Глава тридцать вторая Модный доктор

Глава тридцать вторая

Модный доктор

Если бы автор верил в переселение душ, то он был бы вынужден признать, что «модный доктор» («дорогой экстрасенс», как его называла В.) есть очередное воплощение той сущности, которая в прежнем воплощении была Гришкой Распутиным — столько у этих двоих людей общего!

Тут и:

— монастырское прошлое;

— групповухи (участие в групповом сексе);

— соучастие в самых гнусных преступлениях;

— массовое обожание со стороны женщин;

— пользование деньгами поклонниц;

— умение останавливать кровь;

— целительство психогенных заболеваний, которые по недоразумению и невежеству считают неизлечимыми;

— скабрёзные нашёптывания пациенткам во время сеансов «целительства»;

— истовая преданность православной вере;

— пьянство;

— частое молитвословие и «покаяния»;

— требование к поклонницам хранить подаренные им иконы;

— благословение на их (Гришки и «дорогого») деятельность от высших православных иерархов;

— будуарный способ влияния на государственные решения, и т. д.

Однако, поскольку души не переселяются, то удивляться остаётся только чистоте типа очередного «Божьего человека». Причём подобию спонтанному, потому что у «дорогого экстрасенса» в условиях советской тотальной цензуры и тотального неиздания неавторитарной литературы познакомиться с материалами о Распутине возможности, скорее всего, не было.

Современники Распутина пишут, что Гришка — явление типическое: дескать, разве что не в каждой русской деревне были такого типа мужики, слово которых для многих деревенских баб было последней инстанцией. Распутин интересен разве что тем, что оказался фаворитом в семье не сельского кулака, а императора и самодержца России.

Григорий Распутин, действительно, вошёл в историю потому, что в падении царской России (иными словами: организации в стране кровавого шабаша ленинщины и сталинщины) ему приписывают роль более значительную, чем коммунистической и всем прочим деструктивным партиям вместе взятым. И приписывается не без основания: до появления Распутина народ бескрайней Российской империи по своему обыкновению власть боготворил, боготворил он её и после воцарения Ленина, Сталина и последующих им подобных правителей, и поколебать его веру не могли никакие при царизме революционеры-бомбисты, а при социализме диссиденты, но вот появление при дворе последней российской императрицы — «святой» Александры Фёдоровны — конокрада Гришки Распутина привело к уничтожению не только царственного дома Романовых, но и, в каком-то смысле, России.

Народ не сопротивляется, когда его дурят, потому что ценит даруемое ему при этом состояние восторга (любит покайфовать), но благоволит народ только к таким формам одурачивания, наслаждаясь которыми, он ограждён от поводов к пробуждению критического мышления. На всякое одурачивание должна быть соответствующая манера: если уж пришёл хищник грабить родину, то пусть при этом изволит говорить красивые слова — про обретённую новую родину, про сердечную к ней любовь, про её исключительность, про преданность народу, Богу и всему остальному. И повторять эти формулы надо всегда — во всяком случае, при свидетелях. Так все и поступали — Гитлер, Ленин, Сталин, Наполеон (завоёвывая Египет, он на радость ограбляемого населения даже принял ислам) и прочие.

А вот Гришка Распутин этого правила игры не соблюдал. Он устраивал омерзительные по своему цинизму попойки, оплачивать которые он демонстративно заставлял с обожанием взиравших на него дам — смиренных набожных «послушниц» (что им особенно нравилось) старца (в православном смысле слова), — они оплачивали даже услуги проституток. Он во всеуслышанье глумился над императрицей, говоря, что она лопнула бы от злости, узнай, что он вытворяет в вышитой её царственными ручками специально для него рубахе. Но она не лопнула. Не лопнула даже тогда, когда те немногие из чиновников, которые за годы пресмыкания и подхалимничания в иерархиях сохранили остатки совести, докладывали о деяниях Гришки-конокрада — она впадала в злобные истерики, кричала, что на её Друга, старца, святого, «дорогого Григория» (так она его часто называла) возводят понапраслину, — он свят, ниспослан ей самим Небом, а если что и замечено, то это был не он, а его двойник, и т. п. Утихнув, императрица отдавала распоряжение (в культурной, разумеется, форме) своему супругу-императору, и он, который называл своё отношение к супруге любовным, приказы, сходившие с её тонких, анально изогнутых губ, выполнял.

