствовать, поиграть, позабавиться, хотя уже наступило скучное время спать. Посмотрим, что из этого выйдет, сумеете ли вы одолеть сон…»

Пациенты, выполнявшие это назначение добросовестно, с изумлением сообщали, что после какого-то критического момента сон вдруг начинал сваливать их так быстро, как никогда, — словно подземная река, наконец-то прорывшая себе русло… Те же, кто по-прежнему продолжал стараться уснуть, оставались при своей бессоннице и погружались в нее все глубже.

Так излечиваются зацикливания и западания, неврозы упертости, будь это бессонница или какая-нибудь роковая глупость в отношениях с человеком. Упереться в противоположную сторону, переменить отношение добросовестно и осознанно — парадоксом по парадоксу, бревном по бревну!

Как не удержится мальчик

отведать вина из сосуда,

который при нем запечатан,

как опрокидывает колесницу

с возницею вместе

нещадно хлестаемый конь,

так и Фортуна

чрезмерность усердия

нам не прощает

и надоедливых псов

щелкает по носу Зевс…

Не хоти уметь, а умей хотеть

Парадоксальный метод по сути своей столь же древен, сколь сладость запретного плода.

Это по-своему чувствовали и стоики, и буддийские монахи, и йоговские мудрецы, и христианские… Вот и психологи наконец опытно удостоверились, что степень заинтересованности в успехе, необходимая для его достижения, или, научно выражаясь, оптимальный уровень мотивации, в большинстве случаев не максимально возможный. Область оптимума — то есть наиболее вероятной удачи — находится, в основном, где-то на полпути между средней мотивированностью и наибольшей — похоже, как раз в математической точке «золотого сечения», таинственно важной для всех видов гармонии…

Эта точка у каждого находится в своей области, определяемой темпераментом. Флегматику, чтобы преуспеть или получить удовольствие, нужно этого хотеть очень сильно (что как раз для него и труднее всего!). Сангвинику — хотеть просто сильно (ему это легко, так обычно и бывает, но ненадолго). Холерику — просто хотеть (а это «просто» для него вовсе не просто, потому что холерик хочет почти всегда слишком сильно). А у легко подавляемого меланхолика и умеренное желание может вызвать зашкаливание; поэтому лучше всего именно для него не хотеть почти ничего, и все будет наилучшим образом удаваться — точно по формуле «чем меньше женщину мы любим, тем легче…» — или, в современном прочтении:

… Чем меньше женщину мы больше,

тем проживем на свете дольше,

и чем длиннее жизнь без женщин,

тем больше женщину мы меньше.

Возлюби врага своего?..

— Прочти «Однажды в студеную зимнюю пору…», стараясь заикаться как можно сильнее! Заикайся изо всех сил! — приказываю двадцатилетнему парню, заике отменнейшему. — Раз… два… три! Заикайся и говори!

— Д-да я же и т-так з-заикаюсь… (Отвечает с уже заметно ослабленным заиканием…).

— Мало заикаешься, слабо! Надо сильней! Выразительней! Ввввввввввввввввот тттттттттттттттттак!!!

— У меня так не получится…

— А тттттты пппппппппппппппппппппппппп….

— Попробовать?.. Постараться, да?

— Раз-два-три! Заикайся и говори!!!

Читает сперва совершенно свободно, но под конец, забыв, что надо заикаться, опять заикается…

Далеко не каждый из пациентов, с детства привыкших к лобовой логике, воспринимает суть метода торобоаН. Принять, чтобы освободиться? Примириться, чтобы преодолеть? Отдать, чтобы получить? Уйти, чтобы остаться? Проиграть, чтобы выиграть?.. Это как?!?

Многие просто не верят, что такое возможно. Делает свое тупое черное дело и наша дурная привычка искать врагов и бороться с ними — как вне, так и внутри себя.

Как же так — вызывать нарочно у себя заикание, страх, бессонницу, ревность, навязчивости, депрессию, импотенцию? Да что же я, сумасшедший?!