В результате на смену минимально честным чиновникам и министрам приходили те, кто, чтобы получить место в иерархии поближе к «помазанникам Божьим», не чурались угодничать перед «святым старцем» — в любой форме. Григорий же из многих желающих, чтобы не утратить власть над императрицей-немкой (как и сверхпатриотичный император Гитлер, сверхпатриотичная Александра Фёдоровна по крови — немка), в своих требованиях и наставлениях против шерстки её не гладил, а только в приятном ей направлении — «немецком», угадывая неосознанные её желания, потому хаял главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, добивался и добился его смещения и затем назначения на эту должность другого — бездарного; в министры тоже предлагал «верных» — прогермански (антирусски) настроенных индивидов. В условиях русско-германской войны (как части Первой мировой) это не могло не привести к ухудшению положения на фронте, то есть смерти сотен тысяч русских солдат.

Разумеется, не будь Распутина, первая дама России, у которой случались сны об уничтожении в огне всего дома Романовых, приблизила бы какого-нибудь другого «конокрада», но если бы вдруг рядом с ней не случилось ни одного, то и в Первой мировой войне Россия одержала бы победу над немцами, как это бывало и в прежние времена, и как это произошло во время Второй мировой. И авторитаризм в России не носил бы названия ленинщины и сталинщины, а назывался как-нибудь иначе.

Здесь не случайно подчёркивается, что Григорий Распутин был конокрадом. Времена меняются в том только смысле, что с изменением способа производства меняются и воззрения на относительную тяжесть различных преступлений. Убить ребёнка и украсть лошадь — в глазах Божьих преступления по тяжести равные, просто потому, что они преступления. Но для обывателей в разные времена и эпохи более страшным кажется одно, а не другое. В наше время выхватить из чужой коляски ребёнка и, наступив ему на хрупкую головку каблуком, раздавить её, кажется более ужасным, чем увести лошадь. Но во времена Гришки Распутина на его родине в Тобольской губернии всё было наоборот. Детей в семьях рождалось много, половина умирала (от недокорма, убивались сами, или их убивали) — и это было привычно, ничего особенного. А вот лошадь, лошадь — это было святое. Утрата лошади, кормилицы, тем более единственной, могла означать голодную смерть не одного ребёнка, а нескольких, и даже всей семьи. Григорий Распутин, духовный авторитет высших иерархов государственной религии и сановников светской власти России начала XX века, начал сразу с конокрадства.

Для национальных духовно-нравственных авторитетов это типично. Скажем, Махаммад, основатель ислама, во главе первых в него «уверовавших» начал с грабежей караванов; Сталин, один из столпов и номинальный глава атеистической веры — с грабежей банков; Гитлер, идейный вдохновитель арийской религии, ещё ребёнком был замечен как заводила ребяческих игр (хотя с точки зрения формальной юриспруденции это и не преступление, но для человека, задумывавшегося над закономерностями человеческого бытия, это несомненный признак будущих анально-деструктивных «успехов» ребёнка); аналогично и Будда Шакья-Муни после своего «просветления» на удивление не утратил самого базового качества мирского правителя-изувера — способности вызывать массовый восторг у обывателей; и т. п. Теперь и Григорием Распутиным пытаются пополнить этот ряд признанных «героев веры». С благословения высших иерархов господствующей православной церкви выпускаются монографии, в которых доказывается, что Григорий Распутин на самом деле был истинным верующим, христианином, старцем, Божьим человеком, посланцем Неба — что для авторов следует из его словес, безусловной верности государственной религии, паломнических подвигов и дружбы с ним высших пастырей нации. Поступки же его, как духовно недосягаемого подвижника, дескать, просто неверно истолкованы. Почему взялись подготавливать Гришку к канонизации — вполне понятно: ведь если православной церковью был причислен к лику святых многолетний друг Гришки-конокрада Иоанн Кронштадтский (в современной терминологии — стадионный проповедник, к нему стекались толпы восторженных паломников), причислена и подельщица Гришки императрица Александра Фёдоровна, то в таком случае должен быть канонизирован и сам Распутин. Иначе… Иначе движение анализирующей мысли привёдет к осознанию того, что «святые» Иоанн Кронштадтский и Александра Фёдоровна не суть таковы, что они на самом деле вовсе не люди Божьи, а лишь символы иерархии. Развитие этой мысли неминуемо подведёт к внимательному рассмотрению прочих канонизированных «святых». Те, кто хоть немного размышлял над житийной литературой, понимает, что культивируемый в них тип «святых» — своеобразные «свои ноги» государственной иерархии (теми, кто их «проглотил», можно манипулировать как угодно, а кто воспротивился — на кол). Всякое же аналитическое рассмотрение «своих ног» для иерархов опасно: оно может привести к обвальному развенчиванию прочих символов. А там уж недалеко и до осмысления истинного предназначения икон. А затем, глядишь, и заповеди Божьи попытаются прочесть в том виде, в каком они были начертаны Господом, без отменяющих их толкований. Поэтому иерархия государственной религии будет упирать не на то, что с людьми происходило в результате общения с Гришкой, а на его словеса и перетолкованные поступки.

«Дорогой экстрасенс» коней, возможно, не крал. Но зато был как минимум соучастником вовлечения девятилетней девочки в групповой секс. Однако нам не кажется, что эта особенность биографии существенно отличает его от царицыного «Друга». В том и другом случае гнуснее преступлений — с точки зрения современников — трудно придумать.

«Дорогой экстрасенс», как и Гитлер, импотент, и может показаться, что тем существенно отличается он от Гришки — ведь в вину Григорию якобы осуждающие его многочисленные авторы вменяют именно похотливость, его хвастовство многочисленными победами, наём проституток и пользование энтузиастками, о хихиканье которых в спальне «Божьего человека» сохранились отчёты полицейских филёров. Однако кроме этого хихиканья никаких более веских доказательств нет: противозачаточных средств в его шкафчике не находили; не настаивал он и на уколах «Тестовирона». Но, в сущности, полагать, что в ряду сильных гипнотизёров-импотентов (среди них такие известные имена, как король магнетизёров Месмер, Фрейд, и т. д.) он составляет исключение, — оснований нет.

Могут, конечно, возразить, что-де была в Тобольской губернии деревня, в которой жила венчанная супруга Гришки-конокрада, у которой были дети, называвшие Григория «папой» и бравшие у него деньги. Если не останавливаться на варианте типичной для пьяни ранней импотенции, то дети у жены Распутина вполне объяснимы: у «конокрадов», как и вообще в любой субкультуре, стабильные союзы образуются только с себе подобными. У женщин же, способных ужиться с конокрадом, в смысле деторождения возможны самые вычурные комбинации отцовства. Оглянитесь вокруг: импотенция официального мужа деторождению отнюдь не мешает, в чём вы можете убедиться на примере, скажем, ваших соседей. (По статистике, разве что не каждый десятый — стерильный импотент, что не мешает ему иметь детей, жену и благоговеющих любовниц. С детьми выручают сердобольные соседи, а механизм того, как женщины получают удовольствие с импотентами даже без буквального на них дефектирования, мы рассмотрим подробнее в главе «Шабаш».)

Подозревать Распутина в импотенции есть серьёзные основания. Примечателен следующий факт: многие знали об особенной близости Распутина с лучшей подругой императрицы — А. А. Вырубовой. Она каждый день навещала его без свидетелей. После убийства Распутина революционные матросы хотели из Вырубовой сделать козла (козу?) отпущения павшего режима, поэтому когда она была в заключении в Петропавловской крепости, она настояла на врачебном освидетельствовании, в результате которого было констатировано, что Вырубова — девственница. Из этого все делают вывод, угодный Вырубовой, — что-де в интимной близости со «святым старцем» она быть не могла. Однако… Факт её девственности действительно примечателен, и прежде всего потому, что Вырубова замужем была. Супруга себе она выбирала с помощью своей лучшей подруги — императрицы Александры Фёдоровны. Претендентов на обладающую столь колоссальным влиянием придворную даму было предостаточно, и подружки из многих выбрали, по их мнению, наиболее благородного, достойного и мужественного — лейтенанта Вырубова. Однако после интимной с ним близости выяснилось, что лейтенант — патологический садист, истерик и импотент. Естественно, что Вырубова осталась девственницей. После интимной с ним близости. В течение полугода.