Образ «внутреннего врага» поддерживает замкнутый круг бесплодной самоборьбы и создает картину того, что психотерапевты называют «невротическим сопротивлением»: очень хочу лечиться, но вылечиться — ни-ни, вылечиться боюсь… Приходится пускаться на хитрости.

О чем умолчали монахи

У сексопатологов при лечении всем известной мужской проблемы давно уже в ходу безыскусный, но весьма действенный прием «провоцирующего запрета». Пациенту (и, весьма желательно, другой заинтересованной стороне) торжественно объявляется, что в течение такого-то срока в целях восстановления нервной энергии и т. п. не рекомендуется или даже категоричнее — запрещается (да, запрещается!) именно то, в чем проблема…

При этом, однако, разрешается находиться в обществе упомянутой заинтересованной стороны, разрешаются некоторые проявления интереса и нежности, разрешается, короче говоря, все, кроме того, в чем проблема…

При таком условии, если только пациент не чересчур педантичен… Не новость отнюдь — еще древние монахи-аскеты открыли, что старание умертвить плоть дает результаты обратные!.

Весь век ублажая свое естество,

открыл я великое чудо:

чем меньше блаженства, тем больше его,

блаженней всего — не хотеть ничего,

как нам и советовал Будда.

Но чтобы совсем ничего не хотеть,

придется сначала слегка попотеть —

не сразу лавровый венок-то!

Придется ошейник на душу надеть,

придется пожить,

а потом… улететь,

как нам и советует доктор…

"В огороде либидо…"

из беседы с Георгием Дариным[1]

ГИД — Бытует такое мнение, что высочайшие взлеты духа обязаны своим рождением либо импотенции, либо добровольному или вынужденному воздержанию. Так ли это?

— Статистически — да. В бытность мою студентом-медиком интеллектуальная элита нашего курса состояла в основном из девственных импотентов и закоренелых онанистов с преобладанием коры над подкоркой, и я наблюдал с прискорбием, как по мере достижения долгожданных мужских побед редели ее ряды. После вступления в статус половой полноценности мозги быстро тускнели, а души скудели и выпрямлялись по линии здравого практицизма. Из личинок Леонардо, Кантов, Бетховенов, Дарвинов и Циолковских вылупливались хмурые, озабоченные карьерные самчики…

Исключения?.. Неугомонный Моцарт, неукротимый Пушкин, неутомимый Дюма-отец…

Импотенция — явление значительно более широкое, нежели обычно имеют в виду. Это, по сути, все наши физические и психические само-неповиновения: и детское непослушание, и заикание, и провалы памяти, и тягостная бедность мысли, и всяческие неврозы, и запои, всевозможные двойки в общении… Сладкий запретный плод ада нашего подсознания, в размытых случаях имеющий вид депрессии. У обоих полов возникает, когда предмету желания, или, как я это называю, Агенту Зависимости, придается зашкаливающая сверхценность, а техника овладения не автоматизирована…

— Может ли быть автоматизирована техника человеческих отношений?

— Смотря каких отношений, какого уровня. Что до секса, то тут автоматизм отработан самой Природой, а ценность предмета снижается по мере овладения им — по крайней мере, до уровня, необходимого для растормаживания исполнительных механизмов. Потом, правда, и само это снижение, если его не остановить, может, дойдя до нуля и ниже, привести к импотенции невключения, пустоте бесчувствия… Жуткой ценой платим мы за неумение быть свободными.

— Но что же такое в конце концов — быть свободным? Я понимаю и по себе знаю, как можно быть свободным, например, от цензуры и даже от совести. Но как жить и быть свободным от жизни? Как стать свободным от себя самого?..

— Вопрос на кучу книг…

Сперва — формула цельности жизни:

хотеть, что можешь, и мочь, что хочешь.

Когда мы живем полной жизнью, живем потоком — мы ведь не просто служим своим ценностям, как собаки хозяевам или фанаты идолам, нет, мы еще и играем с ними, танцуем, смеемся, экспериментируем; мы раздвигаем свое внутреннее пространство, повышая одни ценности, другие снижая, меняя их смыслы, а с тем и себя…

Все, что в нас есть человеческого, сотворено рычагом самовоздействия, и гений, может быть, всего-навсего тот, кто им владеет вполне.