Ни ревнивая императрица, ни её лучшая подружка не обладали свойством меняться, так было во всём — очевидно, не менялись и их ассоциативные предпочтения мужчин. Так что, вполне естественно, что девственница Вырубова ею же и осталась и после интимной близости с Распутиным. Точно так же, как оставались девственны и «любовницы» Гитлера. Вкусы императрицы и её конфедантки Вырубовой невольно вызывают ассоциации с секретаршами Гитлера, которые за образец идеального мужчины кроме «эротичного» фюрера выбрали офицера без мужских в крови гормонов. Они же, как ревностные католички, набожно осеняя себя крестными знамениями, благоговейно произносили имя фюрера (словосочетания «святой старец» чистокровные арийки, возможно, попросту никогда не слышали). Ничего удивительного, что в письмах императрицы её способный к деторождению супруг император Николай II (выпить любил, но не запойный; и вообще мужик, похоже, был свойский), был всего лишь «дружком» (с маленькой буквы), а «дорогой Григорий» — «Другом» (с большой), святым старцем, авторитетом во всём.

Есть и ещё одно соображение психологического порядка, которое указывает на возможное выполнение Вырубовой специфических услуг для «дорогого Григория», схожих с теми, что оказывала Гитлеру Ева Браун. Дело в том, что Григорий, как и Гитлер, исповедовал тот магический принцип, что для того, чтобы возвыситься, надо предельно унизиться. Что делал Гитлер, известно, а вот как унижался Григорий? Что он делал такого, что у него появлялась такая над Россией власть? Исследователи ничего об этом не говорят, потому что на людях Григорий, как и Гитлер, всё время пребывал в садистской роли. Но без противофазы садомазохистского маятника находиться в одном положении невозможно. Роль Вырубовой странна, странны её конфиденциальные каждодневные посещения Распутина, и в особенности они наводят на размышление тем, что на допросах Вырубова о них явно врала. Это отмечают все исследователи, которые держали в руках протоколы этих допросов. Почему ей надо было врать, если она с Гришкой, как она заявляет, творила «Божье дело на благо России»? Что она скрывала, что даже не испугалась гнева революционных матросов, по обыкновению кровавого? (Матросы поверили Вырубовой, как Ленину, как крестьяне — Софье Андреевне, и т. п.)

Возвращаясь к «дорогому экстрасенсу» и развивая аналогию с реинкарнациями, заметим, что по индуистским верованиям каждое последующее воплощение отнюдь не точное повторение предыдущего. Некоторые отличия есть всегда.

Если предположить, что копрофилия Гришки Распутина всё-таки не доказана, то «дорогой экстрасенс» отличается от любимца императорской семьи и православных иерархов тремя чертами: он художник, копрофил и верит в переселение душ. Все эти три черты не случайны и существуют не сами по себе — они взаимосвязаны. В частности, все три эти черты мы встречаем у Гитлера, который тоже был художником, копрофилом и верил, что является реинкарнацией императора Тиберия. Всё это не случайно.

Художничество — это не просто размазывание красок по различным поверхностям, это не просто символ превосходства над окружающими, это ещё и характерные формы «половой» жизни.

Всем известно, что для того, чтобы молодому человеку утвердиться в артистической среде, ему приходится изменить свои представления о своей половой принадлежности. «Приходится» — слово неточное: оно извращает причинно-следственную связь. На самом деле в артисты стремятся люди определённого склада, которым доставляет удовольствие властвовать над сидящей рядами в партере толпой. Это — анально-накопительский тип характера, что, среди прочего, проявляется и в том, что у его обладателя главная эрогенная зона — анус. Это уже почти буквальный гомосексуализм. Часто это и импотенция, как в случае «дорогого экстрасенса» и Гитлера.

В среде художников вкусы и предпочтения те же, что и у артистов. Иногда, впадая в покаянный пафос, они начинают оправдываются тем, что для того, чтобы продаваться, художнику необходимо имя, а имя художнику делают галерейщики и критики — те же в оплату принимают только натуру. Но и без галерейщиков и критиков «голубизна» является в среде рисующей богемы обязательной формой существования. Другое дело, что художники, в отличие от актёров, свою голубизну не афишируют. Не из стыдливости, а по причине способа зарабатывания денег. В зависимости от территории проживания одни из них хорошо зарабатывают на росписях храмов и тиражировании икон, другие существуют на средства восторгающихся меценатов, а тут принято иногда расплачиваться картинами с аллегорическим содержанием, с претензией на глубинное познание мира. Художники, несмотря на «голубое» хвастовство в компании своих, перед внешними изображают из себя реинкарнированных святых и делают это вполне профессионально, вводя в заблуждение, разумеется, только тех, кто хочет и любит верить. Поэтому о гомосексуализме художника Гитлера даже в наше время говорят с ноткой сомнения, несмотря на множество на то указаний.

Питьё мочи в среде магов-целителей возведено в ранг высшей добродетели. Трудно, если не невозможно найти пособие по целительству без главы «Как приучить себя к урине». Но «дорогой экстрасенс» даже в среде целителей смог в этом смысле выделиться.

В самом начале знакомства В. восторженно рассказывала П. о некоей женщине, которая выхаживала «дорогого», когда тот лежал парализованный, убирала из-под него, обмывала, и так до тех пор, пока он сам (!) чудесным образом не встал. После этого женщина скромно ушла в сторону безо всякой награды — памятник, дескать, ей, атеистке, надо поставить за её христианскую душу! П. в этом рассказе сразу показались подозрительными два момента. Во-первых, если любитель мочи сам встал, то, скорее всего, сам и улёгся, попросту говоря, он — симулянт. Случаи симулирования парализаций достаточно распространены. Больными этого типа занимался ученик Фрейда Адлер, в честь которого их и называют «адлеровскими паралитиками». Адлер выявил, что имитацией паралича симулянт очень много выигрывает на психологическом уровне: он обретает над окружающими абсолютную власть — не он должен подстраиваться под интересы остальных, но остальные вынуждены подстраиваться под ритмы его дефекаций. В сущности, на психологическом уровне он в доме становится ханом — ему вынуждены подчиниться все. Адлеровские больные не примитивны: они владеют системой Станиславского лучше профессиональных актёров. В нужный момент они действительно чувствуют боль и от неё корчатся — иначе их игру распознают. А в другой нужный момент — скажем, очень хочется пить, а подать некому — могут встать, напиться и вновь распластаться в жалостливой позе. А ещё они никогда не разыгрывают парализаций левой руки, если, скажем, в детстве был ушиб правой.

Во-вторых, не менее подозрительно и поведение женщины. Наблюдения показывают, что часто так называемые верующие, сметая со своего пути любые препятствия и нравственные ограничения, добиваются доступа в операционные для участия в ампутациях или в палаты с парализованными, в обоих случаях пренебрегая более важными своими обязанностями; для оправдания и доказательства своего права на такое поведение манипулируют христианской терминологией, хотя отнюдь не христиане. И побуждения у них отнюдь не христианские. Тем более, порочны мотивы атеистки, женщины, отвергшей даже идею Бога! Мотивом подмываний ею «дорогого экстрасенса» также не был интерес к нему как к личности или как к мужчине. Будь так, после его «чудотворного исцеления» она вправе была потребовать награды и эту награду получить: от личности — дальнейшего общения, от мужчины — супружества или иных форм общения. Но не потребовала. «Ушла в сторону». Люди уходят в сторону только по одной причине — нет больше достаточно мощного стимула, притягивающего к месту событий. В случае с этой женщиной всё прозрачно: индивид поднялся и стал ходить в горшок, а не к ней на руки. Иначе говоря, она потеряла интерес, вернее, её этого «интереса» лишили. Естественно, что женщина, явно относящаяся к столь распространённому в нашей некрофилогенной культуре типу копрофилов, «ушла в сторону».

Власть — не единственный выигрыш адлеровских паралитиков: своим «неуправляемым» дефектированием им не только удаётся обосрать жизнь окружающих в прямом и переносном смыслах, но они получают оправданную возможность полежать в собственных испражнениях. Как это прекрасно — когда в испражнениях не только полость рта, но и ты весь! Адлеровский паралитик может получить даже большее удовольствие, чем Гитлер: он получает повод лежать в испражнениях на глазах не одного, а многих наблюдателей. Это очень важно: это усиливает удовольствие.

Зная о тайнах адлеровских паралитиков, можно без затруднений реконструировать обстоятельства «чудотворного» исцеления «дорогого экстрасенса». Пока из-под него выгребали те люди, которых скрючивало от отвращения, паралитик лежал и благостно выражал соболезнования с применением религиозной терминологии. Но вот появилась женщина, которая не только не испытывала отвращения, но, наоборот, каждой новой дефекации ожидала как праздника, немедленной уборкой и обмыванием лишая «мученика» возможности полежать в самой совершенной из субстанций. В сущности, он потерял всё: не только буквальную возможность обсерать жизнь другим, но и власть — власть не в удовольствие, когда от её проявлений подданные не мучаются. Естественно, он встал. «Чудесным», разумеется, образом — у анальных развито магическое мышление и только оно. А женщина, естественно, тут же ушла. К другому неподвижному импотенту.

Адлеровские ханы безусловно убеждены, что они являются солью земли («художники»), но для них сверхценные занятия — лишь сверхкомпенсация сильнейшего комплекса неполноценности, для сглаживания маятниковых колебаний которого им нравится считать, что в своих телесных уродствах они нисколько не повинны и что вообще свойства тела никоим образом не являются продолжением свойств души. Это убеждение идеальным образом обслуживает антибиблейское учение о возможности существования души вне и помимо тела. Распространённых вариантов лишь два: учение о реинкарнации (верил Гитлер и «дорогой экстрасенс») и учение о вечной душе (верил «дорогой Григорий»). Таким образом, художничество, копрофилия и вера в реинкарнации не изолированные феномены в жизни Гитлера и «дорогого экстрасенса», но произрастающие один из другого симптомы определённого состояния души и духа, во всяком случае, определённой его формы.

Итак, «модный доктор» представляет собой слепок с Гришки Распутина, дополненный блоком взаимосвязанных черт, характерных для Гитлера. Что естественно, так как «дорогой экстрасенс» по крови — русский, но прибыл в столицу для соучастия в деле, которое почему-то называют управлением Россией, не из российской глубинки, как это было в случае с Гришкой, а из Прибалтики, где «дорогой экстрасенс» воспитывался в окружении народов, которые с удовольствием относят себя к немцам, германской группе.

Национальное несовпадение Гитлера и Гришки не носит антагонистического характера, что очевидно по множеству деталей. Гитлер любил Шекспира и Маркса, и хотя бы уж поэтому никак не мог симпатизировать Толстому. Григорий был малограмотен, но о его литературных предпочтениях вполне можно судить по вкусам его друзей: к примеру, его друг иеромонах Илиодор в бытность свою настоятелем монастыря распорядился повесить в переходе монастыря портрет Льва Николаевича и всякого проходящего заставлял в него плевать!

Григорий Распутин отличился тем, что «расслаблялся» и являл свою истинную сущность (мурло) откровенней прочих ему подобных. Обычно же, пока очередной «Гришка» не достиг желаемого в иерархии уровня, он позволяет себе «расслабляться» лишь в узком кругу лиц. Во всё остальное время этого типа люди обречены не выходить за рамки навязываемого им публикой образа «Божьего человека» и довольствуются поклонением публики в формах, циркулирующих в национально-«религиозных» иерархиях.

Так и «дорогой экстрасенс» — вечный тип модного доктора.